– Я уже хочу домой, Батыр, – признаюсь за завтраком. Мы в больнице вторую неделю. И я уже не могу здесь находиться.
– Знаю, но ты ещё не до конца поправилась, – отодвигает от себя кашу. Мы живём в одной палате. Врач пытался объяснить, что так нельзя, но кто будет настаивать, когда дело касается Батыра?
– Мне лучше, в отличие от тебя, – ковыряю сырники вилкой. Мне нравится как здесь готовят, но сегодня не лезет.
Батыр вздыхает и разваливается на стуле. У него гноится один порез на рёбрах, всё остальное заживает хорошо. При этом всё его тело – сплошной синяк. Ему больно и некомфортно, но старается этого не показывать. Когда совсем тяжело, просит у медсестры укол обезболивающего.
У меня же прекратилась тошнота и постоянное головокружение. Слабость осталась, но это мелочи.
– Иди сюда, – раздвигает ноги. Встаю с кровати и осторожно сажусь к нему на левую ногу. Она немного здоровее правой. Батыр сжимает талию и тянет меня к себе на грудь. – Зачем суету наводишь? Плохо тебе здесь разве?
– Не плохо. Но это всё-таки больница, а не дом.
– А дома что делать? – проводит тяжёлой ладонью по спине.
– Странный вопрос, это ведь дом. Там безопаснее.
Батыр напрягается. Разве я что-то не то сказала?
– Ты и здесь в безопасности, сладкая. Не сомневайся, – давит рукой между лопаток.
– Я знаю, но я про другое. Знаешь выражение «мой дом – моя крепость»? У меня также. Я могу расслабиться только дома, когда дверь во внешний мир закрыта.
– А со мной тоже не можешь расслабиться?
– Могу. Мы же спим в одной кровати, – привстаю.
Батыр смотрит на меня с сомнением. Странно, он будто не верит.
– Спать вместе – это же вопрос доверия. Когда засыпаешь, с тобой могут сделать всё что угодно, – упираюсь подбородком ему в плечо. – Ты красивый.
Батыр резко хмурится и заливается смехом.
– Сладкая, у тебя видимо последствия травмы, – вытирает глаза рукой.
– Возможно. Но это не меняет факт, что ты привлекательный для меня, – встаю, но Батыр резко тянет меня обратно. Вскрикиваю от неожиданности и получаю звонкий шлепок по пятой точке.
– Не делай из меня сахарный сироп, Ксюша.
– А то, что? – ухмыляюсь. – Потечешь как девчонка?
Я не знаю, что происходит. Я такой никогда не была. Но реакция Батыра на безобидные комплименты и веселит и злит. Я же говорю это от чистого сердца, серьезно. А он?
На мои слова Батыр сначала сильно удивляется, а потом снова смеётся. Ну вот как можно быть таким устрашающим и милым одновременно?
– Ксю-ша, девочка моя, – задерживается губами на лбу. – Мне нравится, когда ты не боишься. Дерзость тебе идёт. В пределах нормы, – позволяет мне всё-таки встать.
– Ты сам эти нормы определяешь?
– Конечно. Но вообще… Я готов на твои капризы. Хочу, чтобы ты из меня верёвки вила, – лениво улыбается.
– Вряд ли такое возможно, Батыр, – накидываю на плечи толстовку.
– Почему?
– Потому что я даже не знаю как это делается.
Батыр тихо усмехается и придерживает бок. По времени ему уже пора идти в перевязочную.
Дверь в палату открывается и заходит Асылжан. Как обычно недовольный. Его тоже ещё не выписали.
– Ты не к себе домой заходишь, Асылжан, – Батыр резко встаёт и меняется в лице. Секунду назад был добрым и вот опять. Но Асылжан всегда заходит без стука, мало ли чем мы тут занимаемся.
– Поговорить надо, – Асылжан смотрит Батыру в глаза и словно злится ещё сильнее. Интересно, он вообще бывает в хорошем настроении?
– Телефон для этого есть. Последний раз предупреждаю, – хватает сигареты со стола и выходит в коридор.
Остаюсь одна. Несмотря на то, что мы в больнице, у них всё равно что-то происходит. Я не задаю вопросы, не уверена, что хочу знать правду. Иногда Батыр и Азамат разговаривают в нашей палате, но на казахском. И когда я вижу лицо Батыра в этот момент, чаще всего он злой и мрачный.
Врач разрешил выходить на улицу, несколько раз в день гуляю. У больницы небольшая территория. Если идти медленным шагом, можно обойти всё за пятнадцать-двадцать минут. Иногда мне составляет компанию бабуля из травматологии. У нее что-то с ногой и ей нужно разрабатываться потихоньку. Когда гуляем с ней, это занимает примерно час. Я не против. Валентина Алексеевна рассказала про всех своих внуков, детей и дальних родственников. Ни разу не видела Наташку из Липецка, но она уже меня бесит. Взяла в долг тридцать тысяч и уже пять лет не может вернуть Валентине Алексеевне.
Провожаю свою больничную подругу до палаты, всё-таки ей сложно ходить без подстраховки. Поднимаюсь на два этажа выше, и в очередной раз замечаю колоссальную разницу между платным и бесплатным отделением. Это грустно, конечно. И внешний вид другой и даже отношение персонала.
Батыр облокотившись на подоконник смотрит в окно. Поворачивается, когда я закрываю дверь.
– Нагулялась?
– Да, на улице хорошо, – снимаю толстовку и сажусь на кровать. Батыр медленно подходит, встаёт между моих ног, и смотрит так, что у меня покалывает всё тело. – Ты… странный. Всё хорошо?
– Нормальный я, – проводит пальцем по моей щеке, чувствую как кровь приливает к лицу. – Завтра домой поедем.
– Наконец-то, – отвечаю тихо. Между нами сантиметров двадцать, но Батыр давит своей энергетикой и я немного теряюсь. Он как будто возбужден или безумен. В случае Батыра, скорее всего и то, и другое. – Ты немного пугаешь.
– Чем? – продолжает гладить мое лицо.
– Обычно ты не такой нежный.
– Исправляюсь, – тяжело дышит и немного сводит брови. Проводит большим пальцем по моим губам, надавливает. Касается языка подушечкой и я чувствую горьковатый привкус. – Ты бы смогла… вот так? – проталкивает палец чуть глубже и я непроизвольно обхватываю его губами. Батыр размазывает мои слюни по губам и подбородку.
– Я никогда этого не делала. Но, думаю, да. Если научишь, – говорю почти шепотом.
Батыр молча наклоняется и целует меня в губы. Как и всегда, с укусами до крови. Но дальше этого ничего не происходит. Возможно, из-за того, что ему физически ещё тяжело, а может… Не знаю, в чем причина. У нас за это время ничего не было, но мы были и неспособны.
– Хорошо, сладкая. Хорошо, – отходит к окну и закуривает.