Я открыла Трою дверь. Боже Всемогущий, этот мужчина был просто великолепен! Между пальцами дымилась сигарета. Хорошо бы, конечно, он не курил, но одну плохую привычку можно и пережить.
— Привет, дорогуша!
На нем были голубая тенниска и широкие темно-синие брюки; глаза прикрыты солнечными очками, хотя на улице было темно. На кармане рубашки болтались пристегнутые к нему ключи от машины. Трой не выглядит на свои сорок, он в отличной форме. Аллилуйя! Талия, наверное, такая же, как у меня, а бедра двигаются так, будто ему все еще двадцать.
Он одарил меня небрежным поцелуем. Неплохо. Но когда он начал засовывать руку мне под блузку, я вспомнила слова Бернадин. Я действительно слишком мало знала о Трое, и сегодня как раз подходящее время все выяснить. Я отстранилась.
— Что-то не так, малышка? — спросил он, выпуская сигаретный дым.
— Все нормально. Садись. — Я сходила за пепельницей и села в кресло. Трой подошел к магнитофону.
— Как насчет хорошей музыки? — сказал он и нажал на кнопку с таким видом, будто делал это в моем доме уже несколько лет. Трудно поверить, что мы знакомы всего-то три дня.
— Чем ты хочешь сегодня заняться? — поинтересовалась я.
— Тем, что доставит радость тебе, — ответил он. — А эта сестренка неплохо поет, — это был голос Ванессы Уильямс. Трой вскочил, сунул сигарету снова в зубы и, повернувшись ко мне, затанцевал сам с собой какой-то медленный танец.
— Как насчет кино? — предложила я.
— Что-то нет настроения, — ответил он, закружившись по комнате — Спроси меня, чем я хочу заняться.
— Чем ты хочешь заняться?
— Всю ночь заниматься с тобой сладкой любовью.
Он подскочил к краю стола, раздавил сигарету об пепельницу и плюхнулся на кушетку рядом со мной. Я отодвинулась в сторону.
— Мы только это с тобой и делали, Трой, больше ничего. Мне хочется куда-нибудь сходить, а не сидеть дома. Хочу узнать тебя получше, и желательно в вертикальном положении.
— О, я понял, — усмехнулся он. — Мы становимся серьезными, да?
— А для тебя это несерьезно?
— Разве я несерьезно себя веду?
— Пока не могу сказать с уверенностью.
— Ты не возражаешь, если я выпью стаканчик вина?
— Я принесу. — Я сходила на кухню, налила нам по бокалу, принесла в комнату бутылку и поставила ее на стол.
Трой зажег очередную сигарету. Вино было выпито залпом, и тут же он налил себе еще.
— Так что ты предлагаешь? — спросил он и поднялся.
— Ты как будто нервничаешь, — заметила я, — тебя что-нибудь беспокоит?
— Нет. Дел много, вот и все. — Ключи соскочили у него с кармана. — Можно от тебя позвонить?
— Да, телефон на кухне.
„Я скоро заскочу, приятель, — услышала я его голос, — со мной еще будет подружка, между прочим, очень даже ничего". Он положил трубку, подошел к кушетке и поцеловал меня в лоб. Еще немного — и я упаду в обморок. Но хочется все-таки проверить, могу ли я себя контролировать, хоть раз в жизни.
— Нужно накоротке съездить к одному парню, он мой партнер. Прокатишься со мной?
— Почему бы нет.
— Отлично. Он живет в Скоттсдейле. Юрист, приятный человек — тебе понравится. Заодно посмотришь, с кем я общаюсь.
Звучит неплохо.
— Подожди, я приведу себя в порядок.
— Ты и так в порядке, — сказал он и опять закурил.
— Я быстренько. — Достав косметичку, я пошла в ванную. Немного румян, слой помады, волосы распустим. Да, и свежий носовой платок. Когда я вернулась, готовая идти, Трой выглядел так, будто только что увидел привидение.
Машина у него была что надо — „кадиллак" 1978-го. Вот никогда не отнесла бы Троя к типу мужчин, ездящих на „кадиллаках". Сиденья были обтянуты серой кожей, и приятно пахло жасмином. Такой запах бывает от желтых искусственных рождественских елок, чьи огоньки отражаются в заднем зеркале машины. Миновав Тампе, мы выехали на дорогу к Скоттсдейлу. Чем ближе подъезжали мы к горам, тем темнее становились улицы.
— Ты не возражаешь, если я открою окно — от дыма уже глаза слезятся.
— Конечно, открывай.
— Трой, а где ты живешь-поживаешь?
— Семнадцатая авеню, дом прямо у Бейзлайн.
— Ты один живешь?
— Уже нет.
— Нет?
— Нет. Со мной мама и сын.
— А… — озадаченно произнесла я.
Даже такая скупая информация уже говорит о многом. Мужчине сорок лет, а мать все еще с ним? Могу поспорить, что это он живет с матерью. В любом случае поверить трудно. Может, я что-то в нем не поняла? Раз мы так недавно знакомы, не стоит сразу влезать в его дела. Но кое о чем все-таки надо спросить.
— А сколько твоему сыну?
— Шестнадцать.
— А его мать тоже живет в Финиксе?
— Она в Детройте. Там у сына были кое-какие проблемы, и я взял парня к себе. Он хороший, только связался не с теми людьми.
— А что твоя мать?
— Что именно?
— Как тебе с ней живется?
— Хорошо, удобно. Она готовит, убирает и вообще ведет почти все хозяйство. Получает пенсию, играет в бинго и ходит в церковь. Лучшего мне не надо, серьезно. Ей только шестьдесят восемь, но она побаивается жить одна, у нее астма. Но с тех пор, как она здесь, было только три сильных приступа, из-за которых приходилось класть ее в больницу.
— И давно она с тобой?
— Четыре года.
— Четыре года?!
— Ага.
— Ну и как?
— Я же говорю, это всех устраивает. Она в мои дела не суется, подругу привести — без проблем, увидишь.
— Увижу?
— Да, я уже рассказал ей о тебе. Вам обязательно надо познакомиться.
Да… Новости, прямо скажем, впечатляющие. В тот момент я уже думала, правда, только о том, как бы скорее доехать и первым делом кое-куда заскочить. Наконец мы подрулили к совершенно сногсшибательному дому с большой дубовой дверью. Позвонив в дверь, Трой наклонился и поцеловал меня.
— Билл тебе понравится, отличный парень.
На пороге стоял человек, чей внешний вид даже отдаленно не напоминал о том, что он юрист. Заношенная футболка с трудноузнаваемым лицом Майкла Тайсона, две золотые серьги в одном ухе и устрашающий причесон. Вероятно, когда-то он был красив, но теперь все его лицо было покрыто оспинками. Под глазами нависли мешки, губы потрескались, и ему явно не помешал бы визит к зубному. Вдобавок ко всему на нем были джинсы размера на три больше, чем нужно. Непонятно, как они вообще на нем держались, скелет, да и только. Даже мой бедный больной отец выглядел лучше.
— Заходите, — сказал он, впуская нас в дом. Он жутко суетился, будто куда-то опаздывал, и я чуть не сломала шею, стараясь не отстать от них и не шлепнуться на мраморном полу. В конце концов коридор привел нас в потонувшую во мраке гостиную. Все было в черно-белых тонах и ультрасовременном стиле. В комнате сидело четверо мужчин, телевизор был включен на полную мощь, но, похоже, никто на него ни разу не посмотрел. Тут я и почувствовала этот специфический запах марихуаны и разглядела на маленьком столике стеклянную трубку, под которой горел огонь. „Черт, — подумала я, — только бы не крэк".
Я присела. Билл представил меня этим четверым, чьи лица и имена я вовсе не собиралась запоминать. Какого черта он ничего мне не сказал?! С чего он взял, что я не буду возражать и тем более сама займусь этим! Хоть намекнул бы!
— В ванную можно зайти?
— Будь как дома.
Когда я вернулась, вся компания уже сидела на полу, на маленьком пятачке, и передавала друг другу трубку. Трой, похоже, тоже принимал в этом участие.
— Может, затянешься разок? — спросил Билл.
— Нет, спасибо.
— Может, вина?
— Не думаю, что у нас есть время, — ответила я, выразительно посмотрев на Троя.
— На стаканчик-то найдется, — подмигнул мне он.
Потом мне пришлось еще довольно долго выслушивать рассказ о какой-то драке из какого-то фильма, пока они передавали трубку туда и обратно. А когда один из них зажег вторую, я еле сдержалась, чтоб не вскочить и не выбежать за дверь. Как же здесь скучно! И эти четверо были уже не мальчишками, могли бы сами хорошо во всем разбираться.
Когда вино было выпито, произошла эта самая „сделка". Трой вручил Биллу чек на сто долларов, а Билл отдал ему белый листок бумаги, сложенный треугольником. Затем Трой сказал, что нам пора. Я сделала вид, что мне было приятно познакомиться и хорошо бы снова встретиться, и выкатилась оттуда, как ошпаренная.
Когда мы сели в машину, я заметила, что у Троя был взвинченный вид.
— Может, зайдем в Джоки-клуб чего-нибудь выпить? Хочется развлечься. Ты, по-моему, хотела послушать музыку? Сегодня где-то должна выступать Пэтти Уильямс. Можно найти газету или позвонить и узнать где. Она классная певица. Ты ее слышала раньше?
— Нет, — сухо ответила я. Я не знала, с чего начать, так как было очевидно, что он не усматривает ничего плохого во всем произошедшем. Но тут я выпалила: — Хочу домой.
— Что-то не так?
— Я не знала, что ты занимаешься такими делами.
— Только иногда, чтобы расслабиться, и все. Тебя это беспокоит?
— Да, беспокоит.
— Тогда при тебе я больше не буду, а?
— Обычно я не имею дела с мужчинами, которые балуются этим. Наркотики пугают меня.
— Ты говоришь так, будто я безнадежный наркоман. Я только сделал несколько затяжек и взял небольшой пакетик. Честно говорю, я не повешусь, если не получу свою дозу, клянусь. Ты мне нравишься, Робин, и я не хочу, чтобы что-то встало между нами еще до того, как мы лучше узнаем друг друга.
— Мне все это не нравится. И откуда вообще у тебя деньги на наркотики, я же знаю, что на работе ты таких денег не получаешь!
— Моя частная жизнь и моя работа — две совершенно отдельные вещи. Послушай, если б я так глубоко завяз, неужели ты думаешь, что оставался бы в такой форме?
Он, пожалуй, был прав, потому что действительно находился в превосходной форме, что опять же сбивало меня с толку. Удивительно, как можно баловаться этой дрянью и при этом не получить инфаркт или что-то в этом роде.
— Послушай, — сказал он, — мать завтра вечером жарит бараньи ребрышки, и я ей сказал, что ты тоже придешь. Во сколько ты приходишь с работы?
— Около шести.
— Тогда я подъеду в полседьмого. Ты брось, мы справимся с этим. Не надо делать проблемы из такой ерунды. Много шума из ничего.
Он улыбнулся и подмигнул. Наверное, я полная дура, но еще ни один мужчина не просил меня познакомиться со своей матерью, и я подумала, может быть, он не настолько погряз в наркотиках и, если мы получше узнаем друг друга — он же видел, что мне не нужны наркотики, чтобы наслаждаться жизнью, — то, возможно, я смогу оказать на него хорошее влияние. Поэтому я согласилась и сказала, что приду с удовольствием.
Мы зашли ко мне, и я разрешила ему остаться на ночь. Мы долго занимались любовью, и Трой все не мог угомониться. Скоро у мен я уже не стало сил, и я попросила его остановиться. Через несколько часов мне уже надо было идти на работу. Я думала, что он заснул сразу после меня, но вдруг зазвонил телефон, и когда я потянулась к трубке, то заметила его исчезновение.
— Привет, малышка, — услышала я знакомый голос.
— Это ты, Трой?
— Он самый, во плоти. Как спалось?
— Хорошо, а когда ты ушел?
— Часов в пять.
— Ты дома?
— Да, читаю и слушаю Колтрэйна. Ты слышала Колтрэйна?
— Нет.
— Надо послушать. Он так глубок, что я иногда не понимаю его. Так как там моя детка?
Я не знала, что нужно отвечать в таких случаях, но сказала, что хорошо.
— Отлично. А как поживают мои сладкие грудки?
— Они мои, а не твои. Нормально.
— Ну же, Робин, помоги мне заснуть, детка.
— Ты что, еще не спал?
— Мне хотелось почитать. Ты так завела меня вчера, я хотел тебя все больше. Но когда ты сказала, что у тебя больше нет сил, я решил, что лучше мне пойти домой, почитать и дать тебе отдых.
— Спасибо за заботу.
— Раздвинь свои ноги, детка.
— Что?
— Раздвинь свои ноги и представь, что я рядом.
— Трой, мне это не нравится.
— Давай, детка, сделай это для меня.
— Я ничего не буду делать. Что я сейчас сделаю, так это повешу трубку, если ты не сменишь свой тон и вообще весь этот разговор. Я серьезно.
— Хорошо-хорошо. Я просто пошутил. Черт, я такой твердый, как лед, детка. Ты видишь, какая у тебя власть надо мной? Видишь, что ты можешь сделать со взрослым мужчиной по телефону? Ты понимаешь, что ты за женщина?
— Не совсем.
Тут его голос изменился, он вдруг стал совсем серьезным.
— Я заеду за тобой в полседьмого. Мама уже сделала картофельный салат, договорились?
— Договорились, — ответила я, еще не понимая, во что ввязываюсь.
— Что мне делать? — спросила я Саванну, позвонив ей с работы. Почти все утро я пыталась объяснить ей, что случилось.
— Я бы не поехала, тем более что он балуется наркотиками.
— Я знаю, но он сказал, что курит только изредка.
— А что ты думала, он скажет, что не может и дня без них прожить? Перестань, Робин, не будь такой дурой.
— Сколько сейчас времени?
— Около одиннадцати.
— Тогда надо ему звонить и отказаться, да?
— Я бы отказалась, но ты делай так, как считаешь нужным. Что мне интересно: почему это вдруг он решил знакомить тебя со своей семьей, когда вы-то знакомы всего лишь три дня. Можно подумать, что у него есть еще какие-то причины. Ты же только трахалась с ним, как он мог за это время настолько глубоко понять тебя, чтобы сразу тащить к родителям?
— Не знаю.
— Позвони ему, а потом сразу мне.
— У меня нет его рабочего телефона.
— Позвони его матери и узнай.
Я набрала номер, ответила его мать.
— Привет, — сказала она — мы все так хотим скорее познакомиться с тобой. Трой мне все про тебя рассказал. Он нечасто знакомит меня со своими подружками, ты, должно быть, совершенно особенная. Поэтому мы и устраиваем небольшую вечеринку в твою честь, чтобы ты смогла познакомиться со всей нашей семьей, вернее, той ее частью, что живет в Финиксе.
— Вы хотите сказать, что сегодняшняя вечеринка ради меня?
— А разве он тебе не сказал? Мы хотим, чтобы ты чувствовала себя у нас, как дома.
— Вы очень добры, мэм. Вам не трудно дать мне рабочий телефон Троя?
— Сегодня он не пошел на работу.
— Не пошел?
— Думаю, он простудился.
— Так он дома?
— Нет.
— А он скоро придет?
— Трудно сказать, детка Больной или здоровый, мой сын носится со скоростью сто двадцать километров в час и нигде зря не задерживается. Если он появится, передать ему, чтобы позвонил тебе?
— Спасибо. Я сейчас на работе, телефон он знает.
— Обязательно передам. Тогда до встречи. Ничего особенного не будет, так что не очень-то наряжайся. Придут только двоюродные братья, родной брат и три сестры, вот и все.
— Мне тоже приятно будет с вами познакомиться, — сказала я. — Увидимся вечером.
— До свиданья, дорогая.
Что, черт подери, там происходит? Я не знала, что он запланировал воссоединение семьи. Почему он ничего не сказал? Вообще, с кем это я связалась? Господи, помоги мне.
Подошло время ленча но мне не хотелось никуда выходить, и я заказала в соседней закусочной сандвич с сыром и ветчиной. Когда его принесли и я полезла в сумку достать кошелек, его там не оказалось. Я попыталась вспомнить, когда последний раз доставала его и зачем. Пока я прокручивала все это в голове, Марва увидела что посыльный ждет, когда я расплачусь, и одолжила мне четыре доллара Я отдала деньги и снова стала гадать, где я могла выронить кошелек и не оставила ли его часом дома.
В десять минут седьмого я открыла дверь своей квартиры. Посмотрела между подушками кушетки, в ванной, под кроватью — везде, но так и не нашла его.
Трой заявился с боем часов. Глаза покрасневшие, от него пахнет вином. Лицо небритое. От его прежней неотразимости ничего не осталось, А когда он наклонился, чтобы поцеловать меня, я почувствовала тошноту.
— Ты готова детка?
— Я не еду.
— Что?
— Я уже сказала что никуда не еду.
— А почему?
— Потому что мне это не нравится.
— Не нравится что?
— Как ты все это обставил.
— О чем ты говоришь?
— Послушай, Трой. Прежде всего, мне определенно это не нравится. Я почти не знаю тебя, и ты уж точно не знаешь меня, иначе у тебя хватило бы такта поинтересоваться, как я отношусь к наркотикам, перед тем как тащить меня в этот притон, и к тому же не звонить посреди ночи и не говорить разные непристойности. И потом, как ты мог представить своей матери дело так, словно мы почти что обручены. Теперь выясняется, что вместо дружеской вечеринки я попадаю на прием в мою честь.
— Ну и что в этом плохого?
— А то, что я еще недостаточно знаю тебя, чтобы знакомиться с твоей матерью и сыном.
— Кто это сказал?
— Я. Все это слишком быстро для меня, я так не могу.
— Что же мне сказать матери и сыну и остальным родственникам, которые сейчас сидят у меня дома и ждут тебя?
— Все, что угодно.
— Значит, я должен принять все, как есть?
— Выбора у тебя нет, надо было сначала спросить у меня.
— А я тебя спрашивал.
— Нет, не спрашивал, сказал и все.
— Послушай-ка, ты знаешь, сколько женщин мечтает, чтобы я привел их домой и познакомил с моей мамой?
— Догадываюсь.
— А я все равно хочу, чтоб ты поехала.
— Я сказала, что не хочу, и я не поеду.
— Знаешь что? Вы, черные сучки, все одинаковы. Сначала ноете, что все вас не понимают и неправильно к вам относятся, а когда мужчина выказывает искренний интерес, вы начинаете выпендриваться. И потом еще удивляетесь, почему мы встречаемся с белыми женщинами.
Вероятно, последнее замечание должно было задеть мои чувства, но этого не случилось. Пускай белая женщина получает его несчастную задницу.
— Ты закончил? — спросила я.
— Да, — сказал он и развернулся к двери. — И знаешь что?
— Что еще?
— Будь поаккуратнее в знакомствах, которые заводишь в бакалейных лавочках.
Когда он закрыл дверь, меня душила ярость. Я подлетела к телефону, набрала номер Саванны и все ей рассказала Никакого шока у нее не было.
— Так ты поняла теперь, у кого твой кошелек?
— Ты думаешь, это он стянул?
— Пока, Робин, — сказала она и положила трубку.