В ожидании счастья

НЕОБОСНОВАННЫЕ ПРИТЯЗАНИЯ

Глория ушла. Свой счастливый билетик я развернула только в машине. Там было сказано: „Твое счастье и твой взгляд на жизнь неотделимы".

„Не врут", — отметила я про себя и вырулила со стоянки. У светофора включила первую скорость, нажала газ, и движок вдруг смолк. Десяток раз я пыталась включить его, но все впустую. Моя машина мешала движению, и все сигналили мне. Я застряла посреди улицы и не знала, что делать. Наконец один парень на красном „ягуаре" предложил позвонить из его машины. Я позвонила в Американскую автомобильную ассоциацию. Скоро оттуда приехали и увезли мою „симку" на буксире. Оказалось, что движок сгорел. Я сама подложила себе свинью: забыла залить масло.

Домой вернулась только около десяти. На ответчике оказалось две записи — Кеннет и, конечно, мама. Голос у нее был вполне веселый, так что я решила позвонить, когда переоденусь.

— Привет, милейшая женщина, — сказала я.

— Шейла-то опять парня родила. Головастый такой. Ты представляешь? Полный дом парней.

— Когда он родился?

— Два часа назад. Я звонила тебе прямо из больницы.

— Как она его назвала?

— Не выговоришь. Джахид, Джалил, Джамал. Что-то там на Джа… Позвони сама и узнаешь. Она в больнице Святого Августина.

— Сколько весит малыш?

— Три восемьсот тридцать пять. Большой мальчик!

— А как Пуки?

— Нормально. Пока ни в какие истории не вляпывается.

— От Сэмюэла что слышно?

— Пока ничего.

— Ты уже купила мне билет?

— Билет не надо покупать. У меня для этого проездные талоны есть. А что?

— Послушай, ты очень обидишься, если я не приеду?

— Нет. Но я думала, ты хочешь Аризону посмотреть.

— Хочу, но Шейле надо бы помочь на праздники.

— Ты уверена?

— Уверена. У нее забот по горло. А потом, — я услышала ее знакомый вздох, — здесь новые курсы открываются по составлению букетов и украшений для стола. Мне страшно захотелось пойти на них.

— Сколько стоит.

— Шестьдесят долларов.

— Хочешь, это будет моим рождественским подарком тебе?

— А что, есть выбор?

— Нет, — ответила я.

— А что у тебя хорошенького?

— Пытаюсь сделать кое-какие домашние заготовки для новой работы.

— А что же надо делать?

— Часами прочесывать газеты, искать темы для программы. То, что мне кажется важно для черной общины.

— А Кеннет больше не звонил?

— Мам, прекрати. Раз и навсегда.

— Я только спросила.

— Нет, больше не звонил. Я его просила больше не звонить.

— Ты же говорила, он тебе розы на день рождения прислал.

— Ну и что?

— Мне чего-то никакие мужчины никаких роз не присылали.

— Он может себе это позволить.

— Ты иногда бываешь просто настоящей мегерой.

— Наверное так, мам.

— В этом вся твоя беда. Слишком ты жесткая. Никакому мужчине ты не понравишься, если не станешь мягче. Этот человек все делает, чтоб тебе показать, как он к тебе относится. Почему не дать ему возможность?

— Мам, слушай, ты меня доведешь своими рассуждениями о моих проблемах. Давай, раз они мои, я и буду их сама решать. Ладно? До тех пор, пока ты не сможешь предложить что-нибудь дельное и конструктивное, оставь свои ехидные реплики при себе. Мне уже тридцать семь Я устала выслушивать, что делаю не так и что я, по-твоему, должна делать. А больше всего я устала от твоих вопросов о мужчинах в моей жизни. Нет у меня мужчин! Понимаешь? И самое главное, чтобы ты знала, мне на это наплевать!

— Не сердись, Саванна. Вот ведь. Я не хотела тебя обидеть. Извини, что так получилось. Ты права.

Никогда моя мама не просила у меня прощения.

— Что ты сказала?

— Ты же слышала. Я говорю, извини. И еще, что ты права. Просто ты моя старшая дочка, и мне хочется, чтобы ты была счастлива. Вот и все.

— Я счастлива, мама. Настолько, насколько сейчас могу. Если вдруг я стану счастливее, ты первая об этом узнаешь, можешь не сомневаться. Сменим тему?

— Давай.

— Отлично. Я тебя люблю. А теперь позвоню Шейле.

— Погоди секунду!

— Что теперь, мам?

— Что ты делала в День Благодарения?

— Была в церкви.

— В церкви? С каких это пор ты ходишь в церковь?

— Я помогала кормить бездомных.

— Это хорошее дело. Ладно, иди теперь, детка. Пока.

Я уже потянулась выдернуть шнур телефона, когда раздался звонок. „Только бы не Кеннет", — подумала я, снимая трубку.

— Алло?

— А, Саванна, как жизнь?

— Все хорошо, Кеннет. А у тебя?

— Так себе. Слушай, я хотел тебя кое о чем спросить.

— О чем?

— Через две недели я еду на конференцию в Палм-Спрингс. Ты могла бы ко мне приехать?

— Не могу.

— Почему?

— Не хочу, вот почему.

— Мне нужно с тобой поговорить.

— Я тебя слушаю. Говори.

— Нет, не по телефону.

— О чем же, Кеннет?

— О нас.

— О нас? Не выдумывай, пожалуйста.

— Я не выдумываю. Я думал о том, что ты в прошлый раз сказала. Я собираюсь кардинально изменить свою жизнь.

— А почему бы тебе не сделать так: пригласи меня в Палм-Спрингс, когда закончишь кардинальные перемены в своей жизни. Как ты на это смотришь?

— Саванна, я не прошу тебя ничего делать. Просто хочу побыть с тобой. Хочу посмотреть, можно ли продолжить то, что между нами есть.

— Как мило, Кеннет. Просто очень мило.

— Слушай, я только прошу тебя приехать в Палм-Спрингс. Естественно, за мой счет. На несколько дней. Нам надо заново узнать друг друга. Надо посмотреть, так ли все серьезно, как я чувствую. Почему ты не хочешь?

— Черт бы тебя побрал, Кеннет! И тот день и час, когда ты появился. — Я бросила трубку.

Конечно, он тут же перезвонил.

— Что с тобой, Саванна? Что, тебя кто-то обидел, пока мы не виделись? У тебя горечь в голосе.

— Никакой горечи. Мне лучше. Можно спросить?

— Спроси, конечно.

— Ты подал на развод?

— Пока нет. Но мы уже говорили об этом.

— Так я и думала. А ты хочешь, чтобы я приехала в Палм-Спрингс, потом потрахать меня три дня и вернуться домой к жене. А через месяц-другой ты позвонишь, весь такой несчастный, и скажешь что-нибудь, вроде, я тебя до смерти люблю, но сейчас от жены уйти не могу, потому что буду чувствовать вину перед ребенком, или потому, что деньги держат, или еще почему-нибудь, — за такими, как ты, не станет еще хоть тысячу причин выдумать.

— Саванна, ты, видно, слишком плохо меня знаешь. Я собираюсь поступить совсем иначе.

— Все так говорят, Кеннет. Мне тридцать семь лет. У меня было достаточно всякого в жизни, чтобы встать на прикол и ждать, пока ты разведешься с женой. Понимаешь? Ну почему вы, мужчины, вечно эту шарманку крутите? Такие вы несчастные, что гуляете от жены почем зря, а потом хотите, чтобы другая вас ждала, чтобы увенчать ваши чертовы планы. Да вы рехнулись! Я прекрасно знаю, полно женщин, которые с радостью ухватятся за такой шанс. Ты действительно, что называется, хороший улов. Но я-то не из таких. Я-то еще не настолько отчаялась.

— Я и не говорю, что ты отчаялась, Саванна. Я только прошу, чтоб мы встретились и посмотрели, что между нами есть. Мне казалось, что ты привязана ко мне так же сильно, как я к тебе. Я не прав?

— Ты, видно, меня не слушаешь, Кеннет.

— Слушаю. Каждое твое слово. Но в жизни есть не только белое и черное, Саванна. Все совсем не так просто, как тебе хочется. Я бы все отдал, чтобы сказать тебе, что все бумаги уже подписаны и все кончено. Но это не так.

— А как, расскажи-ка, — попросила я.

— Слушай, так мы с тобой не договоримся. Давай сделаем иначе. Я перезвоню через несколько дней. А ты пока подумай. Только очень всерьез. А потом поговорим. Уж в этой любезности ты мне не откажешь?

— А ты мне не откажешь в одной любезности, если уж на то пошло!

— В какой?

— Оставь меня в покое! — Я швырнула трубку и выдернула шнур. Хорошо, ай, как хорошо. Так хорошо, что я подпрыгнула и стукнула пятками в воздухе. Точно так, как это делал Чарльз.

Своему боссу я объяснила, что случилось с машиной, и предупредила, что утром, а может, и весь день, меня не будет. Сегодня мне идти к врачу. Я наконец решилась сходить на иглоукалывание. Но это после двенадцати: я собиралась вырваться туда в обеденный перерыв. Кроме того, я потихоньку от всех готовлю бросок для новой работы. Уже подобрала участников для программы о стариках. На самом деле, когда выяснилось, что я получила новое назначение, я просмотрела старые номера „Аризона информант" — газеты здешней общины черных — и вырезала статьи по темам, которые мне хотелось поднять. Одна меня особенно поразила. В ней говорилось о черных детях, которые дольше других задерживаются в приютах. Я связалась со службой „Черная семья и ребенок", чтобы получить побольше сведений, но глава службы оказалась занятой и предложила приехать к ней, что я и собиралась сделать сегодня. Я перезвонила ей и спросила, можно ли из-за поломки машины немного задержаться. Она была недовольна, но согласилась.

Я села в автобус и поехала в автомагазин фирмы „Ниссан". В пять минут десятого добралась до места, а около одиннадцати вырулила на черном „Ниссане-300 ZX" девяносто первого года. Первый взнос в рассрочку назначили на пятнадцатое января. В этот же день я получу первую приличную зарплату.

По дороге к врачу я выкурила сигарету. Но стряхивать пепел в новую пепельницу мне не хотелось. Доктор отвел меня в крошечный кабинет, велел лечь на кушетку (самую обычную кушетку, как у любого другого врача) и воткнул мне тоненькие иголочки в запястья и под коленками. Совсем не больно.

— Детоксикация, — пояснил он и вышел, закрыв за собой дверь. Я пролежала сорок пять минут, думая: ерунда это все, не поможет. Когда он вытащил иголки, я чувствовала себя точно так же, как раньше. Только во рту появился отвратительный вкус и хотелось почистить зубы. Доктор дал мне выпить специального чая и сказал:

— Больше вы не будете курить.

Я выкинула сигареты в урну, купила полоскание для рта в аптеке, позавтракала и отправилась беседовать с приютской дамой. В четвертом часу ехать на работу не было смысла. Обычно, если меня долго нет на работе, я звоню узнать, какие для меня есть новости. „Что толку?" — подумала я в этот раз. До „Оазиса" оставалось несколько кварталов, и я решила заехать к Глории — похвастаться своей новой машиной.