В плену удовольствия

Глава 21

Ее разбудили лучи солнца, струящиеся через мансардное окошко, лошадиное ржание и стук колес по мостовой. Ева медленно повернула голову. Она была одна. Ей смутно вспомнилось, что Эш среди ночи ушел в свою комнату. Ева порадовалась, что он поступил именно так. Все было для нее настолько ново, что она не знала, как к этому относиться. Ева болезненно ощущала непривычную чувствительность всех нежных частей ее тела.

Приподнявшись на локте, она осмотрела кровать. Удивительно, что та еще не развалилась на кусочки. Эта мысль заставила поморщиться.

Ева взглянула на часы, и у нее перехватило дыхание. Эш собирался выехать пораньше, а она проспала уже половину утра. Отбросив одеяло, Ева спрыгнула с постели и дернула за шнурок колокольчика, чтобы позвать горничную.

Спускаясь по лестнице, Ева постаралась обрести уверенность. Горничная передала ей записку от Эша, в которой говорилось, что он отправился прогуляться, но скоро вернется и присоединится к ней в столовой. Короткая передышка дала Еве время отрепетировать несколько остроумных замечаний в адрес гостиницы и ее постояльцев, которыми она может поразить Эша, если, конечно, сумеет отклеить свой язык от неба.

Войдя в столовую, она внезапно остановилась. Эш был здесь, непринужденно читая газету. Увидев свою спутницу, он отложил газету и встал. Ева поняла, что краснеет, и рассердилась.

Эш отодвинул стул, чтобы она могла сесть.

— Хорошо спали? — спросил он.

— Да, спасибо. А вы?

— Я тоже.

Чтобы облегчить неловкость момента, Ева начала намазывать маслом кусочек тоста. Когда она потянулась к кофейнику, ладонь Эша коснулась ее руки, не давая закончить движение. Ее глаза встретились с его взглядом. Эш казался чрезвычайно довольным собой.

Поддразнивая ее, он сказал:

— Я сразу понял, что вы вулкан, только и ожидающий своего пробуждения. Как же прав я оказался.

Ева парировала:

— А я сразу поняла, что вы — землетрясение, только и ожидающее своего начала.

Эш хмыкнул и отпустил ее руку.

— Согласен. Я до сих пор не могу прийти в себя от потрясения. Я и не знал, что способен на такое, пока не встретил вас. Вы со мной чувствуете себя так же, Ева?

Сейчас было самое время сразить его остроумным ответом.

— Передайте мне мармелад, — пробормотала она.

Эш ухмыльнулся и передал ей требуемое.

— Я не понимаю, зачем вы так все усложняете, но вот как обстоят дела со мной. Я ненавижу тайком красться в странные гостиницы и дома посереди ночи, только для того, чтобы мы могли быть вместе. Даже больше этого, я ненавижу лгать людям, когда в этом нет никакой необходимости. Из этого затруднения есть простой выход, и я честно вас предупреждаю: надеюсь, что, когда время будет подходящим, вы поступите со мной благородно.

Ева отметила, что он не сказал ни слова о любви, о налаживании совместной жизни. Неужели все мужчины настолько недогадливы? И постель — это единственное, о чем они думают?

Ева изо всех сил старалась оставаться столь же учтивой, как и он.

— Я дам вам знать, когда наступит подходящее время.

— Вы трусиха, — только и ответил он и, к еще большему ее раздражению, продолжил непринужденно болтать, отпуская остроумные замечания в адрес гостиницы и ее постояльцев.

Они заканчивали завтракать, когда дверь отворилась и вошел джентльмен в наглухо застегнутом дорожном пальто. Ева увидела его первой и вскочила.

— Папа! Что… что ты здесь делаешь?

Эш был удивлен так же, как и Ева, но скрывал это гораздо лучше.

— Мистер Диаринг, — поприветствовал он. — Мы остановились здесь позавтракать. Вы присоединитесь к нам, чтобы выпить кофе?

Он бросил на Еву многозначительный взгляд. Она поняла, что Эш хотел ей сказать. Это была еще одна маленькая ложь, которую ему пришлось произнести, чтобы спасти ее репутацию.

Диаринг улыбнулся им.

— Многие останавливаются в Какфилде, и я надеялся найти вас здесь. Да, спасибо. Было бы замечательно выпить кофе. Я подумал, вы захотите узнать, что я могу рассказать об этих вырезках.

Говоря это, он вынул из кармана газетные вырезки, положил их на стол и снял пальто. Пробегавший официант принял у него одежду, и все уселись за стол. Эш налил Диарингу чашечку кофе.

— Это ведь важно, да? — Тот перевел взгляд с Эша на Еву. — Мне кажется, я припоминаю: вы говорили о том, что необходимо остановить некоего преступника, напавшего на какого-то человека, писателя.

Эш кивнул.

— Да, это так.

Он внимательно изучал собеседника и быстро пришел к выводу, что Диаринг не похож на человека, этим утром страдающим от дозы лауданума. Его глаза были ясными, взгляд не рассеянным. Отец Евы просто лучился здоровьем.

Диаринг продолжил:

— Я не знаю, кто этот Анжело, но он не писал этих историй. Это сделала Антония — моя покойная жена, понимаете?

— Что? — ошеломленно спросила Ева. — Их написала мама?

— Вы уверены, мистер Диаринг? — Эш уставился на вырезки. — Почему же тогда Анжело объявил себя их автором, хотя в действительности им не являлся?

— Понятия не имею. Но я совершенно уверен, что все эти истории написаны Антонией. Мы о них говорили, знаете ли. Вся эта суеверная чепуха о приведениях встала у меня поперек горла. Ты прости меня за такую прямоту, Ева, но, как ты хорошо знаешь, у твоей матери было чрезмерное воображение.

Эш скорее почувствовал, чем увидел, как оцепенела Ева, и быстро вклинился в беседу:

— Но как тогда рассказы Антонии попали к Анжело?

Диаринг пожал плечами.

— Я только знаю, что они записывала их в блокнотах, тех самых, о которых ты, Ева, спрашивала. Насколько мне известно, их не было в коробках Антонии, когда я заставил себя их разобрать. Я не думал, что это важно. Антония никогда не намеревалась публиковать свои рассказы. Это было просто хобби, то, что она записывала после посещения различных садов. — Он криво улыбнулся дочери. — Так что нет ничего удивительного в том, что ты стала писательницей, Ева. Этот талант ты унаследовала от своей матери.

Ева разгладила вырезки и, хмурясь, стала быстро их проглядывать.

Эш спросил:

— Вы хотите сказать, что знаете сады, описанные в этих историях, мистер Диаринг?

Тот кивнул.

— В разное время я претендовал на то, чтобы оформлять эти сады, но каждый раз выбирали другого человека, того самого садового архитектора, о котором я вам говорил, Томаса Мессенджера. Он был блестящим специалистом, но не слишком надежным. Я упоминал о том, что Мессенджер слишком много пил и не всегда был вежлив со своими нанимателями? Такое случалось постоянно, знаете ли, но трезвым он был совершенно очарователен, и все хотели дать ему еще шанс. Все эти сады проектировал он.

— И парк в Ричмонде? — спросил Эш. — Это мое имение, но я не припоминаю такого имени.

— Это была незначительная работа. Насколько я помню, лорд Денисон хотел террасированный сад, который бы тянулся вдоль реки.

Эш кивнул.

— Он все еще такой. Продолжайте, мистер Диаринг.

— Во всяком случае, сначала я не был уверен, что это те же самые сады, но когда узнал героев этих рассказов, все стало совершенно ясно.

— Героев?

— Служанку, упавшую в колодец, лакея, свалившегося с лестницы, утонувшего мальчика. Это трагические события, и люди все еще рассказывают о них любому чужаку, появившемуся в их местности. Вот Антония и услышала эти истории, когда посещала те сады.

Голова Евы закружилась от вопросов.

— А где была я, папа? Я спрашиваю об этом, потому что совсем не помню этих случаев.

— Я и надеялся, что ты об этом не помнишь! — с жаром воскликнул Диаринг. — Антония прекрасно понимала, что не стоит забивать тебе голову всякими историями о привидениях. Ты была совсем юной, а эти события слишком трагичны. Я рад, что твоя мать оградила тебя от страшных подробностей. — Он вздохнул. — Была б моя воля, Антония вообще не написала бы этих рассказов, но ведь она и не подумала спросить мое мнение.

Ева знала, почему. Ее мать никогда не смогла бы поговорить с мужем о присущем ей даре Клэверли. Если бы он прочел те рассказы, то по случайности мог бы и догадаться об этом.

— Так я была с мамой, когда она посещала эти сады?

— О да. Ты была еще очень маленькой. Я думаю, это было летом 1805 года. Я работал на севере. Не могу вспомнить, почему вы не присоединились ко мне, но вы с Антонией устроили себе каникулы, посещая некоторые выдающиеся сады в Лондоне и окрестностях.

— Это было за год до того, как мама умерла, — сказала Ева. Ее голос был странно невыразительным. — За год до того, как она упала с вершины карьера.

Диаринг полез в карман и вытащил носовой платок. Высморкавшись, он прочистил горло.

— Я полагал, что где-то здесь мог бы быть и рассказ о саде, созданном на месте выработанного карьера, но, конечно, Антонии уже не было в живых, чтобы написать об этом.

— Сад на месте карьера? — спросила Ева. — Я его не помню.

— Его тогда еще не было, — ответил ее отец. — Он только планировался.

Для Эша он объяснил:

— Томас получил заказ на проектирование сада на месте выработанного карьера. Понимаете, были длительные периоды, когда он брал себя в руки и у него все превосходно получалось. И в это время как раз случился один из таких моментов. Однако долго он не продлился. Томас вернулся к бутылке, и начались всяческие неприятности. Он оскорблял владельцев, бил окна и все такое. — Диаринг покачал головой. — Никто не мог с ним справиться. Поэтому владельцы уволили его и пригласили меня закончить работу.

Когда пожилой мужчина остановился, Эш отметил:

— Какое странное совпадение.

Он думал о том, что Мессенджер был во всех четырех садах, где произошли несчастные случаи, и колесики в его мозгу яростно крутились.

— Что бы там ни было, — продолжил Диаринг, — это обернулось катастрофой. Я приступил к работе, а Антония и Ева жили неподалеку. Еще я знаю, что Мессенджер отправил своих жену и детей просить владельцев дать ему еще один шанс. Их то ли прогнали, то ли спустили на них собак. Ситуация была тем более неловкой, что Мессенджер и его семья остановились в той же гостинице, где и Ева с Антонией.

Его голос вдруг изменился, и Диаринг горячо сказал:

— Мне жаль, что я вообще взялся за эту работу. Конечно, было заманчиво превратить этот карьер в нечто прекрасное, но после смерти Антонии мне совсем не хотелось туда возвращаться. Я слышал, там красиво, но я не хочу видеть эти сады. Я не смог бы вынести их вида.

— Где находится это место? — спросил Эш.

Диаринг сначала посмотрел на Еву, затем перевел взгляд на Эша.

— Не хотелось бы, чтобы Ева туда возвращалась. Она временами может быть болезненно впечатлительной. Это еще одна черта, унаследованная ею от матери.

— Все в порядке, папа, — ответила Ева. — Кажется, я знаю, где может быть этот карьер. Я похожа на тебя. И тоже не смогла бы перенести возвращения туда. Сейчас все изменилось.

Повисла продолжительная тишина. Затем Эш спросил:

— А где сейчас Мессенджер?

Прежде чем ответить, Диаринг сделал глоток кофе.

— Я знаю, что после потери того заказа он больше не работал над большими проектами, но мог самостоятельно выполнять более мелкие работы. С другой стороны, я бы не удивился, узнав, что он умер с бутылкой в руке. Точно я не знаю.

— О, — заметил Эш, — вполне возможно, что он сохранил записи Антонии, а когда спустя годы готические романы вошли в моду, решил их опубликовать.

Мистер Диаринг был очень удивлен. Такая идея, очевидно, не приходила ему в голову.

— Но зачем ему это делать?

— Мы не знаем. Именно это и пытаемся выяснить. Было бы неплохо, если бы мы могли посетить карьер и гостиницу, где останавливалась ваша жена. Может быть, кто-нибудь его вспомнит. Как называется гостиница?

— «Белый олень», — мрачно ответил Диаринг, его голос был полон печали.

Ева взглянула на отца и почувствовала удивление, смешанное с каким-то острым чувством, от которого у нее защипало в глазах.

— Я думала, ты его забыл.

— Нет. Я все помню. Когда твоя мама умерла, я думал, что хорошо бы и мне тоже умереть. Несмотря на то, что мы были очень разными, я любил ее всем сердцем. Конечно, я все помню о той ночи, каждую маленькую деталь.

Ева не смогла скрыть горьких ноток, звеневших в ее голосе.

— Но все же через год ты женился на Марте.

— Только для того, чтобы у тебя была семья! — воскликнул он. — Я думал, Марта будет за тобой присматривать. У нее не было своих детей, и она казалась здравомыслящей, понимающей женщиной. Я полагал, что твоя тетя не самый подходящий человек для того, чтобы воспитывать маленькую впечатлительную девочку. В ней было слишком много от Клэверли. — Он снова вытащил носовой платок и высморкался. — Я все делал из лучших побуждений.

— О, папа… — Ева покачала головой.

Последовавшая за этим тишина не нравилась Эшу, поэтому он перевел разговор в менее эмоциональное русло.

— Мистер Диаринг, мне кажется, вы собирались сообщить, где находится этот карьер.

— Недалеко отсюда, вблизи местечка Пенсхерст.

— Усадьба Сиднеев? — спросил Эш.

Диаринг покачал головой.

— Ни я, ни Томас не работали над великолепными симметричными садами Пенсхерста. Они были разбиты задолго до нас. Но на этой земле есть другой прекрасный дом, Хэзлтон Хаус. Там я и находился в ту ночь, когда погибла Антония. Всю ночь работал над проектом, — горько добавил он.

— Пенсхерст, — сказал Эш. — Это довольно далеко от Брайтонской дороги. Мы не вернемся обратно в город до наступления ночи. Вы не хотели бы поехать с нами, сэр? Мой экипаж слишком мал, но мы можем нанять почтовую карету и отправиться вместе.

— Спасибо, — ответил Диаринг. — Но думаю, если я поеду туда, то предпочту быть там один, с Антонией и моими воспоминаниями.

Они покинули гостиницу вместе. Когда отец Евы направился к своей карете, Эш попросил:

— Если вы что-нибудь услышите о Мессенджере или что-нибудь придет на ум, вы дадите мне знать?

Пожилой мужчина выглядел удивленным.

— Это так важно?

— Может быть, — ответил Эш. — Я пока не могу сказать.

Диаринг кивнул.

— Посмотрю, что смогу разузнать.

Пенсхерст был симпатичной деревушкой с возвышавшейся над ней церковью, которая к тому же выглядела как страж ворот прекрасной усадьбы древней семьи Сидней. На Еву нахлынули давно забытые воспоминания. Вся усадьба казалась частью истории, а сад на месте карьера, который и был целью нынешней поездки, интересовал Антонию меньше всего.

— Мы ездили в Хивер Касл, — сказала Ева Эшу, когда они проезжали через деревню. — Ты знаешь, где жила Анна Болейн до своей свадьбы с королем? Мама собиралась написать историю об Анне. Ведь ее судьба была очень трагичной, правда? — она замолчала и искоса взглянула на Эша. — Ты думаешь, отец прав? Моя мать была болезненно впечатлительной? И я тоже?

— Был ли таковым Эсхил? Или Еврипид? Или Софокл? Они писали трагедии, Ева, и в мире нашлось для них достойное место.

— Я и не знала, что ты такой ученый джентльмен, — насмешливо заметила она.

Эш сухо ответил:

— Не настолько ученый, насколько следовало бы. Даже не знаю, как я этого не заметил. Оно все время было у меня перед глазами, а я, словно болван, даже и не подумал заинтересоваться.

— Заинтересоваться чем?

— Почему Анжело выбрал именно это имя, когда решил опубликовать рассказы твоей матери. Даже школьник, поверхностно знакомый с греческим языком, сумел бы все сопоставить.

Ева всплеснула руками.

— Что сопоставить? Можешь ты объяснить нормальным английским языком?

— Его имя. Анжело. Оно происходит от греческого angelos. Это означает «вестник» (по-английски — Мессенджер — прим. редактора).

Она наморщила лоб.

— Но я думала, что это значит «ангел».

— Так и есть. Одно и то же слово. Ангел или Мессенджер. То есть, ангел является вестником.

— О! — Она подумала о золотых арфах и небесном хоре.

— Вот именно «о». Он использовал свое имя.

— Томас Мессенджер. — Ева перестала хмуриться и глубоко вздохнула.

— Что такое?

— Почему-то, — она покачала головой, — кусочки не складываются, как им следовало бы. Я не изменила своего мнения и по-прежнему считаю, что мужчина, который напал на Лидию, боится разоблачения. — Она взглянула на Эша. — Как Мессенджер связан со всем этим? Он — тот, кто опубликовал рассказы Антонии, или тот, кто напал на Лидию?

Эш отвел взгляд от дороги и легко усмехнулся.

— Не мучай себя, пытаясь все вычислить. Все кусочки встанут на свои места, когда наши мозги отдохнут. Ну, вот мы и приехали.

Он остановился перед деревянно-кирпичным домом с белым оленем на раскачивавшейся на ветру вывеске.

— Бедное животное, — заметил Эш. — Выглядит так, словно учуял запах охотников. — Он огляделся вокруг. — А где можно напоить лошадей?

— Где-то здесь должна быть тропинка, ведущая во двор.

Эш стегнул лошадей и направил экипаж к концу дороги, затем завернул за угол и вскоре очутился во внутреннем дворике гостиницы.

Конюх, который подошел взять поводья, был таким же сонным, как и сама деревушка Пенсхерст. Во дворе никакой суматохи. Слуги разгуливали, никуда не торопясь.

Эш и Ева вошли в холл гостиницы и, никого там не обнаружив, двинулись дальше, через дверь, которая, как помнила Ева, вела в столовую.

— Тут ничего не изменилось с тех пор, как я была здесь в последний раз, — сказала Ева.

Небольшое окно пропускало очень мало света. Темные дубовые балки поддерживали низкий потолок, а возле камина расположился закопченный каменный очаг. Кроме четырех столов, покрытых белыми скатертями, ничего больше в этой комнате и не поместилось бы.

— Мы здесь единственные посетители, — сказал Эш, понизив голос. — Где все? Где хозяин? Где официанты?

— Я думаю, предполагается, что ты позвонишь в колокольчик у входа, для того чтобы тебя обслужили.

Эш чертыхнулся сквозь зубы.

— А чего ты ожидал? — Ева явно забавлялась происходящим. — Здесь тебе не «Грийон».

— Подожди здесь. Всего минуту.

Ева подошла к столу у окна и присела. Именно здесь они с мамой обычно сидели, когда останавливались в «Белом Олене». Как долго они пробыли здесь до несчастного случая? Неделю? Ева не могла вспомнить. Ее взгляд наткнулся на стол в углу. Там сидели Мессенджеры, когда прибыли в гостиницу.

Сердце Евы бешено заколотилось. В горле пересохло. Она попыталась отвести взгляд, но при всем желании не смогла. Тени приобрели очертания, и Ева могла видеть все так ясно, словно это произошло вчера.

Стол был накрыт на четверых, но за ним сидели только трое. Миссис Мессенджер — почти незаметная робкая женщина, одевавшаяся так, словно хотела слиться со стенами. Сын — долговязый, неуклюжий подросток, как всегда, угрюмый, и мужчина — привлекательный какой-то темной красотой, на лице которого беспутная жизнь оставила свои следы, Томас Мессенджер. Ева думала, что все давно прошло, но по-прежнему чувствовала их присутствие.

В середине стола стояла бутылка бренди. Мессенджер взял ее, откупорил и налил себе в стакан.

Еву захлестнула ненависть, подобной которой она никогда не знала. Ненависть не к ней, а к ее отцу. Ева взяла себя в руки, когда мысли Томаса Мессенджера заполнили ее сознание.

Диаринг! Это все его вина. Только потому что он стелется перед дворянами, они и доверяют ему выполнение заказов, тогда как меня отталкивают в сторону. Я единственный, у кого есть талант. А он просто второсортный наемник. Это была моя работа.

Он украл ее у меня. Он завидовал моему таланту и всегда будет завидовать. Ну, я покажу ему! Я покажу им всем!

Гнев вспыхнул раскаленным добела пожаром.

Сегодня, я сделаю это сегодня. Тогда здесь не будет больше Диаринга, и я вернусь, чтобы получить назад свою работу.

Его пьяный смех отвратительным грохотом взорвался в голове Евы, и она закрыла глаза, словно стараясь загородиться от этого звука.

Почувствовав на своем плече чью-то руку, Ева подскочила.

— Мама?

— Ева, ты в порядке?

Мгновение она смотрела на Эша невидящим взглядом, затем ее дыхание постепенно успокоилось, и она пришла в себя.

— Он, — ей пришлось проглотить шершавый комок в горле, — он был здесь, Эш. Томас Мессенджер был здесь в ту ночь вместе с женой и сыном.

Эш нахмурился, глядя на нее.

— Это воспоминание, Ева, или одно из твоих видений?

Выражение его лица вывело девушку из оцепенения.

— Я помню все так ясно, словно и сейчас там нахожусь. — И это было правдой. — Он винил моего отца во всех своих неудачах. Он…

— Да?

— Я думаю, он хотел его убить. Он был пьян и взбешен.

Ева не хотела спорить или объяснять то, что только что сказала. Она хотела пойти к карьеру. Ей хотелось вернуться в свои сны. Узнать, что произошло той ночью, когда погибла ее мать. И чувствовала, что это нужно сделать безотлагательно.

Она встала со словами:

— Я хочу пойти к карьеру.

— Прекрасно. Я закажу сэндвичи и чай. Мы можем пойти, как только поедим.

— Я хочу идти сейчас.

— По крайней мере, дай мне время, чтобы расспросить, где это.

— Мне не нужно спрашивать. В своих снах я уже тысячу раз туда ходила. Не смотри так обеспокоенно, Эш. Это недалеко.

— Я думал не об этом.

Ева была уже почти у двери. Повернувшись к нему, она холодно сказала:

— И я не сумасшедшая.

Подойдя к ней, Эш обвил рукой ее плечи.

— Ты не можешь читать мои мысли, Ева, и, должен сказать, это большое облегчение. Глупая девочка, я думал о том блаженном времени, когда ты научишься мне доверять.

— Я тебе доверяю, — быстро ответила она и толкнула дверь.

Дорога к карьеру шла вниз с холма, со всех сторон ее закрывала стена нависающих зарослей и густого кустарника. Затем растительность внезапно закончилась, и, выйдя из ее тени, Эш и Ева ступили на террасированный склон, залитый солнечным светом.

— Здесь все не так, как я помню, — сказала Ева. — Сад был освещен полной луной и казался больше.

— Как красиво, — прошептал Эш. — Совсем не похоже на карьер, правда? Больше напоминает затонувший сад.

Со всех сторон террасы, высеченные в скалах, утопали в растениях, некоторые из них цвели, другие только собирались зацветать: колокольчики, примулы, вьющиеся виноградные лозы и жимолость. На дне карьера крапива, ракитник и другие дикие растения находили в себе силы оживить бесплодную землю выработанной каменоломни. Воздух благоухал ароматом цветения. Шум водопада звучал музыкой, почти совершенной, почти театральной.

Эш был очарован и сказал:

— Это могло бы быть превосходной декорацией для «Сна в летнюю ночь».

Глаза Евы внимательно изучали террасы

— Или для греческой трагедии, — ответила она. — Если бы я была Ифигенией, то не стала бы здесь задерживаться.

Эш мысленно стукнул себя по лбу за забывчивость: этот сад никогда не сможет стать для Евы чем-то прекрасным.

— Прости, — повинился он, — я не подумал.

Ева одарила его легкой улыбкой.

— Тебе не нужно извиняться передо мной, Эш. Интересно, кто создал этот сад?

— На этот вопрос я могу ответить. Я спрашивал хозяйку, когда заказывал чай. Она не смогла вспомнить имя, но сказала, что это был итальянец. Он закончил работу и, поджав хвост, удалился домой, поскольку не мог переносить английские зимы.

Ева засмеялась.

— Не могу его за это винить. Ты не упоминал о моей семье?

— Я спрашивал, но хозяйка не смогла сколько-нибудь помочь. С тех пор как ты была здесь, гостиница сменила владельцев, и новые хозяева никогда не слышали ни о Диаринге, ни о Мессенджере. То же самое можно сказать и о владельцах Хэзлтон-Хаус. Пожилой джентльмен, который владел им в то время, был последним в роду, и после его смерти дом купили какие-то посторонние люди.

Мгновение спустя Ева тихо произнесла:

— Я заметила, как ты выглядел, когда мой отец упомянул об утонувшем мальчике. Тебе все еще больно думать об этом?

— Больно — не совсем подходящее слово, чтобы описать то, что я чувствую. Гарри было бы примерно столько же лет, сколько и тебе, если бы он был жив. Мне нужно знать правду о том, как он умер. Ты ведь посещала сады вместе со своей матерью? Кто-нибудь упоминал при тебе о Гарри?

— Нет. Но они и не стали бы, правда? В то время мне было всего лишь десять или одиннадцать лет. — Ева наклонилась к нему. — Антония не была подлой, Эш. Она не стала бы писать истории, которые могли причинить вред невинным. Тому, что она делала, была причина. Мессенджер… — Ее голос затих, она покачала головой. — Слишком много совпадений, — мягко закончила она.

— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду. Мессенджер работал во всех четырех садах, и четыре жертвы нашли там свой трагический конец.

— Ты думаешь, он насмехается над нами? Зачем ему публиковать рассказы моей матери и привлекать к себе внимание? Это не имеет смысла.

— Пока не имеет. Когда мы найдем Мессенджера, мы заставим его сказать нам правду. Мы найдем связь, Ева, я обещаю. Ему не удастся выйти сухим из воды после того, что он совершил.

Ева положила ладонь на его руку.

— А теперь кто из нас торопится?

Эш улыбнулся.

— Ты права. Дело в том, что я никогда не верил, что Гарри поплыл один. Там должен был быть еще кто-то, кто помог ему. Смерть Гарри всегда тяжким грузом лежала на моей совести. Я обещал быть там, чтобы присматривать за ним, но вместо этого, — он стиснул руки, — я отправился на скачки с друзьями. Я даже и не задумался о Гарри.

Ева пристально вглядывалась в его лицо. Почти неслышным голосом она призналась:

— Я понимаю, что ты чувствуешь. Именно поэтому я сейчас здесь. Я тоже чувствую вину за смерть мамы, не знаю почему. Возможно, карьер мне подскажет.

Они замолчали и медленно, почти бесцельно двинулись вглубь карьера. Эш останавливался снова и снова, чтобы восхититься особенно прекрасным видом диких растений. Ева оглядывала террасы, словно что-то искала.

— Что ты ищешь, Ева? — не выдержав, поинтересовался Эш.

— М-м-м? О, здесь должны быть ступеньки, вырезанные в голой скале, которые ведут на вершину карьера. Я никогда по ним не взбиралась, мне не разрешали. Но мой отец часто поднимался и спускался по ним, когда навещал нас.

— Ступеньки, ведущие на вершину карьера? — с сомнением спросил Эш.

Ева пожала плечами.

— Они были старыми и не очень надежными. Это дорога — самый короткий путь от дома к деревне.

Они нашли ступеньки немного подальше.

— Здесь есть перила, — заметил Эш. — Ты хочешь подняться на вершину?

Ева вздрогнула и покачала головой.

— Нет. Но ты поднимись, если хочешь. Вот то место, где я нашла маму. Если ты не возражаешь, я хотела бы немного побыть наедине со своими мыслями.

Эш не стал взбираться по ступенькам, но отошел, предоставив ей немного пространства и уединения. Он понимал ее даже слишком хорошо. С тех самых пор, как утонул его брат, и до этого дня он и сам не нуждался ни в чьей компании, погружаясь в воспоминания.

В удобном месте у водопада стояла каменная скамья. Эш сел на нее и с интересом огляделся. Он думал, насколько невероятно, что этот прекрасный, созданный руками человека сад был сотворен из чего-то столь скучного, как каменный карьер.

Эш перевел взгляд на Еву. Она прошла дальше по карьеру и стояла, склонив голову, словно в молитве, крепко стиснув руки перед собой. Прошло пять минут. Эш пообещал себе, что даст ей еще минуту, а затем возвратит ее в настоящее.

Он уже двигался по направлению к Еве, когда та слегка вскрикнула. Он ускорил шаг, увидев, что она дрожит.

— Что такое? — Эш подошел к ней и обнял. — Что с тобой, Ева? — повторил он резким от тревоги голосом.

Ева заморгала, смотря на него невидящим взглядом. Наконец в ее глазах появилось узнавание, и она вздохнула медленно, словно сдерживая себя:

— Теперь я знаю, почему всегда чувствовала вину, вспоминая ночь, когда я нашла маму. Отвези меня домой, Эш. Я хочу домой.