ЛИЛЛИ
Сходи на домашнюю вечеринку, говорили они.
Будет весело, говорили они.
Чушь собачья.
Похоже, у всех остальных в кампусе была та же идея: в первую пятницу после возвращения отправиться в Джок-Роу, чтобы выпить, повеселиться и оттянуться по полной.
Это невесело. По крайней мере, на мой взгляд. Здесь слишком много людей, и у меня начинается клаустрофобия. Мало того, мне нужно в туалет, а очередь в него безумно длинная. Я не верблюд — не могу терпеть несколько дней, и отказываюсь писать на улице в кустах.
Где-то в этом огромном доме должна быть еще одна ванная комната. Та, что под лестницей, у которой все выстроились в очередь, скорее всего, просто туалетная комната с единственным унитазом. Мой взгляд блуждает по периметру, сканируя случайные двери, которые могли бы привести к облегчению, но не нахожу ни одной. А также не хочу пробиваться сквозь плотную толпу к забитой кухне в надежде найти хоть одну — на этой вечеринке людей битком, и чем ближе к полуночи, тем больше их собирается.
Должно быть, это нарушение правил.
Здесь есть лестница, ведущая на второй этаж, и я полагаю, что туда вход запрещен. Частные спальни и все такое. Так что я иду в этом направлении, пробираясь сквозь толпу, пока не достигаю деревянной лестницы, устремив взгляд в темный холл наверху. Там есть дверь, но она закрыта, на ней приклеен белый лист бумаги с жирными черными буквами, нарисованными маркером: НЕ ВХОДИТЬ.
Но я решаю войти.
В конце концов, я девушка, у которой есть цель.
Пусть она и краткосрочная, связанная с туалетом, но, по крайней мере, я нацелена на что-то еще, кроме как напиться, да?
Поворачиваю ручку двери и прохожу, поднимаясь на второй этаж, не забыв закрыть ее за собой. Здесь не так шумно, но все равно не совсем тихо, звуки людей и музыки проникают сюда.
Прямо по курсу — ванная комната.
Бинго.
Я бегу к ней и с облегчением вздыхаю, когда закрываю дверь, стягиваю джинсы и опускаюсь на прохладный фарфор.
— О-ох...
Я даже не так много выпила — пиво комнатной температуры меня сегодня не привлекает, просто не хотела сидеть в комнате общежития в свою первую официальную пятницу в колледже.
Я первокурсница!
В колледже.
Кроме того, я попала в университетскую команду по чирлидингу и добавила это в список своих достижений в этом году. Я не была уверена, что попаду туда, и так чертовски нервничала во время пробных выступлений, что чуть не сорвалась во время баскет тосс1, одного из самых простых трюков.
Несколько моих товарищей по команде убедили меня прийти на вечеринку сегодня вечером. В целом, я общительный человек — вроде как так и должно быть, когда ты чирлидер, прыгаешь и танцуешь перед тысячами кричащих болельщиков на футбольном матче, — но иногда мне хочется уютно устроиться с хорошей книгой на мягком кресле-мешке. Я привезла его с собой в колледж, и сейчас оно стоит в моей комнате в общежитии перед маленьким телевизором на комоде.
Встроенный письменный стол.
Металлические двухъярусные кровати.
Моя соседка по комнате еще не приехала, но я знаю, что ее зовут Эллисон и что она привезет микроволновку. И, полагаю, это еще одна из причин, по которой я пришла на вечеринку сегодня: я слишком нервничаю, чтобы находиться в комнате, когда она наконец приедет.
Занятия начинаются в понедельник.
Тренировки начались две недели назад.
Первая игра — в воскресенье.
Я громко вздыхаю, пока писаю в туалете бейсбольного дома, разглядывая себя в зеркале, висящем прямо напротив. Светлые волосы, которые потеряли свою форму из-за влажности на улице. Большие карие глаза, ресницы, покрытые тушью, которая наверняка размажется к тому времени, когда мы наконец уйдем. Большие золотые серьги-обручи.
За дверью ванной раздается какой-то звук, и я замираю, застыв на унитазе, виноватая в том, что оказалась безбилетницей на этаже, куда жители этого дома не хотели никого пускать.
Черт.
Что, если кто-то попытается войти в дверь и обнаружит, что она заперта?
Я судорожно вытираюсь и смываю воду, мою руки, а затем прижимаюсь ухом к двери и прислушиваюсь, нет ли шагов.
Или голосов.
Все, что я слышу, это приглушенная музыка и шум снизу.
Затаив дыхание, поворачиваю замок, затем кручу дверную ручку, приоткрывая дверь и выглядывая в маленькую щель. Протиснувшись плечом, на цыпочках возвращаюсь по коридору к лестнице и открываю дверь, чтобы снова скрыться в веселье внизу.
На верхней ступеньке кто-то есть, и он сидит.
Я знаю это, потому что буквально врезаюсь в него, когда выставляю ногу, чтобы спуститься, после чего раздается «Уф!» и извинения.
— О, боже, я не видела, что ты тут сидишь. — Я наклоняюсь, чтобы схватить его за плечи, как будто сила удара была достаточно велика, чтобы отправить его в полет.
Но парень не полетел.
— Мне так жаль, — с энтузиазмом говорю я, обхожу его, спускаюсь на две ступеньки и поворачиваюсь к нему лицом.
— Нет, это не твоя вина. Это я не должен был здесь сидеть.
Я наклоняю голову и смотрю на него.
Его нелегко разглядеть на тускло освещенной лестничной клетке, но это долговязый парень с короткой стрижкой. Красная футболка. Джинсы.
Смущенная полуулыбка.
— Тогда почему ты здесь сидишь?
Парень пожимает худощавыми плечами.
Он не может быть старше меня, возможно, тоже первокурсник.
— Наверное, прячусь. — Его руки сцеплены на коленях, а телефон вытащен — наверное, он играл на нем, чтобы отвлечься, предполагаю я.
— Прячешься? От кого?
— От всех. — Он смеется, поправляя очки на переносице.
— Прячешься от всех? Почему просто не уйти? — Я бы так и сделала, если бы не заставила себя прийти и пообщаться сегодня вечером — последний загул перед началом футбольного сезона, когда комендантский час, проверки тренерского штаба, строгие тренировки и режим питания мешают проводить много время в обществе.
Кроме того, я задаю совершенно незнакомому человеку слишком много вопросов.
— Я приехал со своими друзьями.
— И что?
— Ну... если я уйду, они будут надо мной смеяться.
С друзьями. Почему парни такие придурки друг к другу? Вся эта ядовитая чушь о мужественности приводит меня в бешенство.
— Ты не против компании? — Эти ступеньки — отличное место, чтобы оставаться в стороне, не покидая вечеринку, которая, похоже, не собирается утихать в ближайшее время. Искать товарищей по команде, чтобы попрощаться и уйти самой, тоже не хочется — вместе безопаснее и все такое. Было бы неразумно бродить по кампусу в одиночку посреди ночи.
— Конечно.
Парень не выглядит уверенным, но я все равно сажусь рядом с ним, прижимаясь к нему бедрами.
— Я Лилли, — говорю я. — Первокурсница. А ты?
— То же самое.
— А как тебя зовут?
Он смущенно опускает голову.
— Роман.
— Классное имя, чувак, — говорю я ему, упираясь локтями в колени и глядя на яркие огни гостиной внизу. Только что заиграла песня, от которой все сходят с ума, и пол сотрясается, когда студенты подпрыгивают в танце. — Черт возьми, пол сейчас провалится сам собой.
— Может, в зависимости от того, где находятся балки пола, если вес распределен неравномерно, и от возраста дома.
Ботаник.
— Изучаешь архитектуру?
— Нет, это просто базовая физика.
Думаю, мы уже выяснили, что в последнее время я проваливаю все базовые предметы, так что от меня мало толку, когда дело доходит до физики. Математики. Науки.
Не мои сильные стороны.
— И какая у тебя специальность, если не архитектура?
— Техника.
О.
Это скучно — все изучают информатику. Наверное, он тоже хочет создавать приложения и все такое.
— Что за техника?
Брови над его очками приподнимаются и опускаются.
— Автомобилестроение или аэрокосмическая промышленность.
— Типа программирования машин и прочего?
Парень рядом со мной кивает.
— Я еще не решил, но да, что-то вроде того.
О.
По сравнению с этим то, что я собираюсь сказать, звучит неубедительно и по-детски.
Я вздыхаю.
— Я буду изучать английский и бизнес. Родители не разрешили мне изучать искусство, так что пришлось довольствоваться этим. — Понятия не имею, зачем я ему это рассказываю; он незнакомец, и ему наплевать. — А вообще я люблю мастерить.
Когда Роман смотрит на меня, линзы его очков ловят свет снизу, и я не вижу его глаз в бликах, но почти слышу, о чем он думает: Английская специальность со специализацией по бизнесу? Что, черт возьми, ты собираешься с этим делать?
Я знаю это, потому что мой отец задавал мне тот же самый вопрос миллион раз, и у меня никогда не было ответа.
— Я уверен, что ты найдешь то, что тебя увлечет. Мы сами творим свою судьбу.
Я медленно киваю.
Мы сами творим свою судьбу.
Это довольно глубокомысленные слова для первокурсника на вечеринке.
— Так вот что ты делаешь? Творишь свою судьбу? — поддразниваю я его, но мне также любопытно — никогда раньше я не слышала, чтобы парень говорил что-то подобное, и это интригует.
— Конечно. Ведь каждое решение, которое мы принимаем сегодня, влияет на то, что произойдет завтра, ты согласна?
Хм.
Да?
— Конечно, согласна.
Роман не сводит глаз с происходящего у подножия лестницы, где собирается небольшая группа девушек и перешептывается, каждые несколько секунд поворачивая головы, чтобы посмотреть, что или кто находится в другом конце комнаты.
Возможно, это какой-то горячий парень, на которого одна из них запала, но боится подойти.
Роман пристально наблюдает за девушками, затем прочищает горло и смотрит на меня.
— Ты с кем-нибудь встречаешься? — наконец спрашиваю я.
Этот парень не кажется мне человеком, который встречается с кем-то; я уверена, что его учебная нагрузка будет занимать его так же, как и меня в течение учебного года, но никогда не знаешь — может быть, у него где-то припрятана милая маленькая подружка.
— Нет. — Он хихикает.
— Я сказала что-то смешное?
— Ты правда думаешь, что я могу с кем-то встречаться?
— А что такое? Слишком хорош для свиданий? Неужели нет никого достаточно умного для тебя?
Логично, что он не хотел бы встречаться с тупицей: такие парни, как он, — амбициозные, с распланированной жизнью — редко находят время для тех, кто не обладает таким же драйвом и целеустремленностью.
Я знаю, потому что мой отец именно такой.
Роман снова замолкает, а его взгляд возвращается к девушкам у подножия лестницы.
Я узнаю одну из них. Кейли Шеффилд. Она тоже из группы поддержки, но она флайер2, и мы тренируемся в разных группах, поэтому у меня редко бывает возможность поговорить с ней.
— Они симпатичные, — говорю я. — Хочешь пойти поговорить с ними?
Он фыркает.
— Как будто кто-то из этих девушек уделит мне время.
А-а-а. Понятно.
Роман не ходит на свидания, потому что у него нет уверенности в себе. Я встречала подобных людей, не только парней, но и девушек, сомневающихся в себе, потому что считают себя недостаточно хорошими — точно так же, как я никогда не буду чувствовать себя достаточно умной, чтобы встречаться с парнем, который хочет работать в НАСА и программировать космические корабли.
— Нельзя судить о них по внешности. У каждого есть свой тип.
Он поворачивает голову.
— Мы на вечеринке в бейсбольном доме на Джок-Роу, и я дам тебе одну попытку предположить, какой у них тип.
Отлично, он меня уел, но только формально.
Но тем не менее.
Он оценивает их стереотипно так же, как, вероятно, и меня, но знаете что?
Я привыкла к этому.
Чирлидеры, возможно, и не считаются такими уж прилежными, и, конечно, я не гигант мысли, так что некоторые стереотипы в моем случае могут быть правдой, но я добрая, целеустремленная и даю всем шанс. И стараюсь не осуждать и относиться к людям с пониманием.
Я тереблю браслет на левом запястье, тот самый, который плела несколько дней назад перед телевизором, сидя задницей на полу и наблюдая за реалити-шоу о сватовстве. Он сделан из нитей моих любимых цветов — зеленого и розового — в замысловатом узоре, который я выучила летом в лагере.
Перебираю мягкую пряжу между большим и указательным пальцами.
— Значит, думаешь, если бы ты подошел и поговорил с этими девушками, тебе бы отказали?
Роман не смотрит на меня.
— А ты как думаешь?
— Я думаю, что ты не должен сомневаться в себе.
Парень молчит, но в полумраке я вижу, что его губы поджаты; он хочет ответить, но не будет.
Затем, наконец...
— А что насчет тебя? Почему ты не флиртуешь и не веселишься?
Я слегка качаю головой.
— У меня нет сил. Завтра рано вставать, но, поскольку все собирались уходить сегодня вечером, я не хотела сидеть в общежитии одна.
К тому же я не хотела быть там, когда приедет новая соседка по комнате.
— Зачем тебе рано вставать? Завтра же суббота.
— Тренировка.
— Тренировка чего?
О, боже, он собирается заставить меня сказать это.
Я сажусь прямо, напрягая позвоночник.
— Я чирлидер. Мы тренируемся шесть дней в неделю.
Замираю.
Жду язвительного, саркастического замечания о пустоголовых блондинках или группе поддержки, но его нет.
— Ты, должно быть, хороша, если попала в команду колледжа.
Я краснею.
Боже мой.
— Наверное.
— К чему скромность? Ты должна гордиться собой.
— Я и горжусь.
Правда горжусь. Как он и сказал, стать чирлидером в колледже нелегко; последние пять лет я надрывала задницу, выступая за свою школу, подбадривая команду, участвующую в соревнованиях, участвуя в лагерях, семинарах, тренировках. И это не считая тренировок, чтобы оставаться в форме и быть сильной.
Это было жестко и, конечно, нелегко.
Не каждый способен на это и не у всех получается, но за эти годы я доказала, на что способна.
— Ты похожа на танцовщицу, — комментирует Роман.
Я? А как выглядят танцовщицы? Это что, типаж?
— Как ты вообще можешь об этом судить? — Я смеюсь. — Здесь же темно.
— Я не знаю... Просто мне так кажется. — Он смеется в ответ.
— В каком ты общежитии?
— Я не в общежитии. Я живу дома.
— Как это?
— Я местный. Мне нужно всего пятнадцать минут, чтобы добраться сюда, поэтому, чтобы сэкономить деньги, я не живу в общежитии.
— О. — Я делаю паузу, подыскивая еще какие-нибудь слова. — И как тебе?
— Пока не знаю, так как занятия еще не начались, но думаю, что все будет как в старшей школе, только ездить придется дальше.
Верно. Хорошая мысль.
— Почему ты не поехал куда-то подальше? У тебя что, не было выбора?
— Да нет, у меня было много вариантов. Я получил несколько предложений о стипендии, но моя тетя живет с моими родителями, а она уже довольно пожилая. Им иногда нужна помощь, так что я не мог уехать слишком далеко. К тому же мне нужно время, чтобы понять, чем хочу заниматься, понимаешь?
— О. Я думала, ты только что сказал, что хочешь работать в НАСА. Или в автомобильной компании.
— Но это две совершенно разные сферы, и я не хочу тратить свое время или чьи-то деньги, пока не буду точно знать, чем хочу заниматься, в каком направлении двигаться, понимаешь?
— И сколько лет этой твоей пожилой тете?
— Не знаю, может, восемьдесят?
— Восемьдесят?! Я думала, ты скажешь, что ей сорок пять или что-то вроде того. Именно столько лет сестре моей мамы.
— Я должен был уточнить. Моя тетя на самом деле моя двоюродная бабушка, то есть сестра моей бабушки. — Он нервно потирает руки. — Бабушка умерла около трех лет назад, и они с моей тетей жили вместе до ее смерти. После ее смерти тетя Миртл переехала к нам.
В этом гораздо больше смысла.
— Тетя Миртл? Это восхитительно.
Роман смеется.
— Чудное имя, не так ли?
— Очень винтажное.
— Весьма винтажное, — соглашается он.
— Ты говоришь таким правильным языком, — наконец говорю я, потому что у Романа словарный запас профессора английского языка и осанка тоже. Это так не похоже на тех парней, к которым я привыкла — мужчин-спортсменов, в основном футболистов, которые много мычат и говорят простыми предложениями. Не то чтобы я их осуждала или говорила, что они все такие — я лишь говорю о том, что ни один из них не хочет работать в НАСА.
— Прости, — извиняется он, и я вижу, что он смущен, хотя для этого нет причин.
Быть умным — это круто.
И сексуально.
Конечно, Роман немного ботаник, но видно, что он еще не самоутвердился. Готова поспорить, когда станет старше, он будет очень хорош.
— Никогда не извиняйся за то, что ты такой, какой есть, — говорю я с авторитетом, желая последовать собственному совету, зная, что несколько раз в неделю чувствую себя неполноценной и не такой, как все.
Виноват в этом мой спорт. И мои тренеры.
И да, я могу обвинить в этом и своих родителей.
Моя мама могла бы сняться в одном из сезонов «Сценических мам», заставляя меня тренироваться, добиваться успехов и продолжать практиковаться до изнеможения. Я не уверена, чего она от меня хочет. Вряд ли я стану чирлидером «Даллас Ковбойз».
У меня нет для этого мотивации, но не то чтобы я когда-либо говорила ей об этом.
Я учусь в этом государственном колледже, потому что не смогла попасть в команду университета первого дивизиона, и рада этому каждую ночь, когда ложусь спать и слышу мамин голос в своей голове: «Ты недостаточно стараешься, Лилли, недостаточно хочешь этого. Ради Бога, я хочу этого больше, чем ты».
Это правда.
Она действительно хочет этого больше, чем я.
Мама никогда не признавала, что, если у меня что-то хорошо получается, это не значит, что я это люблю или мне это нравится. Это далеко не так. Я занимаюсь чирлидингом, потому что могу, а не потому, что это моя страсть.
Я все еще ищу, что это за страсть, и надеюсь, что когда-нибудь найду ее. Хочу понять, о чем мечтаю, и следовать за ней, вместо того чтобы позволять другим людям подталкивать меня к чему-то. Я часто задаюсь вопросом, замечали ли мои тренеры, что я просто проделываю необходимые действия, и не поэтому ли некоторые из них всегда были так нетерпеливы ко мне.
Думаю, что никогда не узнаю.
— Так ты живешь дома, чтобы помогать? Разве ты не хочешь... ну, не знаю... жить своей жизнью?
Я знаю, это звучит предвзято, и знаю, что не должна считать, что у Романа нет личной жизни, но если он живет дома, потому что должен помогать, это, вероятно, означает, что он нечасто выходит из дома. Кто знает, может, он даже не хочет этого.
Может, он из тех парней, которые любят одиночество.
Или из тех, кто сидит в своем подвале и играет в видеоигры.
— Наверное, мне не нужна личная жизнь? Сейчас я очень сосредоточен на своих оценках. — Он колеблется несколько секунд, прежде чем добавить: — Ну, я не должен это так говорить. Я имею в виду, что очень сосредоточен на учебе, поэтому не могу позволить себе отвлекаться. Если не считать тетю Миртл.
Его смех занимает все пространство в нашем маленьком уголке вечеринки, уединенном высоко на лестнице, вдали от всего этого хаоса.
— Без обид, но то, что тетя Миртл живет с тобой, звучит как обуза. — На краткий миг задумываюсь, в чем моя проблема и почему я не могу избавиться от этих мыслей.
— Ты когда-нибудь смотрела «Золотых девочек»?
— Да, а кто не смотрел?
— Тетя Миртл — это что-то среднее между Бланш Деверо и Софией. Представь себе, как она каждое утро заходит на кухню, не говоря уже о том, что обожает давать непрошеные советы. Я не представляю, как моя мама может это выносить.
— А что насчет твоего отца? Твои родители все еще вместе или в разводе?
— Они все еще вместе. Отец много работает, часто путешествует по работе. Он инженер-строитель, проектирует мосты и все такое. Это часть семейного бизнеса.
Черт, его отец тоже очень умный.
— Типа склеиваешь палочки для мороженого и создаешь здание?
Роман снова смеется, и я расправляю плечи от осознания, что сумела развеселить его.
— А как насчет твоей мамы? Чем она занимается?
Почему я спрашиваю его об этом? Это так грубо. Какая разница, чем зарабатывают на жизнь его родители?
Ты суешь нос не в свое дело, Лилли, прекрати.
— Она сидит дома. У меня есть младший брат в третьем классе, Алекс. Он просто монстр.
— Значит, твоя мама заботится о тете Миртл и монстре Алексе.
— Точно. Они — динамичный дуэт хаоса. — Парень смотрит на меня. — А что насчет тебя? Мне кажется, что я только и делаю, что рассказываю о себе.
Только потому, что я задавала ему миллион вопросов.
Я достаю из сумки бутылку воды, внезапно вспомнив, что она у меня с собой, откручиваю крышку и делаю глоток.
— Ну. Мой папа тоже много работает, а мама — помощник юриста, но также считает себя моим менеджером. Неофициально.
— Менеджером чего?
— Ничего. Танцевальной карьеры, которой у меня никогда не будет и которая мне не нужна.
— О.
Я смотрю на него в тусклом свете.
— Ты когда-нибудь видел эпизод «Сценических мам»?
— Нет.
— Ну, это шоу о матерях, которые одержимы желанием, чтобы их дети стали знаменитыми или, по крайней мере, заставляют их быть на вершине успеха. В моем случае это танцы и чирлидинг. Меня могло тошнить, а мама все равно заставляла меня идти на тренировку больной. Сидела там и наблюдала все время, выкрикивая указания, как это делали бы мои тренеры. — Делаю глубокий вдох. — Я не могла дождаться, когда закончу школу и уеду.
— Как далеко ты находишься от дома?
— В четырех часах езды — достаточно далеко, чтобы она не могла приходить на каждую домашнюю игру и изводить меня, рассказывая потом обо всем, что я делаю не так.
— Разве не для этого нужны тренеры?
Я криво усмехаюсь.
— Ха. Можно подумать. Честно говоря, я понятия не имею, чего мама ждет от меня в танцах — я не хочу выступать на Бродвее, и недостаточно хороша, чтобы быть чирлидером профессиональной спортивной команды. У меня нет мотивации для этого.
— Почему она так сильно хочет, чтобы ты стала танцором?
— Понятия не имею.
— Она была танцовщицей?
— Нет. Мама училась на юридическом факультете и хотела стать адвокатом, но не смогла поступить ни в одну из выбранных ею юридических школ, поэтому бросила учебу и стала помощником юриста, что, кстати, тоже требует большого количества знаний и образования.
— Может, она чувствует себя несостоявшейся и не хочет, чтобы это случилось с тобой?
— Ну, ты не сможешь в чем-то состоятся, если не хочешь этого. — Я потянула за браслет на запястье. — Я не просила, чтобы меня отдали в гимнастический, танцевальный и балетный классы. И чтобы таскали на конкурсы, когда мне было два года.
— Стоп-стоп. Ты участвовала в конкурсах?
— Тебе обязательно так говорить?
— Извини. Но я никогда не встречал никого из «Коронованных деток».
— Ха-ха, очень смешно. — Достаю телефон и начинаю листать свою фотогалерею. — Погоди, кажется, где-то здесь есть фотография, когда я победила в конкурсе «Маленькая мисс Коко Кабана».
Я прокручиваю, прокручиваю и прокручиваю вниз по неделям, месяцам и годам, чтобы найти свои фотографии, которые я удалила, а затем загрузила обратно в качестве развлечения. Снимки, где я совсем маленькая, обычно вызывают у меня некоторое умиление. А иногда служат напоминанием о том, что мама всю жизнь заставляла меня делать то, чего я не хотела.
Я нахожу свою фотографию, где светлые волосы начесаны спереди и закручены в профессиональный узел сзади. Для этих снимков мама надела на меня шиньон, чтобы мои волосы казались более объемными. Да ладно, у какого трехлетнего ребенка может быть такая прическа? Это выглядит абсолютно нелепо.
Автозагар, макияж и крошечные зубные протезы-бабочка.
Видимо, мои собственные зубы были недостаточно хороши для моей мамы.
Я поворачиваю телефон к Роману, чтобы он мог видеть. В свете бликов от телефона я хорошо вижу его удивленное лицо. Его поднятые брови и рот в форме буквы «О».
— Ничего себе.
Скольжу пальцем по экрану и перехожу к следующей фотографии. На ней я одета в ковбойскую одежду, руки на бедрах, в центре сцены. Мои бледные светлые волосы заплетены в косу и торчат из-под ярко-розовой ковбойской шляпы. Жилетка и юбка с бахромой. Розовые сапоги, усыпанные блестящими стразами, которые, как я помню, мама старательно приклеивала по одной.
Она потратила на этот костюм несколько часов. И сильно расстроилась, когда я не заняла место в категории «Одежда в стиле вестерн».
— Ты не выглядишь так, будто тебе очень весело, — говорит Роман после нескольких минут изучения фотографии.
— Правда? Ты так думаешь? Большинство людей считают, что я выгляжу так, будто мне очень весело.
— Нет, я вижу это по твоим глазам, и ты сжимаешь зубы.
— Это моя зубастая ухмылка, видишь? — Я демонстрирую ему свою лучшую зубастую ухмылку.
— Нет, это фальшивая улыбка. Любой, у кого есть хоть капля мозгов, может это увидеть.
Он прав. Это была фальшивая улыбка, та самая, которую я с тех пор совершенствую. Может быть, когда-нибудь я почувствую радость в своей душе, но пока просто подыгрываю.
— Твои родители когда-нибудь тебя к чему-нибудь подталкивали? — спрашиваю я вслух.
— Не совсем, — отвечает он. — Я всегда знал, что хочу стать каким-нибудь ученым. — Роман ковыряется в дырке на своих джинсах. — Однажды папа, побывав во Флориде, привез домой бутылочную ракету, и с тех пор я увлекся. Все время пытался понять, как частицы и атомы создают... вещи.
— Вещи?
— Я просто пытаюсь все упростить, чтобы тебе не было скучно.
— Я вовсе не считаю ученых или науку скучной — не надо упрощать для меня. — Я думаю, не звучит ли это так, будто я защищаюсь, и в то же время задаюсь вопросом, не считает ли он меня просто легкомысленной блондинкой, у которой в голове нет ничего, кроме пуха.
Он не первый, и уж точно не последний.
— А чем увлекаются твои школьные друзья, кроме вечеринок без тебя, ха-ха. — Пора сменить тему, пока я не начала защищаться.
Я беру свой телефон, закрываю фотогалерею и кладу его обратно в сумку.
Роман пожимает плечами.
— Не знаю. Честно говоря, мы не так уж часто общаемся. Просто так получилось, что я единственный, кто не живет в общежитии, и родители фактически заставили меня пойти сегодня вечером, потому что не хотят, чтобы я стал отшельником.
— Как твои родители вообще узнали?
— Моя мама дружит с мамой Джереми, и он, должно быть, рассказал ей, что они делают сегодня вечером, поэтому его мама сказала моей маме и спросила, хочу ли я пойти, и моя мама автоматически сказала «да».
— Это похоже на то, как моя мама обычно соглашалась на работу няней, не спрашивая меня, — говорю я ему. — Я нечасто бывала свободна, но когда бывала, это сводило меня с ума. Последнее, чем хотела заниматься в свободное время, это сидеть с детьми.
— Наверное, это лучше, чем сидеть дома с Алексом и тетей Миртл.
Тетя Миртл.
Это имя заставляет меня хихикать.
— Знаешь, что мне сейчас напоминает твоя ситуация? Есть фильм, который очень нравится моей маме, и в одной из сцен родители притаскивают в школу парня и пытаются заставить его пойти на танцы, но он не хочет. Они запихивают его в двери спортзала и держат их закрытыми, пока он бьется с другой стороны с криками: «Я хочу остаться дома с вами, я хочу остаться дома с вами».
Роман смеется.
— Слишком похоже, что даже смешно, — говорит он. И могу сказать, что у него хорошее чувство юмора. — Нет, правда, я нечасто выхожу куда-нибудь, так что, наверное, хорошо, что меня можно сказать заставили прийти сегодня, хотя Джереми и его приятелям было на это наплевать.
Парень делает паузу, затем продолжает.
— Может быть, когда-нибудь у меня будет секретная лаборатория безумного ученого, в которой я смогу запереться, но пока мне нужно выходить в реальный мир и время от времени показываться на людях.
— А мне вот кажется, я слишком часто показываюсь на людях. — Я хихикаю. — Каждые выходные во время футбольного сезона я прыгаю вверх-вниз на краю поля, тряся помпонами перед тысячами людей, и позволь мне сказать тебе прямо сейчас — это надоедает.
— Тогда почему ты это делаешь?
— Наверное, потому что это единственное, что я умею? И у меня это хорошо получается, хотя я и не люблю это. — Я пожимаю плечами, глядя на свои ноги, хотя они и окутаны мраком. — Просто продолжаю ждать, что на меня что-нибудь свалится и все это изменится. — Я вздыхаю. — Хотела бы я целыми днями что-нибудь мастерить и клеить. Это сделало бы меня очень счастливой.
— Почему ты не стала специализироваться на искусстве? — спрашивает Роман.
— У моей мамы случился бы сердечный приступ.
— Твоей маме даже необязательно об этом знать, — говорит он мне, как будто это не то, о чем я уже думала. В конце концов, она бы узнала, и у нее случился бы инсульт. — Твои родители платят за колледж?
Я киваю.
— Большую часть. Не то чтобы я могла пойти и найти работу с таким количеством практики в течение недели. Из меня получился бы ужасный работник, если бы мне постоянно приходилось брать отгулы.
— У тебя когда-нибудь была работа?
Кроме случайных подработок няней?
— Нет, у меня никогда не было времени. А у тебя?
— Да, вообще-то я работал на свою семью. Мой дед владеет... ну, он умер, но это все еще принадлежит семье... промышленной фабрикой, и я провожу лето на сборочном конвейере, штампуя скрепки и другие канцелярские принадлежности. — Роман ковыряется в нитках своих джинсов. — Зарплата дерьмовая, но я вынужден это делать.
— Звучит...
— Скучно. Звучит скучно, ты можешь это сказать. — Он смеется. — Поверь мне, я могу делать это с закрытыми глазами — вот как долго я этим занимаюсь, и у меня бывают перерывы всего на полчаса. Однажды кто-то пытался вломиться в мою машину, пока та стояла на улице, потому что фабрика находится на окраине города, а дедушке было плевать на безопасность.
— По крайней мере, ты зарабатывал деньги.
Он хмыкнул.
— Едва ли. Как я уже сказал, он ни хрена мне не платил. А теперь ей владеет мой дядя, и это еще хуже. Надеюсь, это было мое последнее лето и в следующем году меня здесь не будет.
— Где ты будешь?
— Путешествовать. — Он замолкает на несколько секунд. — Я подал заявки на гранты и стипендии — скрестим пальцы.
Роман скрещивает пальцы и протягивает их так, как мы с подружками иногда делаем, когда нам нужна удача, и я тоже скрещиваю свои за него.
— Надеюсь, у тебя все получится. — Я вздыхаю, заглядывая в бездну, которая представляет собой вечеринка на нижнем этаже. Музыка все еще звучит, и люди все еще продолжают входить через парадную дверь. — Уверена, что через несколько лет я все еще буду здесь, занимаясь тем же самым.
— Хорошая новость в том, что мы закончим через четыре года.
— Это правда. — Тогда я смогу снять квартиру подальше от своей матери и ее контроля. — Ну что ж... — выдыхаю я, играясь с браслетом на запястье, и медленно снимаю его. — Нам, наверное, пора возвращаться на вечеринку.
— Наверное.
Парень встает.
Я тоже встаю.
— Было приятно познакомиться с тобой.
— Да, мне тоже. — Его руки засунуты в карманы джинсов, и я понимаю, насколько Роман на самом деле высок. Кажется, что он возвышается надо мной, хотя я стою на ступеньку выше него.
Метр восемьдесят? Или девяносто?
Трудно сказать, но я откидываю голову, чтобы взглянуть ему в лицо, свет отражается от стекол его очков.
— Как думаешь, мы еще увидимся?
Он пожимает плечами.
— Я не любитель вечеринок, и, как бы там ни было, мне все равно нужно ехать домой.
О.
Неудивительно, что он не пил. Ему предстоит вести машину. Кажется, он сказал пятнадцать минут? Уф.
— Но было весело. Спасибо, что составил мне компанию.
— Это не я составил тебе компанию, это ты составила компанию мне.
Это заставляет меня улыбаться.
— Вот. — Я импульсивно протягиваю ему браслет. — Это на удачу в этом году.
Парень колеблется, прежде чем протягивает руку, чтобы взять его у меня. Надевает на свое запястье.
Он не узнает, пока не выйдет на свет, что браслет розово-лаймово-зеленый, но ведь важна сама идея, не так ли?
— Спасибо.
— Подходит?
Роман улыбается.
— Подходит.
— Ну... — Я делаю несколько шагов вниз. — Думаю, еще увидимся.
— Удачи в понедельник, — говорит он мне.
— Счастливо.