Влюбленный Качок

ГЛАВА 1

РОМАН

ТРИ ГОДА СПУСТЯ

Я не могу продолжать жить здесь.

Мои родители и семья сводят меня с ума, а я вернулся всего две недели назад. Занятия начнутся через три дня, а я едва успел распаковать вещи, не говоря уже о том, чтобы сделать все то, что требовала от меня мама, например, отвезти тетю Миртл на прием к физиотерапевту.

Я отсутствовал всего один семестр, но кажется, что целую вечность. В то же время такое ощущение, что меня не было всего день, и моя семья не упускает случая, когда требуется моя помощь.

Я чертовски скучаю по Великобритании.

В прошлом году мне посчастливилось получить выгодную образовательную стипендию на обучение за границей, и я не раздумывая принял ее: она покрывала проживание, пансион и питание. Я учился у лучших из лучших — у одних из самых блестящих умов в мире.

А теперь мне указывает, что делать, восьмидесятитрехлетняя женщина с фиолетовыми волосами, розовой помадой и очками со стразами. Она представляет собой нечто среднее между Дамой Эдной и Элтоном Джоном и в данный момент осуждающе поджимает губы, когда я слишком долго жду у знака «Стоп».

— Ты не можешь ехать быстрее? — спрашивает она.

— Мы стоим на знаке «Стоп», — говорю я ей. — Вообще-то, мне вообще нельзя садиться за руль.

Тетя Миртл смотрит в окно справа.

— Не вижу поблизости никаких копов.

Меньше всего мне нужно, чтобы меня остановили и выписали штраф до начала занятий — мне нужно как-то добираться до кампуса.

— Не хочу, чтобы мой водительский стаж превратился в прах из-за лихачества, тетя Миртл.

— В мое время мы не останавливались на этом знаке. — Старушка может лгать с невозмутимым видом. Нам бы следовало выставить ее на несколько чемпионатов по покеру.

— В этом нет абсолютно никакого смысла. Я уверен, что вам не разрешалось просто так проезжать знаки «стоп», когда вам этого захочется.

Она хихикает рядом со мной, ее миниатюрная фигурка подчеркивается ярким нарядом. На самом деле эта одежда идеально сочетается с ее волосами, но при этом заставляет ее выглядеть крошечной на пассажирском сиденье большого «Тахо» моих родителей.

— Ты голоден? — спрашивает она. — Я могла бы перекусить и выпить мартини.

— Сейчас только десять утра.

Моя двоюродная бабушка ворчит.

— Где-то сейчас пять часов вечера.

— Пожалуйста, не начинай цитировать Джимми Баффета. У меня от тебя голова болит.

Она снова смеется.

— Я просто подкалываю тебя. На самом деле я пью только в час дня после сна.

Тетя Миртл смотрит в окно и молчит, наблюдая за проплывающими мимо пейзажами. Я вижу, как линзы ее очков отражаются в окне и в зеркале заднего вида, когда оглядываюсь, и на короткую секунду задумываюсь, о чем она может думать. Интересно, что она думает о мире, в котором живет сейчас, и насколько он отличается от того, в котором она выросла.

Я чувствую себя виноватым.

Может, все-таки стоит угостить старушку мартини?

В прошлом году мне исполнился двадцать один год, и я уже достаточно взрослый, чтобы пойти с ней в бар и заказать алкоголь, хотя не знаю ни одного заведения, открытого в это время суток.

Ну что ж, важна сама идея.

Полагаю, нам просто придется поехать домой. Кроме того, нас ждет мама, и у них с тетей Миртл свои дела. К тому же мне еще нужно распаковать вещи и подготовиться к занятиям.

В моей спальне, расположенной рядом с комнатой брата, стены, судя по всему, сделаны из тонкой бумаги. Раньше меня это не беспокоило, но теперь? Теперь беспокоит. Почему? Ну, я уверен, что он дрочит, когда думает, что я сплю, если судить по звукам, доносящимся сквозь стены.

Мне нужно съехать.

— Знаешь, о чем я подумала? — наконец говорит тетя Миртл.

— Даже представить себе боюсь, — отвечаю я со смехом.

Она добродушно смеется.

Из всех членов моей семьи я меньше всего похож на нее. Она общительная и компанейская, а я не обладаю ни тем, ни другим качеством. Даже по сравнению с моими родителями и братом я интроверт и тихоня, с удовольствием наблюдаю, а не участвую.

Моя двоюродная бабушка, конечно, не стесняется высказывать свои мысли, и мне любопытно услышать, что она собирается сказать. Сжимая руль, поворачиваю направо на нашу дорогу, проезжаю пятьсот футов до подъездной дорожки и медленно поднимаюсь по ней.

— Думаю, тебе пора покинуть гнездо.

Она намекает, что я должен съехать из родительского дома?

— Я уже покинул гнездо, помнишь? — Я только что вернулся из Великобритании, где прожил несколько месяцев.

— Эх... — Она издает горловой звук. — Ты понимаешь, о чем я, Роман. Тебе нужно собственное пространство. Ты не можешь продолжать жить с этим своим младшим братом. Ты уже мужчина.

— И куда ты предлагаешь мне пойти? Я не жил в кампусе три года и не собираюсь переезжать в общежитие на последнем курсе колледжа.

— Я и не предлагаю тебе переехать в общежитии. Жить в общежитии — это как ездить на школьном автобусе: ничего хорошего из этого не выйдет.

— О чем ты говоришь? — Я выключаю двигатель и помогаю ей отстегнуть ремень безопасности, после чего выхожу из машины и иду к пассажирской стороне, чтобы помочь ей выбраться. Достаю из машины маленькую складную табуретку и ставлю на землю, чтобы было удобнее спускаться.

Эта женщина такая крошечная, но у нее большое мнение.

— Все, что я хочу сказать, это то, что ты не захочешь спать на матрасе, который тонок, как кусок тоста, и на котором побывали сотни людей. — Она качает головой. — Знаешь, когда в последний раз меняли эти матрасы? Наверное, когда я училась в колледже.

Тетя Миртл — одна из немногих представительниц своего поколения, которая действительно училась в университете. В те времена для молодых женщин не было обычным делом получать образование, но она и моя бабушка учились бизнесу и в итоге помогали моему деду управлять его корпорацией.

Бабушка и тетя Миртл любили рассказывать истории о своем женском обществе, котильонах и всех молодых парнях, которые претендовали на их внимание; две умные и красивые студентки в пятидесятые годы были нарасхват.

— Я старик по сравнению с теми, кто живет в общежитии.

Я беру ее хрупкую руку в свою и помогаю ей встать на табуретку.

Она кивает, как бы говоря: «Это правда».

— И ты не знаешь никого, кто бы сдавал жилье?

— Ты имеешь в виду попытаться найти дом для субаренды? Тетя Миртл, сейчас начало учебного года — вряд ли у кого-то есть комната для сдачи. Я слишком долго ждал.

— Не узнаешь, пока не попробуешь. Неужели ты никого не знаешь? Ни единой души?

Знаю, но не хочу ни с кем из них жить. Джереми и его приятели живут в домах братства, и это единственные парни, которых я знаю достаточно хорошо, чтобы потенциально жить с ними. Учитывая, что в братствах живут только члены, это не вариант.

Мы вместе с тетей Миртл ковыляем к двери, ее маленькие туфельки скрипят всю дорогу, и я смотрю на них: они фиолетовые и подходят к длинному драповому платью, в которое она одета и на котором изображена морда ее мертвой собаки — бишон-фризе по кличке Битси, скончавшейся несколько лет назад от старости.

Тетя Миртл увидела это одеяние в реалити-шоу и настояла на том, чтобы ей сшили такое же в двух цветах. Фиолетовом и ярко-розовом.

Браслеты на ее запястье позвякивают, когда она сжимает мою руку, осматривая тротуар в поисках трещин.

Она и вправду особенная.

— Я знаю многих людей, — защищаюсь я. — Просто не знаю никого, к кому можно было бы переехать.

Мне придется немного подумать, серьезно подумать, раз уж она озвучила мои мысли вслух. Мне действительно стоит съехать.

Кроме того, учиться в этом доме практически невозможно, поскольку Алекс вваливается в мою комнату, когда ему вздумается — он такая заноза в моей заднице.

Я также не могу часами просиживать в библиотеке, зная, что у моей семьи есть для меня дела. У меня такое чувство, что я балансирую по обе стороны баррикад.

Наполовину внутри, наполовину снаружи — мне приходится выбирать.

И если съеду, возможно, это даст мне свободу, и я смогу меньше испытывать чувство вины, когда меня здесь нет. Им придется справляться самим; более того, моей матери придется найти способ справляться с тетей Миртл без меня.

Не я ее опекун.

Старушка подталкивает меня к переезду, и, по большей части, из всех нас у нее больше всего мудрости, даже когда бабушка была жива.

— Я подумаю, — говорю я ей, пока мы идем на кухню.

В доме тихо для выходного дня. Я гадаю, куда все подевались, пока не нахожу на кухонном столе записку, написанную почерком моей матери: УШЛА В ПРОДУКТОВЫЙ МАГАЗИН И В «ХОУМ ДЕПО», НЕ БУДЕТ ДО 11. НАПИШИ МНЕ, ЕСЛИ ТЕБЕ ЧТО-НИБУДЬ ПОНАДОБИТСЯ.

Мило, что мама до сих пор пишет записки от руки. Я комкаю её и выбрасываю в корзину для мусора.

Воспользовавшись тишиной в доме, я иду в свою комнату и начинаю раскладывать вещи, которые привез с учебы за границей, достаю из чемодана предметы, которые хочу выставить на полку.

Не спеши, приятель. Может, не стоит здесь устраиваться слишком комфортно?

Я оглядываю спальню, которая, кажется, застряла в искривлении времени моего детства с научными исследованиями, похвальными грамотами и вдохновляющими плакатами, аккуратно приколотыми к стене.

Странно. Меня не было всего один семестр, но оглядывая эту спальню, в которой провел всю свою жизнь, я чувствую себя... не знаю. Странно? Неуютно? Я вроде как вырос из нее, но и не вырос. Я все тот же увлеченный наукой ребенок, но уже не тот, кем был, когда уезжал отсюда.

Бросаю сумку на стул и кладу руки на бедра.

На моем запястье браслет, я снимаю его и кладу на полку рядом со своим столом, рядом с высоким академическим кубком по десятиборью. Это один из многих трофеев, которые я завоевывал на соревнованиях в старших классах. Моя мама до сих пор еженедельно вытирает с них пыль, чтобы на них не было ни капли грязи.

Я уже упоминал, что браслет, который я только что снял, — тот самый, который получил на первом курсе от девушки, с которой познакомился на лестнице на моей первой вечеринке в колледже. Кажется, ее звали Лилли, если я правильно помню, хотя мне ни разу не посчастливилось столкнуться с ней в кампусе. Знаю, что она была чирлидером футбольной команды, но мне и в голову не приходило пойти на игру, чтобы увидеть ее.

Ладно, это абсолютная ложь — я действительно подумывал пойти на игру, чтобы увидеть ее, но не хотел показаться сталкером. Я определенно не тот тип парня, который нужен такой девушке. И, наверное, вызвал бы у нее ассоциации с преследователем.

Я бросил еще один беглый взгляд на браслет: его зеленые и розовые нити напоминают о том вечере. Они помогали мне во время учебы в Великобритании. Всякий раз, когда у меня был трудный день, ночь или неделя, я надевал его, и это придавало мне немного смелости, этот подарок от красивой и энергичной девушки. Это каким-то образом придавало мне уверенности.

Что-то вроде щита.

Интересно, чем она занимается теперь — прошло уже несколько лет с тех пор, как мы встретились. Интересно, осталась ли она в группе поддержки или ушла, чтобы заняться другими увлечениями, как хотела. А может, все еще подбадривает команду в эти холодные осенние месяцы.

В то время мне показалось ироничным, что она предпочитает заниматься рукоделием и искусством, а не легкой атлетикой, но это всего лишь мое стереотипное представление о ней, основанное на ее внешности. Не сомневаюсь, что она и меня стереотипно восприняла, скорее всего, считая меня ботаником, судя по моим словам.

Как я люблю науку, НАСА и инженерию. Я опустил часть про атомы, биологию и нейроны, потому что это настолько за гранью занудности, что даже мне стыдно.

Атомы меня заводят, ясно?

Вот, я сказал это.

Я мельком взглянул на себя в зеркало, увидел футболку с изображением галактики на груди и заметил, что она стала немного теснее. Я начал заниматься спортом во время учебы за границей. Группа американских парней, живших в том же общежитии, была очень увлечена фитнесом, и в итоге я начал заниматься с ними и приводить себя в форму.

Теперь у меня действительно есть бицепсы.

И пресс.

Я все еще полный ботан, но теперь еще и в хорошей физической форме. Вроде бы оксюморон, но я всегда любил иронию. Не то чтобы я был Арнольдом Шварценеггером, Фабио или моделью из Instagram, но стал лучше, чем был раньше, не такой тщедушный и слабый.

И определенно, я стал увереннее в себе.

Мама заметила, что я стал шире в плечах как только забрала меня из аэропорта; отцу понадобилось чуть больше времени, в основном потому, что он постоянно работает и нечасто бывает рядом. Возможно, это связано с тем, что тетя Миртл все время задерживается рядом — ей нравится доставать его, по-настоящему доводить его до бешенства. В тот вечер за ужином она сжимала мой бицепс и хихикала, как маленькая извращенка.

В мой первый вечер после возвращения они устроили небольшую вечеринку и до смерти смутили меня, подняв шумиху из-за моего внешнего вида.

Меня никогда не волновало, как я выгляжу, — и до сих пор не волнует, — но теперь, когда я в хорошей форме, я, конечно, стал больше осознавать это.

Девушки тоже заметили. За всю мою жизнь ко мне не приставало столько девушек, сколько за последние несколько недель... Хотя, наверное, я выгляжу немного более европейцем? Я более долговязый, как английские парни, и именно это привлекало девушек в Кембридже.

Внезапно моя дверь распахивается, и в комнату врывается Алекс, бросает свою сумку с учебниками на мою кровать и усаживается так, словно он здесь хозяин.

— Что ты делаешь со своим дерьмом на моей кровати? — спрашиваю я, поднимая с пола коробку и ставя ее на стол.

— Мне нравится делать здесь домашние задания. — Он устраивается поудобнее, скрещивая руки за головой. — Я использовал ее как кабинет, когда тебя не было.

— Ты использовал мою спальню как кабинет, пока меня не было? — Я изучаю его лицо в поисках признаков того, что он шутит. — Тебе двенадцать лет, зачем тебе кабинет?

Он пожимает плечами.

— Приятно сменить обстановку, а не пялиться изо дня в день в одну и ту же стену. Как в тюрьме. И из этой комнаты открывается лучший вид на задний двор.

— Это буквально тот же самый вид на задний двор, — говорю я ему.

Наши комнаты находятся рядом в конце коридора, тетя Миртл заняла роскошную гостевую спальню, которая находится внизу, с огромной ванной и гардеробными — да, во множественном числе. Их две.

Мои родители несколько лет назад были частью того бума, когда все считали, что чем больше, тем лучше, а больше пространства означает, что дом выглядит более внушительно, поэтому они построили дом с пятью спальнями, несмотря на то, что в доме живут только двое детей, а одна из гостевых спален настолько роскошна, что по сути является гостиничным номером.

Теперь я думаю, что они должны быть благодарны за эти пять комнат, потому что здесь живет тетя Миртл и ей есть где разгуляться, чтобы не мешать постоянно окружающим, хотя она все равно лезет в чужие дела.

Ха.

— Ну, теперь я дома, так что ты не будешь пользоваться моим столом. Или моей комнатой. И с каких это пор ты входишь в комнату без стука? Я мог бы быть голым.

— И что? У тебя нет ничего такого, чего бы я не видел раньше, — авторитетно заявляет он. — И не похоже, что ты здесь дрочишь.

— Что, черт возьми, ты вообще знаешь об этом?

Мы с Алексом никогда раньше не обсуждали секс, и от того, что он заговорил о мастурбации, как будто в этом нет ничего особенного, у меня глаза практически вылезли из черепа. С каких пор мой младший брат повзрослел?

Господи, я даже думать не хочу о том, что он дрочит, не говоря уже о том, чтобы обсуждать это с ним, пока он лежит на моей кровати.

Но опять же, ему двенадцать лет, и, возможно, у него под кроватью припрятаны коробки с салфетками и бумажными полотенцами, как и у меня, когда у меня впервые началась случайная эрекция в неподходящее время.

Алекс определенно намного круче меня. Нет сомнений, что он принадлежит к популярной группе — той, к которой я никогда не принадлежал, пока рос. Он играет в футбол и лакросс, а на учебу ему наплевать, так что я в шоке от того, что он использует любую комнату для занятий и выполнения домашних заданий, не говоря уже о моей комнате.

Если подумать, он наверняка играет здесь в видеоигры на телевизоре с плоским экраном, который висит на стене напротив моей кровати. Его подарила мне бабушка на четырнадцатилетие, и он гораздо лучше того, что стоит в гостиной внизу.

Не хочу хвастаться, но я всегда был любимцем бабушки.

— Знаешь, Алекс, что бы я оценил? Я был бы рад, если бы ты убрался из моей спальни.

— С каких это пор ты стал таким мудаком?

Он не делает никаких попыток сдвинуться и дать мне возможность уединиться, и я вижу, что он удивлен моим отношением. Обычно я не выгонял его, наверное, потому что обычно он нечасто сюда заходил. Но теперь, когда использует мое пространство в своих целях, мне нужно установить границы и обозначить свою территорию.

Я смотрю на него через плечо и открываю коробку.

— Тебе, наверное, стоит следить за своим языком. Мама знает, что ты так ругаешься?

Я замечаю, как мой младший брат закатывает на меня глаза.

— Чувак, мне двенадцать, я не ребенок.

Я вижу, что он не ребенок. Сейчас он выглядит как подросток, подросший на несколько сантиметров за то короткое время, что я учился в Англии.

Алекс почти с меня ростом, и ему еще есть куда расти.

— Я не говорил, что ты ребенок, я спросил, слышала ли мама, что ты так ругаешься.

— Ну да, конечно, — насмехается он. — Она бы рассердилась, потом вмешалась бы тетя Миртл, и вскоре все бы на меня кричали. Нет уж, спасибо.

Он прав: с тех пор как тетя Миртл переехала к нам, она очень любит ввязываться в семейные драмы, в том числе создавать их там, где их и могло не быть.

Видимо, ей чертовски скучно, и нечем занять свое время, кроме нас.

— Это как жить с хранителем склепа, — продолжает Алекс.

— Эй, не будь злым.

— Я не злой! Ей сто лет. Ты знаешь, как это не круто — жить со старым человеком?

Я поворачиваюсь и встречаюсь с ним взглядом.

— Ты бы сказал ей это в лицо?

— Нет.

— Тогда тебе, наверное, не стоит говорить это здесь. — Я поворачиваюсь обратно к своей коробке. — Кроме того, она наверняка подслушивает, прижав ухо к стене.

Это смешит моего брата.

— Возможно.

Я снова поворачиваюсь к нему лицом.

— Ты уходишь или как?

— Нет, — говорит он со смехом, от которого мне хочется его ударить.

— Разве тебе нечем заняться? И почему ты вообще дома? Сейчас середина дня.

— У нас сегодня было полдня. Учителя повышают квалификацию или что-то в этом роде.

— Кто привез тебя домой?

— Мама Брэндона.

Брэндон — лучший друг моего брата с тех пор, как они ходили в детский сад.

— Нужно было сказать мне. Я отвозил тетю Миртл на физиотерапию и мог бы захватить тебя по дороге домой.

— Думаю, мама забыла, поэтому я просто поехал с Брэндоном.

Это похоже на нашу маму: она очень забывчива и часто поступала также со мной, когда я рос. Очень часто мои родители оставляли меня в церкви после того, как отвозили в воскресную школу. Даже не спрашивайте меня, как это происходило — слава богу, у нас есть мобильные телефоны.

— Что в этой коробке? — интересуется брат.

— Учебники и прочее.

— А разве учебники сейчас не цифровые?

— Может быть. Но не в Кембридже.

Я учился там на стипендию, за которую боролся с самого первого класса школы, надрывая задницу ради хороших оценок и вступая в любой клуб, который мог принести пользу в учебе, а также занимаясь теннисом.

Теннис. Кто вообще в него играет?

— Познакомился с какой-нибудь цыпочкой, пока был там? — спрашивает брат, возясь с пультом от телевизора. Уверен, что он намерен остаться на некоторое время и посмотреть одну из своих любимых программ, что, вероятно, делает каждый день с того дня, как я уехал.

— Нет. — Я складываю футболку, которая лежит на самом верху коробки, и откладываю ее в сторону. — То есть, конечно, я знакомился с девушками, но полагаю, ты имеешь в виду, встречался ли я с ними.

— Ты никогда не встречался с девушками. Ты вообще знаешь, как это делается?

Вот же маленький проныра.

— Что значит, я никогда не встречался с девушками? Я встречался с Бритни Бевинс несколько месяцев на первом курсе.

— Бритни не считается, — с насмешкой сообщает мне Алекс. — Наши родители дружат.

Отчасти это правда, к тому же отношения не были такими уж романтичными. Бритни — такая же ботаничка, как и я, и училась в университете только до тех пор, пока ее не приняли в колледж Лиги плюща, а это произошло на втором курсе. Она собрала вещи и переехала в Калифорнию, чтобы учиться в Стэнфорде и получить докторскую степень, о которой мечтала с самого детства.

Больше я о ней почти ничего не слышал.

Кроме этого, к сожалению, у меня не было никаких других отношений, если не считать семью и друзей. Я имею в виду романтические отношения, да и сексуальные, наверное, тоже. Я бы сказал, что это потому, что я не занимаюсь случайным сексом, но это было бы ложью. Правда в том, что у меня не хватает смелости заняться случайным сексом, даже если бы захотел.

Алекс наблюдает, как я достаю футбольный мяч из картонной коробки и бросаю его на пол.

— Зачем тебе футбольный мяч?

— Я купил его, когда был в Англии. Они там очень любят футбол.

Я купил этот мяч во время одного из плей-офф, когда все магазины в городе продавали сувениры разных команд. Это был хаос, но фантастическое веселье, и мне захотелось оставить что-то на память, поэтому привез домой красно-синий футбольный мяч.

— Ты прям так упаковал футбольный мяч в свой багаж? Почему не сдул его?

В его словах есть резон — было бы разумнее сдуть мяч, если бы я не торопился собрать свои вещи в конце семестра. Собирать вещи было последним, о чем я думал; я был поглощен своими новыми друзьями, тренировками и, конечно же, учебой, и ждал до последнего дня, чтобы упаковать свои коробки, адресовать их и отправить обратно.

По правде говоря, у меня было не так уж много вещей — немного одежды, учебные пособия, учебники, компьютер и другие канцелярские принадлежности, и... вот, собственно, и все. Но кое-что я все же купил, пока был там, например подарки для своей семьи.

Алекс включает телевизор и начинает листать каналы, выкрутив громкость на полную, словно плохо слышит.

— Убавь звук. Перебудишь весь дом.

— Сейчас даже не полдень. Никто не спит.

— Тетя Миртл, возможно, отдыхает. Хочешь, чтобы она пришла сюда?

— Нет. Кроме того, она не стала бы подниматься сюда, а кричала бы на нас через интерком. Она обожает по нему говорить, но не знает, как правильно им пользоваться, поэтому повторяет по десять раз одно и то же и дует в него своим старушечьим дыханием. Фу. Это отвратительно, — ворчит Алекс.

— Сделай потише, Иисус. И убери свои ноги с моей кровати. — Я шлепаю по его ногам.

Он все еще в кроссовках, а я не хочу, чтобы его грязная обувь была на моем покрывале.

Где этот ребенок рос, в сарае? У мамы случился бы сердечный приступ, если бы она узнала, что он ходит по дому в обуви.

— Разве тебе не дают список задач, которые должен сделать, когда приходишь домой из школы?

Со мной так делали.

— Нет. Я занят спортом.

— По-моему, ты не так уж и занят.

Алекс смотрит на меня, пока я достаю из коробки новые вещи.

— Тренировка будет позже. Кто-то должен будет отвезти меня обратно в школу, если мама к тому времени не вернется домой.

— А как насчет мамы Брэндона?

— Брэндон не играет в лакросс.

— Ты настоящая заноза в заднице. Знаешь это?

Алекс пожимает плечами.

— Мне двенадцать, и это слишком далеко, чтобы ездить на велосипеде.

Он прав.

Я беру пустую картонную коробку и выбрасываю ее через дверь своей спальни в коридор и в этот момент вижу маму, поднимающуюся по лестнице. Ее взгляд перебегает с меня на коробку, потом обратно на меня.

— Кто-то обустраивается, я вижу. Надеюсь, эти коробки отправятся на переработку. Разбери их, ладно? И сложи аккуратно рядом с гаражом.

Очевидно, именно так я и собирался поступить с коробками, но она не была бы моей матерью, если бы постоянно не напоминала о необходимости навести порядок в своих вещах и вынести мусор.

Я оглядываюсь на брата, который игнорирует нас обоих, зациклившись на аниме-сериале на экране телевизора.

— Эй, мам, мы можем поговорить позже?

Я не могу выбросить из головы то, что сказала тетя Миртл, и теперь хочу обсудить это с родителями, но сначала хочу поговорить об этом с мамой — немного прощупать почву, оценить ее реакцию.

— У меня есть время, если хочешь поговорить. — Она заходит в спальню и садится рядом с моим братом на кровать. Матрас прогибается под ее весом.

— Наедине.

Мама поднимает брови и смотрит на моего брата. Замечает, что на нем кроссовки, и сталкивает его ноги с моей кровати.

— Эй, убирайся отсюда в обуви, мистер.

Алекс снова ворчит, но нагибается, чтобы развязать шнурки, скидывает кроссовки и выходит в коридор.

— Закрой за собой дверь, — кричит мама.

Алекс возвращается и закрывает дверь чуть сильнее, чем нужно.

Мама уделяет мне все свое внимание, и я сажусь напротив нее на свой рабочий стул, поворачивая его в сторону окна, чтобы оказаться лицом к лицу с ней. Этот разговор начать труднее, чем я думал, но если не начну его, он задержится в моем сознании и будет гноиться.

— Я не понимала, как сильно по тебе скучала, пока ты не вернулся домой. — Мама выглядит довольно эмоциональной. — Я могла бы задушить тебя в объятиях прямо сейчас, я так по тебе скучала.

— Пожалуйста, не надо. — Я смеюсь.

— Как прошел полет? У нас не было возможности поговорить наедине с тех пор, как ты вернулся, и прошу прощения за это. Я была так занята этим мероприятием по сбору средств для женского клуба — мы повышаем осведомленность о приемных семьях — что у меня не было времени на то, чтобы побыть с тобой. Расскажи мне все.

Это только усугубит то, что я хочу сказать, учитывая, что собираюсь бросить ей бомбу о потенциальном переезде в университетский городок.

— Я думала, у тебя будет британский акцент.

Она действительно забавная.

— Мы общались каждую неделю в течение четырех месяцев. Ты слышала, что у меня нет никакого акцента.

Мама ковыряет ворсинки на своих джинсах.

— Отлично. Я надеялась, что он появится. Как у Мадонны, когда та жила в Лондоне.

— Кто?

Застонав, она провела рукой по лицу.

— Не заставляй меня чувствовать себя старой.

Я беру карандаш со стола и начинаю нервно постукивать им по деревянной столешнице, колено под ней подпрыгивает.

— Последние несколько дней я размышлял о жилищных условиях.

Это привлекает внимание мамы, она садится прямее, складывая руки на коленях. Кивает.

— И ты знаешь, мне нравится жить здесь, я никогда нигде больше не жил, но последние несколько месяцев я был предоставлен сам себе, а теперь, когда вернулся, мне, наверное, пора найти свое собственное жилье. Или хотя бы соседей по комнате. — Я поворачиваюсь в кресле и на мгновение смотрю в окно, на соседский дом и на задний двор, где стоит большой голубой бассейн. — Будет практически невозможно найти кого-то, кому еще нужен сосед, но думаю, что стоит поискать.

Следующие несколько секунд мама молчит, но я практически слышу, о чем она думает.

— Я могу понять, почему ты чувствуешь необходимость... — Ее голос прерывается. — Расправить крылья.

Я кручусь на месте.

— Мам, Алекс врывается сюда, когда ему вздумается, и чувствует себя как дома. Он использовал эту комнату как место для тусовок и думает, что все еще может это делать. У меня нет никакого личного пространства.

В нашем доме действует политика «никаких запертых дверей», и не думаю, что это изменится в ближайшее время. Алексу наплевать, что я не хочу видеть его в этой комнате; он привык приходить сюда и будет приходить и дальше.

Он избалован, молод и делает то, что хочет.

Помимо этого в этом доме живут еще четыре человека, и каждый из них лезет в мои дела, включая мою восьмидесятитрехлетнюю двоюродную бабушку, которая, может, и живет этажом ниже, но кажется, всегда и везде присутствует.

Что-то вроде призрака.

Как будто она здесь для того, чтобы выполнять поручения моей покойной бабушки, командуя нами, как это делала она, когда приезжала (а делала она это очень часто), и распоряжаясь всем домом.

И я упоминал, что тетя Миртл увлекается онлайн-знакомствами?

Ага.

— Как ты планируешь найти квартиру?

Мы оба знаем, что я не завел большого количества новых друзей — ни одного за те три года, что учусь в колледже, потому что был слишком поглощен учебой.

— Я познакомился с одним парнем в Англии, у которого совершенно случайно есть контакт здесь.

Мама не выглядит убежденной.

— Ты проделал весь этот путь через океан и нашел кого-то, кто знает кого-то, у кого может быть комната для тебя в аренду в том же городе, где тебе нужна комната в аренду? — Она хмурит брови. — Как такое возможно?

— Дай мне секунду, чтобы переварить то, что ты сказала, — шучу я с улыбкой. — Да, безумие, правда? Я познакомился с парнем, чей брат учится здесь в колледже. У него есть дом — все, что мне нужно сделать, это связаться с ним и скрестить пальцы. Гарантий нет, но...

Мама не выглядит довольной.

— Ты так помогаешь мне здесь.

— Мам, мне двадцать один год, я не могу жить здесь до конца своих дней только для того, чтобы возить тетю Миртл и кормить Алекса, когда тебя и папы нет рядом.

Это несправедливо.

— Это мой выпускной год, как мне учиться в этом доме? — Я делаю глубокий вдох. — Ты могла бы нанять кого-нибудь, чтобы помогать тете Миртл и Алексу. Няню для них обоих.

Мама закрывает лицо руками и смеется.

— Боже мой, ты только представь. Даже не знаю, кто первым доведет няню, твой брат или твоя тетя.

— Сто процентов, это будет тетя Миртл и ее парад престарелых бойфрендов.

— О, пожалуйста. — Мама протягивает руки и смеётся ещё громче. — Не напоминай мне. Последний угощал ее «Пина коладой» и вином, и ее стошнило на ковер в гостиной, когда он привел ее домой.

— Что? — воскликнул я, потрясенный. — Что? Перемотай назад.

— Она встречалась с молодым джентльменом, который сказал, что ему шестьдесят девять, но на самом деле ему было семьдесят восемь. Он повел ее в тики-бар, и это ей не понравилось.

— Почему?

— Она все еще пытается веселиться, как будто сейчас 1999 год, и все пошло наперекосяк.

— Это даже не смешно. — Ну, вроде как смешно, и я попаду в ад за то, что смеюсь.

— Никто и не смеялся. Это было ужасно. У твоего отца чуть не случился сердечный приступ, и я заставила его помочь навести порядок. А тетя тем временем отправилась на поздний завтрак с джентльменом, который владеет дилерским центром гольф-каров, пока мы чистили ковры.

— Даже не знаю, что на это сказать.

— Ничего. Не говори ничего. Это была череда седовласых одиноких мужчин. Овдовевших мужчин. Убежденных пожилых холостяков. Она просто упивается всем этим. Не знаю, как сиделка сможет справиться с ней, а я едва справляюсь с твоим братом.

И вот тут-то я и вступаю в игру.

— Но мама...

— Мне нужно поговорить с твоим отцом, но, думаю, не повредит написать брату твоего друга и узнать, как у него обстоят дела со свободной комнатой.

Мне хочется вскинуть кулак в воздух за эту маленькую победу, но я сдерживаюсь, пока мама не выйдет из комнаты.

— И может быть, если будешь жить рядом с кампусом, ты кого-нибудь встретишь.

Встречу кого-то? Типа, девушку?

— Мам, я не поэтому хочу переехать и быть ближе к кампусу.

Девушки отвлекают, а у меня есть цели.

Мама похлопывает меня по руке.

— Я знаю, что причина не в этом, милый. Просто размышляла вслух.

В этом доме все только и делают, что размышляют вслух.