РОМАН
Это не могло быть более неловким.
Шучу, все было еще хуже.
Кто уронит коробку из-за того, что ему подмигнула красивая девушка? Такое могло бы случиться с ботаником в кино — только по сценарию фильма ботаник бы еще и намочил штаны, окончательно унизившись, так что, по крайней мере, я этого не сделал.
Я ужасен, но не настолько, хотя одна вещь была очевидна: мне нужно много работать над собой, когда речь заходит о девушках, свиданиях и о том, насколько мне комфортно быть самим собой рядом с ними. Если бы был немного увереннее в себе, я бы не уронил коробку и не застыл, когда Лилли посмотрела на меня.
«Мы знакомы?» — спросила она, и я был слишком ошеломлен, чтобы ответить: «Да, мы познакомились, когда были первокурсниками, час просидели на лестнице на вечеринке и выложили друг другу все начистоту. Не могу поверить, что ты меня узнала».
За последние три года я сильно изменился, да и она тоже. В ее глазах я ясно видел, что она повзрослела, а еще — что ей больно, хотя я, конечно, не догадываюсь, что скрывается за усталым выражением лица и поникшими плечами, когда девушка сидела за стойкой.
Лилли с готовностью вскочила и помогла мне, даже не зная, кто я такой. Может, у нас и не было истории, но мы точно хорошо провели время, сидя, разговаривая и делясь друг с другом сокровенными мыслями. Я помню, как она рассказывала о своей матери, и мне интересно, стали ли их отношения лучше. Помню, как сказал ей, что все еще живу дома, и выражение ее лица, когда я сказал, что никогда нигде больше не жил.
«В каком ты общежитии?»
«Я живу дома».
«Как это?» Помню, ее голос прозвучал потрясенно, что соответствовало выражению ее лица. Живешь дома? Какого черта ты делаешь, парень?
Все потому что я думал, что нужен своей семье, и только сейчас понял, что мое пребывание дома просто позволяет моей матери делать все, что ей заблагорассудится, пока я беру все обязанности на себя.
«Я местный. Мне нужно всего пятнадцать минут, чтобы добраться сюда, поэтому, чтобы сэкономить деньги, я не живу в общежитии».
«О.» — Она сделала паузу, все еще не веря, что можно жить дома, будучи взрослым. — «И как тебе?»
Все шло хорошо... пока не пошло наперекосяк, и вот я таскаю коробки в дом к двум людям, которых знаю всего день, чтобы наконец-то вырваться на свободу и обрести независимость.
Комната, которую я снимаю, на самом деле больше, чем та, что у меня дома. Родители не делали ни одну из спален большой, потому что не хотели, чтобы мы в них зависали, они хотели, чтобы мы тусовались в гостиной или в подвале с большой развлекательной и медиа-комнатой.
Больше всего мои родители ценят время, проведенное с семьей, и поэтому моя спальня в их очень большом доме на самом деле довольно маленькая, это было их попыткой вытеснить нас.
Из комнат, я имею в виду.
Ну.
Это сработало, потому что у меня нет личной жизни.
Я не взял с собой кучу вещей, переезжая в новое место, но мама разрешила мне взять с собой постельное белье и шторы, которые висели в моей комнате, чтобы я чувствовал себя здесь как в своей комнате. Я быстро складываю и убираю в шкаф нынешнее стеганое одеяло и простыни, засовывая их подальше в правый верхний угол.
Затем распаковываю свои туалетные принадлежности и набиваю шкафчик в ванной кремами для бритья, лосьонами после бритья и средствами для волос. Никогда не думал, что буду пользоваться ими на постоянной основе, но они стали привычными. Не то чтобы я был метросексуалом, но, пожалуй, достаточно близок к этому.
Провожу пальцами по своим лохматым волосам — единственное, что я отпустил, пока был за границей, — длинные локоны спадают до плеч светлыми волнами. Затем провожу рукой по щетине, покрывающей мои щеки и подбородок, не торопясь сбривать ее. Так я чувствую себя более мужественным — возможно, именно из-за моей новой внешности Лилли меня не узнала.
Разложив вещи, осматриваю ванную: бордовая занавеска для душа, которая очень подходит к одеялу на моей кровати, и ковер на устаревшем кафельном полу. Эти крошечные серые квадратики прямо из семидесятых.
Отодвигаю занавеску, чтобы поставить шампунь, кондиционер и бритву на небольшой выступ. Под душевой лейкой прикреплено круглое зеркало, чтобы я мог побриться там, если захочу. Меньше беспорядка в раковине.
Быстро пользуюсь туалетом, затем возвращаюсь в спальню и распаковываю коробку со школьными принадлежностями, которые привез с собой, начиная со множества научных книг, написанных многочисленными экспертами в области математики. Просто легкое чтение, знаете ли. На самом деле я уже сто лет не читал художественную литературу для удовольствия, даже чтобы уснуть ночью. В сутках не так уж много часов, и мне нравится использовать их, чтобы подпитывать свой мозг знаниями — всегда стремлюсь вырваться вперед и закончить учебу раньше.
У меня не всегда были способности к математике, но она, как правило, имеет отношение ко всему, и поэтому я хочу быть в курсе.
Мои мысли возвращаются к Лилли.
Я корил себя за упущенную возможность, когда она спросила, знакомы ли мы. Девушка склонила голову, изучая мое лицо, и в тот же миг я почувствовал узнавание в ее взгляде. Проблема в том, что я слишком слаб, чтобы сказать хоть что-нибудь, хотя она предоставила мне прекрасную возможность. Я всегда упускаю прекрасные возможности, если только они не академические, и иногда ненавижу себя за это.
Я бы хотел быть более смелым. У моего младшего брата в большинстве случаев больше смелости, чем у меня. Но, возможно, это просто потому, что он моложе, он избалован и ему не приходилось ни над чем работать.
Мои родители не всегда были богаты — я помню, как они получали талоны на питание, когда я был младше, потому что мой отец только начинал работать в бизнесе моего деда. Они никогда не получали ни цента от семьи, если только не зарабатывали их.
Им обоим приходилось платить за колледж, работая полный рабочий день и одновременно учась, чего я лично не могу себе представить; не с той учебной нагрузкой, которая у меня сейчас.
Мама уже не так много времени проводит в офисе — она перестала работать там, когда родился мой брат, — а до этого они заложили единственную машину, которая у нас была, чтобы получить небольшой кредит на крошечный дом, в котором я вырос.
Они не создавали компанию с нуля, но никогда не прекращали работать и всегда трудились, иногда в ущерб семье. Вот почему, я думаю, мама так сильно опекает нас с Алексом: все эти годы ее не было рядом, потому что она была в офисе.
Конечно, она работала вместе с моим отцом, но правда в том, что ни один из них не был рядом со мной.
Не совсем.
Они редко бывали на моих футбольных матчах, еще реже на научных ярмарках и дебатах.
До появления брата они полагались на мою бабушку, которая присматривала за мной.
А теперь полагаются на меня, чтобы я присматривал за тетей Миртл, которая очень похожа на маленького ребенка. Не потому, что она ни на что не способна, а потому что требует к себе много внимания — она хитрая штучка, и стоит хоть на секунду отвернуться, тут же попадает в беду. Никому не нравится, когда на пороге без предупреждения появляется старик, чтобы пригласить ее на свидание.
Или кто-то, кого неожиданно пригласили на семейный ужин.
Такое случается слишком часто, и я стал работать над тем, чтобы ее приструнить.
В любом случае.
Думаю, это еще одна причина, по которой я не хожу на свидания. Нет времени.
Телефон пикает на моем новом столе.
Мама: У тебя есть минутка?
Я: Поговорить?
Мама: Да, по телефону.
Ненавижу разговаривать по телефону, но мама не позволяет мне обойтись сообщениями.
Я: Да, у меня есть минутка, я как раз распаковываю вещи.
Через две секунды раздается звонок.
— Привет, детка, как дела? Как твой новый дом?
— Все хорошо. — Я смотрю на коробку, стоящую на стуле у стола. — Я только сейчас начинаю распаковывать свои вещи — навел порядок в ванной, а теперь распаковываю все школьные принадлежности.
Мама молчит несколько секунд, прежде чем признать:
— Мне бы очень хотелось, чтобы ты позволил нам с папой приехать и помочь тебе.
— У меня не так много вещей, мам.
Я не собираюсь говорить ей, что не хотел рисковать с их помощью, потому что вместе с мамой и папой приехали бы мой брат и двоюродная бабушка, которые, кажется, всегда на буксире.
Я знаю, что они не виноваты, но это крайне неудобно. В наше время нельзя иметь одного без другого, и они так часто попадают в переделки, что это все равно что иметь близнецов с разницей в возрасте в семьдесят один год.
— Ты все еще планируешь приехать домой в эти выходные на воскресный ужин?
Несколько лет назад моя мама начала готовить спагетти каждое воскресенье — вместе с чесноком и сырным хлебом — и заставлять всех быть дома, чтобы посидеть за большим столом в столовой и пообщаться несколько часов. Сначала она расспрашивает, как все провели день, потом интересуется, что было самым интересным, хотя мы обычно проводим все выходные вместе.
Затем рассказывает нам о планах на следующие выходные, чтобы мы могли внести их в свои календари — например, сходить на яблочную ферму, в кино или на сбор средств, организованный одной из ее подруг-мам.
— Думаю, я смогу прийти на воскресный ужин.
Ехать двадцать минут, и это не составит труда.
Наверное, мне стоит остаться дома и пообщаться с двумя моими новыми соседями, учитывая, что мы еще не проводили время вместе, но они оба очень заняты, и последнее, что мне хочется делать, это вмешиваться в их планы или напрашиваться. Я и так чувствую себя огромным неудачником, не нужно усугублять ситуацию.
— Почему бы тебе не взять с собой своих соседей по комнате? Мы с папой с удовольствием с ними познакомимся.
— Может, в следующий раз? Возможно, сейчас слишком рано знакомить их с тетей Миртл. — Я смеюсь.
Мама тоже смеется.
— Да, ты прав. — Она делает паузу. — Может, хочешь что-нибудь еще на ужин в эти выходные вместо спагетти? Я могла бы приготовить что-нибудь другое, например, стейк? Или креветки? Может, хочешь суши? Или мы могли бы сделать пиццу?
Она так старается... Я чувствую себя виноватым, потому что очевидно, что она не знает, что делать без моего присутствия. Главная цель жизни моей мамы — быть матерью, и теперь, когда я покинул родительское гнездо, ей приходится заново искать свой путь; кто знает, может, я больше никогда там не буду жить.
Удручающая мысль, да?
— Мам, спагетти — это хорошо. Ты же знаешь, я съем все, что ты поставишь передо мной.
— Что-то ты не особо в восторге. — Похоже, она дуется.
— Не меняй традицию последних лет, потому что я съехал.
— Но... — Ее голос затихает. — Мне нравится, когда ты дома.
— Мама, я никогда не уезжал.
— Ты уехал в Европу.
Это правда.
— Но это было всего на семестр, и вы с папой приезжали в гости. — В основном она ходила по магазинам, пила чай и играла в туриста, пока я был на занятиях, но да — нельзя сказать, что она не видела меня за то время, пока меня не было.
К тому же она писала мне и звонила по FaceTime при каждом удобном случае.
Маме действительно нужно перерезать пуповину.
Она ведет себя так, будто я улетел обратно за океан и больше она никогда меня не увидит, хотя на самом деле мне потребуется всего двадцать минут, чтобы доехать до дома, когда она захочет меня увидеть.
Я знал, что надо было подавать документы в Нью-Йоркский университет...
Я внутренне ворчу, позволяя тишине затянуться.
— Роман, ты еще там? — Мама постукивает по телефону, словно проверяя микрофон. — Алло?
— Я здесь. Просто задумался.
— О чем? Расскажи маме.
Она всегда так говорит: «Расскажи маме» — как будто эти слова заставят меня выложить все начистоту и признаться во всех грехах.
В грехах. Ха!
Список был бы постыдно коротким, не то чтобы я был идеальным. Просто я... скучный.
Чтобы совершить грех, мне придется покинуть свое рабочее кресло, а я не делал этого уже много лет, что и привело меня к моему новому жилищу.
Свобода сделать неправильный выбор.
— О... — Как я рад, что живу самостоятельно! — О твоем фирменном чесночном хлебе.
— О, перестань. Это так просто, что я могла бы приготовить его во сне. В этом нет ничего сложного.
Я закатываю глаза от ее ложной скромности.
— Ты уже с кем-нибудь познакомился?
С кем-нибудь?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты знаешь, — уклоняется мама. — С девушкой.
— Мам, я живу здесь ровно... — Проверяю часы на левом запястье. — Пять часов.
— Откуда мне знать, что дом не заполнен людьми? Ты не позволил нам помочь тебе переехать, — снова указывает она.
У меня такое чувство, что я буду часто слышать об этом; моя мама не из тех, кто отпускает ситуацию.
— Я же говорил тебе, что живу с двумя людьми, Джеком и Элизой. Джек из Англии — его номер мне дал его брат Эшли, с которым я несколько раз встречался, пока жил там. Элиза — его девушка.
Мама молчит.
— Я просто не знаю, как мне относиться к тому, что ты живешь с парой. Это как-то странно. Не то чтобы я была против того, чтобы ты жил с девушкой. Просто... не хочу, чтобы ты чувствовал себя обделенным из-за того, что они вместе. Не дай Бог, если они займутся сексом в гостиной. Вдруг ты их услышишь?
Мое лицо краснеет, когда она продолжает говорить о сексе и тонких стенах, а также о том, что, когда она училась в колледже, ее соседка-первокурсница Николь занималась сексом со своим парнем на нижней койке, пока она лежала на верхней. Я пытаюсь напомнить ей, что это не общежитие и мы взрослые люди, а Джек и Элиза выглядят очень уважительно — по крайней мере, так было, когда мы с ними познакомились на собеседовании на должность соседа по комнате.
— Все будет хорошо, мам. Я не беспокоюсь, что они будут заниматься сексом там, где я завтракаю.
Ей нужно перестать волноваться и придумывать оправдания, чтобы я не жил здесь... Мне нужно было съехать, когда начал учиться, но я этого не сделал, и теперь нет пути назад. В эту дверь не ворвется Алекс. Не нужно спешить, чтобы забрать тетю Миртл со встречи или освободить лишнее место за столом для одного из ее бойфрендов. Или слушать, как она рассказывает о приложении для знакомств с одинокими людьми старше семидесяти.
Мама никак не комментирует мои слова о сексе на завтрак и вместо этого снова заводит речь о воскресном ужине.
— Скажи, что придешь в воскресенье.
— Я думал, что уже три раза это делал?
— Просто уточняю. — Мама смеется.
— Я не собираюсь исчезать, мам. Я живу всего в двадцати минутах езды и ездил сюда на занятия уже два года. — Два с половиной, если считать семестр в прошлом году перед учебой за границей.
— Я знаю, знаю, просто беспокоюсь.
— О чем? Что у меня кончится бензин по дороге домой? Или что я не смог справиться сам? Я знаю, как стирать и готовить себе ужин, черт возьми, ты сама научила меня делать все эти вещи, мам. Тебе не нужно беспокоиться, что я не выживу. Разве ты так волновалась, когда я жил в Англии? — Потому что она ворчала на меня гораздо меньше, чем сейчас.
— Конечно же я волновалась. Но я знала, что ты вернешься домой.
В этом есть смысл. Она не так волновалась, потому что знала, что я вернусь в ее дом и буду жить в комнате через коридор, но вместо этого я вернулся домой, собрал свои вещи и переехал в совершенно другой дом, и это ее потрясло.
— Уверен, что не хочешь взять с собой соседей по комнате? Им бы очень понравилась домашняя еда.
Мама делает последнюю отчаянную попытку заставить меня привести моих новых друзей домой — возможно, для того чтобы она могла провести перекрестный допрос с пристрастием и проверить их биографию. Боже, я даже представить себе не могу, на что это похоже.
Кто бы мог подумать, что она окажется такой чрезмерно заботливой?
Мне даже жаль Алекса: ему придется принять на себя всю тяжесть моего отсутствия. Хотя у меня есть подозрение, что через несколько месяцев она полностью переделает мою спальню и превратит ее либо в комнату для гостей, либо в комнату отдыха для моего брата. А возможно, даже в комнату для рукоделия — в последнее время она начала вязать, и это может стать для нее прекрасным местом, где она сможет побыть в тишине и покое.
Несомненно, Алекс будет держаться подальше от ее комнаты с пряжей.
Ха-ха.
— Да, я точно не хочу приводить соседей домой на ужин. — Не сейчас. Хочу сначала немного узнать их.
— Хорошо, если ты уверен. — Я почти слышу, как она размышляет. — Я всегда могу приготовить побольше и ты сможешь взять контейнеры домой. — Она смеется. — Даже не верится, что я это говорю. У тебя новый дом! Мне хочется плакать. Мой маленький мальчик вырос.
Не обращайте внимания на комментарий о том, что я ее маленький мальчик.
— Отличная идея насчет контейнеров. У меня такое чувство, что Джек съест все, что я положу в холодильник.
— Ладно, тогда так и сделаем, — говорит мама, хлопая в ладоши, как всегда делает, когда у нее появляется идея. — Я пойду за продуктами, а пока, если передумаешь их приглашать, дай мне знать.
— Обязательно.
Но я не передумаю, потому что мне кажется странным приглашать в свой дом двух незнакомых людей, с которыми я живу.
После разговора с мамой я заканчиваю вынимать все из коробок и почти все расставляю по местам. В последнюю очередь достаю из кармана браслет дружбы, который Лилли подарила мне три года назад, когда мы оба были первокурсниками. Непонимающими и немного испуганными.
Я, конечно же, сохранил его и засунул в карман, прежде чем покинуть родительский дом.
Он лежит на комоде под окном, выходящим на задний двор, и, вероятно, никогда больше не будет надет на мое запястье, по крайней мере, если Лилли будет крутиться в доме.
Каковы чертовы шансы, что она окажется лучшей подругой моей новой соседки и ее бывшей соседкой?
Каковы шансы?
Я даже не знал, как реагировать, когда вошел на кухню и увидел, что она сидит у стойки, поглощая пиццу и овощи, как будто ей там самое место. Она определенно выглядела так, будто чувствует себя здесь комфортнее, чем я, но, думаю, со временем это изменится.
Поскольку не могу вечно сидеть в этой спальне, я в последний раз привожу все в порядок, прежде чем спуститься вниз. Надеюсь, что на кухне еще есть еда, потому что я умираю от голода и не ел до этого из-за присутствия Лилли, а она заставляет меня нервничать.
Она заставила меня нервничать в ту ночь, когда мы познакомились, и, судя по всему, мало что изменилось. Мне нравится думать, что я уже не тот неуклюжий, нервный идиот, каким был на первом курсе колледжа, но я все тот же неуклюжий, нервный идиот. Мне двадцать один год, ради всего святого — можно было бы подумать, что я способен поговорить с девушкой без запинки. Или не ронять коробку, которая изначально была совсем не тяжелой.
В этой коробке была только моя награда, и весила она всего несколько фунтов. И была завернута в пузырчатую пленку, но, видимо, не очень хорошо.
Как неловко.
Лилли забрала трофей с собой, и я не могу представить, что она будет делать с этой чертовой штукой, разбитой на миллион кусочков.
Думаю, время покажет.
Я спускаюсь по лестнице, прислушиваясь к звукам, и слышу, что в гостиной включен телевизор. Похоже, они смотрят какой-то боевик, и вскоре я обнаруживаю, что камин работает и они перенесли часть еды в эту комнату.
Потрясающе.
На улице холодно, идеальный вечер для ужина у камина.
— Что вы, ребята, смотрите? — Я не могу понять, что это за фильм или передача.
— Это называется «Бамбулон» — они только выпустили первые два сезона, — объясняет Джек, похлопывая по диванной подушке. — Давай, садись, приятель.
— Спасибо.
Я подхожу к дивану, опускаюсь на него, испытывая облегчение от того, что наконец-то могу расслабиться, и тянусь вперед, чтобы взять морковку с подноса. На самом деле я беру целую горсть и, откинувшись назад, запихиваю их в рот по одной, хрустя в течение следующих нескольких минут.
Никто не разговаривает.
Я хрущу.
И я не хочу быть тем засранцем, который шумит, пока они пытаются смотреть свое шоу, поэтому перестаю есть морковь.
Элиза ест чипсы.
Звук громкий и такой же хрустящий, как у моркови, которую я только что съел.
— Прости. — Она хихикает.
— Тебе нравятся фильмы ужасов, Ром? — спрашивает Джек. — Мы с Элизой считаем фильмы Marvel великолепными, но нам нравятся и ужастики.
— Мы начали наш хэллоуинский марафон пораньше, — объясняет она. — Это мой любимый праздник.
Люблю ли я фильмы ужасов? Не особенно, но не собираюсь сидеть в своей комнате в одиночестве, пока эти двое внизу тусуются.
— Конечно, они мне нравятся. В основном... — Я вытираю вспотевшие ладони о джинсы.
Стоит ли говорить им, что мне нравятся мюзиклы и драмы?
А может, и нет — эта информация может подождать до того дня, когда Джек застанет меня за прослушиванием саундтрека к «Гамильтону».
— Ты будешь украшать дом? — спрашиваю я, уже зная ответ. Элиза определенно будет украшать дом, особенно если она уже смотрит страшные фильмы в процессе подготовки.
— Очевидно, — произносит она с очаровательным смешком. — На самом деле мы тут сидели и обсуждали, во что хотим нарядиться на Хэллоуин. В конце месяца будет большая вечеринка, и, конечно же, мы должны раздавать конфеты любителям сладостей.
Джек кладет руку ей на бедро, и я вижу, как он сжимает ее.
— Детка, ты обсуждала, кем хочешь быть на Хэллоуин. А я пытаюсь смотреть телевизор. — Он качает головой, когда наши взгляды встречаются.
— Ладно, я перестану об этом говорить.
Они забавные и похоже хорошо ладят.
Все-таки я принял правильное решение переехать сюда.
Вытянув ноги перед собой, я кладу одну на журнальный столик, так как на мне нет обуви и только носки. Это приятное ощущение, и я закидываю руки за голову и откидываюсь на диванные подушки.
— Жаль, что так получилось с твоей наградой, — наконец говорит Элиза. — Лилли чувствовала себя ужасно.
— Лилли не виновата в том, что я уронил коробку. На самом деле коробка весила всего около пяти фунтов.
— Так что случилось?
Джек ставит шоу на паузу.
— Я не уверен. В одну секунду я вошел в дверь, а в следующую — коробка оказалась на полу. Она не должна расстраиваться, это я чувствую себя полным болваном.
— Что ж, тебя ждет настоящее удовольствие, потому что она — великая мастерица. Я знаю, ты, наверное, хотел выкинуть всю коробку, но когда она что-то задумала, ее уже не остановить.
— Да, наверное, мне стоило выбросить ее или настоять на том, чтобы она не брала ее. А вдруг она порежется?
Черт, я даже не подумал об этой части. Что, если девушка поранится о стекло? На сто процентов это того не стоит.
Ты уронил коробку в тот момент, когда она тебе подмигнула, неудачник.
— Можешь написать ей от моего имени и попросить выбросить ее в мусорку?
Элиза усмехнулась.
— Ну уж нет. Этого не будет. Как только Лилли что-то решает, то все. Особенно если она ищет проект. — Вероятно, у нее что-то на уме и ей нужно отвлечься, поэтому она так упорно хотела забрать награду домой. — Пусть занимается. Она хотела это сделать, иначе бы не взялась. Поверь мне.
Моя новая соседка по комнате подмигивает мне так же, как Лилли.
Меня это не трогает.
— Как давно ты ее знаешь? — спрашиваю я Элизу.
— Мы познакомились, когда я была на первом курсе, так что прошло всего несколько лет, но я действительно люблю ее. — Джек берет ее руку и подносит к своим губам для поцелуя. — О, детка, и тебя я тоже люблю.
Они немного слащавее, чем я ожидал, но небольшая демонстрация привязанности не является недостатком. Нам нужно больше любви в этом мире, как всегда говорит тетя Миртл. При каждом удобном случае, особенно когда попадается на свиданиях с несколькими мужчинами сразу.
Что случается чаще, чем можно было бы ожидать.
— Лилли — одна из моих лучших подруг, у нее золотое сердце, она и мухи не обидит. Вот почему я так злюсь, что Кайл такой подонок. То есть я знала, что он подонок, но ведь не скажешь же об этом своей подруге, верно? — Она поворачивается лицом к Джеку, чтобы получить подтверждение. — Верно, милый?
Он соглашается.
— Я никогда не встречался с этим парнем, но, судя по тому, как ты его описала, он кажется засранцем. Хотя, наверное, я не стал бы описывать его словом «подонок», милая, это кажется слишком грубым.
— А назвать его засранцем — нет? — Элиза надулась. — Лилли — моя подруга, конечно, я буду ее защищать. Я должна была догадаться, что с ним что-то не так. Просто он всегда слишком обаятельный.
Она сужает глаза.
Джек смотрит на нее сверху вниз, наклоняя голову.
— Он когда-нибудь флиртовал с тобой?
— Нет, но все же.
Я изучаю их обоих.
Элиза действительно выглядит как милая девушка, если вы понимаете, о чем я. Девушка-соседка с темными волосами, искренней улыбкой и честными глазами. У нее есть несколько веснушек на переносице, которые делают ее более добродушной, если бы человек строил стереотипы исключительно на основе внешности, так что я очень сомневаюсь, что к ней часто подкатывают — просто она не из тех, кто флиртует.
— Я беспокоюсь, что после этого она никому не будет доверять. Знаешь, как это бывает, когда кто-то полностью злоупотребляет твоим доверием? Она сказала мне, что проходит курс детоксикации от мужчин, и я просто не хочу, чтобы это повлияло на будущие отношения.
— Ты же не собираешься пытаться свести ее с кем-то? — спрашивает Джек.
— Нет. Мне не с кем ее сводить, если только... Ты никого подходящего не знаешь?
— Я не знаю никого, кроме парней из команды по регби, — говорит Джек. — И никого не знаю достаточно хорошо, чтобы рассматривать его кандидатуру, так что не строй никаких интриг.
— Я только что сказала тебе, что она ни с кем не хочет встречаться. И не собираюсь пытаться свести ее с кем-то.
— Я слышал, что ты сказала. — Джек усмехнулся. — Просто не думаю, что ты собираешься прислушиваться.
Элиза откидывается назад, чтобы получше рассмотреть его, и бросает взгляд на нас двоих.
— Ты слышал этого парня? Он не верит, что я буду вести себя хорошо, — говорит она мне. — Похоже, он не доверяет мне в том, что я не буду вмешиваться в личную жизнь своей лучшей подруги — вот что я слышу.
— А ты собираешься вмешиваться в личную жизнь своей лучшей подруги? — спрашиваю я, присоединяясь к разговору.
Она усмехается.
— Не сейчас. Ей нужно время.
Мы продолжаем смотреть сериал, время от времени комментируя ту или иную сцену или отправляясь на кухню за напитками или едой, и это дружеское общение — приятная замена драме и хаосу, которые обычно происходят в доме моих родителей в те вечера, когда мы пытаемся посмотреть телевизор.
Здесь нет моего брата, который подшучивает надо мной или пытается переключить канал, и нет двоюродной бабушки, которая постоянно просит о мелких услугах. Например, принести ей еще льда в стакан, прибавить или убавить громкость, сбегать за пушистыми носками, потому что у нее замерзли ноги.
В общем, это был чертовски хороший день.