Миори со смехом перевернулась на бок. В таком положении ее и без того огромная обнаженная грудь казалась еще больше. Она весело обхватила мускулистую руку Артема и прижала к себе. Под пальцами оказался приятный мужской антистресс в виде мягкой сиськи.
— Это было потрясающе, мой генерал! Как всегда. Хозяйка Мелида совсем не ценит своего счастья.
Теперь, когда все закончилось, Артем чувствовал отвращение к этой распутной девке. А при упоминании Мелиды стал раздражаться еще сильнее. И даже мужской антистресс не помог. Нахмурившись, он грубо вырвал свою руку и сел на постели, спиной к Миори.
— Тебе лучше уйти.
— Слушаюсь, мой господин!
Кажется, она вовсе не обиделась. Ну да, Кеншин ведь не маковый цветочек. Наверняка и похлеще обходился со своей любовницей. Так что Миори спокойно застегнула платье, поднялась на ноги, поправила прическу и направилась к двери. Тут она на секунду задержалась, чтобы отправить ему воздушный поцелуй. Который Артем увидел через отражение в зеркале. И только потом скрылась в коридоре.
Артем тяжело вздохнул и взъерошил волосы. Что-то он совсем запутался. Где он сам, а где Кеншин. Где его новое, непонятное чувство к Мелиде, а где обычная страсть. Он без году неделю в этом новом теле, а уже как-то успел совершить кучу ошибок.
— Лучше бы тот мудак за рулем задавил меня окончательно, — прошептал Артем, — Все бы только обрадовались. Что в том мире не знал, куда себя девать, что в этом. И зачем меня только воскресили и запрятали в эту груду мышц. Ведь я совсем не такой, как Кеншин.
Вдруг что-то толкнуло Артема в плечо. Он обернулся, но ничего не увидел. Толчок повторился и на этот раз сильнее. Ему даже пришлось встать с кровати. Артем начал понимать, что это его собственное тело совершает какие-то странные движения. Кто-то как будто толкал его в спину и ноги, вынуждая сделать шаг. Знакомые ощущения.
— Кеншин? — громко спросил Артем.
Ответа не было, но Артем и так знал, что это он. Кто же еще? Он ведь не беременяшка, чтобы кто-то толкался внутри него.
— Чего тебе надо? — снова спросил парень.
Толчки продолжались, и Артем решил подчиниться. Передвигая ноги неуклюжими рывками, он позволил довести себя до стола. На нем лежал роскошный письменный набор.
— А-а! Ты хочешь мне что-то написать?
Тело само заставило сесть за стол, взять бумагу и перо. Ух ты, впервые он собирается написать настоящим пером. Прикольно!
Пальцы сами окунули перо в чернильницу. Движения оставались такими же дерганными, так что весь стол уже был заляпан кляксами. Похоже, Кеншину было крайне неудобно управлять своим телом через Артема.
— Давай только не увлекайся с этим, — хмыкнул Артем, — Парадом все-таки я командую.
Как же классно, что Кеншин не может наорать на него в ответ. Так что Артем лишь самодовольно улыбался, пока Кеншин с большим трудом выводил его рукой слова на бумаге. Почерк у него, кстати, оказался каллиграфическим. Даже с учетом того, что рука плохо слушалась и постоянно дергалась. Видно, что все-таки ему хотя бы пытались дать образование, достойное наследника императора.
— А ты, значит, так и не стал императором? — подзадоривал Артем, — Дальше генерала так и не поднялся. Едва получил всю власть, как с тобой легко разделались. Не повезло, брат!
Собственная рука задрожала. Но Артема уже было не остановить. Слишком уж хотелось отомстить за ту короткую стычку в тюрьме.
— И бабы на тебя вроде вешаются, но собственная жена ненавидит. А жена у тебя что надо, Кеншин!
При этих словах рука резко дернулась к его горлу. Острый кончик пера прижался к коже. И смех застыл на губах Артема.
— Эээ, тише-тише! Я же так, болтаю просто. Не думал, что ты такой обидчивый.
Перо прижалось сильнее. Неприятно, когда тебе вот так колют кадык. Артем хотел оттолкнуть перо другой рукой. Но та тоже не слушалась. Кеншин буквально пригвоздил ее к столу.
— Ну все, Кеншин, хватит! Убьешь меня и сам снова сдохнешь.
Кажется, угроза подействовала. Рука медленно расслабилась, и перо упало на стол. Артем при этом шумно выдохнул и потер собственное горло. Тело снова полностью подчинялось ему. Кеншин зарылся где-то глубоко в его мозгах.
Артем опустил глаза. На бумаге, перепачканной чернилами, было послание от умершего генерала.