Время до Теней

14.

2278 год. Старая Москва, лабораторный комплекс «Олдвэйтрэвэл компани».

— Ну что, Морру, даёшь своё авторитетное разрешение? — раздался в наушнике голос брата.

На монитор было выведено изображение огромного ангара, в центре которого стоял «Жнец». Я прищурилась. Десятитонный чёрный штурмовик едва заметно подрагивал — представляю, какой страшный гул от включенных двигателей стоял в ангаре. Я переместила фокус камеры левее, чтобы в кадр попал контур.

Специально для всех тех, кого уже измучили мои разглагольствования о ступенях охлаждения, рамах и реакторах, поясняю. Итак, типичный контур режимного Коридора. Стальная рама представляет собой окружность пяти-тридцати метрового диаметра. Круг считается идеальной формой, так как на сварные узлы квадратных и ромбовидных рам даётся слишком большая нагрузка. Рама обмотана слоями изолятора и корпусами единой охладительной системы и утоплена в пол от трети до половины своего диаметра. Пустоты в полу под рамой, стыдливо прикрытые толстыми стальными листами, остались после извлечения части оборудования, якобы свезённого на диагностику. Как я подозревала, словом «диагностика» обозначался тот факт, что оборудование уже успело обрести приют на одном из подпольных рынков Новой Москвы. Так, конечно, быть не должно — контуры полагается закатывать заподлицо с полом, чтобы самолёт мог начать разгон уже здесь, а взлететь, скажем, на дельта шестнадцать, а не застрять/провалиться/перевернуться (нужное подчеркнуть) ещё при разгоне. Однако, не надо забывать, в какой стране мы находимся.

К контуру идут толстые кабели энергоснабжения. (Старые Пути существуют сами по себе, но необходим мощный точечный энерговыброс, который активирует их). Вот, собственно, и всё. Если смотреть через кольцо рамы, взору предстают не познавательные призрачные видения иных миров и прочие веселые картинки на любой вкус, а противоположная стена. Действительность намного проще, чем мы себе воображаем.

— Посмотри ещё в инфракрасном на воздушные завихрения, а так всё вроде в норме, — ответила я, скользнув взглядом по показаниям датчиков.

— По краям примерно триста двадцать Кельвинов, а в центре под все триста семьдесят, — отозвался Доминик. — Ты всё проверила? Давай быстрее, контур сильно греется. Напомни матери закопать поставщиков охладительного оборудования.

Брат, в отличие от меня, как истинный интеллигент, не употреблял слово «урыть».

Показания температурного датчика меня тоже не устраивали, хотя за пределы нормы они пока не вышли, ну и ладно.

— Ладно, птичка может лететь. Постарайся пройти точно по центру, — разрешила я, наблюдая за тем, как машина медленно начинает разгон. — Удачи, Ник.

Шасси скользнули по стальным листам, и самолёт исчез, как не бывало. Помехи в наушнике разом стали громче, натужно посвистели, позавывали, и связь оборвалась окончательно.

Значит, всё прошло удачно. Некоторую опасность представляет только переход через кольцо контура, которое сдерживает расползающуюся пространственную ткань. Однако, ещё не было случая, чтобы кто-то заблудился в самом Коридоре. Я завистливо вздохнула — эх, не дали мне порулить. Доминика срочно отправили на эль сорок один (население — человеческое, около шестидесяти миллионов, уровень развития цивилизации — преддверие промышленного переворота). Небось опять возникли проблемы с тамошним начальством, поэтому срочно потребовалось божественное вмешательство в лице представителя Компании. Спрашивается, зачем тогда «Жнец»? Так, как говорится, кто же думал, что они из мушкета наши кукурузники сбивать умеют?

Дезактивировав контур, я перевела Коридор в «спящее» состояние и включила на полную мощность охладители. Подождав минут пять, вооружившись отвёрткой, напевая мантру «Тут всего лишь два рентгена, а я быстро обернусь» и пренебрегая защитным костюмом, я спустилась в ангар. Там было не просто душно — казалось, за время ожидания двигатели «Жнеца» Ника выжгли почти весь кислород воздуха. А ещё жутко воняло перегретым пластиком. (Хм, и кто мне говорил, что эти панели жаростойки?) Замогильно покашливая, я направилась прямиком к раме, отсоединила одну из криокапсул, утёрла со лба трудовой пот и поспешила обратно к выходу.

На двери лаборатории красовалось объявление:

"Господа, Дамы и Ещё не определившиеся! В стенах сей лаборатории не принимается никакой пищи, кроме духовной. А ещё здесь не курят! (Это и вас касается, госпожа зам. зав. лаб.)

Спасибо!"

Как же, про меня они забыть никак не могли. Я зашла внутрь. Датчики на входе настороженно затикали.

— Морру, ты лучишься. Скушай витаминку, — посоветовали мне вслед, пока я шла к своему рабочему месту, рассеянно грея уши чужими разговорами.

— Слушай, вчера Влад клялся и божился, что удалось установить высокочастотную связь между нами и гаммой через третий Путь. Веришь этому?

— В прошлом месяце он утверждал, что может работать перенастройщиком. Того контрольного хомяка на кси так и не дождались.

Говорившие засмеялись. Хомяка было немного жалко.

Я неубедительно поковырялась в отсоединённой капсуле, пытаясь обнаружить причину её неэффективности. Дело закончилось тем, что я сломала последний ноготь, который ещё претендовал на звание длинного, и окончательно уверовала в то, что неисправно абсолютно всё. Начиная от несчастной криокапсулы и заканчивая политикой отдела кадров, который посокращал всех механиков, из-за чего теперь инженерам приходится браться не за чашки с чаем, а за неблагодарный труд. Рассудив, что неисправная капсула никуда не убежит, я оставила её на столе, достала из сумки булочку, направилась к холодильнику, пошерудила между образцами биомассы неясного назначения и сроков годности и извлекла кусок масла. Сливочного. (Объявление распространялось только на новобранцев, деды не могли позволить себе голодать).

— Георг, кинь соль, пожалуйста.

Я поймала импровизированную солонку, на приклеенной к баночке бумажке кривовато, словно автор сам сомневался в том, что пишет, значилось: «NaCl». Теперь другое дело.

— Правда, что сегодня экологи нагрянут? — лениво спросил Георг, развалившись за терминалом сети и принимая предложенную ему демократичную половинку бутерброда.

Я скоммуниздила у чьего-то рабочего места одно из этих чудесных мягких кресел на колёсиках (из-за которых весь наш офисный планктон, кажется, скоро разучится ходить), и уселась, закинув ногу на ногу, рядом со столом Георга.

— Ага, а мне разгребать… — меланхолично заметила я, жуя бутерброд.

Это были не просто экологи — говорят, в «Хэппивэе» прознали о запуске резервного реактора в черте города и натравили на нас МинЭкологии во всём своём интернациональном составе (обещали даже прислать каких-то мелких шишек из коренного населения кси — никто не знает, зачем и какое они имеют к нам отношение, не спрашивайте). Матери-то что — так, ожидается очередная в меру деловая беседа с Государем, а мне — одна нервотрёпка. Обо всём этом я и поведала Георгу, и, не успел он даже посочувствовать моей горькой доле, как меня окликнули:

— Госпожа замзавлаб, вас зовут, — передали мне с плохо скрываемыми ехидными ухмылками.

Вот сволочи.

Я обречённо вздохнула, поднимаясь на ноги, и из одной только садомазохистской вредности захватила остатки булочки с собой.

— Итак, господа, предупреждаю сразу, — почти эффектно взмахнув когда-то белыми полами халата, я сделала многозначительную паузу, которая позволила мне оглядеть всю делегацию внимательным взглядом.

Некоторые лица из числа прихлебателей губернатора области и подпевал всяческих «Спасипланету» были мне смутно знакомы, хотя нескольких я видела впервые в жизни. Хм, этот верзила, что ли, с кси? Фигура человека, лицо которого было закрыто непроницаемо-тёмной пластиной гладкой маски, с потрохами выдавала в нём уроженца не альфа-Пространства. Он стоял чуть поодаль остальных, словно не желая быть причисленным к лику ярых сотрудников Министерства Экологии и Природопользования… хотя, нет, не так — это остальные люди словно хотели дистанцироваться от незнакомца, его явная чуждость в этом сборище подсознательно нервировала окружающих.

Пауза, которую требовал от меня выбранный образ сурового и обстоятельного заместителя начальника лаборатории, была выдержана. Вспомогательно дирижируя булочкой, я вдохновенно продолжала:

— Я прекрасно знаю, что привело вас сюда, — а теперь изображаем проницательный взгляд в упор, медленно обводим этим взглядом всех присутствующих, потом снова многозначительная пауза. — И я от лица Компании не собираюсь отрицать поступившую информацию о резервном реакторе. Но, — я, наконец, запихнула в рот последний кусок бутерброда, неторопливо дожевала. — Но! — (больше чувства, Морруэнэ, больше чувства! — тебя ведь тоже возмущает возможное повышение радиационного фона в черте города!). — Я могу предоставить вам необходимые документы, а также отчёт с последней экспертизы, результаты которой доказывают безопасность наших технологий по сравнению, например, с некоторыми нечестными на руку организациями, которые в погоне за дешевизной, — я замерла и закончила тихо и зловеще, — до сих пор используют в качестве охладителя фреон-двенадцать.

«Ах, вот ты где, представитель «Вандервояжа». Я широко ему улыбнулась. Удар достиг цели — в толпе начались возмущённые перешёптывания. Почва под ногами вандервояжиста ощутимо поплыла и закачалась.

И теперь — завершающий штрих. Мир под кодовым названием «кси» почти полностью подчинён Государству, его коренная цивилизация во многом уступает нашей. Их туземец сейчас наверняка с благоговением ловит каждое слово Человека с Высшим Образованием (в роли ЧсВО — замзавлаб Морруэнэ), надеется понять хоть что-нибудь, и, вообще, должен быть счастлив одним тем, что его пригласили в Старую Москву. Хотя под затемнённым стеклом предположительно традиционной (интересно, когда они уже успели обрасти такими традициями?) маски сего благоговения не видно, но по-другому и быть не может.

Я покопалась в карманах халата, величественно вытащила сигарету, не спеша прикурила и почти танцующей походкой подошла к туземцу, предвкушая окончательный триумф. Они, конечно, весьма наивны, но их много. И этот их представитель должен донести в массы, что «насяльника «Вандервояжа» — редиска» и дел с ним иметь никаких нельзя, а вот «Олдвэй» — истинный друг всех тумба-юмба. (А то на рудниках эр ощущается явная нехватка кадров).

А теперь, Морру, смесью бравады и дешёвого блефа нужно дать понять, кто здесь действительно большой босс. Я задрала голову и выдохнула дым в направлении невидимого лица аборигена, наблюдая, как сиреневатые клубы разбиваются о тёмную гладкую зеркальную поверхность его маски, и улыбнулась с точно отмеренной долей благожелательной снисходительности:

— Может, вам и неизвестно название «фреон», но использование этого вещества может привести к последствиям, которые, вы, наверное, видели в нашем городе, — это ложь, но зато её не придётся долго объяснять — У вас ведь, наверное, уже были ознакомительные экскурсии по Старой Москве?

Задрав голову, я тщетно вглядывалась в маску аборигена, видя в ней только своё слегка искажённое отражение. За свою жизнь я уже привыкла смотреть на людей снизу вверх — с физической, а не нравственной точки зрения, разумеется. Но, чёрт, он не меньше двух метров ростом… (рудники, значит, отпадают — если они там все такие, им в три погибели придётся сгибаться). Чёрные длинные перья, украшавшие маску, колыхнулись — туземец слегка склонил голову. Что ж, вероятно, это означало, что меня слушают весьма внимательно. Я приободрилась. — Тем более, наша компания бесплатно оснащает контурным оборудованием Коридоры на противоположной стороне, а также предоставляет работу выходцам из Пространств, заключивших с нами контракт, — вдохновенно защебетала я.

Вандервояжист был растоптан, контакты третьей (или какой там?) степени велись вполне успешно, а я уже собиралась праздновать триумф, как на моём запястье сомкнулась железная хватка начальства.

Начальник отдела, выскочивший откуда-то, аки чёртик из табакерки, оттащил меня в сторону. Его лицо стремительно покрывалось красными пятнами. Дурной знак.

— Морруэнэ, — ещё никто не произносил столько «р» в моём имени. — Ты что делаешь?! — прошипел он мне в лицо. Чуть сигарету тогда не проглотила, ей-богу.

— Заключаю контракт.

— С кем, разреши поинтересоваться?

— С кси. А что…

— Кси?! Какое, к чертям собачьим, кси?! — он подволок меня к невзрачному маленькому человечку из делегации. — Вот их представитель! — рявкнул начальник. Человечек боязливо закивал под его взглядом. — И по-русски он почти не понимает! — человечек снова мелко закивал. — Чёртов болван, — человечек покивал и на это.

Небо, тогда кто этот? Иноплановая антропология снова подвела меня под монастырь. Я сглотнула и дрожащей рукой добросила окурок до урны у входа в лабораторию.

— Ты хоть чуть-чуть представляешь себе, кто он и откуда? — снова зашипело начальство.

Делегация не могла нарадоваться зрелищу, как меня ставили на место. По лицу сотрудника «Вандервояжа» бродила мрачная улыбочка. Теперь тонул в дерь… в болоте не он один.

— В душе не разумею, — с чувством произнела я.

Начальник отдела снова взял меня на буксир, подтащив пред светлые (предположительно) очи человека-не-с-кси. Вот только… человека ли?

— Итаэ’Элар. С эпсилона.

Нелюдь. Твою мать. Вот влипла. Я знала о тварях с эпсилона только понаслышке — когда-то Государь лично поручал отцу провести два очень тихих и аккуратных задания на их территории. Они прошли успешно, но отец никогда не добавлял ничего больше. Потому что задание, связанное с одним из Каинова племени, — вовсе не прогулка на крышу ближайшей высотки (откуда открывается чудесный вид, а жертва даже не подозревает о том, что Охотник уже держит её на прицеле). Это всегда схватка. Они очень, очень восприимчивы, и их практически нельзя застать врасплох.

Названный Итаэ’Эларом, видимо, решил в истинном свете рассмотреть госпожу заместителя заведующего лабораторией, заслуживающую, как минимум, ссылки, и неторопливо снял маску. Я невольно вздрогнула. Нет, он был вполне ничего даже по человеческим меркам — необычный контраст коротких пепельно-русых волос с бронзово-смуглой кожей, нос с горбинкой, хищная резкость черт лица, жёсткий прямой взгляд серо-зелёных глаз. На вид можно дать лет тридцать-тридцать пять, хотя насчёт возраста существ, подобных ему, болтали всякое. Не самое милое создание в обитаемой Вселенной, но, действительно, всё бы ничего, если бы правую сторону его лица не уродовали несколько перекрещивающихся белых рубцов.

— Я знаю, что ты называешь фреоном, Шаэррат, — сказал он и, заметив моё боязливое смятение, широко улыбнулся. (Чёрт, вот те, кто не надо, по-нашему понимают. И чем это он меня обозвал?)

Говорят, что у двух третей человечества количество зубов не переваливает за двадцать восемь, а тридцать два — лишь солнечная мечта дантиста. В данном конкретном случае можно было назвать цифру, скажем, тридцать шесть, а то и сорок четыре. Резцы, узкие и острые, радовали своим количеством. И, если улыбка предков человечества означала что-то вроде: «Я не представляю для тебя опасности», то существа, которые являлись прародителями Каинова племени, по прихотливому искривлению пространства-времени встретив печального сутулого австралопитека, улыбались по совсем иной причине. «Мелковата зверушка, конечно, но под майонезом сойдёт». Общий смысл был такой.

Видимо, генетической памятью и объяснялось то подавляющее психическое воздействие, которое эпсилонец оказывал на окружающих людей. Миллионы лет спустя история, у которой, кроме как по спирали, развиваться воображения не хватает, повторялась.

— Это Морруэнэ, оператор контура. Будь она дипломатом, обязательно стала бы причиной Четвёртой Мировой, но, как учёный, вполне компетентна, — с нервным смешком отрекомендовал меня начальник. — Получилась несколько неопределённая ситуация… одновременно нагрянула экологическая экспертиза…

Я начала тихо закипать. Да как мой начальник, это хранилище мировых запасов гнева, мог опуститься до такого жалкого бормотания?! Перенастройка режимного Коридора на эль сорок один? Что за глупость! А бедняге Доминику из-за этого придётся возвращаться через эль сорок на Сибирском архипелаге и потом ещё тащиться через полстраны в столицу. И вообще, будто люди разучились перенастройку делать! (Хотя, надо признать, перенастройке — то есть, температурной регулировке разных секторов контура — научить практически невозможно. Тут большую роль играет чутьё, и данные услуги стоят крупных сумм. Представить страшно, чего стоило нанять существо с эпсилона.)

Не скрывая раздражения (да плевать мне на чью-то эмоциональную сверхчувствительность!), я прошла к своему рабочему месту, схватила наполовину распотрошенную криокапсулу, демонстративно топая, вернулась к делегации и сунула капсулу под нос начальнику. На столь фамильярный жест в отношении нелюдя я не решилась.

— Я только что с поста на эль сорок один, — прорычала я. — Там фон в два рентгена и температура под пятьдесят градусов! Чёртовы охладители ни ху… не работают, короче, совсем…

Судьба новоявленного перенастройщика была мне глубоко безразлична, да только и меня с ним вместе тащиться заставят. Я была преисполнена рвения не допустить этого.

— А что будет, если запустить ещё раз, скажем, минут на пятнадцать?

Как и многие начальники отделов во всех Планах, мой начальник попал на данное место работы путями окольными и тёмными. Ну, ничего, сегодня за мой позор все огребут.

— Да много чего будет, — спокойно отвечала я. — Птички, цветочки, травка зелёная, небо синенькое. И яма диаметром, эдак, в полтора километра на месте научного комплекса.

Начальник снова пошёл красными пятнами, но до взрыва дело так и не дошло. Потом мне это шутовство ещё припомнят, но полученное наслаждение того стоило. Нелюдь хмыкнул, вручил свою маску на временное хранение моему начальнику, взял у меня из рук охладительный элемент, довольно увлечённо поковырялся в капсуле сам, раздражённо зашипел, когда проскочившая искра обожгла ему пальцы, потом подчёркнуто вежливо, но с таким видом, будто вручал какую-то редкую гадость, вернул криокапсулу мне.

— Отдельные части уже использовались где-то несколько циклов, — прокомментировал он. — Я отказываюсь от этой работы. Пусть люди берутся за работу, над которой есть… — нелюдь подыскивал подходящее выражение, но великий и могучий такого не содержал, поэтому эпсилонец ограничился лишь невнятным шипением, — тшасс’арб наилиесс.

Последнее выражение, как и то слово, которым он меня назвал вначале, точно являлись чем-то ругательным. Кожей чувствовала.

— Прекрасно, — медленно проговорила я. Общее мнение об этом типе у меня уже сложилось, а первобытный смутный ужас перед этим существом поддался пылающему чувству профессиональной ревности. Я занималась методами технической перенастройки ещё со времён моего дипломного проекта, но о моих наработках почему-то никто и слышать не хотел. — Я займусь решением столь тривиальной задачи. И мне для этого не потребуются ксеноублюдские танцы с бубнами.