28 сентября 2281 года. Пространство класса «эпсилон», Серебряная Цитадель.
Я сидела на подоконнике, поджав под себя ноги, и предавалась крайне интеллектуальному занятию — училась пускать дым колечками. Ничего не получалось, но я не отчаивалась. Лёгкое разочарование вызывало только количество оставшихся в пачке сигарет. Психовать надо меньше.
По затемнённому стеклу барабанили крупные капли дождя. Я усиленно прислушивалась и присматривалась, пытаясь вовремя уследить за возможным появлением оэрртшей и цвиэсок. Правда, в здании, где сумрак поддерживается всеми силами, заметить что-либо — та ещё задача. Да и услышать что-нибудь, кроме периодически раздававшихся взрывов хохота, тоже было проблематично. Лин травила анекдоты. То есть, сначала шёл анекдот, потом разъяснение лингвистических тонкостей и уже вслед за этим — несказанная радость слушателей.
— Так вот, а она, значит, говорит: «Доктор, ну что же вы, — написали хотя бы «маленькая» или «как у всех»…
Дальше я не вслушивалась — анекдот мне и так известен, а это, несмотря на все препоны, всё-таки приличная книжка.
— Предупреди сразу, сколько людей ты ещё с собой притащила? — ворчливо поинтересовался Итаэ'Элар.
Он сидел прямо на полу и периодически предпринимал ленивые попытки собрать развороченную электронную установку неясного мне назначения, раздражённо шипя всякий раз когда, несмотря на все его старания, обнаруживались лишние детали.
— Кроме Лин, больше никого, — пожала плечами я.
— Кто она?
— Разносторонняя творческая личность, — отрекомендовала я подругу. — Не то, что я — ограниченная и неинтеллигентная, — отрекомендовала я себя и специально проследила за направлением задумчивого взгляда Илара.
Ну, конечно. Куда ж ещё можно пялиться? Я уже упоминала, что мне невдомёк, зачем Линви диеты — определённой пухловатостью она обладала только в тех частях тела, где меня природа этой самой пухлостью обделила. Я оглядела себя, печально вздохнула, мысленно обозвала нелюдя сволочью и на том успокоилась. Чего нет — того нет. И вообще, в женщине надо любить те вещи, без которых она не будет полноценно функционировать — глаза, например.
— Вернёшь Ниласа и Аме к работе? — через полминуты с некоторой надеждой в голосе спросил Илар.
«Что, уже получил эстетическое удовольствие?» — кисло подумала я, спрыгивая с подоконника, и ответила:
— Йес, босс. Хей, народ, шеф недоволен качеством отпускаемых сальных шуточек.
Ал’Ттемекке и Нилас всё ещё давились смешками, пока Илар разыгрывал гнев праведный. Я снова заняла козырное место на подоконнике.
— До Пламени Зеркало успеет восстановиться? — спросил Итаэ’Элар.
— Должно… вроде бы, — пожал плечами Нилас.
Аме многозначительно посмотрела в сторону Нэире’Лаисса:
— Церемония и так уже сорвалась вчера, и позавчера, и — не-знаю-как-сказать — «за позавчера»?.. и если это повторится…
— Город заполонят неприкаянные питеки, — закончил мысль Илар.
Я обиженно напряглась, но сразу отругала себя за паранойю — если последнее высказывание и касалось меня, то очень, очень деликатно так касалось. Тогда кого он имеет в виду, чёрт возьми? Неужели они станут постоянно возиться с таким, судя по всему, капризным прибором, как Зеркало, только для того, чтобы штамповать визы туристам прямо на ауре?
— Морру, — о нет, за прошедшие полдня я научилась распознавать этот тон: «иди, гуляй».
Я возвела глаза к потолку, который едва угадывался в сгущавшихся тенях:
— Знаю, знаю… но, если всё секретно, так вы почирикайте об этом по-своему, мы с Лин всё равно ни черта не поймём, — я обернулась к подруге в поисках поддержки, но Линви корпела над своим блокнотом, ожесточённо грызя карандаш, поэтому из реального мира на ближайший час точно выпала.
— А, может, сгоняешь к Зеркалу и проверишь, в порядке ли оно? — нагло предложил Илар.
Я скользнула взглядом по оконному стеклу — дождевые капли уже сливались в ручейки. Эх, плевать на дипломатию.
— Может, тебе ещё за пиццей сгонять? — брякнула я.
Меня распирало от негодования. Всю свою жизнь я только и делала, что всеми правдами и неправдами избегала того, чтобы мне приказывали, а тут такая засада. Что ж, придётся менять тактику:
— Зонт хотя бы есть? — недовольно буркнула я. — Люди под дождиком мокнуть не любят — они от этого болеют, умирают, а то и лысеют, если дождичек кислотный.
— Илар, ну, правда… — не оборачиваясь и продолжая копаться в так и не собранной Иларом установке, неопределённо, но явно осудительно высказался Нилас.
Аме ничего не сказала — понятно, ей не хотелось мокнуть вместо меня, и осуждать её за это было трудно — на улице было преддверие потопа.
— Пойдём.
Я недоверчиво покосилась на Илар — исключено, что он составит мне компанию. Ведь, правда, исключено?
Мы вышли в коридор. Из открытой двери здания веяло нехилым сквознячком. Я поёжилась, привалилась к косяку двери и неторопливо достала из пачки очередную сигарету. Душистый дым мешался с запахом сырой земли. Дышать дождём мне нравится, но тащиться под ним целый квартал…
— Неужели за грехи трёхгодовой давности ты надо мной измываешься?
Итаэ’Элар молчал. Я затянулась, неторопливо выдохнула дым, сделала над собой определённое моральное усилие и попыталась пойти на мировую:
— Раз уж так вышло, что нам придётся работать вместе, может, попробуем сделать вид, что мы познакомились только вчера? Начнём наши дипломатические отношения с чистого листа, а, нелюдь? В конце концов, тогда я была моложе и… э-э… менее терпимо относилась ко всяким ксеножопым… — честное слово, вылетело как-то само собой.
Последние слова я запоздало попыталась замаскировать астматическим кашлем. Судя по выражению лица ксеножо… то есть, нелюдя, вышло не очень.
— Ты стала старше, но не изменилась, человек. От тебя всё так же… — нелюдь помедлил, подбирая выражение, — много презрения.
— Да неужели? — уныло поинтересовалась я.
«Конечно, мы ж тут все тонкие и чувствительные, а какой-то человек вдруг перещеголял нас в презрительности…» Разумеется, человек в здравом уме и обладающий хотя бы малой толикой чувства самосохранения, постарается такого не ляпнуть. Но я давным-давно забила на чувство самосохранения.
Я протянула руку под дождь, холодно повторила:
— Так что с зонтом? — и повернулась к Илару — тот выглядел каким-то подозрительно довольным. Мне это не нравилось.
— Морруэнэ, отойди к стене.
— Зачем?
Итаэ’Элар фыркнул:
— Зонт в дверь не пролезет.
Пока я гадала, что это может означать, нелюдь возвёл глаза к потолку и протяжно свистнул. Возможно, что это было какое-то слово на их тарабарщине. На мой слух, что-то вроде «цсвиэстэйии», которое заканчивалось на какой-то ультразвуковой ноте — голосовым связкам подобных тварей подвластен более широкий спектр частот, чем человеческим.
Как неожиданно начинаешь слышать тиканье часов, а потом не можешь избавиться от этого звука, пока что-нибудь не отвлечёт внимание, так и я вдруг стала явственно слышать тихий сухой шелест — он, несомненно, звучал и раньше, но я списывала его на грехи потрескивающей конструкции здания. До меня запоздало дошло, что балки так трещать не могут — скорее, похоже было на то, как если бы стая небольших птиц поднялась в воздух, — упругие хлопки, перемежаемые пронзительным, на самой грани слышимости, писком. «… а цвиэски гнездятся прямо на потолке» — подкинула мне память. Я убеждала себя, что это просто местные ласточки, ну, или, в крайнем случае, колония летучих мышей, когда в глубине коридора клацнули когти. Невидимое существо шумно выдохнуло воздух.
Я крайне осуждающе смотрела на Илара — он стоял рядом, вжавшись спиной в стену, пока диковинная тварь резво ползла мимо нас к выходу, сухо шурша чешуёй и цепляя сложенными крыльями за стены. Зоолог из меня так себе, но, надо отдать должное, я сразу поняла: это не ласточка.