Время до Теней

26.

Предположительно 2271 год. Пространство класса «эпсилон», Серебряная Цитадель.

Я покачнулась и открыла глаза.

— Ты показала ничтожные результаты на испытаниях. Ты не можешь стать стражем городов долины, — бесстрастно констатировал Шимайнэ.

Его голос эхом отдаётся от стен холла, приглушённые тонированными стёклами лучи Сердца Света мягко рассеивают полумрак, и я замечаю, что Владыки стоят на том участке мозаики, где хаотичные узоры свиваются в хорошо различимую светлую спираль. По ней я в детстве прыгала по плиткам пола, воображая различные препятствия. В детстве… до того, как… Я зажмурилась. Но уши-то не заткнёшь.

— Наш досточтимый Властвующий сегодня лишён права голоса, — безликая в чёрной маске, Шимини отвесила насмешливый полупоклон моему отцу. Я дёрнулась, как от пощёчины, сжав кулаки, но Мелэтир’Тэнтэк покачал головой. Не надо. — Я предлагаю смерть.

— Не от наших рук, — так же безразлично добавил Шимайнэ.

Я закусила губу. Остаются только Сфиэст и Анахармэ.

— Пусть казнит народ, — обронил Мудрец.

— Игра? — уточнила Дарующая у остальных Владык.

— Почему бы и нет.

Путь до дверей казался путём от Цитадели до Островов.

— У неё есть шанс выиграть? — тихо спросил за моей спиной Ладир.

— Бездна иногда даёт победу тем, кто этого не заслуживает, — отозвалась Анахармэ беззаботно.

Какое Владычице дело до меня — я бесполезна. Я не нужна её касте, за меня даже собственная мать постыдилась поручиться. Я распахнула двери. День сегодня знаменательный. День моего совершеннолетия. И моей смерти. Даже погода необычна — небо безоблачное, и вся площадь была залита светом Сердца Дня, его лучи отражались от множества масок, закрывавших лица собравшихся. В Цитадели не так уж много развлечений, а из моего бессилия раздули целое шоу, потому любопытствующих собралось достаточно. Я медленно и терпеливо, ступенька за ступенькой, преодолевала спуск по крыльцу. Нога, сломанная ещё в детстве и сросшаяся не совсем правильно, болела, как проклятая. Наверное, от волнения. Маски, к слову, очень удобная вещь, — за чёрным непроницаемым стеклом никто никогда не увидит твоих гримас.

— Совет решил не марать рук, — сказал Сфиэст. — Любой из вас может попытаться избавить Ал’Ттемекке от её несовершенного тела, вызвав на поединок по праву сильного. Но, если вызвавший проиграет, Совет оставит Ал’Ттемекке в покое.

Я замерла, озираясь, посреди круга, образованного собравшимися, и притопнула здоровой ногой. Ночью прошёл дождь, а с утра подморозило, и плитка покрылась тонкой скользкой корочкой. А мне, как назло, нужно как можно более устойчивое положение, хотя и мой более подвижный противник, в принципе, тоже может навернуться… в Бездну маски! Я перебросила за спину длинные перья, подняла тёмное забрало, подставив лицо не греющим лучам светила. Порыв ветра ожёг холодом лицо. Дрожащей рукой я выпутала из ремней на поясе отполированную костяную рукоять длиной с моё предплечье, вытянула руку вперёд и тронула рычажок предохранителя — со щелчком развернулись длинные раскладные лезвия.

В первом ряду потеснились, пропуская вперёд высокую женщину. Она уверенно направилась ко мне, поигрывая длинным клинком. Каблуки её сапог звонко цокали по обледеневшей плитке. Лицо она тоже открыла — светлые распущенные волосы обрамляли узкое аскетическое лицо с бесстрастными серыми глазами. Одна из Мастеров клинка. «Видимо, богам наскучил этот суд, раз они желают настолько скорого его завершения», — горько подумалось мне.

Когда между нами оставалось не более десяти шагов, она остановилась и сказала:

— Ал’Ттемекке, я, Даэт’Рэйра, бросаю тебе вызов по праву сильной.

Дайра, щурясь от непривычно яркого света, посмотрела на меня. В ногах была предательская слабость, сердце пропускало удары, и я не придумала ничего лучше, кроме как кивнуть, обречённо закрыв глаза.

— Возражений нет ни у кого? — спросила она, повернувшись к толпе.

Я поудобнее перехватила и крепко сжала рукоять оружия. Палач вызвался сам — кто будет оспаривать её право? Все молчали, и, стоило сосредоточиться, чувствовалось общее направление потока их сознаний: довольно цельное течение образов, с преобладанием любопытства, лёгкой примеси страха и азартного волнения. Возмущение, впрочем, не ярко выраженное… «Вот бы так погрузится в реку чужих мыслеобразов, чтобы пропустить удар…». Видимо, мне это почти удалось, потому что я чуть не пропустила сказанное кем-то:

— Есть.

Мастер клинка замерла каменным изваянием, ожидая, пока неизвестный подойдёт ближе. Он был выше Рэйры на полголовы, не говоря уж обо мне.

— Причина? — деловито спросила Даэт’Рэйра, поджав губы.

Анахармэ — юстициарии, им позволительно вмешиваться в конфликты внутри других каст, но трудно даже представить обратное. Тем более, ситуацию, когда мужчина вмешивался в противостояние женщин. Это было настолько недостойно, вероломно и неприлично, что я невольно оказалась заинтригована.

— Причин нет. Просто так, — ответил незнакомец.

Мне подумалось, что под маской он ухмыльнулся.

— Ты издеваешься надо мной?! — не скрывая бешенства, воскликнула Рэйра. — Кто ты такой?

Он неторопливо открыл лицо. Из-под украшавших маску чёрных перьев выбивались пряди длинных пепельно-русых волос, но они не могли скрыть едва поджившие рубцы, которые змеились через правую сторону лица мужчины. Бездна, где можно получить такие раны?

— Итайэ’Элаар, — представился он. — Я хочу видеть Властвующего.

— Тогда зачем тебе оспаривать моё право убить эту девчонку? — недоумённо спросила Дайра.

— Чем скорей закончится эта пародия на суд, тем быстрее я смогу переговорить с Ладиром Цитадели, — ответил он, подбрасывая на ладони рукоять клинка.

— Значит, вызываешь меня? — в глазах Даэт’Рэйры загорелись злые огни.

— Да.

Движение Мастера клинка, бросившейся вперёд, было практически неуловимо, так же быстро и смазано Итаэ’Элар повернул кисть и подставил руку под клинок Рэйры. Я невольно отшатнулась. Свистнули, рассекая воздух, развернувшиеся лезвия, клинки звякнули, столкнувшись, и Мастер клинка отшатнулась, чуть не потеряв равновесие, зажимая пальцами порез на скуле. Наблюдавшая за этим спектаклем толпа не преминула разразиться удивлённо-одобрительными возгласами. Толпа легко меняла симпатии.

— Ты проиграла, — заметил Итаэ’Элар, складывая клинки и убрав рукоять за пояс.

Даэт’Рэйра бросила на него испепеляющий взгляд, поклонилась Владыкам и торопливо скрылась в поспешно расступившейся перед ней толпе.

— Э-э… спасибо? — наугад сказала я, взглянув в зелёные глаза чужака, не зная, радоваться или огорчаться тому, что меня избавили от смерти от руки Рэйры.

Приём, который я видела, рисковали применять немногие — если точно не знать тех долей секунды, необходимых для того, чтобы клинки развернулись, можно было запросто остаться без руки. Зачем ему мой отец, если он принадлежит к другой касте?

— Всегда пожалуйста.

Я почувствовала, как волна жара поднимается от шеи к щекам, и, потупившись, пробормотала:

— Меня зовут Ал'Ттемекке…

— Живи, Ттемекке, — благосклонно кивнул он.

Я открыла глаза, чувствуя, как горит на щеках лихорадка румянца. Воспоминания Двойника неохотно уступали место моему сознанию, утекая медленно, как тягучий сироп из опрокинутого стакана. Ал’Ттемекке, удостоив меня быстрым взглядом, поднялась со своего кресла, отдёрнула штору и распахнула окно, впустив в комнату стылый воздух и дневной свет. Эффект аквариума рассеялся. Я встала рядом с Аме. Её лицо было оливково-бледным, зрачки золотистых глаз сузились до точек. Я машинально отметила, с какой силой она переплела пальцы.

— Всё уже закончилось, — заметила Аме, кивнув в сторону площади — из портала башни вытекала тёмная масса народа.

— Что им там наговорили?

— Каждый услышал то, что хотел услышать.

— Снова ваши фокусы? — подозрительно спросила я и рефлекторно потрясла головой, чтобы мозги встали на место после вмешательства сознания Двойника. Вроде, помогло.

— Время поджимает, поэтому и приходится действовать такими методами, — ещё туманнее добавила она. — Линви и ты проходили под аркой Зеркала?

— Ну, как и все пришлые… — я не слишком понимала, зачем ей это спрашивать.

Аме кивнула.

Вопросы неприятно свербили где-то в подкорке, на эпсилоне я постоянно чувствовала себя отвратительно неосведомлённой. Воспоминаниям моего Двойника, около двенадцати-одиннадцати эпсилонских лет… Да, Аме оставили в покое, но перестали ли относиться к ней, как к созданию второго сорта? Эти воспоминания были чем-то очень личным, и даже я, обычно отличавшаяся тактичностью летящего в цель кирпича, чувствовала, что Аме больше ничего не намерена обсуждать на эту тему. Поэтому я спросила только:

— Аме, кто, Бездна его возьми, такой Итаэ’Элар?

— Если бы я это знала… — тихо ответила она.