С точки зрения цивилизованного человека, в зарослях мангров мало прекрасного: сплошь уродливо искаженные корни, скрученные ветви, тучи насекомых и острый, ни с чем не сравнимый запах, который ввинчивается в ноздри, пока не отбивает обоняние напрочь. Лучше всего рощи смотрелись либо с дирижабля, либо с корабля, если он не подплывал слишком близко.
Чтобы жить посреди затапливаемого побережья, нужно либо совсем отчаяться — либо научиться смотреть на жизнь с философской усмешкой.
Именно такой я и предпочла встретить черно-голубую птицу, спорхнувшую на перила. Она ответила мне полной взаимностью: вытянула голову, приоткрыла длинный ярко-алый клюв — и, выдав длинную певчую ноту, вдруг хрипло рассмеялась.
— Можно подумать, ты бы справилась лучше, — укоризненно фыркнула я, устраиваясь на резной скамье, и закуталась в ажурную накидку. Пернатая собеседница, не вняв доводам совести, расхихикалась совсем уж гнусно, содрогаясь всем телом. — Ты вообще мангровая альциона, дневная птица, что ты тут делаешь среди ночи?
Альциону такие мелочи волновали мало. Она прилетела с двумя конкретными целями и к их достижению отнеслась со всей ответственностью, какая только вмещалась в ее покатой голове. Нужно отдать ей должное: первый пункт на повестке дня — от души посмеяться над незадачливой ведьмой — уже можно было считать выполненным.
— Мне нужно будет отлучиться в Лонгтаун, — предупредила я ее. — Слетаешь со мной?
Хихиканье оборвалось. Альциона длинно присвистнула и повернула голову, выразительно приоткрыв клюв. Я вздохнула и помогла ей выполнить второй пункт из повестки дня, выдав упитанную розовато-бежевую креветку. После подношения птица смягчилась и перепорхнула с перил на резную спинку скамейки.
— Со мной поедет мистер Кантуэлл, — призналась я. Альциона склонила голову набок, словно пыталась припомнить его в книге пэров, и я добавила, разрешая ее сомнения: — Эсквайр. Мне нужен его волосок, иначе он угробит своего коня. Не уверена только, стоит иметь дело с ним или сразу с Тао Латом. Мне показалось, что из них двоих главный — отнюдь не джентри…
Птица хохотнула, запрокинув раскрытый клюв.
— Да, последнее слово все равно будет за господином, но речь идет вовсе не об обычных отношениях между слугой и нанимателем, — заметила я и, стоически переждав новый перелив хриплого смеха совершенно похабной тональности, невозмутимо продолжила: — У них общая кровь. Не то, чтобы это делает твои предположения в корне неверными, но, по-моему, никаких оснований для них нет в любом случае. В крайнем случае, мы узнаем об этом от Дейзи, если она прибежит за успокоительным для леди Изабель.
Альциона согласно свистнула и переступила по спинке скамьи. За такую покладистость и сдержанность я вознаградила ее еще одной креветкой.
— Завтра в семь за мной пришлют автомобиль, — сказала я птице и поднялась на ноги. — Знаешь… если подвернется возможность утащить волосок и у Тао Лата, не теряйся. Запасливость еще никому не вредила.
Альциона снова засвистела, на этот раз — протяжно и возмущенно. Я подавила смешок и оставила на скамье стройный рядок из округлых креветок.
— А мои какие проблемы, если их автомобиль здесь не пройдет?..
При всех очевидных достоинствах альционы как собеседника у нее был один чудовищный минус: о пунктуальности она и слыхом не слыхивала. Из-за поздних гостей я проспала до самого рассвета, но птица еще не прилетела. Тяжело вздохнув, я выбралась из-под полога от насекомых и отправилась умываться.
Сборам следовало уделить особое внимание. В Лонгтаун я выбиралась нечасто, и упускать такой случай произвести впечатление было никак нельзя. Поэтому я достала лучшее платье — светло-зеленое, из тонкого искусственного шелка; к нему отлично подходили длинные бусы из мелкого жемчуга, подаренные мне леди Эванс. Утро — не время для таких нарядов, но мы ведь поедем на скачки!
Белая вязаная накидка в ансамбль вписывалась плохо, и я с сожалением оставила ее в шкафу, в отместку проведя почти полчаса перед зеркалом. Густые накладные ресницы мне не шли, как и леди Изабель, но это определенно не отменяло необходимость макияжа: пусть варварски яркой кинодивой мне не быть, но косметика, по крайней мере, защитит лицо от разгулявшегося солнца — да и добавит мне пару лет для солидности. В довершение приготовлений я надела туфельки, доставшиеся мне от Дейзи: она заказала их по каталогу, но те оказались малы — и перекочевали ко мне.
Я топнула, наслаждаясь звуком новеньких каблуков, и повертелась перед маленьким зеркальцем, оставшись чрезвычайно довольной собой, — а альционы все не было.
Зато за рощей уже нарастал сначала шум газолинового мотора. Вскоре он стих, сменившись забористой мужской руганью, и я, посмеиваясь, стянула туфельки и сложила их в котомку. Задержалась, надевая вместо них болотные сапоги, и выскочила из домика, оставив дверь беспечно открытой.
С мистером Кантуэллом мы встретились в середине мангровой рощицы. Он выехал за мной на коне, отчаявшись провести машину по узкой извилистой тропке, и под знакомым взглядом — двустволка из укрытия — я начала давиться смехом.
В вечернем платье, с холщовой котомкой и резиновых сапогах я была, несомненно, и без того хороша — но альциона словно специально выбрала момент, чтобы спорхнуть откуда-то из зарослей на мое плечо. У мистера Кантуэлла так вытянулось лицо, что сходство между ним и конем стало почти непристойным, и я все-таки рассмеялась. Альциона, не растерявшись, запрокинула голову, раскрыла клюв и присоединилась. Ее гнусное хриплое хихиканье с легкостью перекрыло мой смех, и мистер Кантуэлл перевел взгляд на птицу.
Под таким давлением она все-таки стихла, а хохотать в одиночестве было не так весело, так что я вежливо извинилась и попросила проводить меня до автомобиля. Мистер Кантуэлл открыл было рот, явно собравшись предложить мне прокатиться на жеребце, но скользнул взглядом по подолу платья (или все-таки резиновым сапогам?) и просто спешился, взяв коня под уздцы.
— Вы неплохо подготовились, — вежливо заметил мистер Кантуэлл, приноравливаясь к моим шагам. — Но я ожидал чего-то более… оккультного.
— Лонгтаун — все-таки город, хоть и небольшой, — охотно пояснила я, подкармливая альциону прямо на ходу: иначе бы с нее сталось то и дело встревать с комментариями. — Люди куда охотнее рассказывают о нарядных девушках, нежели о болотных ведьмах, а знакомства никогда не бывают лишними.
На этот раз мистер Кантуэлл покосился на мои сапоги, уже не скрываясь.
— У меня с собой сменная обувь, — призналась я, поправив котомку. — Не пачкать же парадно-выходные туфельки в соленой грязи!
— Улыбайтесь — и никто не заметит, даже если вы пойдете босиком, — галантно сказал мистер Кантуэлл, несомненно, проглотив две дюжины язвительных комментариев.
Я охотно улыбнулась, но возле автомобиля все-таки переобулась. Водитель старательно делал вид, что занят приборной панелью. Я добавила ему поводов для смущения, усевшись рядом и вежливо поздоровавшись, но уже через четверть часа он воодушевленно рассказывал мне о своей младшей дочке, которая упорно училась говорить длинными фразами, как леди из большого дома. Нежный возраст и неполный комплект зубов добавляли ей ни с чем не сравнимый шарм. Гордый отец болтал без умолку, как леди из большого дома.
Мистер Кантуэлл сидел позади, на господском сиденье, и в беседе не участвовал. На его плече уютно устроилась чрезвычайно довольная собой альциона.
Тао Лат ехал следом за нами на Химе. Должно быть, в одном автомобиле с господином камердинер вызвал бы куда больше вопросов, чем хотелось бы мистеру Кантуэллу.
Лонгтаун вытянулся вдоль линии прибоя, сразу за мангровой рощей. Здесь к самому берегу подходили коралловые рифы, превратившие небольшой городок в центр подводного плавания. Мангры упорно пытались отвоевать территорию, с каждым годом все больше и больше тесня риф к югу, и с каждым годом строилось все больше зданий у «чистой», незатененной зоны. Город вытягивался в прямую линию, пряча трущобы старых районов среди мангровых зарослей и блистая вывесками новых зданий возле отступающего кораллового рифа.
Наш путь пролегал через густо застроенный центр к южной окраине, где несколько лет назад воздвигли монументальное здание ипподрома. Тогда оно было на отшибе, а теперь ограда размеченных дорожек граничила с новеньким клубом любителей подводного мира — что, впрочем, делало место еще более удачным для наших целей.
Перед зданием разбили небольшой парк, где благородные господа могли развеяться перед началом скачек, не оскорбляя свои чувствительные носы близостью конюшен. Водитель мистера Кантуэлла остановился в начале аллеи, высаживая пассажиров, и укатил дальше, дабы не мешать прочим гостям. Альциона воспользовалась моментом, чтобы перепорхнуть на мое плечо и по-дружески потереться клювом об мое ухо. Я вздрогнула: прикосновение оказалось неожиданно щекотным.
Тао Лат спешился и, подойдя ближе, снял с коня уздечку. Хим переступил копытами с явной опаской, словно уже догадывался, что сейчас будет.
— Что ж, — скучающим тоном произнес мистер Кантуэлл, скользнув взглядом по достопочтенной публике, прогуливающейся по парку, — делайте свое дело, мисс Блайт.
Девушка с яркой птицей на плече, несомненно, и без того привлекла бы внимание — но я вдобавок небрежным жестом выдернула из прически шпильку, и старомодно длинные волосы рассыпались по плечам и спине, в солнечном свете отливая тяжелой медной рыжиной. Конь, до того дичившийся и вынуждавший Тао настороженно придерживать его за морду, с интересом потянулся вперед.
Я ласково похлопала жеребца по изящной шее и, когда он доверчиво склонил голову к моему плечу, тихо зашептала ему на ухо. Альциона взмыла в воздух, покружила и приземлилась на луку седла, тут же зашедшись хриплым птичьим смехом. Хим и ухом не повел — он сосредоточенно внимал мне и согласно кивал, задевая мордой обнаженное плечо. Не прекращая шептать, я достала из дамской сумочки половинку яблока и протянула жеребцу.
Несколько секунд конь сосредоточенно взирал на него печальными и мудрыми глазами, даже не принюхиваясь. Яблоко выглядело совершенно безобидно — спелое, с аппетитным алым бочком и золотистой крупитчатой мякотью; но Хим будто знал, что за время пути оно должно было потемнеть, и медлил.
— Все будет хорошо, — пообещала я ему.
Конь печально вздохнул и потянулся за подарком мягкими губами. Я погладила его по морде — а он дожевал и протяжно заржал, запрокинув голову. Альциона охотно присоединилась.
Тао Лат с непроницаемым лицом поймал Хима за морду, вставил удила на место и, почтительно поклонившись господину, потянул коня за поводья. Мистер Кантуэлл проводил его взглядом и отчего-то зябко передернул плечами.
— Чем вы его угостили? — настороженно поинтересовался он и подставил мне локоть.
— Яблоком, — предельно честно ответила я, взяв его под руку.
— И все? — темные брови скептически изломились, придавая вытянутому лицу такое же страдальческое и недоверчивое выражение, какое было у коня поначалу.
— Вы ждали какой-нибудь абракадабры и ярких вспышек? — непринужденно уточнила я — и даже не вздрогнула, когда альциона, навернув над нами круг, обрушилась мне на плечо и длинно присвистнула. — Боюсь, шум и взрывы напугали бы коня, а перед самыми скачками это совершенно ни к чему.
Мистер Кантуэлл покосился мне за спину, на птицу — и кашлянул. На глазах у публики не произошло ничего такого, что нельзя было объяснить разумными доводами: ни длинные рыжие волосы, ни гнусно хихикающие альционы, ни тем более половинки яблок еще не являлись несомненной гарантией черного колдовства — и все же, все же…
— Как зовут вашу питомицу? — вежливо поинтересовался мистер Кантуэлл.
Альциона хохотнула, запрокинув острый клюв, и переливчато свистнула. Я сработала строгим цензором, повторив только последнюю часть, и обезоруживающе улыбнулась:
— Иначе она не откликается.
От необходимости обсуждать странную кличку альционы меня спасло знакомое светло-серое кепи, мелькнувшее за раскидистыми листьями пальмы. Я приподнялась на цыпочки и замахала рукой:
— Мистер Реншоу!
Это имя, разумеется, заставило мистера Кантуэлла тотчас забыть и про птицу, и про яблоко. Владелец кепи обернулся, продемонстрировав в просвет между листьями роскошные усы и удивленные глаза, заулыбался и свернул с дорожки — в нашу сторону.
Мистеру Реншоу перевалило за пятый десяток, что ничуть не мешало ему сохранять молодецкую бодрость духа, хватку аллигатора, чутье акулы и густые темно-каштановые волосы, едва тронутые сединой. Ими он гордился особенно, а потому не упустил момента поприветствовать даму, сняв кепи и по-шутовски раскланявшись.
— Расцветаете все прекрасней с каждым днем, мисс Блайт, — тоном опытного (еще бы!) сердцееда изрек мистер Реншоу и перевел заинтересованный взгляд на моего спутника.
Мистер Кантуэлл в этот миг больше всего напоминал матерого ягуара в засаде. Настороженный, собранный, опасно притихший — того и гляди внезапно сорвется в смертоносный прыжок, сбивая жертву с ног, переламывая хрупкие позвонки.
— Позвольте представить: мистер Кристиан Наронг Кантуэлл, эсквайр, — быстро вклинилась я. — Мистер Кантуэлл — мистер Эдвин Реншоу, устроитель скачек и мой давний знакомый.
Мистер Реншоу медленно моргнул, и вдруг стало казаться, что матерых ягуаров тут два, а мне лучше бы оказаться где-нибудь в другом месте. Но я героически выстояла, пока мужчины обменивались положенными любезностями и тяжелыми колкими взглядами, в которых ясно читалось предвкушение добротной драки.
— Мистер Кантуэлл выставляет своего коня на сегодняшних скачках, — вклинилась я — и поняла, что только подлила масла в огонь.
Однако при мне мужчины вели себя, словно два заколдованных пособия по этикету, мгновенно переключившись на обсуждение лошадиных статей и квалификаций. Я охотно включилась в разговор, вставляя замечания с типично знахарской точки зрения: какая разница, есть у племенной кобылы многочисленные награды или нет, если она толком разродиться не может?..
Тао Лат подошел неслышно и незаметно, как идеальный слуга, и смиренно встал чуть в стороне, дисциплинированно не вмешиваясь в господский разговор. Мистер Кантуэлл сам прервал свой пространный монолог, чтобы повернуться к камердинеру и вопросительно изогнуть выразительную темную бровь.
Тао почтительно поклонился, пряча лицо в тени:
— Все готово, господин.
Мистер Реншоу едва скользнул по нему взглядом и снова уделил все свое внимание мистеру Кантуэллу. А зря — камердинер, смиренный и незаметный, цепко следил за ходом беседы, наверняка подмечая то, на чем не успевал сконцентрироваться его господин. Это было настолько похоже на ту позицию, что обычно занимала я при разговоре сильных мира сего, что становилось не по себе.
Мужчины не становятся ведьмами. В них слишком сильно желание менять мир, прогибая его, делая удобным для себя, и слишком слаба привычка его слушать. Когда мужчина вдруг начинает так старательно внимать, он не думает о том, чтобы кого-то понять. Он ищет слабое место.
Что могло понадобиться слуге азартного игрока от устроителя скачек? Не станет же он просить, чтобы от его господина не принимали никаких ставок. Это не единственный ипподром в колониях — а уж найти другой тотализатор будет, пожалуй, даже проще, чем отыскать еще один стадион.
Разве что что-то понадобилось самому мистеру Кантуэллу — а внимательности слуги он доверял больше, чем своей собственной? Учитывая столь явное кровное родство, я бы не удивилась.
— Совсем забыл о времени! — воскликнул вдруг мистер Реншоу, натянув на лицо улыбку аллигатора, старательно изображающего чувство вины. — В обществе прекрасной дамы и интересного собеседника минуты летят незаметно. Мне пора подниматься на трибуны, мисс Блайт, мистер Кантуэлл…
Мой наниматель кивнул, не скрывая разочарования. Мистер Реншоу не обратил на это внимания, только уже в конце прогулочной дорожки выразительно обернулся через плечо — и я утвердительно кивнула, встретив его взгляд. Других бесед о своих сугубо личных делах он при свидетелях никогда не вел, и я уважала его желание.
Мистер Реншоу едва заметно кивнул в ответ и повернулся к своему секретарю, на ходу отдавая какое-то распоряжение. А я повернулась к мистеру Кантуэллу — и едва не вздрогнула, поймав над его плечом взгляд Тао.
Как двустволка на упоре. Только на его плече тихо и смиренно, как лучшая из вышколенных горничных, сидела в засаде мангровая альциона, скромно сложившая крылья.