Я клянусь тебе в вечной ненависти

Глава 19. Замкнутый круг

Проснувшись утром, я решила во что бы то ни стало вернуть свой шанс на нормальную жизнь. Если не получу место наставницы в ближайшие полтора месяца, пока школы набирают персонал к новому учебному году, то с самостоятельной жизнью придется попрощаться. Не подаваться же мне в торговки или официантки! Тогда двери всех приличных домов Мальбурга с грохотом захлопнуться передо мной. Если не в школу, то дорога у меня останется лишь одна — под венец. Причем без долгих проволочек. Конечно, замужество — это стабильность, но вместе с тем и полная зависимость от супруга. Я такой судьбы не желала, хоть и понимала: если решила быть самостоятельной, то нужно быть готовой и все сложности преодолевать самой.

Накануне вечером что мы с девочками только не придумывали в поисках выхода из сложившейся столь неблагоприятно для меня ситуации. Но итог всех измышлений был неутешительным. В любом случае, мне предстояло убедить мадам Мезар, что контролирую свою магию. С чем я далеко не всегда справлялась своими силами! Значит, мне нужен артефакт-помощник. Браслет, блокирующий магию. По всему выходило, что без помощи серых артефакторов тут не обойтись.

В Луковый переулок меня провожали, как на войну. Виктория порывалась поехать со мной, но мы с Кати ее отговорили. Две девицы, разгуливающие по артефактным лавкам, непременно привлекут ненужное внимание. К тому же, ей самой вскоре нужно было отправляться к сестре, а мое дело не терпело спешки и суеты.

Неприметный кэб высадил меня в квартале Семи ручьев на пересечении Браунингартен и Лукового переулка. Характерного для выходного дня оживления здесь не наблюдалось; только деловито жужжали шмели, неторопливо перелетая от одного куста шиповника к другому. Старомодные двухэтажные дома из коричневого кирпича сонно выстроились в две аккуратные линии по обе стороны дороги. Так же симметрично на стенах домов располагались подвесные таблички с названиями артефактных лавок, которых здесь и вправду было предостаточно.

Обыденность и какая-то провинциальность окружающей обстановки даже немного разочаровывали. После рассказов Виты я представляла Луковый переулок совсем иначе: покосившиеся мрачные строения, среди которых шастают укутанные в длинные плащи подозрительные личности, тревожное карканье воронов и вековая паутина на витринах. Здесь же встречались разве что многовековые дубы, и в их густой тени было вовсе не тревожно, а очень даже приятно находиться, словно я оказалась за городом. Только приехала я сюда не за тем, чтобы гулять и любоваться старыми постройками…

Потемневшая от времени кованая вывеска привлекла мое внимание. Не давая себе времени передумать, я толкнула тяжелую дверь и вошла в мастерскую артефактора Годара Шилье. Над головой тихо звякнул колокольчик. От прилавка удивленно обернулись двое: худощавый подросток, видимо, служивший здесь подмастерьем, и лысеющий господин, покупавший непонятные медные трубочки, с которыми он так и замер в руках, без зазрения совести рассматривая меня. Через пару секунд оба вспомнили о приличиях и, коротко поприветствовав посетительницу, вернулись к своему занятию.

Ожидая, пока покупатель расплатится и уйдет, — заговаривать на столь щекотливую тему при посторонних было неразумно, — я прохаживалась вдоль витрин и с показным интересом рассматривала странного вида штуковины, которые, судя по слою пыли, лежали там уже давно.

— Могу я вам чем-то помочь, мадемуазель? — Подмастерье поглядывал на меня с плохо скрываемым любопытством.

Я бросила косой взгляд на мужчину, который возился у самого выхода, старательно запихивая купленные трубочки во внутренний карман.

— Я бы хотела поговорить с мастером Шилье… Он на месте? — спросила я и мысленно похвалила себя за то, как уверенно это прозвучало: будто мы с артефактором знакомы не один год.

Мальчишка-подмастерье очевидно подумал так же и без лишних вопросов отправился за мастером, нырнув в узкую дверь за прилавком. Я замерла в напряженном ожидании. Тихо звякнувший колокольчик возвестил, что не в меру любопытный господин благополучно отбыл из лавки.

Уф, одной заботой меньше! Теперь хоть можно побеседовать приватно…

— Добрый день! Чем могу быть полезен? — Господин Шилье бесшумно появился в мастерской и остановился в паре шагов от меня, подслеповато щурясь.

Артефактор оказался невысоким полноватым мужчиной средних лет, носившим старомодный полосатый жилет поверх светло-голубой рубашки, застегнутой под самый воротничок. Он выглядел таким добропорядочным, что я всерьез забеспокоилась, что пришла совсем не по адресу, и никаких сомнительных заказов мастер отродясь не выполнял. Только в предположении своем всё же ошиблась: господину Шилье хватило пары секунд, чтобы понять, что перед ним не обычный покупатель, а тот, кто нуждается в товаре особого рода. Отослав мальчишку, мастер, слово за слово, выудил из меня информацию о том, с какой проблемой я столкнулась и какими средствами планировала ее решить. На его одутловатом лице не отразилось и тени удивления, когда я вскользь упомянула о браслете-блокираторе.

Неужто я не первая дама, кому он понадобился?! Это, в некотором роде, обнадежило…

А вот цена за изделие, которую назвал артефактор, огорчила. Вернее сказать — обескуражила! Конечно я подозревала, что артефакт обойдется мне в кругленькую сумму, но вот к доплате за срочность в таком размере оказалась не готова. В самом прямом смысле слова: у меня не было с собой даже половины нужной суммы, чтобы оставить задаток. Чеки в таком деле не принимались.

Господин Шилье любезно предложил вызвать кэб, который бы доставил меня в банк. Сняв со счета нужную сумму, я планировала вернуться в лавку и заключить договор.

«Эта небольшая заминка не нарушит мои планы, — убеждала себя, подпрыгивая на жестком сиденье старенького, но резвого кэба, увозившего меня в центр города. — Мастер сдержит слово, и через два дня у меня будет браслет. Ради этого не жаль потратить лишних два часа…»

Центральное отделение Ссудо-сберегательного банка Лидегории, располагавшееся в трехэтажном особняке, напоминавшем небольшую крепость, работало без выходных. После тишины и умиротворенности Лукового переулка присущий Парадному проспекту шум казался оглушающим. По брусчатке грохотали колеса кэбов, извозчики спорили из-за парковочных мест, газетчики выкрикивали названия статей свежих номеров. Снующая по проспекту толпа мерно гудела множеством голосов.

Я быстро пересекла тротуар и прошла в гостеприимно распахнувшиеся двери. Они бесшумно закрылись за моей спиной, отрезая от уличной суеты. В просторном холле банка царила сосредоточенная тишина, нарушаемая лишь шуршанием бумаги и тихим постукиванием печатных машинок. Несколько посетителей ждали своей очереди в кассы, вольготно устроившись на кожаных диванах и переговариваясь шепотом. За многочисленными банковскими конторками восседали солидные служащие, к одному из которых я и направилась.

— Вынужден сообщить, что ваш счет заблокирован, мадемуазель Дюбар, — бесстрастно сообщил банковский работник, несколько раз сверившись с документацией.

— То есть как? — растерялась я. — Как может быть заблокирован именной счет? Ведь это мой счет и… я не давала распоряжений на его блокировку!

— Всё верно, мадемуазель, — согласно кивнул служащий. — С наступлением совершеннолетия вы всецело распоряжаетесь вашим именным счетом.

— Тогда я бы хотела…

— Но до этой даты, — перебили мой лепет, — вашим счетом распоряжался бенефициарный владелец. Запрос на ограничения доступа к счету поступил за день до вашего вступления в права.

За день до моего совершеннолетия… Но как? Почему?!

— Могу я снять хотя бы часть средств?

— Увы, мадемуазель. Любые операции по заблокированным счетам невозможны.

— Я хочу узнать, кто… кто направил вам запрос?

— Сожалею, мадемуазель, но это банковская тайна. Ссудо-сберегательный Банк Лидегории не разглашает данные своих клиентов.

Но ведь клиент здесь я! Бред какой-то… Может я сплю, и этот абсурд мне просто снится?..

Я незаметно ущипнула себя за тыльную сторону ладони. Чуда ожидаемо не случилось: работник банка никуда не делся и, сидя по ту сторону конторки, с застывшим лицом выжидал, когда незадачливая клиентка встанет и уйдет.

Но я не могла уйти с пустыми руками!

Внезапная мысль подарила надежду:

— Тогда давайте проверим ячейку, куда поместили драгоценности! — До боли закусив губу, я предвкушающе заерзала на стуле.

— Минуту, пожалуйста. — Служащий развернулся, передавая в окошко позади себя заполненный формуляр.

Еще не всё потеряно! Мамины драгоценности могут спасти ситуацию. Леди Дюбар любила украшения, и у нее их было много! Поскольку мне ничего не передали после ее гибели, то я была уверена, что драгоценности поместили на хранение в банк. Только бы получилось их забрать! Кое-что придется продать, но зато я смогу расплатиться с артефактором… Браслет-блокиратор мне сейчас нужнее, чем фамильные украшения. Даже такие красивые, как были у мамы… Из глубин детских воспоминаний всплыли янтарные бусы и заколки для волос с россыпью жемчуга, бриллиантовая брошь с крупным рубином, ожерелье из желтых топазов, так чудесно оттенявших мамины глаза. А еще была бриллиантовая парюра, в которой леди Эвелина выходила замуж! И колье из редких розовых сапфиров… Да у нее одних только шляпных булавок с драгоценными камнями было не меньше десяти штук! Однажды меня застали за игрой с ними и хорошенько отругали. Я тогда подумала, что свои украшения мама любит больше, чем меня…

Интересно, а есть ли среди них что-то с черными бриллиантами?.. Как то проклятое кольцо, подаренное Ангэлером, которое, к слову, я так и не нашла, будто оно сквозь землю провалилось. Эта мысль не раз посещала меня, пока я обшаривала пол в дортуаре в надежде найти и вернуть подарок. Раз некромонг так любит увешивать своих избранниц драгоценностями, представляю, сколько их было в свое время подарено леди Эвелине! Если обнаружу среди вещей мамы украшения с черными бриллиантами — продам их в первую очередь.

— Банковских ячеек на ваше имя не зарегистрировано, — сухо известил меня служащий, получив обратно формуляр с красной отметкой.

— Как же так?! — В ушах раздался неприятный звон: это моя надежда разбилась на мелкие осколки.

— Сожалею, мадемуазель…

У мамы было столько драгоценностей! Не могли же они испариться?!

— Боюсь, больше ничем не смогу вам помочь.

Кто-то заботливо подхватил меня под локоток, не позволив позорно упасть на пол прямо перед конторкой банковского работника. Как в тумане, я добрела до диванчика для посетителей и опустилась на кожаное сиденье.

Ваш счет заблокирован… Банковских ячеек на ваше имя не зарегистрировано…

Как такое могло случиться?!

Это он!

Ангэлер решил наказать меня за выходку на приеме! Решил уничтожить меня… раздавить не только эмоционально, но и физически, оставив без средств к существованию. Заставить почувствовать себя уязвимой и беспомощной.

Стоп.

Перестань, Эла.

Я глубоко вдохнула и выдохнула. Вдох. Выдох.

Что бы ни задумал Ангэлер, у него нет такой власти. Я так привыкла считать некромонгов практически всемогущими, что и в случившемся искала их след.

Но это же Ссудо-сберегательный банк Лидегории. Не имеющий никакого отношения к некромонгам! Нет у них такой власти, чтобы управлять чужими банковскими счетами.

Нужно мыслить трезво.

Что всё это значит?

До моего совершеннолетия только опекуны могли сделать что-то подобное. Больше некому! А значит, пришла пора нанести визит в особняк на Центральной набережной. И сегодня меня совершенно не заботит, будут мне там рады или нет.

Вопросы, вопросы… Они гудели в моей голове, как встревоженный рой пчел, пока я сверлила взглядом затылок дворецкого, следуя за ним в кабинет советника Сюффрена. Шагнув за ворота особняка опекунов, я готовилась чуть ли не с боем добиваться встречи и разъяснений, а тут, странное дело, без лишних вопросов меня пригласили в кабинет, стоило только назвать свое имя. Оставалось лишь гадать: то ли у советника работают настолько вышколенные слуги, то ли мой визит ни для кого в доме не стал неожиданностью…

Сердце тревожно забилось в груди, когда мы подошли к высоким двустворчатым дверям, из-за которых доносились едва различимые мужские голоса. Отправляясь сюда, я рассчитывала на разговор с теткой Беатой, сестрой отца, которая официально и была моим опекуном. Ее супруг, советник Роберт Сюффрен, с детства вызывал у меня робость и смутную неприязнь, а потому беседовать с ним хотелось меньше всего.

«Может, стоит попросить отвести меня к хозяйке?» — пришла в голову запоздалая мысль.

Но не успела я и рта раскрыть, как дворецкий распахнул двери и чопорно провозгласил:

— Господин, к вам мадемуазель Элеонора Дюбар.

Сидевший за столом советник поднял на меня блеклые, широко расставленные глаза и растянул тонкие губы в приветственной улыбке. От его сходства с ящером по спине пробежал холодок.

— Элеонора, рад тебя видеть! — Голос советника, сочный и глубокий, был гораздо приятнее его наружности и того взгляда, которым он окинул мою фигуру. — Проходи, не стой в дверях.

Проигнорировав его пренебрежительно-фамильярную манеру обращения, я сделала несмелый шаг, потом еще один. Мне нужны ответы на вопросы, и как бы я ни относилась к советнику, кроме него получить их здесь не у кого. Опровергая мои выводы, из-за высокой спинки кресла, стоявшего перед столом, поднялся мужчина и неторопливо повернулся в мою сторону. Несколько секунд он жадно всматривался в мое лицо, пока я, словно громом пораженная, неверяще разглядывала его в ответ.

— Здравствуй, дочь! — наконец, произнес он. — С годами ты стала невероятно похожа на Эвелину… Прямо копия! Она была бы счастлива увидеть тебя такой…

— Сомневаюсь, что какая-либо женщина была бы счастлива увидеть свою более юную и свежую копию, — язвительно заметил Сюффрен.

— Подойди ко мне, Эла. — Знакомым с детства нетерпеливым жестом отец протянул руку. — Не робей, теперь ты со своей семьей, где о тебе позаботятся!

Где же была эта семья и ее забота последние двенадцать лет?!

Вопрос так и крутился на языке, но от растерянности и шока горло сковало спазмом, и я не могла выдавить из себя ни звука.

Отец. Он стоял передо мной живой и невредимый. Пусть и несколько постаревший, раздавшийся в талии и обрюзгший… Но это по-прежнему был Освальд Дюбар, с характерной горделивой осанкой и уложенными назад волнистыми волосами, пусть и заметно поредевшими.

— Мне кажется, Освальд, твоей дочери срочно требуется стакан воды, — советник Сюффрен снова окинул меня цепким взглядом и резко дернул за сонетку, вызывая прислугу. — А лучше бокальчик кофейного ликера. Эффективнее будет… Конечно, если Беата не уничтожила все запасы подчистую.

— Присаживайся, Эла, — отец кивнул на гостевой стул, на который я послушно опустилась, почувствовав предательскую дрожь в коленях. — Нам нужно о многом поговорить… Знаешь, я думал, ты придешь раньше…

— Я тоже, — отозвалась эхом.

Я тоже думала, что ты придешь раньше, отец… А потом горевала, что тебя, скорее всего, нет в живых… Что задержало тебя на… двенадцать лет?!

— На что ты жила эти несколько недель? — осуждающе нахмурил брови отец. — Роберт не посылал тебе чек на день рождения… Снять деньги со счета ты не могла…

— У меня не было трат до сих пор, — пролепетала в недоумении.

— Кажется, я поспешил жениться на твоей сестре, Освальд! Надо было подождать и жениться на твоей экономной дочке, — глумливо рассмеялся советник, отчего мне стало так противно, что захотелось бежать из кабинета прочь.

Но более насущная проблема вновь приковала к себе мое внимание.

— Это вы заблокировали мой счет?! — Теперь была моя очередь хмурить на отца брови. — Зачем вы это сделали?

— Чтобы ты поскорее вернулась в лоно семьи, где у тебя будет всё необходимое.

— Можно было просто написать мне письмо, попросить прийти…

— Я и написал тебе письмо, — с усмешкой парировал отец.

— Но я его не получила, — вздохнула сокрушенно. И тут внезапная догадка осенила меня: — То письмо… анонимное… Его написали вы?!

Хитро прищурившись, отец кивнул.

— Надеюсь, оно раскрыло тебе глаза на подонка, с кем ты имеешь неосторожность общаться?

— Я не общаюсь…

— Не ври мне, Эла! — сердито перебил отец. В два шага он пересек разделявшее нас расстояние и навис надо мной, ухватившись ладонями за деревянные подлокотники. — Я видел, как проклятый некромонг хватал тебя за руки на площади.

И ты не особо-то возражала!

— Возражать, когда на тебя падает театральная конструкция, не слишком своевременно, — неожиданно для самой себя огрызнулась в ответ. — Так вы были на площади в тот день?!

— Был, — не стал отпираться он. — Я заметил тебя под окнами нашего особняка, думал, зайдешь внутрь… Но ты развернулась и пошла прочь. Я последовал за тобой… Надеялся поговорить. Теперь представь, каково было мое разочарование, когда я обнаружил тебя на площади в компании Ангэлера!

— Это вышло случайно…

— Готов поверить, что с твоей стороны так оно и было. Но на его счет у меня нет сомнений. Я прекрасно знаю его гнусные мотивы! — Лицо отца исказила гримаса ненависти. — Тогда я понял, что должен спасти… оградить тебя от посягательств этого подлеца.

Удивительный отец человек… После двенадцати лет разлуки вместо того, чтобы найти возможность встретиться с родным ребенком, хотя бы ненадолго и тайно, он бежит писать наполненную яростью и обвинениями анонимку и присылает мне ее на день рождения…

В этот момент в дверь вошел слуга с подносом в руках. Аромат кофе и шоколада поплыл по кабинету. Отец отстранился и вернулся к своему креслу. Мне вручили миниатюрный бокальчик с тягучим ликером, который я аккуратно пригубила. Теплая сладость прокатилась по языку и скользнула ниже.

Вместе с теплом в груди разлилось какое-то онемение. Обида, возмущение, разочарование — всё временно растворилось в апатичной бесчувственности. Такой желанной, жизненно необходимой мне в этом перенасыщенном переживаниями дне. Потом чувства вернутся и, усилившись многократно, снова причинят мне боль. Но сейчас я была благодарна за небольшую передышку.

Пока мужчины переговаривались, я равнодушно рассматривала кабинет советника, оформленный с показной роскошью и скверным вкусом. На обтянутых парчой стенах картины с историческими сюжетами перемежались охотничьими трофеями в виде крупных рогов. В кабинете отца, где мне нравилось играть в детстве, подобных сомнительных украшений не было. Да и какие рога мог бы там повесить такой далекий от охоты человек как Освальд Дюбар? Разве что свои.

Отголоски крайне противоречивых чувств вспыхивали в душе и тотчас меркли, как звезды поутру. Вопреки странным обстоятельствам нашей встречи, я не могла не испытывать радости от воссоединения с отцом. Его таинственное исчезновение занимало мои мысли все двенадцать лет. И вот он снова рядом, жив-здоров, и никакой семейной тайны больше нет… Вместе с этим нашлись ответы и на другие вопросы, а пугающая неопределенность, что укутывала меня плотным туманом, начала рассеиваться. Я испытала настоящее облегчение, наконец-то узнав, что случилось с моим счетом и кто прислал мне обличающее Ангэлера письмо. Правда, в этом самом письме, помнится, говорилось, что моего отца убили… И вот он, невинно убиенный, сидит передо мной в кресле, покачивая носком начищенного ботинка. Кажется, папочка любит несколько сгущать краски… Эта его ложь, бессмысленная и жестокая, в которой не было никакой необходимости, рождала во мне недоверие и обиду.

Интересно, в чем он еще приврал мне? Подумала спросить об этом в лоб, но не рискнула. Да и тему Ангэлера поднимать вновь не хотелось. Теперь это всё осталось в прошлом! Важнее было узнать другое.

— Где вы жили все эти годы? — спросила отца, когда за слугой закрылась дверь.

— В разных местах, — уклончиво ответил он. — Я был вынужден скрываться… от врагов. И нигде не мог задержаться надолго.

Произнесено это было до крайности трагично. Воображение мгновенно нарисовало полную опасностей и лишений жизнь. Вот только сидевший напротив мужчина слабо походил на того, кто привык себе хоть в чем-то отказывать: его костюм был пошит по последней моде, волосы на висках аккуратно подкрашены, а к идеальному маникюру явно приложил руку мастер.

— До последнего времени я не решался вернуться в Мальбург, чтобы не подвергать родных опасности, Эла.

Если верить отцу, то Ангэлеры были первыми в списке наших врагов; а учитывая, что последние пять лет я училась в Сен-Грейс, где пребывала в их полной власти, фраза про «не подвергать опасности» звучала как-то нелепо…

— И что же изменилось? — полностью убрать из голоса иронию не получилось.

— Изменилась расстановка сил, — весомо вставил советник.

— Да-да, — согласно закивал отец. — Некромонги собирают союзников, и мы тоже не останемся в стороне. Скоро очень многое поменяется! Возвысится тот, кто умеет ждать… и решительно действовать, когда приходит время. — Заметив мой встревоженный взгляд, отец поджал губы и добавил: — Не забивай всем этим голову, Эла. Просто делай, как я скажу, и всё будет хорошо. Вместе мы сможем поквитаться с теми, кто принес нашей семье столько горя! Ты ведь этого хочешь не меньше, чем я, верно?

Я неуверенно кивнула. Честно говоря, в этот момент хотелось лишь одного — вернуться в дортуар и наедине с собой спокойно переварить события сегодняшнего дня. Голова пухла от полученной информации, а на задворках памяти зудела мысль о незаконченном важном деле. И вот, кстати, о нем: надо попросить у отца нужную сумму, раз он перекрыл мне доступ к счету.

— Отец, у меня возникла заминка с оплатой… кое-чего, — выкладывать всю подноготную о проснувшейся магии и моих методах борьбы с ней в последний момент передумала, — и я хотела попросить…

Мелодичный перезвон раздался в стенах кабинета и отразился эхом в холле.

— Давай после обеда расскажешь. — Отец резво поднялся, предвкушающе потирая ладони. — Не спорь! Надо покушать, а потом продолжим. К тому же Беата очень хотела тебя увидеть… Роберт, сестра будет за обедом?

— Естественно, — фыркнул советник. — Беата всегда там, где еда или шляпки…

Спустя полчаса я сидела в помпезно обставленной столовой и, вяло ковыряя

вилкой в тарелке, недоумевала: что не так с моей семьей? Почему они все ведут себя так странно? Словно мы собрались за семейным обедом после непродолжительной разлуки! Как будто это наша привычная рутина, а долгие годы одиночества мне просто приснились…

Такое поведение родственников сбивало с толку.

Когда сестра отца накинулась на меня с объятиями, тиская, как маленькую, мне одновременно захотелось заплакать, спрятав лицо на пышной груди, и оттолкнуть ее.

Кажется, она была искренней в своей радости, но меня всё равно не покидало ощущение фальши от всего происходящего… Я ведь все эти годы жила под боком, в двадцати минутах езды на кэбе, и если вы так счастливы меня лицезреть, то что мешало вам… Эх, какой смысл вообще об этом говорить!..

— Эла, милая, надеюсь, ты останешься на ужин? — проворковала тетушка, и ее полные щеки покрылись нервным румянцем.

С нашей последней встречи Беата Сюффрен сильно поправилась. Сейчас, если бы мы ехали в одном экипаже, мне пришлось бы вжаться в стену, чтобы поместиться с ней на одном сиденье.

— Я тебе больше скажу, Беата, — Эла останется не только на ужин, но и на ночь,

— ответил за меня отец.

— Нет, я не могу, — тотчас встрепенулась я. То, что отец принимал за меня решения не советуясь, задевало. И настораживало. — Мне необходимо вернуться в школу!

— Школа никуда не денется. Вернешься завтра, — отмахнулся он, игнорируя мой обеспокоенный вид.

— Думаю, будет лучше отправить руководству записку, сообщив, что Элеонора гостит у нас, — заботливо предложила тетушка. — Я могу это сделать.

— Займись сразу после обеда, — распорядился советник, не удостоив жену и взглядом.

Она рассеянно кивнула, также избегая смотреть в его сторону. Складывалось впечатление, что эти двое с трудом выносили общество друг друга. Напряжение и неловкость, как туман, повисли над обеденным столом. Единственным человеком, которого ничего не беспокоило, был отец: он нахваливал вино и с аппетитом кушал, не замечая антипатии между сестрой и ее супругом.

После обеда мы вернулись в кабинет советника прежним составом. Не успела я собраться с мыслями, как начался форменный допрос. Меня засыпали вопросами о школе и о том, кто из Ангэлеров и когда там появлялся. Причем расспрашивали преимущественно не об Арланде, а о его старшем брате, о котором я не могла рассказать ничего полезного.

Господи, да я его в глаза никогда не видела! О чем, собственно, и сообщила папеньке, чем его несказанно разочаровала.

Моя успеваемость и школьные будни отца и советника мало интересовали… В какой-то момент я хотела поведать им о случайно подслушанном разговоре директора Хоуля с супругой, о том, что в стенах школы произошло убийство, в котором младший Ангэлер как-то замешан… Но что-то меня остановило. Возможно, ухудшившееся самочувствие — в результате этой беседы ужасно разболелась голова.

Чем больше я слушала рассуждения отца, тем сильнее нарастало внутреннее сопротивление. Вся моя сущность восставала против грязных политических игр, которые они с таким воодушевлением обсуждали с советником. Понимала я далеко не всё, но смогла уловить главное: история противостояния с Ангэлерами началась задолго до гибели мамы. И сейчас должна была получить продолжение, в котором мне тоже отводилась некая роль. Раскрывать подробности планов мести отец не спешил, но стало совершенно ясно, что наверстать упущенные годы нам не суждено. Вместо тихой семейной жизни предстояло готовиться чуть ли не к войне. А я вдруг поняла, что не хочу воевать с Ангэлером… Я смертельно устала. У меня просто нет сил, чтобы портить ему жизнь… Мне бы свою как-то наладить, а о нем лучше забыть… Но кто ж мне позволит такую роскошь!

До ужина я еле досидела, всерьез обдумывая, как бы сбежать из особняка Сюффрена. Нестерпимо захотелось вернуться в школу. Пусть порой я чувствовала себя там, как в ловушке, но никогда не испытывала такого отторжения, как в этом доме, напоминавшем гнездо пауков, где плетется липкая паутина интриг. Я отказываюсь быть их частью!

Под конец ужина в дополнение к головной боли появилась тошнота. Скомкано поблагодарив хозяев за угощение, я поднялась из-за стола, чтобы уединиться в отведенной мне комнате.

Я буквально мечтала остаться одна!

Как назло, следом увязалась тетка Беата, вызвавшаяся проводить меня в покои.

— Ты совсем ничего не скушала, милая, — сокрушалась она, пока мы поднимались по украшенной лепниной лестнице.

— Я неважно себя чувствую…

— О-о… Что болит? Послать за лекарем?

— Нет-нет, ничего не надо! — Мгновенно пожалела о своей откровенности. Только суеты с докторами мне сейчас не хватало! — Это от переизбытка впечатлений…

— Понимаю, — вздохнула она тяжело, мучимая одышкой. — А вот и твоя комната! Рядом с моей…

— Благодарю, здесь очень красиво, — вежливо отозвалась я, окинув взглядом приятно оформленное помещение в нежно-лиловых тонах, и вдохнула тонкий аромат поздних сортов сирени.

Я не спешила проходить внутрь и топталась у двери, прозрачно намекая, что дальше справлюсь сама. Намеков моих тетушка не поняла или сделала вид, что не поняла.

— Пойдем, я покажу спальню! — Беата Сюффрен грузно поплыла вглубь покоев, а я понуро поплелась следом.

— Здесь свежая ночная сорочка и халат, в ванной есть всякие девичьи мелочи, а когда соберешься ложиться спать, я пришлю горничную, чтобы помогла тебе, — хлопотала она.

— Спасибо, но я привыкла справляться сама…

Наплевав на приличия, я прилегла на кровать, чувствуя, что дурнота усиливается.

— Эла, послушай… Я понимаю твои чувства… — Вместо того, чтобы уйти, тетка Беата уселась на край кровати, жалобно скрипнувшей под ее весом. — Ты вправе обижаться на меня… И я не отрицаю своей вины, но всё же хочу объяснить тебе кое-что…

Обреченный вздох вырвался сам собой: на сегодня мне было более чем достаточно откровений! Но, кажется, тетушка была серьезно настроена поговорить. Деваться некуда — выслушаю… В конце концов, она единственный человек в нашей чудной семье, кто решил мне хоть что-то объяснить…

— Я была против приюта. Я умоляла Роберта забрать тебя к нам. Потом ты могла бы поступить в Сен-Маклен, где училась в свое время я и твоя мама. Но он и слышать не хотел об этом! Увы, в этом доме мои желания ничего не значат… Ответ у него всегда был один: воспитанница у меня появится не раньше, чем у него — наследник. Отсутствие результата в этом вопросе его разочаровывало. Роберт приходил в ярость всякий раз, стоило мне заикнуться о тебе… А потом, когда ты подросла… я уже сама не напоминала супругу о тебе. Чем дальше ты от него была, тем лучше.

— Почему? — спросила импульсивно, ошеломленная неожиданным признанием.

Беата Сюффрен горько усмехнулась и отвела взгляд.

— Знаешь, мой супруг не такой хороший человек, как о нем привыкли думать окружающие… И женился он на мне не по большой любви. Ему была нужна безропотная супруга, чтобы создать иллюзию добропорядочного семьянина. Освальд любезно предоставил для этих целей приятелю свою младшую сестру. Не хватало еще, чтобы и тебя Роберт использовал… для собственного удовольствия или собственной выгоды!

Я шумно сглотнула появившуюся в горле горечь. Всё съеденное за ужином недвусмысленно попросилось обратно.

— Я на минуточку! — подскочив, помчалась в ванную комнату.

Там глубоко дышала, склонившись над раковиной, и брызгала в лицо холодной водой, пережидая приступ тошноты.

Господи, как можно жить с человеком, о котором думаешь ТАКОЕ! А я еще горевала, что меня не забрали в семью. Да мне хвалу Всеединому следует вознести за то, что мое детство прошло вдали от этого дома в целом и от советника в частности!

— Тебе лучше, милая? Часто такое случается? — забеспокоилась тетушка, когда, всё еще бледная, я вернулась обратно.

— Нет, в первый раз, — соврала в ответ.

Тетка Беата окинула меня задумчивым взглядом, но развивать тему не стала.

— Прости, Эла, тебе было неприятно это слышать… Но ты уже не маленькая девочка и должна понимать, с кем предстоит иметь дело.

— Господи, это звучит так, словно я не в семью попала, а в логово врагов! У Ангэлеров и то было не так страшно… — тут я осеклась, осознав, что сболтнула лишнее. Не стоит ступать на эту зыбкую почву.

— Мне жаль, я не хотела, чтобы у тебя сложилось такое впечатление! — Тетушка не стала заострять внимание на моей оговорке. — Конечно, мы не враги тебе… Более того, я бы хотела стать твоим другом! Если еще не поздно… Освальд… тоже не желает тебе зла, но твой отец привык ставить свои интересы превыше всего. Так случилось со мной… Я тогда даже не сразу поняла, к чему всё идет, — Беата грустно улыбнулась, и мне в этот момент стало ее искренне жаль. Каково ей все эти годы жить с нелюбимым мужчиной, который ее ни во что не ставит! А ведь для своего возраста она вполне привлекательная женщина, даже несмотря на излишнюю полноту. Наверняка, в молодости была хорошенькой девицей и могла вполне удачно выйти замуж, если бы не жила по указке старшего брата.

— Освальд умеет мастерски запудривать мозги, — жестче добавила она. — Представляю, что он наплел тебе про свое отсутствие…

— Отец скрывался от врагов, разве нет?

— Не от врагов, а от кредиторов. Хотя разница тут невелика: и те, и другие радостно свернули бы ему шею, если бы нашли. Ты, конечно, не помнишь, но перед тем, как… всё случилось, дела у Освальда шли неважно. Он потому и сбежал, воспользовавшись ситуацией. Слишком многим задолжал, слишком щедро раздавал обещания, которые был не в состоянии выполнить. Они с Робертом буквально помешались на идее потеснить от власти некромонгов. Но мой супруг действовал осторожнее и разумнее, а твой отец заигрался…

— Значит, у нас ничего нет… Всё забрали кредиторы, — сделала я неутешительные выводы. — Тогда неудивительно, что в банке не оказалось маминых драгоценностей…

— Не совсем так, милая. Долги отца носили неофициальный характер, так что вряд ли его кредиторы могли по закону на что-то претендовать. А украшения Эвелины и ценные бумаги, скорее всего, прикарманил Освальд — нужно же ему было на что-то жить все эти годы… Роберт не стал бы столь великодушно оплачивать ему привольную жизнь.

— Получается, директор Хоуль был прав — мое обучение в Сен-Грейс оплачивал… не отец.

— Пф, конечно нет! Откуда бы у него взялись такие средства? — покачала головой Беата. — Признаться, твое зачисление в Сен-Грейс для всех стало неожиданностью… Когда обучение подошло к концу, Роберт медлил с решением, явно намереваясь оставить тебя в Тотенбур-Холл помощницей инспектрис. А потом неожиданно пришло извещение, что ты переведена в школу изящных манер в качестве воспитанницы. Супруг махнул на это рукой, вроде как одной головной болью меньше, а у меня как камень с сердца упал…

— И вас ничего не смущало? — не сдержавшись, язвительно поинтересовалась я.

Ну право, не могла же тетка быть настолько наивной, чтобы не понимать, кто и

зачем оплатил мое пребывание в Сен-Г рейс!

— В школе к тебе были добры? — тотчас нахмурилась она, почувствовав неладное. — Лорд Ангэлер не обижал тебя?

— Не обижал?! — Позабыв о недомогании, я резко села на постели. Приступ злого веселья овладел мной безоговорочно. — Нет, что вы! Он всего лишь убил мою маму и разрушил мою жизнь… Какие могут быть обиды!

Беата Сюффрен несколько секунд смотрела на меня с недоумением, пока ее брови медленно ползли вверх.

— Что за странные фантазии, Эла? Кто сказал тебе такую глупость?! — Ее пухлая ручка взметнулась к бурно вздымавшейся груди. — Впрочем, не говори, я уже сама догадалась… Но это же гнусная ложь! В смерти Эвелины лорд Ангэлер не виноват. Никто не виноват… Это был несчастный случай.

— Почему вы его защищаете? Он был любовником Эвелины… С ним она изменяла

отцу!

— Не думаю, что дело дошло до измены, — покачала головой тетушка. — В противном случае всё сложилось бы иначе…

— Откуда такая уверенность? Вы так хорошо знали маму? — Мне не хотелось копаться в грязном белье моей семьи, и в то же время я не могла не спросить: какая-то нелепая надежда встрепенулась внутри, требуя выяснить всё и выслушать всех. — Почему Эвелина так поступила? Какой она была?

Сестра отца задумчиво поджала губы.

— Что ж, не покривлю душой, если скажу, что это была удивительная женщина. Наделенная той чистой, трогательной красотой, что толкает мужчин на безумства. Но внутри этого прелестного создания жила властная и расчетливая женщина. Она знала себе цену и умело пользовалась своими чарами. Освальда она выбрала не от большой любви, а потому, что на тот момент он был самой выгодной партией. К чести братца надо сказать, что он не питал иллюзий и прекрасно понимал мотивы Эвелины, видел, что скрывается за красивой оболочкой. Так что они друг друга стоили.

Слышать подобную нелестную характеристику мамы было неприятно, особенно учитывая, что мне уже не раз указали на наше сходство…

— Поначалу у Освальда был соперник, — продолжила тетушка, и на ее лице появилось странное выражение: — Молодой перспективный политик Ароне Ангэлер тоже был очарован Эвелиной, но, должно быть, не так сильно, как ей того хотелось. Иначе я не представляю, почему она сразу не дала братцу от ворот поворот, выбрав Ангэлера. Ароне был воплощением всего, о чем девушка только может мечтать: богат, красив, умен и обаятелен. — Тихий, по-девичьи нежный вздох Беаты навел меня на мысль: а не была ли она сама влюблена в Аронса Ангэлера? Долго гадать не пришлось: с присущей ей прямотой тетушка созналась в своих чувствах. — В ту пору я завидовала Эвелине… Будь я на ее месте, то без раздумий приняла бы ухаживания Аронса. Он мне очень нравился… Но, увы, я не обладала той красотой, что могла пленить его сердце, зато обладала фамилией, из-за которой он и близко ко мне не подходил… Вскоре Освальд убрал его с дороги, и в этом ему помог мой дражайший супруг. Вдвоем они оклеветали Аронса! Возможно, даже Эвелина в этом невольно приняла участие. Чтобы избежать скандала и спасти честь семьи, Ангэлер был вынужден покинуть столицу. Насколько знаю, он так и не вернулся…

Эту часть истории я слышала впервые, и теперь из-за нее всё еще сильнее запуталось.

— Ничего не понимаю… Зачем тогда ей понадобился младший брат, если мама могла выйти замуж за старшего из Ангэлеров?

— Ну зачем ей опальный изгнанник, прозябающий в глубинке? Эвелина мечтала блистать при дворе и жить в свое удовольствие. Она расчетливо выбрала Освальда и, кто знает, возможно потом горько пожалела о своем решении. Через четыре года после твоего рождения, приняв назначение на пост министра, в столице объявился лорд Бросмер с супругой. Он некромонг, а его жена — человек. Так вот одно дело слышать о возможной молодости, даруемой избранницам некромонгов, а другое дело увидеть это воочию. Когда пятидесятилетний лорд с женой появились на приеме, все придворные ахнули: перед ними стояла не многодетная зрелая чета, а красивая молодая пара, которым от силы можно было дать по тридцать лет. Тогда в Мальбурге и началась очередная волна истерии на тему смешанных браков и вечной молодости. Эвелина, должно быть, локти кусала, осознав, какой шанс упустила. А потом случай свел ее с младшим братом Аронса, восемнадцатилетним Арландом Ангэлером. Она очаровала мальчишку и держала на коротком поводке, как собачонку.

Я невольно скривилась от этих слов. Представить некромонга в роли послушного песика решительно не получалось. Со мной он таким не был… Хотя, чему тут удивляться — я же не Эвелина… Да и лорду-попечителю уже далеко не восемнадцать. Надо же, он в ту пору был очень юным… Даже младше меня, и моложе Филиппа Барроу… Почему-то прежде я не задумывалась об этом, всегда представляя Арланда таким, каким его знала сама.

— В общем, Эвелина решила использовать влюбленного мальчишку, чтобы добиться желаемой молодости, — подытожила тетка.

— Откуда вы всё это знаете? Это могут быть лишь сплетни!

— Брат и супруг всегда считали меня недалекой и помешанной на шляпках. Но и у шляпок есть глаза и уши! Я не так глупа и многое знаю… — Тетушка смущенно помолчала, но через пару секунд продолжила громким шепотом: — Той осенью я получила анонимное письмо, где некий доброжелатель рассказывал о похождениях Эвелины и о ее амбициозных планах, которые грозились вот-вот исполниться. Этот доброжелатель, конечно, рассчитывал остаться неизвестным, однако не учел тот факт, что его, а точнее — ее, почерк был мне хорошо знаком со школы Сен-Маклен. Там в одном классе я училась с Фабианой — та еще змеюка! — позже ставшей близкой подругой твоей мамы. Зависть заставила ее написать то компрометирующее письмо, которое, как она была уверена, я передам брату. Семейный скандал положил бы конец роману Эвелины с юным некромонгом, заодно похоронив и все ее амбиции. Но я решила, что об истинном положении дел важнее узнать молодому Ангэлеру, а не Освальду, и переслала письмо ему.

— Не может быть! — Я ошеломленно уставилась на тетку. — Это низко! Вы поступили так, потому что сами завидовали маме! Из-за той истории с Аронсом…

— Я не стану оправдываться перед тобой, Эла. Я сделала то, что посчитала правильным…

— Правильным?! — Я задохнулась от возмущения. — По-вашему, моя мама заслужила смерть? А я… я тоже заслужила всё, что со мной случилось?! Если бы не ваше письмо…

— Я не это имела в виду, милая! — взволнованно перебила меня тетка. — Конечно, я не желала Эвелине смерти. Но откуда мне было знать, что она так взбесится?

— Это Ангэлер ее убил, — возразила ей убежденно. — Вас там не было. А я всё слышала! Как они ссорились и орали друг на друга…

По правде говоря, даже спустя годы я помнила по большей части крики мамы и то, как она швырнула вазу, не прикасаясь к ней. Теперь-то я знала, проявление чего видела… Но и некромонг с его проклятой магией смерти тоже мог…

— Чушь! Ты плохо знаешь Ангэлера, если говоришь такое. И еще хуже — свою мать. Эвелина была своенравной и капризной. Ее жутко раздражало, когда что-то шло не так, как ей хотелось. Теперь представь, как она отреагировала, когда мальчишка сорвался с крючка… Неудивительно, что она метала молнии, и магия вырвалась из-под контроля…

— Ничего уже не понимаю! — Я обессиленно откинулась на подушки, стараясь вспомнить все подробности той ссоры, но мысли в голове перепрыгивали с одного на другое, мешая сосредоточиться. — О каких планах вы всё время говорите? Я сама слышала — Эвелина не собиралась быть с Арландом, о чем ему и сказала.

— Ну, конечно, не собиралась! Развод, скандал — зачем ей это, когда ее и так всё устраивало? Кроме неизбежной старости… Эла, ты такая юная и неиспорченная, тебе сложно понять… Избранницы некромонгов получают в дар молодость, родив супругу ребенка. Маленький некромонг девять месяцев живет в теле женщины, меняя ее природу. Эвелине не нужен был сам Ангэлер, ей достаточно было зачать с ним дитя…

В комнате повисла неловкая тишина.

— Немыслимо… — прошептала я еле слышно. Жестокая правда шокировала, сбивала дыхание и холодила пальцы. От нее хотелось закрыться, спрятаться, но отравленные семена уже упали в мое сознание и дали всходы. — Это так… бессердечно! По отношению к Арланду, к отцу… к ним обоим…

Тетушка Беата тяжело вздохнула, понуро ссутулив плечи.

— Возможно, мужчинам иногда полезно походить с разбитым сердцем, — философски заметила она, — но страшно подумать, какая участь ждала бы ребенка, которого так жаждала родить Эвелина. От некромонгов всегда рождаются некромонги. Зачем ей живое доказательство ее неверности? Дитя бы умерло при родах, а Эвелина еще десять-пятнадцать лет могла бы кокетливо объяснять свою молодость хорошей наследственностью и правильной диетой.

— Она бы этого не сделала! — в ужасе отшатнулась я.

Не хочу верить, что моя мать была таким бездушным чудовищем!

Подскочив с кровати, я подошла к столику, где стоял графин с водой. С каждым движением ощущала, как внутри словно закручивается тугая пружина. В голове гудело, а пальцы мелко дрожали. Как бы это не было предвестником магического всплеска… Успокоительных капель у меня с собой, конечно, не было.

Может, попросить у тетушки? У дам в возрасте всегда что-то подобное имеется…

Протянув руку, попыталась взять стакан, но он отскочил от меня, как мячик, и глухо ударился о стену. Чудом не разбился!

О нет! Только не сейчас! Худшего момента для срыва не придумаешь…

— Эла, всё в порядке? — прозвучал из-за спины встревоженный голос.

— Да… У вас есть успокоительные капли? Мне нужны капли!

— Конечно, дорогая, сейчас принесу! Они в соседней комнате. — Тетушка резво поднялась и исчезла за дверью, направившись в свои покои.

Я стояла, боясь лишний раз пошевелиться, и слушала ее удаляющиеся шаги. Концентрировалась на этом звуке и глубоко дышала. Меньше всего на свете сейчас хотелось явить миру мою нестабильную магию… Уж точно не после этого разговора! Очередное сходство с Эвелиной — последнее, что стоило демонстрировать родне…

— Вот, нашла, — Тетка Беата вернулась в комнату и, прошествовав к столику, налила в стакан немного воды. Затем откупорила темный пузырек и уверенным движением перевернула его вверх дном. — Для начала десяти капель будет достаточно.

Нетвердой рукой я взяла протянутый стакан и послушно выпила содержимое.

— Эла, ты добрая и искренняя девочка, — ласково улыбнулась мне тетушка, забрав пустой стакан и спрятав пузырек в потайном кармашке платья. — Вижу, ты не унаследовала змеиную сущность своей матери. Не позволяй отцу сделать из тебя орудие мести! Не верь чужим наветам, доверяй своему сердцу…

Сосредоточенная на внутренних ощущениях, я едва обратила внимание на ее слова. Смысл сказанного доходил плохо. Что она такое лопочет?

— Ты поймешь потом и поблагодаришь за услугу.

Внезапная сонливость навалилась на меня; веки стали наливаться свинцом, а сознание подернулось туманом.

— Я себя странно чувствую, — прошептала испуганно.

— Давай выйдем в сад, на свежий воздух, — предложила тетушка и бережно подхватила меня под руку.

Гулять по саду совершенно не хотелось. Куда с большим удовольствием я бы упала на постель и забылась сладким сном… Но, как безвольная кукла, позволила себя увести прочь из комнаты. Почти повиснув на мягком плече, я медленно перебирала ногами. Мы вышли на тянувшуюся вдоль окон открытую террасу, в конце которой каменная лестница спускалась прямо в тенистый сад. Прохладный ветерок коснулся лица, тяжелый, дурманящий запах жасмина закружил голову… Последнее, что я помнила, это как неуклюже поскользнулась на садовой дорожке, влажной от вечерней росы, а дальше силы покинули меня, и вязкий туман окончательно поглотил мой разум.