Глава 19

Кошмарная истина, так неожиданно открывшаяся ему, перевернула все мироощущение Сергея. Он испытывал то же чувство, которое возникает у человека, столкнувшегося с непреодолимой стихией – извержением вулкана, ураганом... Сознание, что от его силы, ловкости, ума ничего не зависит, и все, что ему остается? – пройти испытание с честью.

Сергей не пошел на стройку, но мысль о том, что он должен делать что-то для жены и детей, не давала ему покоя. В городе бушевала лихорадка приватизации, жилплощадь становилась вложением капитала, и Сергей решил во что бы то ни стало выбить у чиновников полагающиеся ему метры. По крайней мере, у Наташи и малышей будет свой уголок, а в случае необходимости его и сдать можно. О себе Сергей, мысленно рисуя картины будущего, уже не думал. Он не боялся смерти, просто, потеряв слишком многих друзей, стоявших с ним плечом к плечу во время радиоактивного шквала, не мог тешить себя иллюзиями. Павло, Ванюша, Равиль, Стас – имена тех, кто избежал непосредственной опасности, но был настигнут гибелью, словно гнавшейся за ними по пятам. Смерть будто злилась на то, что эти смельчаки сумели отогнать ее от мирных городов и сел. Имена друзей запечатлелись в памяти Сергея крепче, чем если бы они были вырезаны на мемориальной доске. Их смерть не была красивой, изуродованные мучительными болезнями, они угасали один за другим на больничных койках, но Сергей с горькой гордостью говорил себе, что эти ребята совершили два подвига: первый, за который им дали награды и льготы, и второй, не такой эффектный, но, возможно, доставшийся им гораздо дороже. Скромные, незаметные герои прилагали последние силы, чтобы не только не быть обузой близким, а по мере возможности выполнить свой долг перед семьями, обеспечить их, чем можно. Они забывали о гордости, покорно выносили измывательства равнодушных, заевшихся чиновников лишь для того, чтобы на пороге могилы знать, что их детям будут обеспечены кров и образование.

Мог ли Сергей позволить себе поступить иначе? Он объявил Наташе, что возобновляет попытки вырвать из зубов у бюрократического дракона полагающуюся ему площадь. Конечно, Сергей не выражался столь патетично. Он просто сказал:

– Наталочка, ты не выбросила тот ответ, который мы получили из мэрии в прошлом году? Может, надо попробовать написать еще одно заявление...

Теперь у Сергея было сколько угодно свободного времени, и он тратил его на хождение по инстанциям. Физически это было нетрудно, но сколько оскорблений приходилось ему выслушивать в каждом кабинете! Ужаснее всего было то, что эти мерзости, от которых каждый раз бунтовала гордость Сергея, говорились без желания оскорбить – их порождало равнодушие и святая уверенность в том, что обладание материальными благами – привилегия узкой касты «нужных людей», а все прочие, пытающиеся отобрать у них хоть крошку, – наглые попрошайки, заслуживающие лишь презрения. О, никто не говорил этого вслух, но в отфутболивании просителей из кабинета в кабинет просматривалась хорошо продуманная система.

Вдоволь наслушавшись чиновничьих нотаций, Сергей вскоре с отвращением обнаружил, что уже не вздрагивает, когда его в частных беседах называют рвачом, а официально именуют иждивенцем, советуют зарабатывать на квартиру честным трудом – ну, пусть хоть грузчиком устроится... Зато теперь он научился понимать чиновничий жаргон, умел вовремя выложить на стол нужную справку, повергая в растерянность очередного бюрократа.

Чтобы раздобыть одну такую бумагу, требовалось сначала предъявить несколько других. Одна бумажка цеплялась за другую, точно зубья диковинного механизма. Тут-то Сергей и обнаружил, что за ним числится непростительный, по мнению чиновников, грех: покидая Украину, он беспечно не запасся выписками из документов, которые можно было получить только на месте.

– Удивляюсь, как это вы направились в Ленинград, не приведя в порядок бумаги, – ехидно заметила Сергею чиновная дама по имени Юлия Семеновна.

Она была весьма довольна собой – к ней стекались заявления многочисленных просителей, и Юлия Семеновна могла по собственной прихоти дать им ход, положить под сукно на неопределенное время или вовсе вышвырнуть в корзину. Что греха таить, среди коллег Юлии Семеновны порой встречались и те, кто превратил свое бумажное могущество в источник дохода, вымогая у людей деньги за то, что им полагалось по праву. Однако Юлия Семеновна с гордостью думала о себе, что она выше вульгарного мздоимства – нет, она руководствуется лишь соображениями высшей справедливости, препятствует разбазариванию государственных средств. Ее возмущало, что засыпавшие ее просьбами недотепы вовсе не ценили принципиальность ее позиции, благородство помыслов. Ей было невдомек, что любому человеку, наделенному чувствующей, любящей и страдающей душой, моментально становилась очевидна истина, в которой сама Юлия Семеновна не отдавала себе отчета: никакой принципиальности здесь не было и в помине.

Природа наградила Юлию Семеновну достаточно благообразной внешностью, но эта нестарая еще женщина умудрилась изуродовать себя сильнее, чем это мог бы сделать режиссер фильма ужасов. Оплывшая, ссутулившаяся, нелепо переваливающаяся на ходу, Юлия Семеновна наглядно иллюстрировала собой, во что может превратиться человеческое существо, пренебрегающее правильным образом жизни. Юлия Семеновна слишком жалела себя, тщательно берегла от малейших физических нагрузок. Все, к чему стремилась эта бездуховная женщина, были вкусная еда и сидение перед телевизором в жаркой, заботливо закупоренной от свежего воздуха комнате. Было бы странно, если бы у Юлии Семеновны сложилась личная жизнь. Вслух она ни за что не созналась бы, что мучительно завидует красивым, подтянутым людям, с ясными глазами, освещенными отблеском любви, что мечтает, чтобы и к ее груди прижималась детская головка... Она просто возненавидела людей. Юлия Семеновна получала извращенное удовольствие, измываясь над зависящими от нее просителями, словно мстя им за свою убогую жизнь.

На ее обрюзгшем, с нечистой кожей лице лежал отпечаток этого неосознанного садизма, а она искренне недоумевала, почему большинство людей с первого взгляда испытывают к ней инстинктивную антипатию.

На свою беду, Сергей был молод и хорош собой, а по документам Юлия Семеновна узнала, что у него имеются жена и двое детей (после свадьбы Сергей официально удочерил Анечку). Зная, что она не вызывает у мужчин желания, Юлия Семеновна незатейливо полагала, что «все эти волосатые самцы – настоящие козлы», и числила их врагами. В глубине души она восхищалась Сергеем и злилась на него за то, что он обнимает и целует другую. Как он смеет, в самом деле! Не видит, что ли, какая исключительная женщина сидит перед ним!

Но вся эта грязь была укрыта в самых глубоких ярусах сознания Юлии Семеновны, а на поверхности плавали все те же «принципиальность» и «верность долгу».

Если бы Сергей узнал, какую бурю эмоций вызывает он у этой неопрятной тетки неопределенного возраста, он был бы искренне поражен. Он воспринимал ее скорее как досадную препону: Юлия Семеновна не отказала себе в наслаждении заставить молодого человека ходить в ее кабинет буквально через день. Сергей даже успел завести знакомых в бесконечной очереди, сгрудившейся перед кабинетом Юлии Семеновны.

– Не баба, а зверь, – ругался худощавый мужчина. – Пробовал на лапу дать – не только не взяла, чуть под суд меня не спровадила. Она, вишь, честная! А чего она добивается, когда мурыжит людей? Если не деньги, то что ей нужно?

– Самолюбие тешит, – пояснила дама с красивым, но усталым лицом. Сергей уже знал, что ее сын погиб в Афганистане и дама обивает пороги, чтобы переселить сноху и внука из коммуналки. – У вас семья, дети есть?

– Не родные, мы с женой племянников воспитываем. Их родители были геологами и погибли под лавиной. Вот и стараюсь ради пацанов.

– Давно?

– Месяца три, а при чем здесь это?

– Ну, вам еще предстоит долго сюда ходить, – предрекла дама. – Вот если бы...

Полагая, что сейчас ему подскажут средство уломать Юлию Семеновну, мужчина обратился в слух.

– Если бы вы были некрасивой старой девой, одетой, как огородное пугало, – дело другое. Юлия Семеновна милостива только к тем, кто еще гаже, чем она сама.

Слышавшему эту беседу, точно перенесенную в реальную жизнь из театра абсурда, Сергею слова дамы показались преувеличением. Он решил, что та просто озлоблена бесконечным хождением по инстанциям, и не придал им значения. И вот он в кабинете Юлии Семеновны, и она, ненавистно поглядывая подслеповатыми глазками, цедит:

– ...направились в Ленинград, не приведя в порядок бумаги. Почему я должна верить вам на слово?

– А почему я должен снабжать вас ворохами справок? – взорвался Сергей. – По-моему, достаточно одного удостоверения ликвидатора!

– Не вам меня учить! – оскорбилась Юлия Семеновна. – Если хотите знать, без надлежащих справок вашему удостоверению грош цена! Сейчас развелось много кооператоров, фирмачей всяких: за смешные деньги в любом киоске с сувенирами можно купить какое угодно удостоверение! Что вы участник «звездных войн», например!

У Сергея потемнело в глазах от незаслуженной обиды, но он титаническим усилием сдержал себя, понимая, что, дай волю эмоциям, только повредит делу.

– Я не первый год сижу в этом кабинете, – дудела между тем Юлия Семеновна, – и кого только тут не перевидала! «Афганцы», подводники, теперь вот ликвидаторы пошли... И все, главное, ввязались в разные авантюры добровольно, никто в шею не толкал: лезь в пекло, лезь! А теперь требуют, чтобы государство оплачивало их молодецкие забавы!

Сергея трясло от ярости и бессилия; боясь, что не справится с собой, он повернулся, желая поскорее уйти из этого кабинета, которое присутствие Юлии Семеновны превращало в зловонную дыру.

– Куда же вы? – саркастически спросила Юлия Семеновна. – Вы вроде просили у меня квартиру...

– Не у вас, – повернулся к ней Сергей. – Квартиру мне даст государство. Если бы эта льгота на самом деле исходила лично от вас, я предпочел бы жить в пещере!

– Что так? – Юлия Семеновна говорила иронически, но внутри ее все закипело: вот хам! И ни малейшей благодарности...

– Потому что из ваших рук даже голодный корку хлеба не взял бы, – в полном отчаянии выпалил Сергей.

Побурев от злости, Юлия Семеновна написала на клочке бумаги несколько строк.

– Вот список документов, без которых я не стану с вами разговаривать. Когда в следующий раз явитесь сюда качать права, потрудитесь принести их!

Неожиданно Сергей обрадовался: впервые за долгое время ему не сообщали сведения по чайной ложке, теперь он сможет спокойно собрать справки, не боясь, что, придя в канцелярию, услышит: «Ага, это форма Б. Теперь принесите формы А и В. Что же вы не позаботились оформить еще одну справку?»

Вежливо поблагодарив Юлию Семеновну, Сергей направился домой, радуясь неожиданному везению. Как ни странно, Юлия Семеновна тоже пришла в прекрасное расположение духа. До самого вечера она то и дело невпопад ухмылялась, вспоминая, какую ловушку подстроила этому красавчику, не сумевшему оценить ее женскую притягательность. Опытный администратор, Юлия Семеновна прекрасно знала, что за указанными ею документами Сергею придется ехать на Украину, и веселилась при мысли о том, что в сельских канцеляриях с сохранностью бумаг дело, как правило, обстоит неважно и поездка, скорее всего, окажется напрасной.

Когда, полный энтузиазма, Сергей сообщил Наташе о своей удаче, у нее, получившей юридическое образование, шевельнулись смутные подозрения, но она ничего не сказала.

– Что ж, – только и ответила Наташа. – Мы долго откладывали поездку на Украину, а теперь просто необходимо отправиться туда. Я возьму отпуск, мы купим билеты на самолет, и...

– Ну уж сразу и самолет! Послушай, Наталочка, у меня тоже есть секрет, который я должен тебе открыть.

– Господи, что еще?

– Не пугайся, новость приятная. Дело в том, что я отладил твою машину так, что она теперь работает, как часы. Поедем к моим на собственных колесах!

Наташа заколебалась, но Сергей так расписывал новые впечатления, которые получат она и дети, справедливо предостерегал, что Коля еще слишком мал, чтобы подвергать его перегрузкам воздушного перелета, – а ведь дедушка и бабушка жаждут увидеть внука...

– Я прекрасно себя чувствую и вполне способен довезти вас туда и обратно, – закончил Сергей.

Наташа с сомнением поглядела на его вновь осунувшееся лицо.

– Ты уверен, что чувствуешь себя достаточно хорошо?..

– Чувствую себя просто великолепно!

Сергея переполняла жажда действия. Чтобы дать ей выход, он взял на поводок Атоску и отправился с ним гулять в сквер.

Там уже собралось несколько собачников из соседних домов. Сергей вежливо раскланялся с владельцем полосатого дога, привычно придержал Атоса, когда мимо провели суматошную мальтийскую болонку... Сегодня в сквере были новички – рослый, откормленный мужчина в темных очках гордо вышагивал рядом с карамельно-коричневым стаффордширом.

– Ого, какой красавчик, – восхитилась владелица мальтийки.

Она специально приобрела породистую собачку в надежде, что однажды на прогулке познакомится с состоятельным неженатым господином; прочие собачники были уже проверены ей, и ни один не подошел – все были либо небогаты, либо женаты, либо то и другое вместе. Одно время девица строила планы в отношении Сергея, руководствуясь примитивным высказыванием «жена не стенка, можно отодвинуть». Однако ее ожидало жестокое разочарование. Сейчас, кокетливо вертясь со своей любимицей вокруг элегантной пары, она исподволь посматривала на Сергея, пытаясь понять, как он воспримет ее успех.

– Имей в виду, он запросто может тебе руку откусить, – самодовольно заметил мужчина. Девица испуганно отдернула руку, которую протянула было, чтобы погладить животное.

– Зачем же вы водите такую злую собаку по центру города? – возмутился старичок, выгуливавший отродясь не чесанного шпица.

– У меня достаточно средств, чтобы выплатить компенсацию всем пострадавшим, – глупо захохотал хозяин стаффордшира. Видя, что его слова не вызвали ожидаемого восторга у окружающих, он продолжил: – Это пес что надо! Я его вывожу на собачьи бои. Знали бы вы, сколько он противников загрыз!

Сергею стало противно; он представил себе, как Атоска, искусанный в кровь, бьется насмерть с таким вот отупевшим от зверского обращения псом-убийцей, и порадовался, что его пес избавлен от жестокой судьбы – быть игрушкой у богатенького придурка. Неожиданно в голову ему пришла неприятная мысль: всего полгода назад Сергей, не задумываясь, вышвырнул бы отсюда беспардонного хама, и его не остановил бы никакой стаффордшир – собака полетела бы вслед за владельцем. А сейчас Сергей ощутил какую-то глухую слабость во всем теле. Неприятная картина собачьей драки, нарисованная воображением, вызывала тошноту. «Старею, видно», – попытался подбодрить себя шуткой Сергей, и тут пришла боль. Она вернулась, эта знакомая боль, разрывающая внутренности, словно и не было долгого, заботливого лечения. Почти теряя сознание, Сергей собрал последние силы, чтобы удержаться на ногах, и покрепче намотал на руку поводок испуганно поглядевшего на него Атоски. Весь мир сейчас почему-то сосредоточился для Сергея в этом близком ему существе, беззащитном, несмотря на острые зубы, в безжалостном мире жестоких людей. «Если Атоска убежит, его непременно подберут устроители собачьих боев и он погибнет», – мысль была абсурдной, болезненной, но она заполонила все сознание Сергея. Потом словно кто-то посторонний внятно сказал ему на ухо: «Выполни свой долг хотя бы перед собакой. Хоть на это-то ты годишься?»

Сергей не видел, как всполошились собачники, не видел он и того, как Атоска походя укусил потянувшегося было понюхать его обожаемого хозяина стаффордшира, и победитель собачьих боев с визгом отскочил прочь. Всем своим крохотным храбрым сердцем Атос был готов защищать Сергея, и врачи вызванной собачниками «скорой» долго не могли подойти к упавшему мужчине, пока, наконец, водитель, сам опытный собаковод, не изловчился и не ухватил Атоса за ошейник.

Когда Сергей очнулся, уколы уже подействовали, и теперь вместо жгучей боли он ощущал лишь тупую резь в животе. От госпитализации он отказался.

– Вам нельзя разгуливать по улицам, – настаивал врач.

– Мне нельзя терять времени, – мрачно ответил Сергей. – Прежде чем меня закопают, я должен закончить то, что запланировал.

– Вы не жалеете себя?

– На свете есть люди, которых мне жалко гораздо больше.

Сергей привел в порядок испачканную одежду и пошел домой. «Хорошо, что Атоска не может разговаривать. Наталочка сошла бы с ума!»

...Накануне отъезда в гости к Наташе и Сергею пришли друзья. Прямо с порога они вручили хозяевам дома купленный в складчину подарок – мобильный телефон.

– Он уже подключен, – пояснив, как им пользоваться, словно мимоходом заметил Женя. – Пригодится в дороге! Аварийку там вызвать или что...

«Только бы не „скорую помощь“, – подумала Наташа.

Снова, как и в былые времена, дружная компания сидела за уставленным домашними деликатесами столом, слушала Славину игру на гитаре... Все хором уговаривали Сергея спеть что-нибудь свое. Настроение у него было вовсе не песенное, но отказать друзьям было неудобно, и Сергей пел. Поднимали тосты за удачную поездку туда и не менее удачное возвращение обратно. Потом за скорую свадьбу Алены и Жени... Неожиданно Сергей ощутил сильную тошноту и постарался незаметно выскользнуть из комнаты. Уже в коридоре его скрутила боль; с трудом доковыляв до ванной, Сергей присел на ящик для белья и включил воду. Неожиданно ему стало легче: болезнь играла со своей жертвой, как кошка с пойманной птицей, то ломая крылья, то притворно выпуская из зубов. Сергей хотел встать, и тут дверь, которую он забыл запереть, распахнулась.

– Что с тобой? – Лиза, желая поправить макияж, вошла в ванную и остолбенела при виде Сергея.

– Все в порядке. А чего?

– На тебе лица нет! Ой, Сережа! – вскрикнула Лиза. – Опять, да? Обострение, да?

– Замолчи, – яростно зашипел на нее Сергей. – В комнате услышат.

– Тебе же нельзя ехать!

– Нельзя, нельзя... Надо! И ты не вздумай болтать: Наталочка откажется от поездки, и как тогда я сдержу слово перед Анечкой и Колей?

– Да ты заговариваешься! – Лиза, не посвященная в историю со справками, была ошеломлена; еще никогда милый, обаятельный Сергей не говорил с ней так грубо.

– Прости, сорвался, – выдавил Сергей и, протиснувшись мимо Лизы, не вышел, а вывалился в коридор.

Лиза в задумчивости присела на ящик для белья, еще согретый теплом его тела. Она не обиделась, понимая, какое жуткое напряжение должен испытывать Сергей. Возможно, кому-то ситуация показалась бы нелепой, но, сидя в чужой ванной комнате на пластиковом ящике, Лиза горячо молилась Богу о том, чтобы со старым другом ее мужа все обошлось благополучно, и о том, чтобы эта горькая чаша миновала ее обожаемого Славика.

Загрузка...