Отрыв глаза Демирин из рода Алых Фениксов (сколько не отрекайся, а природу не перекроишь) с прискорбием осознал — где-то в своей недолгой, но вполне себе насыщенной жизни, он определенно согрешил. Причем, по крупному. Да так, что богиня Созидания задалась целью теперь в сии грехи ткнуть оборотня клювом. С чего вдруг в его, несклонную к самокопаниям голову, закрались такие мыслишки? Все оказалось просто и одновременно до одури сложно. Ведь неуемная невестушка… При этой мысли Феникс отдельно возвел очи к выбеленному потолку и пообещал сам себе — если Фирсен вляпается в очередную неприятность (а она вляпается всенепременно) он, наконец, со спокойной душой прожжет портал, и даже особо не спрашивая согласия некоторых синиц, "обраслетит" свою колючку и запрет дома. На перевоспитание. Мыслеобразы, которые изголодавшаяся мужская фантазия тут же подкинула парню, соблазняюще намекнули, дескать, процесс сей спешки не жалует, и грозит затянуться к их обоюдному удовольствию.
— Хм, — стоит признать, оборотень не стал спорить с собственными выводами, и устало потерев виски, на кои пришелся основной магический удар, соглашаясь, резюмировал: — Точно запру. И точно перевоспитаю.
А после, позволив себе еще одну мечтательную улыбку, резко сел и огляделся, с прискорбием констатировав:
— Как я и думал, никого нет.
Гнетущую тишину хотелось нарушить хоть бы собственным голосом, потому как усыпляющее заклинание, которое на него, судя по всему, навесил тролль, продолжало пытаться утащить парня в омут приторно-сладких сновидений. В омут не хотелось, пусть и обманчиво-спокойный. А вот разобраться в том, куда понесло его Воительницу, очень даже.
— Итак, что мы имеем? — выдал Мир, задумчиво пытаясь прощупать остаточные следы воздействия. Сделать сие оказалось не так уж и просто, поскольку организм Демира и впрямь находился в плачевном состоянии, в народе именуемом — свеж, как могилка на погосте. Посему заклинание практически подстроилось под естественный недосып оборотня, но… Вот за это "практически" Феникс и уцепился, едва ли, что хищник когтями в загривок жертвы. — А имеем мы следующее, — в притворном спокойствии проговорил молодой нелюдь, когда справился с удивлением, поскольку засек след остаточной магии далеко не только тролля.
Резко наклонившись, и запустив руку под постель, Демирин без труда извлек из недр подкроватного пространства помятый жизнью листок, на котором значилось сегодняшняя дата и время встречи. Причем, даже если бы он не знал злополучного адреса Медяшки, то уж магию… Ее огненный маг запомнил распрекрасно.
— А оная уже, небось, в самом разгаре, — сверяясь с часами, стрелы которых в полумраке мог разглядеть индивид лишь с нечеловеческим зрением, зло ухмыльнулся парень. — А-то и вовсе моя зазноба спешит обратно, — через пару секунд напряженных раздумий, заключил Мир, повторно сминая прочитанное послание, непредназначенное для его персоны, с трудом сдерживая желание спалить бумаженцию к рыхту, — Что ж… Не стану портить планы своей награды. Поглядим, что из этого выйдет, — заключил Феникс и вновь улегся на постель, прикрыв глаза.
Предстояло подумать. О многом. И самое главное, не выказать вереницу этаких умозаключений ненаглядной, когда ее нелегкая обратно принесет. И тролля не пришибить ненароком за то, что поспособствовал, так сказать, сему побегу.
— В общем, я буду собой весьма горд, если сдержусь — сообщил доверительно пустоте оборотень, принимая вид расслабленный, не позволяя обрушить мощь огненной своей сути на некромантское пристанище.
Будущий родич таких душевных перипетий не оценит точно. И припоминать станет сию несдержанность лет так ближайшие десять. Чего уже сам Демир не осилит…
— Что ж ты, Лиани, столько раз на одни и те же грабли? Уже весь лоб одна сплошная шишка, а туда же, — с горечью пробубнил парень, прислушиваясь к шорохам возле входной двери.
А вот и заговорщики пожаловали…
Обратная дорога размывалась ручейками слез, застившими глаза. А нужно было успокоиться и собраться. Вряд ли Феникс оценит мой внешний вид, когда проснется. Его и так нелегко провести, и опухшая физия в этом не поможет точно.
Но вопреки здравым думам, унять слезобурлящий поток не выходило. И только мрачное молчание Рина, безропотно подставившего плечо, пока я сбивчиво излагала суть материнского предсказания, удерживала от откровенного вытья. Хоть и хотелось. Кричать, крушить, бесноваться, рвать на себе волосы, а после упасть безжизненным комочком на пол и закрыть обессилено пустые, выплакавшие все глаза, дабы ощутить… Ничегошеньки не ощутить. Ни боли, ни отвращения к своей задумке, ни страха за то, что она не удастся, и мой любимый оборотень даже после такого не отступится.
— Мне это не нравится, — бросил Эринир, когда я в очередной раз предприняла попытку сделать судорожный вздох.
Однако воздух, вопреки природе, заталкиваться в легкие не спешил. Отчего голова разболелась жутко и связность мышления на пару делений снизилась.
— Твое решение, оно… Да, с точки зрения разума — цель оправдывает средства, и я бы и сам возможно выкинул нечто этакое, чтобы защитить Мари, но… Мне это не нравится, — пошел по второму кругу троллик, не сумев обличить и десятую долю своих переживаний в слова.
— Добро пожаловать в клуб отпетых неудачников, — хохотнула горько и, не сдержавшись, носом шмыгнула, жалко признавшись: — Я не вижу другого выхода. Презрение — то единственное, что заставит Демирина оставить меня. Он не поверит, если я просто скажу, что чувства остыли.
Эринир молчал, продолжая усиленно обдумывать полученную информацию, в бессилии сжимая массивные кулачищи.
— И что потом? Долго ты не сможешь водить всех за нос? — в итоге настороженно, поэтому непривычно для его голосовых связок тихо осведомился друг.
— Потом будет видно, — ответила расплывчато, не желая до конца посвящать троллика в свой замысел, дабы уберечь от прочих потрясений, выпавших на мою долю.
Все ж таки это моя заплечная сума, и мне не до реверансов. Так или этак, а тащить ее предстоит одной.
— Ты главное сам отыграй достоверно. Так сказать, первым брось в меня камень порицания. Дай ошеломленной публике пример для подражания, поскольку, думаю, все изрядно растеряются.
— Вот так, да? Мы просто публика? — с привкусом горчинки проговорил Эринир.
— Вы самое дорогое, что у меня есть, Рин… — сказала твердо, вмиг раздумав орошать троллью рубашку.
Неблагодарное занятие, не вырастет на ней ничего.
— …поэтому именно так. Всем будет легче испытывать ко меня злость и непонимание, чем…
Не договорила, запнувшись, поскольку решимость, будто те волны, накатывала стремительно, но столь же быстро отступала.
— Я понял, — угрюмо отозвался Рин, и добавил устало: — Подъезжаем уже. Соберись.
И не дожидаясь пока я выполню требование, провел широченной ладонью по моему лицу. По оному вмиг прошелся холодок и отголосок целебной магии. Однако определить, что именно сотворил Эринир, сходу не вышло. Посему послала другу непонимающий взгляд, на который он ворчливо заметил:
— Отек снял, чтоб следы трагедии с мордахи твоей убрать. Раньше времени.
Это-то я поняла, но вот откуда такие знания…
Наверное, мысли мои оказались на диво легкочитаемы, потому как троллик слегка смущенно подытожил:
— Мелкая, у меня сестра младшая есть. Поверь, я и не такое знаю.
Если он думал, что сей ответ успокоит, то прогадал. И дабы слегка отвлечься от предстоящего испытания, и внутренне подготовиться к первому акту пьесы, я посвятила весь остаток дороги попыткам выведать прочие секретики брутального, но такого разностороннего друга.
Возвращение прошло… легко. Даже как-то чересчур, ибо с моей-то удачей на подарки судьбы попросту рассчитывать не приходится. Моя огненная пташка изволила продолжать спать, и мы с троллем даже успели почаевничать, прежде чем заспанный и слегка дезориентированный Демирин соизволил к нам присоединиться. Вид он при этом имел до того милый и домашний, что я едва не разрыдалась повторно, осознавая, что больше никогда не увижу его таким. Не стану той, кто разделит жизнь пополам, как в меру сладкий и соленный каравай, принятый дарить новобрачным, благословленным богиней Созидания…
Не знаю, куда бы занесли меня сии, отравляющие сознание несбыточные надежды, однако удар по коленке массивной тролльей ступней — отрезвил на раз. Рыдать расхотелось. Вернее, слезу бы я пустила, но теперь по куда более прагматичной и насущной причине, поскольку тычок отозвался закономерной болью.
— Что-то я и впрямь притомился, — сказал Мир немного смущенно, первым нарушив тишину, заправляя растрепавшиеся пряди огненных волос за уши.
И я выдохнула. Значит, усыпляющее заклинание он из виду упустил…
— Это нормально, после такого магического и физического перенапряжения, — заверила я его с участием, но обнимать не кинулась.
Хоть и хотелось больше всего на свете. Однако некую отстраненность нужно разыграть уже сейчас.
Невозможный огненный защитник перемены в голосе распознал сразу. Прищурился. Еще раз взлохматил огненную гриву, и поинтересовался встревожено:
— Все нормально, награда моя?
— Да, — вышло односложно и сухо.
И неважно, что в этот момент сердце истекает кровью, а душа отчитывает последние его удары.
— Просто я и сама подустала. Плюс переживаю за отца с дядей.
— Возможно, стоит… — попытался нечто предложить Демир, многозначительно поглядывая на Рина, без слов интересуясь — ты почему еще тут?
Но я его перебила.
— Мне бы хотелось побыть одной. Возможно, тоже выйдет уснуть, — и дабы слегка смягчить начальную резкость, виновато улыбнулась.
— Ла-а-адно, — растягивая единственное сказанное им слово, задумчиво кивнул любимый, поглядывая пристально то на меня, то на Эринира, который очень, ну, ПРОСТО ОЧЕНЬ старался взглядов этих избегать.
Впору уже самой бить друга под столом ногой, дабы он собрался.
— Тогда мы, пожалуй, пойдем, — развел руками Феникс, и почудилось мне в этом жесте, как очертания его кистей расплываются, и тянутся флером пламени виде причудливого оперения.
А я ведь так и не увижу его превращения… Отчаянье, сменила твердость. И не надо. Зато точно слезы свои оживляющие рядом лить не станет.
— Да, — согласился невнятно Эринир, и первым из-за стола встал.
И из кухни так же торопливо выскользнул, с завидной маневренностью для своих габаритов, потеснив Демирина.
— Проводишь? — осведомился Мир, взглянув так…
Ноги от этакой прямоты приросли к полу мгновенно. Пришлось выдирать их с корнями (а по ощущениям и вовсе с мясом) и, кивнув, подняться. Молча вложить, дрогнувшую ладонь в уверенную Феникса и пройти в прихожую, где уже топтался Рин.
— Ну, я это… — замялся троллик под серьезным взором медовых рыжиковских очей. — Пойду, что ли… Не кисни, мелкая. Завтра еще навещу.
И похлопав меня по плечу, удалился, тихонечко затворив дверь. Забрав с собой и все мои силы…
Устало прислонилась спиной к стене, собирая крупицы мужества, дабы вновь взглянуть на оборотня, ставшего первостепенно важным в моей жизни. Ценней моей жизни. Если быть точной. Но он об этом не узнает. Если повезет…
Нежное касание пальцев к подбородку, и рука Феникса мягко вынуждает посмотреть на него. Вернее даже не посмотреть, а подставить губы для поцелуя. Прощального…
О, Творец. Я и вообразить не могла, что это окажется ТАК тяжело.
И за миг до того, как наши уста встретились, я отклонилась, проклиная все на свете за то, что вынуждена лишить себя этой малости. Жизненно важной малости. Я ведь не сдержусь. Просто не смогу, если он поцелует, обмануть.
И опережая очередную подступающую истерику, срывающимся шепотом попросила:
— Пожалуйста, Мир, в другой раз.
Несколько мгновений Феникс не двигался и не отстранялся, продолжая нависать надо мной и вглядываться в наверняка в осунувшееся от переживаний лицо. А после серьезно кивнул, мол, в другой так в другой. Провел подушечками пальцев по щеке, и проделал маневр Эринира — тихонечко вышел из квартиры Аска.
А я, продолжая касаться места последней ласки любимого, сползла вниз по стеночке, да так там и осталась, поглощенная ночными сумерками и куда более страшной тьмой в душе от утраты, предстоящей мне завтра.
Ночь прошла…
Прошла и ладно. Время не остановилось и закономерный рассвет не оставил в сознании никаких эмоций. Даже караулящий меня всю ночь Ватр, поначалу пытающийся как-то утешить пребывающую в печали хозяйку, сдался и утих, сидя рядышком.
Хватит, нужно было раньше разговоры водить, когда я сама пыталась до них достучаться. Понять, чем обидела, чем заслужила акцию всеобщего игнорирования. А теперь… Теперь мне и самой станет легче если они отвернутся. Пусть все отступятся. И никто не станет оплакивать неуемную Лианель Фирсен…
Тряхнула раздраженно головой и отогнала навязчивые, слабые думы. Кто сказал, что я смирилась с предстоящим? Да, обезопасить свою огненную пташку обязана, но это не значит, что перволюды так легко добьются своего. На кону слишком высокие ставки. И разгадка, чудится мне, как и раньше очень близка.
Губы искривились непроизвольно. Сколько не подбадривай себя, а все мимо, как будто стрелы, впервые пущенные в мишень. Только усмехаться от этакой кособокости и выходит. Но…
Время и впрямь не собиралось делать одолжений.
— Пора, — выдала безжизненно. Встала и вопреки тону, довольно споро собралась на… Да практически на казнь. Ведь если андрагины меня все же схватят, то сердце не получат точно. Его я себе разобью сама.
Опустевшие дорожки РАМИиЗ угнетали и без того взвинченное состояние, однако вопреки этому, во мне опять зашевелилась уверенность — я все делаю правильно. Только отчего правильно, это всегда так больно? До немого крика, до потери малейшей надежды, до…
Мой путь завершился слишком споро, будто дорога, ведшая к учебным корпусам академии, сделала некий немыслимый кульбит, больше подходящей волне, и ускорила перемещение. Но подивиться странностям особо не вышло. В жизни так бывает часто. Особенно если пытаешься замедлить неизбежное всеми доступными методами.
Рарха в своем привычно пафосно золотистом одеянии я приметила издали. Впрочем, алый затылок удерживающий точку перехода для поступления раненых в наш целительский корпус разглядела еще раньше. И споткнулась, осознав, что прочих действующих лиц здесь собралось на диво многовато…
Ини и Мари, деловито снующие поблизости, готовые в любой момент оказать посильную и если понадобится, то и непосильную помощь.
Рин, тащивший на своих плечах сразу двоих солдат.
Чарчер, растерявшей тепло улыбки, устало потирающий лицо, словно пытаясь уговорить глаза, что он полон сил.
Аскрин… При взгляде на дядю, вздрогнула повторно, поскольку рука у него висела, как кукольная: (везет же ему именно на травмы такого рода) непослушная и одутловатая. А рубашка напиталась кровью. Зато на лице белизны оказалось с избытком.
Ноги непроизвольно дернулись туда. К таким родным и необходимым мне людям, дабы быть рядом. Помочь. Поддержать. Но…
Я продолжила путь к демону, степенно ожидающему меня в том месте, в коем ему и полагалось быть.
Место сие подбиралось с умыслом. Вид оттуда открывался детальный. Заметят все и все.
Так запланировано. И отступить я себе не позволю.
Ноги с каждым шагом, приближающим меня к неизбежному, становились лишь неподъемней, будто ступала я не по расчищенной весной дорожке, а по болотной мути. В душе, к слову, ощущения оказались схожи. Я сама себе напоминала котелок деревенской ведьмы, в который та, далекая от канонов магических наук, кидала не пойми что, но неизменно отвратительное.
Сердце колотилось, что шалое, и громыхало подобно колоколу, оглушая все прочие звуки, делая реальность расплывчатой и какой-то… ненастоящей.
Такой же вышла и плата Салисену.
Я подошла. Привстала на цыпочки, цепенея от множества изумленных взглядов. И особенно от одного, в неверящем упреке, которого в сей миг, моя душа сорвалась в пропасть, дабы укрыться в практически уютной тьме отчаяния, и припала к чужим устам, оказавшимся на диво покорными и… ошарашенными не менее чем остальные.
Наверное, златовласый принц до последнего не верил, что я на это решусь. Да еще и вот так открыто, если не сказать — вызывающе.
Зажмурившись, я просто отчитывала секунды необходимые для того, чтобы каждый из присутствующих осознал — сцена моего в высшей степени аморального, если не сказать, жестоко поведения ему не чудится. А еще, изо всех сил старалась, дабы рыдания, сотрясающие в сей момент беззвучными спазмами, со стороны остались незамечены.
Горечь — то единственное, что я смогла отдать песчаному рарху.
Именно поэтому он даже не попытался перехватить инициативу, так и, оставшись стоять окаменевшей глыбой, заставляя меня испытать стыд еще и за это.
Отстранившись, позволила себе пару секунд побыть в мнимом неведении. Напоминая, что я сильная, и знаю, на что иду. Тем более, видеть мои метания мог только демон. Все прочие любовались затылком, а он на редкость не красноречив…
Глаза открыла резко, словно после нескольких минут клинической смерти, и напоролась на взгляд Салисена, в котором было…
Подбородок вздернулся в решительной капризности, молчаливо напомнив, что дипломатический гость получил то, что хотел. И нечего пенять на недовес моих стараний.
Гархе напрягся еще сильнее, продолжая глубокомысленно молчать, и посмотрел поверх моей головы. Впрочем, я и сама ощущала приближение того, ради кого мне и втоптать себя в грязь не жалко.
Что ж, игра продолжается. Акт второй…
Развернулась, и успела сделать всего пару шагов, прежде чем поравняться с разъяренным и требующим объяснений любимым. Став эдакой дамбой между Фениксом и демонякой.
Мир не спешил с расспросами, видимо ожидая, что заговорю я. Замер лишь, вытянутый, будто кнут перед замахом, не подозревая, что взором можно ранить куда сильнее. Голову склонил по-птичьи. И вообще, всем своим видом демонстрировал ожидание, дескать, попробуй удивить меня сильнее, родная. Утро ведь полно сюрпризов. Только жилка на шее, приставленная к пульсу, не просто подрагивала, она напряглась до такой степени, что казалось, ее кто-то рвет. Целенаправленно и без шанса на восстановление.
Не стала обманывать ожиданий. Посыпать голову пеплом стану после. Сейчас же… Достоверность наше все.
Нос устремился к багровым облакам, вид коих за прошедшее время слегка поутратил былую угнетенность и не казался больше зловещим. Куда там небу. Оно не рухнет, в отличие от моей любви… И я только мельком успела подивиться тому, что заканчивается наша с Демиром история, примерно так же как и начиналась, прежде чем произнести жесткие, сухие и отрешенные извинения:
— Прости, Рыжик, — заговорила и сама не узнала свой голос. У нас с Демирином были разные взаимоотношения с момента знакомства, но никогда прежде в них не сквозило равнодушие. — Но плечи Салисена оказались крепче, а спина надежней…
Да, я старательно била больнее. Практически на поражение. И пусть только мне одной известно, чего это стоило… Исковеркать слова его признания — такого искреннего, трогательного и красивого, что может быть циничней?
Зато действенно. И доходчиво.
Вдаваться в дебри рассуждений, мол почему, как, когда Мир не стал. Усмехнулся лишь криво, не удостаивая продолжающего стоять рядом демона (а я в сей момент уповала лишь на то, чтобы хватило ему терпения разыграть фарс до конца. Он ведь не обязан… Однако из неприязни к Фениксу, Гархэ и не подумал сдвинуться с места) ни единым взглядом, словно не было его рядом и осведомился этак с повышенной небрежностью:
— И что же делать мне… — пауза и сердце замирает, потому как я чувствую всю тут тяжесть, в сей момент накрывающею нас. Одну на двоих. Будто лавина. Не сопротивляться ей, не выстоять. — В сложившихся обстоятельствах?
— Ненавидеть меня, — голос все же предал, да и глаза, поспешили опуститься, не желая и далее учувствовать в столь болезненной, и заранее проигрышной стычке. Куда им до двух солнц горящих сейчас у Мира, — Так легче.
— Кому? — новый прицельный вопрос.
— Мне, — не стала лукавить, выдавливая улыбку, будто слезы из камня. — Видишь, я даже в такой малости эгоистка.
— Да уж, — согласился огненный ненаглядный, сжигая меня дотла. — В жизни не встречал более…
Не зажмуриться. Главное не зажмуриться, боясь оскорбления.
… — эгоистичной особы, — ровно заключил Феникс, и более не глядя в мою сторону, направился обратно, четко чеканя шаг. Хорошо хоть время я подгадала так, чтоб оно совпало с моментом, когда последний обоз окажется на территории РАМИиЗ, и Демиру не придется торчать у всех на виду, давясь жалостливыми взглядами друзей и знакомых.
Эту чашу предстояло испить мне и до дна.
Акт третий…
Естественно, все глядели пополам с неверием и едва-едва зарождающимся осуждением. Даже дядя позабыл про раненную конечность, и передумал доверять свое некромантское тельце профессиональной помощи целителей.
Ему я и помахала, искренне радуясь тому, что живой. Эту радость, не преминула вложить в новую улыбку, что со стороны смотрелось, так будто я нисколечко не опечалена разрывом с женихом.
Первой в ужасе, прикрыла ладошками щеки Инка, не зная, что предпринять первым — догнать брата или кинуться к подруге, которой явно на голову нечто тяжеленное свалилось, раз она такие фокусы выкидывает.
Нахмурилась Мариса, не способная скрыть неодобрения. Дружба дружбой, но и скрывать свое порицание она не готова.
Дольше всех не реагировал Рин. Освободившись от раненной ноши, троллик стоял рядом с Одиночкой, и лицо его не выражало никаких эмоций. Буквально чистая глина, что хочешь то и лепи. В него я и воззрилась, практически умоляюще. Давай, же громила, не подведи.
Эринир скривился, сплюнул под ноги, и проговорил нечто неслышимое с моего расстояния, но явно нелицеприятное. И первым же покинул "сцену", увлекая вслед за собой девчонок.
Вышло правдоподобно. Если б еще не опущенные плечи, говорящие, как нелегко далось другу представление.
Я не стала прокусывать губы и заламывать руки. И уж тем более не собиралась догонять уходящих друзей. Ну а слезы… Что слезы? Они слишком расходный, легковосполняемый материал, чтобы нести какую-нибудь ценность. Даже не попыталась их стереть, пусть себе.
— Ничего так не ранит сильнее, как осколки собственного счастья, да Лианель?
Салисен подобрался вплотную совершенно незамеченным. Наверное, если бы сейчас рядом грянул гром, я и этого не ощутила.
— Что, задело? — усмешка не смогла скрыть опустошения, граничащего с головокружением и острым порывом опуститься на колени и разрыдаться.
— Скорее, прошибло насквозь, — осевшим голосом вдруг проговорил парень и, ухватив меня за локоть, притянул к себе. — Что же ты творишь, девчонка? Что такого было в том предсказании, чтоб так над собой измываться?
Я смотрела в его такие странные, двойственные очи и молчала. Не в силах попросить, чтоб отпустил. Но и не собираясь откровенничать. Пусть тоже отвернется. Для его же блага. Рядом со мной слишком опасно.
Не знаю, что выискал на моем лице песчаник, но пальцы вскоре разжались, вид его стал безразличен, а тон холоден, словно нож, приставленный к горлу.
— Надо же. Я по-прежнему не заслужил доверия юной девы? — то ли вопрошая, то ли иронизируя, проговорил по итогу принц соседней державы. — Не смею задерживать, — договорил рвано и тоже поспешил восвояси.
А я…
— Дамба выдержала, — пробормотала в эмоциональном опустошении, обнимая плечи трясущимися руками, — а реки иссохли.
— Не знал, что в моменты особенных душевных терзаний, тебя тянет на поэтическое словоблудие.
А вот и родич доплелся до несносной племянницы, дабы лично устроить головомойку.
— Нам предстоит до-о-олгий разговор, Лиани, — выделяя последние слова особой интонацией добавил Аск и скомандовал: — Живо домой.
Возражать или разумно заметить, что ему сейчас куда больше нужно в лечебницу, не стала. Просто не только Аскрин хорошо меня знал, но и я его. И такой вот тон, говорил о многом, но только не об отказе.