POV Тимур
Алия не боялась объектива камеры и выглядела всегда… какой-то нежной и ранимой. Как по мне, она скорее романтика, чем эротика. Сейчас, по крайней мере: в жизни, на людях, в обычной одежде, когда угнетают лишние глаза и недовольна происходящим.
— Красота моя неземная! — повысил голос фотограф, вырывая меня из мыслей. И судя по тону, уже не в первый раз пытаясь до меня достучаться.
— Встань рядом с девушкой, — кивнул на Лию.
Я скрипнул зубами, но встал ближе. Ничего не изображали, даже не прикасалась, да и лица у нас, ещё ту радость излучали. Но Анри это не волновало. Щелочки как глухая пулемётная очередь разрывались. Вспышки глаза слепили. Я вообще будто в другом мире очутился.
— Всё, пока отбой, займитесь чем-нибудь, а я быстро на это гляну, — фотограф оттарабанил на одной ноте, уже к нам спиной. Мы так и остались стоять: опустошённые, обречённые и хмурые. Анри без деликатности протаранил толпу у стола:
— Ну же, дайте пройти! — провода к макбуку подсоединил и снова народ сгрудился у монитора…
Лея продолжала стоять на площадке для сессии, обхватив себя руками. Сосем потерянная и жалкая. Как голодный птенчик на морозе.
Мне очень хотелось её обнять, успокоить… И посоветовать бежать отсюда, если она не желала участвовать в этом балагане. Это у меня не было выбора — я собой торговал. А она…
Глянул на соседку и с горечью понял, что, видимо, и она, не может отказаться. То самое пресловутое «должна».
Бл*, чем же таким эдаким он её держит?
— Да-да-да, — вся толпа загулила, закивала, улыбки довольные на лицах. Только кошель не сиял, как медный таз, скорее молча соглашался, хоть и был недоволен.
— Они будут — огонь! Только нужно… — Анри с большим воодушевлением принялся давать указания стилистам, костюмерам, гримерам.
Мы с Алиёй обречённо переглянулись и позволили из нас делать болванчиков для кадра. Туда, сюда, улыбка, поза, взгляд, серьёзности больше, друг на друга смотреть, в сторону, на клюшку, шайбу…
Нас в разное одевали, я как мог сдерживал своего «дружка», потому что близость с Алька меня и без того волновала, а когда стала граничить с интимностью, я уже почти выл.
Полуголенькая соседка в костюмчиках черлидера… то задом по мне, то грудью об меня, то я её держу…
Су*а!!! Устал на перекуры бегать. Уже и таблетку от головы просил, и кофейку, и перекусить, и в туалет…
Бл*, да что ж такое?!
Меня всё убивало. И позы, и шмотки, и то, что Алия и впрямь играла на камеру. Она умела быть разной, вот прям мечта фотографа — что ни скажет, она делает без вопросов и затыков. С каждым переодеванием её образ менялся. От нежной и ранимой, до роковое и сексапильной.
А добило меня, когда Алька ко мне задницей встала. Эта грёбанная юбочка черлидера. Ни одна девчонка так не смотрелась в этом наряде!..
— Тимур, ну что ты деревом встал? — а вот мной фотограф был очень недоволен. Ещё бы, я то зависал, то залипал, то убегал. Глухой, слепой, тугой… Так я и не напрашивался — нравится моё лицо и фигура? Терпите моих тараканов!.. Идиот я… влюблённый идиот!
— А что делать? — недопонял прикола.
— К Алие спиной, — Анри давал указания, тыркая меня, пыркая, желая растормошить… а когда я не сделал ни единого движения выполнить, зло припечатал мою руку к заднице Алии. Хорошо получилось, смачно, так что у меня сразу член встал, ну и тотчас сник, когда соседка с разворота кулаком в лицо врезала.
Я бы увернулся. Я же не отморозок, но увидел кулак только, когда он уже мне нос с губой поцеловал. До того, закрыв глаза, матерился, на чём свет стоит, что у меня стоит…
Алька не боксёр, но чуток встряхнула мозги.
Анри шарахнулся, мерзота, меня открывая. Толпа ахнула, и повисла глухая тишина, в которой все таращились на «извращенца» меня.
В носу засвербело, что-то булькнуло, губы огнём задались, при этом онемели.
— Он что тебя лапал? — пророкотал Доровский, нарушив повисшую тишину.
— Нет, но я… подумала, что да, — сбивчиво лепетала Алия, кусая губу и на меня жалобно посматривая. — Прости, — пискнула с такой искренностью, что я простил. Да и не обижался… Но поперхнулся сладковатостью и торопливо припечатал ладонь к носу и рту.
— Тимур! — вот теперь ахнула гримёрша. — Тим! — запаниковала девушка. Расталкивая толпу, ко мне спеша, но я быстрее был:
— На хер свалите, — свободной рукой категоричным жестом стопорнул порыв Насти. — Я сейчас! — зло протаранил тех, кто меня окружил плотным кольцом.
— Тим, ты куда? — завопила Настя, едва прошибив повисший в ушах звон.
— Репутацию подсушить, лицо охладить… — буркнул, плечом толкая дверь.
— Он точно… — за спиной всё еще о своём волновался кошелёк.
— Нет, — почти на взрыв подвыла Алька.
— Да никто не лапал, — возмутился фотограф. — Просто было нужно… — голоса от меня отрезала дверь.
POV Алия/Лия
Меня трясло от волнения и от стыда, что врезала Тимуру. Чёрт! Всему виной расшатанные нервы. Я весь день не своя. Эта гадская съёмка, близость с Тимуром… И мерзкий фотограф, будто нарочно всё интимней фотосессию делал.
— Нам ещё потом шампуни и гель рекламировать! — подбодрял, а у меня аж глаз дёргался, в ярких красках представляя, какую фотосессию этот мужик нам устроит в душевой или на постели.
Я и без того на взводе, а теперь… Жевала губы, нервно пяткой по полу постукивала, сидя на диванчике в ожидании возвращения моей безвинной жертвы. На дверь поглядывала.
Чёрт! Уже прошло минут пять. Может ему плохо стало?
А могло. У него вроде кровь была. Ладонью скрыл, но я заметила багровую струйку.
— И где же он? — Анри был чуть ли не единственным, кто помнил о Тимуре. И то, пока ухватился за фотик и не отвлекли разговором.
Творческие личности, они вообще такие, не от мира сего… Им как-то всё равно, что человека ударили. Они здесь и сейчас увидели, оценили, эмоциями наполнились… и всё, дальше на своей волне и с Музой наперегонки.
Поэтому большая часть народу уже воевала с какими-то логотипами, кто-то площадку для сессии очередной обустраивал, стойкая с костюмами была под присмотром костюмерши, которая с озадаченным лицом что-то добавляла к нарядам… Доровский с представителем клуба о чём-то тихо спорили и документы ворочали.
— Кость, — я ненавязчиво потеребила рукав его пиджака, привлекая внимание. — Я выйду? Тимура найду.
— Зачем? — с недоумением на меня уставился Костик.
— Может, ему помощь нужна…
— Ты медсестра? — колючий взгляд Доровского не сулил пощады.
— Нет, Кость, но мне стыдно, что я вот так…
— Как твоя рука? — словно не слыша, поинтересовался уже не в первый раз. Я сжала кулак и глянула на чуть сбитые костяшки:
— Немного тянет, но жить буду. Кость, — протянула слёзно, — ну пожалуйста. Я извиниться хочу.
Доровский несколько секунд не сводил с меня холодных глаз, сканировал на правду, но я не лгала, и он это понял:
— Хорошо, только быстро, — кивнул благосклонно, и явно переступая через ревность. Я ещё не ушла, а он уже опять вернулся к разговору с Геннадием Петровичем.
На выходе из студии, я столкнулась с Рамазом. Он выходил за кофе для Костика. Ни какой абы, а из любимого кафе!
— Ты куда? — бросил таким тоном, будто я обязана перед ним отчитаться.
— В уборную, сейчас буду, — отчитала, не желая ругаться на пустом месте. Да и лучше не ругаться, а то за мной увяжется.
До конца коридора, где и был отсек с уборными, чуть ли не бежала, отстукивая торопливый ритм каблучками.
Три двери в уборные, как в престижных офисах. «М», «Ж», «для инвалидов». Женская пустовала, мужская тоже, а вот в последней — занято.
— Тим, — стукнула ладонью в дверь, полностью уверенная, что именно он там. — Тим, ты здесь? — секундой погодя жалобно пошкребла.
— Иди лесом! — прилетел милый ответ. Мне бы оскорбиться, я вообще-то с благими намерениями и с открытой душой пришла — повиниться, извиниться, — но, как дура, улыбку давила:
— Ты как?
— Жить буду.
— Может, откроешь?
— За х*я?
— Помощь не нужна? — продолжала канючить. — Я видела кровь…
— Да уже всё нормально, — буркнул Тим. Я уже и не ожидала, но замок щёлкнул.
И всё…
Я набралась наглости и осторожно приоткрыла дверь:
— Можно? — заглянула. Тим у мойкой стоял, руками уперившись тумбу и на себя в зеркало смотрел. Вода плескалась, на белоснежной раковине, несмотря на бурный поток, висели кровавые капли.
Нос красный, губа припухшая, в уголке багровая рана.
— Принести льда или…
— Дверь закрой, — бросил властно, и я послушно щёлкнула фиксатором, но ещё пальцы лежали на замке, как я озадачилась:
— Зачем? — сердце глупо бултыхнулось.
— Трахать тебя буду! — так спокойно заявил, глядя на себя в зеркало, что у меня закралось сомнение в его адекватности. Ну и моей… слуховой.
— Что, прости? — на всякий уточнила. И тогда он повернул голову:
— Что конкретно тебе не понятно во фразе: «Буду тебя трахать?»
Любая нормальная бы наверное заорала, полезла бы драться и возмущаться, пытаться вырваться, но я больная на голову, поэтому лишь обронила:
— У нас фотосессия…
— И ты пришла об этом сказать?
— Нет.
— Тогда зачем?
— Прощение попросить… — сбивчиво пробормотала.
— Ну вот мы и дошли к «трахать», — обескуражил своим умозаключением.
— Ты же шутишь? — на выдохе.
— Ничуть.
— У нас нет времени…
— Я быстро, — это вообще убило.
— Тим, — ахнула, когда меня от двери дёрнул и в стенку напротив мойки впечатал. Ощутимо так приложил. Я возмутилась, даже матами начала крыть, но уже в большую, шершавую ладонь мычала, которой он меня бесцеремонно заткнул:
— Лучше молча, чтобы не привлекать внимания, — охрипло шепнул, по стене меня размазывая: рывком поднял, собой подпер, устраиваясь между моих ног. Я ещё брыкалась, руками по нему колотила. Могла и впрямь драку учудить, и плевать, что он сильнее, но он так искренне обескуражил:
— Горит мне, понимаешь!.. — рьяно кивнул. Не обманывал, судя по надсадному сопению, нервным движениям и, конечно же, стоящему члену, упирающемуся в мою промежность: влажную, томящуюся, текущую от желания.
Он не спрашивал, констатировал факт и предупреждал о неизбежном. Отодвинул трусики, и всего один рывок его хозяйство протаранило мою плоть. Я приняла его со сдавленным всхлипом, который по-прежнему гасила его ладонь. Как и последующие, которые выколачивал грубоватыми толчками. Резкими, грубыми, без желания доставить удовольствие.
Это не был акт нежности, любви, страсти, скорее — обнажённая похоть, в которой Тим сгорел очень быстро. Пара толчков и парня охватил бурный оргазм. Он мной просто подрочил, желая выплеснуть дичайшую похоть…
Ещё и извергался в меня, надсадно дышал в мою шею.
А я таращилась в зеркало, в котором мы отражались в своём необузданном пороке, и никак не могла понять, мне было охренительно хорошо, мало, плохо?.. Смертельно опасно?..
— Я же сказал, быстро, — охрипло отчитался Тим. Словно ничего не произошло, руку от моего лица убрал. Отстранился, пряча хозяйство под спортивные брюки. — Я тебя прощаю. И теперь можно продолжить фотосессию. Кстати, теперь ты выглядишь так, что этот мудак не скажет, что секса не хватает, — обласкал моё лицо каким-то греховно-нежнейшим взглядом.
— Ты… чокнутый… — это всё, что смогла выдавить.
— Тебе спасибо, — пшикнул с вызовом Тим, и позволил отвесить ему очередную пощечину:
— За неё не буду извиняться! — припечатала негодующе, и тотчас внимание привлекла капля кровь, покатившаяся из уголка его рта.
Испытала ли я вину?
Ничуть.
Стало ли мне его жалко?
Нисколько!
Дико… дико то, что я чуть не подалась к нему, чтобы её слизнуть.
Одержимость?
Да, я одержима им.
Качнулась было, но вместо нелепого порыва, толкнула Бажова в грудь:
— Выпусти!
Тим криво улыбнулся и слизнул багровую каплю, жадно следя за моей реакцией. И это взволновало — меня будто лакомства лишили, даже обидно стало. Но я демонстративно его обогнула. Поправила костюм, причёску, с горечью понимая, как прав Тимур насчёт секса на мне и во мне.
Торопливо салфетками утёрлась:
— Кретин ты, Бажов! — подосадовала уже на выходе.
— Зато честен в своих желаниях, — прилетело ровное в спину, когда шла к студии по пустому светлому коридору.
POV Тимур
Я свернулся на ней… и даже на насилие пошёл, но не успел осмыслить, что натворил, ко мне опять постучали:
— Тим, это Настя…
Видимо, сортир — сегодня кассовое место для толкучки.
— Открыто… вроде, — буркнул устало, вновь охлаждая лицо ледяной водой.
— Алия сказала, что у тебя кровь ещё, — девушка ко мне вошла немного смущённо, — вот я принесла перекись и салфетки с ватными дисками, — немного качнула махнула принесёнными медикаментами.
Меня приводили в порядок недолго.
Доровский зыркал хмуро, что-то у Алии спрашивал. Видимо за руку, потому что соседка перед его носом ладошками крутила, и кривя личико, костяшки потирала.
На меня почти не смотрела, в открытую, но я ловил её взгляды украдкой, пока надо мной колдовала Настя. А рука у гримёрши набита, она ловко замаскировала синяк, хотя фотограф заверил:
— Я заретуширую в фотошопе всё, что нужно. Мне бы композицию идеальную составить, и органику между ними…
Всю оставшуюся съёмку Дороский не сводил с нас глаз. И питбуль тоже. Словно подозревали и ждали прокола, но Ли была неподражаемо холодна, да и я не шибко нервничал — мне-то уже полегчало чуток после секса.
Час, второй, с короткими перерывами. Кошель на часы поглядывал всё чаще, спрашивал, долго ли ещё. Но когда Доровскому в очередной раз позвонили, он сначала вышел, чтобы не мешать съёмке, а когда вернулся, бросил:
— Ещё долго? — и в тонне сквозило нетерпение.
— Я же сказал, мне нужно время, — привычным жестом отмахнулся Анри, колдуя над новыми кадрами. — У вас большие запросы, для этого порой приходится несколько дней впахивать, тысячи фоток сделать, ради одного единственного кадра, который и станет тем самым! — мужик был одержим и убедителен.
Константин тяжко вздохнул:
— Можно мне Ли на секунду?
— Только быстрее, — закатил глаза фотограф.
— Мне нужно срочно уехать.
Я не подслушивал, но слышал тихий голос Доровского.
— Меня дождёшься здесь?..
— Если я быстрее освобожусь чем ты, зачем мне тут сидеть? У меня есть машина, — напомнила спокойно. Я сама доберусь.
— Ко мне?..
— Кость, я устала. Так устала, что уже и ног не чувствую. Можно домой?
Я даже головой повёл.
Как так? Отпрашиваться у любовника домой??? Это что за хрень? А может она реально в какой-то рабской кабале, которую я по своему СКОТОумию не всасываю. Бл*, вот реально не укладывается в голове, что это могут быть за обязательства.
Долг?
Спасённая жизнь в обмен на её?
Компромат на бурную молодую жизнь?
Да что угодно!!!
Всё равно не нахожу ничего, за чтобы Доровский мог требовать такого подчинения.
Рабство давно отменено, любые вопросы решаемы: не разговором, так судом…
— Хорошо, но будешь дома, набери, чтобы я не волновался, — просочилось в мои мысли.