Запрет на любовь

Глава 5

POV Тимур

Ночь! Меня хватило на ночь: самокопаний, терзаний, переживаний, сумасшествия.

— Достань мне её дело, — с такой даже не просьбой, наглостью, сел напротив Веронички утром, когда она только со смены пришла, но перед сном решила чаю попить.

— Совсем с дуба рухнул? — поперхнулась глотком.

— Не надо тащить… папку, — игнорировал её возмущение. — Сфоткай, что тут трудного?

— Дело в ответственности! — убеждённо отчеканила Ворон. — И врачебной этике. Это подсудное дело!

— Я никому не скажу.

— Иди ты! — Вероника порывисто встала.

— Тогда просто скажи, что с ней случилось! — схватил за руку.

— Бажов! Отвянь от меня! Я не знаю! — махом освободилась от моего хвата и чашку в мойку поставила.

Я не поверил. Зло стул задвинул, раздумывая, как настоять, и тут как раз в кухню Игорёк вошёл.

— Вы чего орёте? — кивнул сеструхе и на меня покосился.

Ворон спиной к стене прислонилась, губы упрямо сжала, а на меня не смотрела.

— Ого, — присвистнул Зубов. — У вас отношения на новый уровень вышли. Не убивайте главное друг друга.

— Не уверена, что сможем ужиться! — категорично отрезала.

И я хмыкнул:

— Слышь, Зуб, а как бы ты отнёсся к тому, если бы Ворон… — пожевал слова, — например, стала встречаться с хоккеистом?

Ильюха перестал улыбаться. Взгляд посуровел. Я бы сказал, даже расстрельным стал.

Вероничка наоборот от суперкиллер, уже планирующего, как будет избавляться от жертвы, в напуганную мышку превратилась. Бледная, глазищи как блюдца, в них ужас, на щеках красные пятна.

— Бл*, — рыкнул Игорёк, — я же просил её не трогать.

— Да ты не рычи, — миролюбиво оборвал друга. Даже не волновался, хотя Зуб уже возле меня оказался. Спиной припечатал к холодильнику, и его кулак на уровне моего носа застыл.

— Что для тебя более неприемлемо: или какой-нибудь незнакомый ушлёпок будет трахать сестру, где-то, как-то и х*р его знает, может ещё и обидит. Или твой хороший, — паузу для значимости сделал, — близкий, — ещё одна, — знакомый… — кивнул для убедительности, — почти брат…

— Я тебя грохну, — процедил сквозь зубы Игорёк и взглядом грозил то же.

— Да, — был готов понести расправу, — но это дело не изменит. Не я так другой. Вот и подумай, может не стоит меня убивать? Ты в курсе, кто я, чего стою, и что от меня ожидать.

— Бл*, вот именно!!! — рычал на грани срыва Зуб. — Ты, су*а, баб меняешь, как перчатки! — чуть ли слюной не брызжа. — А она… — нервно мотнул головой на свою «благочестивую» и «высокоморальную» сеструху Игорёк, — наивная и глупая в таких делах. Она не играет в такие игры!!!

— Ну зачем ты так?! — хмыкнул я, прекрасно помня, в какой позе застал Ворона с Егором. — Игры же до поры до времени, пока не встречаешь ту самую…

— Да! — с пафосом гаркнул Игорёк. — И она, мать её, стала для тебя той самой! Ага, я уже поверил!!!

— Не, ну а что? — изобразил обиду. — А вот если я женить хочу. Прям сейчас сделаю ей предложение?

Замерли все. И Игорёк, и Ворон!

Причём на её лице теперь ужас застыл.

Зуб с недоумением на сеструху глянул. Она на меня… на него, неопределённо качнула головой, руками всплеснула.

— Видишь, как счастлива, — подытожил я, смутно понимая, к чему вёл.

— Чё реально с этим идиотом? — выразил негодование Игорёк.

Пока Вероника отходила от шока и выискивала какие-то разумные слова, я протянул нарочито раздосадовано:

— Э-э-э, я думал тебе нравлюсь.

— Да пошёл ты! — зло припечатал меня затылком о холодильник Зуб, оставляя в покое. У этой семейки входило в привычку меня посылать.

— Ворон, бл*, кто угодно, только не он! — в сердцах молил Игорёк. — Кто угодно!

Я удовлетворённо улыбнулся:

— Ну вот! — победно руками развёл, обогнул друга, так и не решившего рукоприкладством заняться, и на выход из кухни ступил. Но равняясь с Вероникой, остановился:

— Не благодари! Хотя я, можно сказать, взял удар на себя. Теперь твой ход! Но боюсь, либо свадьбу играть, либо разбегаться!

— И это. Ты. Так. Помог? — разделяя слова, чеканила Вероника, ненавидя меня взглядом.

— А что не так? — не догнал возмущения.

Ворон с непонятным: «М-м-м», закатила глаза, и ладони к лицу припечатала.

— Вот и я о том, — подытожил. Уходя, покривился, слыша, как Зуб затеял ругань. Вероника огрызалась, шипела, оправдывалась.

Игорёк грози, вопил… потом брякнула кухонная дверь да так, что чуть квартирные стёкла не повылетали, а я торопливо одевался в выделенной мне комнате.

— Баж, ты точно её не трогал? — ко мне друг ворвался, дыша яростно, как бык на арене.

— Если тебе полегчает — нет! Не трогал, в том смысле, на который намекаешь, — пояснил ответ.

— Бл*, — выдохнул шумно Игорёк, закатив глаза и усмиряя дыхание. — Я тебя люблю, уважаю, су*а, но такого счастья сестре не желаю!

— Мило, — меня ничуть не оскорбило признание. — А если она полюбит. Вот реально полюбит спортсмена? Хоккеиста. Неужели ты такой эгоистичный ублюдок, что будешь её пугать, а его гонять? А как же их чувства?

— Нет, ну я же не так… — забормотал Игорёк, но смахивало, что он оправдывался, уже начиная понимать, что неправ.

— А как? — буркнул я, в джинсы влезая.

— Нет, если парень будет нормальный…

— Нормальный для кого и по чьим критериям? — опять озадачил друга я.

Игорёк застыл, смотря на меня хмуро и задумчиво.

— Зуб, тебе нужно позволить Ворону жить своей жизнью. А тебе лучше заняться своей! — быстро ширинкой вжикнул, толстовку схватил со спинки стула и в прихожую вышел.

— А ты куда? — за мной следовал приятель.

— По делам! — буркнул я. — Когда буду, не знаю, но если что, наберу. Куртку набросил, в кроссы влезал почти на ходу…

— Здравствуйте! — протянул руку Никоненко Андрею Вячеславовичу, заведующему клиникой, где Алия содержалась.

Не уверен, что правильно делал, но мне жизненно необходимо трепыхаться и биться до последнего, даже если все двери закрыты.

Только так ощущаю себя живым.

Только так понимаю, что не мёртв.

Только так я чувствую, что не мерзота, опустившая руки.

Только так я осознаю, что не отдал эту су*у им на растерзание.

— Бажов Тимур, — представился. Мужик меня выслушал с равнодушием, хотя на рукопожатие ответил.

— И что вас привело в нашу клинику? — без особого интереса уточнил заведующий, сидя за своим столом, ладони домиков сложив.

— Меня интересует одна из ваших пациенток, — даже не знаю, как на это решился, — Алия…

Никоненко продолжал молча на меня смотреть:

— И кем вы ей приходитесь?

Я замялся:

— Друг… — запнулся, среагировав на реакцию заведующего, и мне она не сулила ничего хорошего.

— Боюсь, я вам ничем помочь не смогу…

— То есть навещаться её нельзя?

— Увы, только близкие.

— Значит, её никто не навещает, потому что насколько я знаю, родственников у неё нет. Но кто-то же платит! — рассудил я, к чему клонил, Никоненко понял, опустил глаза на папку перед собой.

— Боюсь, это тоже вас не касается.

— За неё платит Доровский?

— И этого я вам сказать не могу! — продолжал упираться мужик.

Раздражал дико. Нет, я понимал, что у него устав и на его стороне закон, но есть нечто более важное… ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ! Понимание, участие и желание в первую очередь помочь пациенту любым способом.

А вдруг, этот способ я?

— Она недееспособна? — я продолжал заваливать вопросам Никоненко. — Если да, то если я оформлю на себя опеку, вы будете со мной говорить с большим желанием? — уточнил без сарказма.

— Как бы это странно не звучало, но да. Только при наличии документов…

— Это, бл*, очень хороший подход к лечению.

— Я понимаю ваше негодование, но это бюрократические вопросы, которые прописываются не мной, а законодательством РФ. А если учесть, что у нас частная клиника, субсидирование которой только с выплат родственников, мы опираемся на такую схему: кто платит — тот родственник!

— Вы наживаетесь на бедах людей? — упрёком, почти обвинением отчеканил я. — И ничерта вы не волнуетесь за души пациентов, хотя клиника как раз специализируется на психических отклонениях.

— А вы знаток внутренней кухни? — скептически вздёрнул бровь Андрей Вячеславович. — Или вы из очередной грязной газетёнки выискиваете материал?

— Нет! Я частное лицо! Но теперь я точно покопаю, чтобы понять, как у вас тут всё устроено.

— Дело ваше.

— Моё! И жаль, что вы не захотели пойти контакт…

— Мне вам нечего на это сказать! К сожалению, у меня много работы, и вам пора, молодой человек, — выслушал спокойно моё обвинение Никоненко, деланно увлекаясь документами.

По наступившему тягучему молчанию в кабинете, стало понятно, что разговор окончен.

— Я просто хочу знать, что с ней случилось, — попытался вернуться к теме, но Андрей Вячеславович, даже бровью не повёл.

— Бл*, — я порывисто встал. Шагнул было к двери, как вернулся:

— Он хотя бы приходит её навещать? — руками в стол упёрся, к мужику склоняясь. — Она… — запнулся, потому что меня душили эмоции. — Есть ли шанс её вернуть к нормальной жизни?

Он продолжал изучать листы. И бесил этим до невозможности.

— Неужели так трудно ответить? — ударил ладонями по столешнице. Стол вздрогнул, канцелярия чуть подпрыгнула.

— Если вы немедленно не покинете мой кабинет, я вызову охрану! — на той же ровной ноте отчеканил Никоненко.

— Да пошёл ты! — рыкнул в сердцах. Яростно смахнул лежащую на краю стопку бумаг и размашисто покинул кабинет Франкенштейна.

Нет, скорее Ганнибала Лектора.

Мужик своей выдержкой именно этого маньяка напомнил.

Если бы не закрытые двери и узкий коридор, я бы может и попытался до Алии добраться, но, увы, даже в такой зажатой обстановке, маневрировать не позволили.

Этот бюрократический гондон всё же тревожную кнопку нажал, и меня сразу за дверью, в коридоре встретила охрана. Бравые молодцы в больничных робах.

Меня мягко выставили прочь, ну как… выставили — сопровождали, а когда я замялся, желая кое-что уточнить, выпихнули, даже не дослушав.

Я поматерился, глядя на запертую дверь, подышал жадно, злость усмиряя, сунул руки в карманы куртки и торопливо до машины зашагал.

Не знал, куда себя подать… Слонялся по городу. Набрал приятеля, кто обещал дело отыскать, но он не ответил.

И уже не себе места не находя, вечером к Санычу домой поехал.

Да и было с чем — опять ребята собрали подарков для тренера.

Пару коробок с вещами и инвентарём на заднее сидение поставил. Конверт с наличными в карман, и поехал к Санычу.

— Это дело полезное и нужное, — скупо поблагодарил тренер, — пропуская меня в квартиру. — Деньги тоже не будут лишними… — потряс конвертом и между книжками на тумбочке в прихожей засунул, — без них команде тяжко собираться, да и на аренду катка теперь есть, — мотнул головой. — Я на это пенсию убиваю.

— То есть, деревянная коробка… во дворе, а аренду платить? — недопонял я прикола.

— То что, каток на дворе, не делает его общедоступным. У нас давно нет ничего государственного. Всё в частных руках, — помрачнел Саныч. — В девяностых забросили, а сейчас один предприимчивый человек его выкупил. С разных секций берёт деньги, и с желающих покататься, — пояснил бормоча. — Оно и понятно за коробкой следить нужно. Бортики, скамейки, лёд…

— Чёрт, я о таком не задумывался, — признался тихо и почесал затылок.

— Не обращай внимания, это я так, — махнул мне на зал Саныч. У него была стандартная двушка в пятиэтажке.

Пока перебирали подарки, болтали о разном, кроме темы «Алия». Я уже пытался по телефону, и больше не хотел расстраивать тренера, напоминанием этого дела.

— Ох, Тим, ну и приволок ты нам подарков, — старческие губы тронула улыбка. Редкая гостья для лица любимого тренера. — Не стоило уж так замарачиваться…

— Не, Саныч, ты не прав. Стоило, стоит, и ещё будет! Мы тут оговариваем пару благотворительных матчей в поддержку организовать. Сбор средств на счёт, будет тебе копилка.

— Это ты сильно придумал. Но я даже не знаю, чем отблагодарить.

— Ты что издеваешься, Саныч? — у меня аж дух перехватило и сердце болезненно ёкнуло. — Ты же для меня сделал больше, чем некоторые отцы для родных сыновей. Да и не знаю, как ещё вину загладить.

— Играй, Тим. Играй сердцем! Душой! Играй, как когда-то… Играй, потому что хоккей — твоё! И это лучшая благодарность! Я горд, что у меня есть такой… — запнулся тренер, натужно сглотнув, будто горло сушило, и слова застревали. — Уверен, что не гордиться таким сыном невозможно. Я ведь… полюбил тебя ещё наглым щенком, — улыбнулся задумчиво и торопливо сморгнул. — Ты моё лучшее творение. Сына ближе, — голос дрогнул. И я не желая сопли разводить, шмыгнул носом:

— А чаю отец нальёт?

— Конечно, конечно, — проворчал Саныч, ни с первой попытки встав с кресла. Я даже думал ему помочь, да тренер отмахнулся: — Разбирай, я чайник поставлю, — пошаркал ногами прочь.

Я проводил задумчивым взглядом, а потом отвлёкся на телик, где как назло говорили за спортивные новости и о том, что скоро у местной команды будет серия матчей.

— Саныч! — окрикнул тренера, продолжая в телик глядеть, когда померещился странный звук.

— Саныч, ты где? — Секундой погодя, прислушался к пугающей тишине и быстро на кухню бросился.

— Саныч! — взвыл, найдя тренера на полу без чувств.

Бледный, синие губы, глаза закатаны.

— Саныч, — потряс его, но тренер не отзывался.

— Бл*, кто-нибудь, — завопил, со всех ног выбегая прочь из кухни. — Помогите!!! — вопил, срывая голос на весь дом. В комнату за телефоном юркнул, и пока набирал экстренную, дверь входную распахнул:

— Помогите! Кто-нибудь! Человеку плохо!!!

Пятиэтажка! Быть не может, чтобы никто не отозвался, а я сам не умелец оказывать первую помощь. Хотя от страха больше орал и трясся.

— Да, кто-нибудь!!!

Женский механический голос в службе спасения, сменился человеческим:

— Здравствуйте, чем могу помочь?

Я вернулся в квартиру к Санычу, на коленки рядом упал, и пока общался с диспетчером, сбивчиво объясняя, что случилось и давал данные, которые знал, на кухню мужчина ворвался:

— Саныч, что?.. — запнулся, глядя на меня… грёбанный ДОКТОР ЛЕКТОР!