Запрет на любовь

Глава 8

POV Тимур

Никоненко тотчас прописал новую терапию и чаще стал проводить психологическое обследование, как в присутствии меня, так и наедине.

Отмечал улучшения, но постоянно твердил об аккуратности и осторожности. И это он волновался не за Доровского и наши с Алиёй поездки — Андрей Вячеславович боялся потерять тот контакт, который наладился с пациенткой.

Вот так и пошло: рисование, спорт, парк, беседы и теперь ещё к еде Алию приучал. Сначала отказывалась, но я знал, что она любила и поэтому через несколько дней она уже пробовала десерт…

Следующим шагом нашей прогрессивной терапии стало обучение ходьбы. Да, я учил её ходить заново! Тренажёры, прогулки…

Ну и моё любимое развлечение — на коляске Алию катать по льду после тренировки. А потом коньки на неё надел.

— Не могу я встать! Ноги не слушаются, — отбивалась Алька, а мне плевать было. Насильно поднял и покатил, держа под мышки…

Он ругалась! Упорно твердила, что ненавидела меня, но при этом улыбалась… И я залип. Так залип, что мы упали… на лёд. Вернее я на лёд, Алия на меня… и я смотрел, не в силах разжать объятий и отпустить. Любовался, задыхаясь от счастья, ведь она была для меня небом, солнцем, луной… водой и кислородом. Только с ней я жил!

— Ты же понимаешь, что я калеченная? — руками по обе стороны от моей головы упёрлась ладошками прямо в снег Алия.

— Я тоже не без шрамов.

— Я… не позволю меня касаться…

Я понял, о чём она, поэтому кивнул.

— Буду… трахать других. — Добился того, чего и хотел, а это укоризненный, почти расстрельный взгляд Альки. — Да шучу я. Воздержимся…

— Что за бред?! — не выдержала она. — Тебе жениться нужно!

— А ты выйдешь за меня? — продолжал отыгрывать самодура.

— Нет! Тебе нужна нормальная…

— А ты ненормальная?

— Нет!

— А что делать, если я тебя люблю?

Алия умолкла, продолжая на меня недовольно смотреть. Видимо, не знала, что ещё сказать, поэтому лишь губы поджала и выдохнула шумно.

— Ты как всегда упираешься, не желая услышать главного, — смягчил тон я, позволяя нам встать. Перестал играть, но давал понять, что не сдамся, чтобы она не говорила: — Аль, есть моё желание. Мои чувства! И они сильнее, чем твоё упрямство держать меня в стороне.

Она больше не заговорила на эту тему…

Я не давил, но точно знал, что рано или поздно ей придётся решать!

А я… я с каждым днём всё больше погрязал в Альке, в подопечных, а ведь уже был не за горами день Икс, когда мне нужно было уезжать. Звонки от тренера и парней из клуба звучали всё чаще. Меня ждали… И как бы я не уверял, что в норме и гипс уже сняли, — а я не лгал — к травматологу ходил, снимок сделали, — меня ждали на льду, за выполнением моих обязательств по контракту!

Поэтому всё чаще таранили мысли, что я должен сделать решающий шаг. Поговорить с Алиёй. Поговорить я парнями!

Трусил ли?

Возможно…

Но я боялся, что Рай закончится очередным Адом.

И чистилище нагрянуло…

— Тим, зайди в мой кабинет, — звонок Никоненко поймал на подъезде к клинике.

Сердце припадочно ёкнуло.

Я уже понял, что дело дрянь!

Предчувствие, что б его! Слишком всё было хорошо. Слишком гладко и сладко.

И внедорожник возле здания укрепил мои опасения.

Тогда сердце пробило траурный ритм.

А только вошел в кабинет, сразу увидел Доровского.

Одного, что удивительно.

Разговор был не из приятных.

Репутация Андрея Вячеславовича была под угрозой, но меня больше волновала адаптация Алии. Если ей вновь перекрыть кислород, может случиться рецидив. А то, что она отказывалась видеться с Доровским, толкало на мысль, что у неё к нему есть неприязнь!

— Если вы боитесь, что она даст показания против вас, я с ней поговорю… — осторожно начал разговор я, только Никоненко нас оставил наедине. Признаться, руки чесались придушить ублюдка, но я держался… очень уж хотел цивилизованно решить дело.

Доровский мрачнел всё больше.

— Неужели ты думаешь, что я этого страшусь? — пригвоздил холодными глазами. — И мне глубоко плевать, что ты думаешь обо мне. Я волнуюсь за неё!

Я озадачился. До последнего был уверен, что кошель — главный лицедей, но та уверенность, с которой он это бросил… заставила усомниться.

— Тогда, — я запнулся на мысли, — просто отпустите её. Просто, отдай мне Алию! — перешёл на ты.

Доровский странно хмыкнул… с горечью что ли, с болью и тоской.

— Если я это сделаю, ей не жить.

А это почти оглушило. Я совершенно запутался.

— Что это значит?

— То, что она знает слишком много. И те, о ком она знает… отпустят её только в могилу.

— Но разве ты не можешь с ними поговорить? Решить дело, объясниться… поручиться.

— Твои суждения на сей счёт слишком детские. Свобода — понятие сложное. И то, что ты смог освободить её разум, а за это тебе спасибо, не меняет её зависимости от моей жизни и не делает тебя вправе говорить мне, как поступить с моей женщиной. Здесь она была в безопасности. Под присмотром. Теперь её придётся вернуться в привычный мир…

— У тебя другая жизнь, другая любовница.

— И не смей думать, что кто-то для меня сможет заменить Алию. Мои чувства к ней, они сильнее и глубже, чем ублажение плоти. И поверь, скажи я ей, что всё это время у меня была другая, её это не тронет. И не потому, что нет любви ко мне, а потому что душа и плоть — разные составляющие. Я не предавал её сердцем и душой. Это важнее всего.

— Ты больной… — обронил я, не находя другого определения.

— Одержимый, — без обидняков кивнул Доровский. — С первой секунды, как её увидел. Я люблю её…

— Не опошляй своими извращёнными понятиями такое чувство, — меня чуть не вывернуло от омерзения. — Она не была бы с тобой счастлива. И вообще не была! Игрушка. Дорогая. Для старого, богатого извращенца, — выплюнула негодование. — И то, что ты первее меня с ней познакомился, не даёт тебе на неё права. И если бы любил, как говоришь, не портил ей жизнь, а отпустил.

— Думаешь, ты бы смог сделать её счастливой? — хмыкнул пренебрежительно Константин. — Ты хоть понимаешь, что она привыкла к другой, богатой жизни? И к другим отношениям… принимаешь ты их или нет. Так что она моя. И отпустить… не могу…

— Тогда я её заберу. Выкраду, даже если ты меня за это грохнуть захочешь, — не нарывался, просто озвучил то, о чём думал уже несколько недель.

— Я об этом подумаю, — неспешно встал со стула Доровский. — Но даже если я избавлюсь от тебя у неё на глазах, она выберет меня, — без бравады, но очень самоуверенно заявил кошель.

Это было настолько сомнительно, что я негодующе пшикнул.

— И впредь, не выводи Алию за пределы клиники для её же блага, — его тон был по-прежнему спокойный и рассудительный.

— Но здесь она взаперти!

— Возможно, — кивнул Константин, — но, повторюсь, во избежание трагичной ситуации, — выделил значимо, — не покидайте клинику.

— Хочу знать, что тогда случилось! — в лоб бросил, входя в палату Алии, где она готовилась выйти к завтраку.

Она тотчас нахмурилась и замотала головой:

— Эта не лучшая история…

— Мне! Надо! Знать! — выделял каждое слово. Алия, точно ослица уставилась на меня с видом «выколачивай не выколотишь!». — Я хочу понять, почему твой кошель уверен, что ты молчать будешь? Почему, мать его, он уверен, что ТЫ ОСТАНЕШЬСЯ С НИМ?

— Ты… говорил с ним? — упавшим голосом уточнила. — Он здесь? — сдавленно и на последнем слоге вообще умолкнув.

— Говорил! Он был здесь, — подтвердил её догадку.

Алия побледнела, в растрёпанных чувствах осела на койку:

— Это конец, — закусила губу, глядя в никуда.

— Я не отдам ему тебя! — решительно заявил.

— Надеюсь, ты ему этого не сказал?

— Сказал! — просто кивнул. Алия затаила дыхание и глаза закрыла, будто я сказанул то, что не смел и что ей так дико причиняло боль.

— Глупый мальчишка, — по щеке слеза потекла. — Он уничтожит тебя!

— Пусть только попробует.

— Тим. Он не отпустит меня. Это сильнее его. А я… я останусь с ним, потому что всё куда сложнее, чем ты думаешь.

— Так, бл*, объясни!!! — завопил, совсем ничерта не понимая.

— Тим, милый, пожалуйста, уезжай, — запричитала Алия и шокировала, скатившись с койки на пол. Грохнулась на колени и за ноги меня схватила, глядя снизу-вверх: — Уезжай, молю. Как тогда… Просто уезжай…

Схватил за плечи, да встряхнул, точно неврастеника с припадком:

— Уймись, Лия! Я тут!!! И я не боюсь…

— Потому что глупый! Если я расскажу, тебя точно убьют, Тим. Я этого тогда боялась, и сейчас… ничего не изменилось!!! А я боюсь тебя потерять навсегда! Мне лучше знать, что ты жив. Плевать, что не со мной, но ты жив!!!

Я скрежетнул зубами:

— Ты усложняешь, считаешь меня слабым, мелким, ничтожным, — я был уязвлён до глубины души. — А теперь ты, в который раз доказываешь, что такой малыш тебе как мёртвому припарка.

— Прекрати! — взвыла Алия, утыкаясь лицом в ладони.

— Что прекратить, Аль? Я… с ног сбиваюсь, ради нас. Я готов менять ради нас. Я взрослею ради нас. Но, су*а, всё равно не дотягиваю до уровня «ему можно доверять!».

— Это не так, — замотала головой Алия. — Не ты слабый! Я! Не ты боишься… Я!!!

А я устал. Реально устал. Именно сейчас на меня обрушилась такая тяжесть, что от бессилия руки опустились.

— Знаешь что, Аль. Ты права. Свои возможности я исчерпал. Что мог, сделал. По крайней мере, минимум… Ты вернулась. Заговорила, улыбаться начала… Твоё дело, кого любить, кого прощать, кого выбирать, но я… — в прострации головой покачал, — всё… пойду… мне свобода нужна. Подумать, смириться. Твой кошель «спасибо» сказал. О большем не мечтал, так что, поправляйся и живи, Аль. Главное, живи, мне уже от этого хорошо будет.

— Тим, — шепнула Алия, когда я к двери отступил.

— Если захочешь увидеть, не стоит… Мне трудно даются встречи/прощания с тобой, а без правды и откровений я больше не хочу… Не люблю себя ощущать слепых идиотом. Это для самооценки вредно. Хорошего дня и полнейшего выздоровления, — на выход шагнул. Но рукой в косяк уперившись, не оборачиваясь, бросил: — Никоненко собирает документы для признания тебя дееспособной.

И ушёл.

Алия что-то кричала… в спину, а мне точно ножом по сердцу — и оно разрывалось на части. Нутро опять выворачивалось, но я не оглядывался.

Не мог… тяжко было. Я ведь никогда не говорил, что психологически несгибаем. Я, мать его, очень ранимый и взрывной. Мне тоже поддержка нужна. Мне тоже понимания и дружеского плеча не хватает. И чувств… ответных.

И словно сам не свой несколько дней мучился.

Она приехала через несколько дней. Я был на дворовой коробке с парнями.

Лию увидел сразу. Она на дорогой машине приехала. Я деланно её не замечал. Думал, психанёт, характер покажет, но нет. Она тихо села на скамеечке под навесом и стала ждать.

Не сокращал тренировку, вот ещё. И плевать на снегопад, плевать, что она одета не совсем для долгих гуляний. Не её мучал — с силами собирался. Время было нужно мне!

Ну и надеялся, что она не выдержит и уйдёт! Но она высидела. Парни расходились, а я занялся уборкой катка, подбирая то, что мальчишки не заметили. Вот тогда Алия ко мне на лёд вышла:

— Тимур мне правда нужно поговорить, — окрикнула, чтобы я больше не смел делать вид, что слышу и очень занят.