Звезда в колодце

Пролог

Жара накрыла Москву огненной шубой, и не было спасения от летнего изнуряющего зноя. Лучи яркого солнца играли на золотых главах кремлевских церквей, слепя глаза; улицы и площади стольного града заметно опустели, голуби нехотя перелетали с места на место в тщетных поисках прохлады. Стрельцы охлаждали свои разгоряченные тела нырянием в глубину реки Яузы, а догадливые слуги царского двора отсиживались в обширных погребах дворца с большими запасами провизии.

Тихо и недвижимо было в уютном теремке усадьбы боярина Бориса Годунова, который он, побуждаемый отеческой любовью, велел дворовой челяди выстроить для своих малолетних детей в большом яблоневом саду вместе с высокими качелями. Сомлевшие от жары мамки-няньки окружили толпой спящего на полатях маленького мальчика в бархатном синем платье, расшитом серебряной нитью, и клевали носом возле него, охраняя его сон. Полосатый кот забился в отверстие изразцовой печи подальше от жаркого солнца, и юркая чернавка Устинья тоже зевала возле двери в ожидании, когда понадобятся ее услуги.

В этом сонном полуденном царстве одна только десятилетняя Ксения не поддалась власти сна. Одетая в сарафан из алой камки с рукавами, обшитыми до локтей дорогой парчой, девочка склонилась над деревянной подставкой, где стоял учебник по латинской грамматике и старательно повторяла урок, заданный ей учителем-иноземцем. Пышность ее черных волос подчеркивало жемчужное увясло — повязка, обхватывающая лоб и закрепляющаяся узлом на затылке, а большие черные глаза на тонком белом личике подтверждали слухи о происхождении рода Годуновых от татарского мурзы Чета, прибывшего в Москву на службу к великому московскому князю Ивану Калите. Но к началу царствования Грозного царя Годуновы обрусели настолько, что мало кто вспоминал об их татарских корнях, и шурин царя Федора стремился, чтобы его сын и дочь стали первыми в учебе среди детей московской знати и владетельных князей. Сам будучи малообразованным человеком всесильный временщик сделал ставку на учение ради будущего своих наследников.

Ксения вместе с братом Фёдором по замыслу Бориса Годунова должны были получить не только русское теремное, но лучшее европейское образование. И они уже умели читать и писать не хуже дворцовых писарей, изучали несколько иностранных языков, точные науки, генеалогию знатных русских и европейских родов.

В тереме Годуновых частыми гостями стали учителя из Европы, которых привлекало щедрое вознаграждение за занятия с младшими представителями рода, близкого царю. Отец тщательно следил за успехами своих одаренных детей и направлял их наставников. С Ксенией также занимались танцами, музыкой и обучали ее хорошим манерам.

Ласковая и послушная девочка с рождения стала любимицей своих родителей, и их привязанность к ней не уменьшилась после того, когда на свет появился долгожданный сын Федор. В ответ отзывчивая Ксения льнула к любящим ее отцу и матери, и старалась хорошо учиться, оправдывая их возложенные на нее надежды. Летняя жара не смогла уменьшить ее усердие, и она выполнила все задания, данные ей учителем-немцем.

Закрепляя полученные знания Ксения вполголоса нараспев начала твердить латинские крылатые выражения и тут же их переводить на понятное ей родное наречие:

— А максимис ад минима — «От большого к малому».

— Бона кауза триумфат — «Доброе дело побеждает».

— Грациа парит грациам — «Признательность порождает признательность».

Маленькая боярышня, легко переводившая изречения древнеримских мудрецов, споткнулась только на замысловатом крылатом выражении «А ка́нэ нон ма́гно сэ́пэ и́нгэнс а́пэр тэнэ́тур» — «Маленькая собака может остановить большого кабана», не зная значения слова «апэр» — «кабан». Однако в целом дочь Бориса Годунова могла гордиться собой. Ее успехи в науках были гораздо большими, чем у многих княжичей и сыновей московских бояр, и она все чаще радовала своего отца своими способностями и природными талантами. Честолюбивый шурин царя Федора Иоановича мыслил устроить для единственной дочери выгодный династический брак с одним из представителей правящих домов соседей русского царства и возлагал на нее особые надежды. Как племянница царицы Ирины и дочь правителя Московии Ксения уже привлекала заинтересованные взгляды иноземных послов, понимавших, что по-настоящему страной правит царский шурин.

Трудным и тернистым складывался путь Бориса Годунова к власти. Он не участвовал в борьбе бояр за влияние при дворе Ивана Грозного, поскольку не мог похвастать знатностью происхождения, но был щедро наделен природным умом и хорошо понимал, с какими людьми нужно поддерживать дружеские отношения. Годунов породнился с одним из наиболее влиятельных людей времен опричнины Малютой Скуратовым, женившись на его дочери Марии. Также Борису повезло стать дружкой на свадьбе Ивана Грозного в 1571 году и выдать сестру Ирину замуж за царского сына Федора. Родство с царской семьей помогло ему получить титул знатного боярина. Борис не имел образования и не умел писать. Но для знати грамота не считалась необходимым делом. Бумаги писали дьяки, а вместо подписи достаточно было поставить печать. При этом Годунов был прекрасным оратором и завоевывал популярность у москвичей, выступая перед ними с заманчивыми речами и делая им щедрые пожертвования хлебом и деньгами. Его любил простой народ, а знать не рассматривала как соперника. Перед смертью Иван Грозный, понимая, что его наследник Федор не способен править самостоятельно, создал совет регентов. В него вошли Никита Захарьев-Юрьев, Иван Шуйский, Иван Мстиславский и Богдан Бельский. Последний попытался сместить Федора. Переворот не удался, и царь отправил Бельского в изгнание. На его место Никита Захарьин-Юрьев предложил Годунова. В 1584 году Никита Захарьин-Юрьев заболел и не принимал участия в работе совета. Вскоре Иван Мстиславский и Иван Шуйский начали плести интриги, требуя от Федора развода с Ириной и изгнания Годунова. Но Федор подавил боярское недовольство, отправив Шуйского в изгнание. Мстиславский предпочел уйти в монахи. В конце из членов регентского совета при дворе остался Борис Годунов. Он успешно правил страной с 1586 года и его титул в царских указах и официальных грамотах звучал как:

«Царский шурин и пра­витель, слуга и конюший боярин и дворовый воевода, и содержатель великих государств — царства Казанского и Астраханского».

Со временем «Царский слуга и шурин» все больше входил во вкус единоличной власти, и даже начал задумываться о царском престоле. Его сестра Ирина несмотря на свои горячие моления и щедрые пожертвования московским церквям и монастырям не смогла родить долгожданного наследника, и Борис Годунов видел, что кроме него нет достойного преемника болезненному царю Федору. В этом устремлении его горячо поддерживала честолюбивая жена Мария, еще более худородная, чем он.

Желая разрешить свои сомнения, правитель тайно призвал к себе прозорливого монаха Иринарха Затворника, сделавшего множество верных предсказаний как для знати, так и для простых людей, и спросил у него совета, чего ему ждать в будущем.

Долго молчал Затворник, затем нехотя ответил правителю:

— Рожден ты в звезду великую и будешь царствовать на святой Руси, но только семь лет.

Борис Годунов так обрадовался тому предсказанию, что громко воскликнул:

— Да хоть бы семь дней поцарствовать, я и этим жребием доволен буду! — так ему хотелось примерить на себя шапку Мономаха, что его не смутило ограниченность срока его пребывания на престоле.

Его супруга Мария, не менее его осчастливленная желанным пророчеством, поднесла монаху кошель с деньгами, но Иринарх Затворник наотрез отказался от подношения словно предсказал им не почести царские, а беду великую, и заторопился в обратный путь, бормоча:

— Грешники, бойтесь исполнения своих желаний! К погибели они вас приведут, а не в рай земной!

Все, чего желал он, так это вновь очутиться в своей келье Борисоглебского монастыря, прочно отгороженной от суетного и греховного мира, полного зла.

С этого дня прежде осторожничавшие Борис и Мария Годуновы начали смело вести себя в спорах с московскими боярами, и больше не спускали им ни малейшего возражения и слова сказанного наперекор. Такое высокомерное поведение худородных выскочек вызвало сначала недовольство, а затем ненависть к ним многих родовитых бояр. А Ксения с грустью начала замечать, что родители, увлекшиеся борьбой за власть, все больше отдаляются от нее. Они стали редко навещать своих детей, и девочка все сильнее скучала по ним, самым близким ей и постоянно отсутствующим родным людям.

Маленькая боярышня, закончив занятия с латынью, решилась по своей воле прийти к матери в главный терем — она не видела ее уже три дня.

Заботливо поправив свесившуюся подушку под головой младшего брата Ксения направилась к выходу, миновала сени и вышла в сад. Высокая малина манила ее своими спелыми ароматными ягодами, но девочка так соскучилась по родителям, что не замедлила шага на пути к большому дому и скоро вошла в главный терем с заднего входа.

Осторожно открыв потайную скрипучую дверцу Ксения очутилась в обширной светлице и сразу поняла, что попала в неурочное время в родительские покои. Светлица была полна людей, впереди всех стояли два отрока в дорогих кафтанах и низко до земли кланялись хозяину усадьбы и его жене, скинув с голов свои шапки. Заробев, Ксения прижалась к столбу, подпирающему крышу, стараясь, чтобы ее никто не заметил. Про себя девочка понадеялась, что прием посетителей скоро закончится и тогда она выйдет из тени и повинится перед батюшкой и матушкой за своеволие. И боярышня стала внимательно слушать звучащие в главном терему Годуновых речи стараясь понять, скоро ли она сможет обнять родителей.

Особенно Ксении в глаза бросался старший гость. Его уже отроком трудно было назвать, скорее это был молодой муж на пороге зрелости, добрый молодец, не пасующий перед неприятелем. Он показался ей прекрасным как сам Воевода Небесного Воинства Архангел Михаил, и как Архангел Михаил он был устрашающим и грозным. Несмотря на внешнюю почтительность, его серые глаза, недобро устремленные на Марию Годунову, метали громы и молнии, губы не улыбались, а кривились в злой усмешке. Насупившись, боярыня также неприветливо смотрела на неугодного ей юношу, и враждебность между ними сделалась почти осязаемой в воздухе обширной светлицы. Многие присутствующие не удивлялись и понимали причину этой вражды. В Москве еще была свежа память о нашумевшей в столичном граде трагедии Алексея Басманова и его сына Федора, объявленных отцом Марии Малютой Скуратовым изменниками, сговорившимися с предателями-боярами из Великого Новгорода предать этот город польскому королю. Иван Грозный поверил Скуратову, возглавлявшего государев Приказ тайных дел и не на страх, а на совесть служившему ему долгие годы. Басмановых осудили и Федору не помогла спастись от опалы даже небывалая благосклонность к нему Грозного царя. Гибель отца и деда делала Петра Басманова врагом Марии Годуновой, в девичестве Скуратовой, и оба они не могли забыть причину своей вражды.

Борис Годунов делал вид, что не замечает этого непримиримого поединка ожесточенных взглядов, и его велеречивая речь мерно журчала и плавно текла как ручей весной в устоявшейся тишине. Из отцовских слов Ксения скоро поняла, кто и зачем приехал в усадьбу Годуновых. Благодаря ее отцу братья Петр и Иван Басмановы, сыновья опального фаворита Ивана Грозного Федора Басманова получили завидные должности при царском дворе, и они прибыли поблагодарить своего благодетеля за его милость к ним и просить дальнейшего содействия их службе. Годунов обещал им новое покровительство в будущем, с этим обещанием удовлетворенные юные Басмановы удалились.

После их ухода Мария Годунова наконец-то смогла выплеснуть на мужа накопившееся в ней негодование.

— Борис Федорович, я, конечно, баба и разум мой короток, но и с таким коротким умом я разумею, что не стоит привечать врагов нашей семьи, а тем паче возвышать их в Кремле! — воскликнула она в сердцах, и Ксения поняла, что мать рассердилась не на шутку, если начала величать отца по имени-отчеству, забыв о ласковых выражениях вроде «свет очей моих» и «сокол мой ясный».

— Марьюшка, ну какие эти малосильные, без связей и влиятельных друзей отроки для нас враги? — умиротворяюще проговорил Борис Годунов, надеясь успокоить любимую супругу. — Зелены они еще, чтобы грозить нам.

— Если ты забыл, то я помню, как сей «зеленый» Петр еще в детстве поклялся отомстить и моему отцу, и всем его детям и внукам за падение Басмановых, — не унималась Мария Григорьевна. — Ты же ни с того ни с сего начал их продвигать по службе, — сделал сначала царскими рындами, а теперь царскими стремянными. Так они скоро и думными боярами сделаются, будут иметь власть губить и преследовать нас.

— Эх, Маша, опекая сих юнцов незрелых, я великие наши грехи замаливаю, — вздохнул Борис Годунов. — Бог видит, не виновны были Басмановы в государевой измене, но твой батюшка искусно оговорил их, чтобы избавиться от соперников в царской милости. Что тебе тревожиться, нет у них сторонников в Москве, и много врагов нажили Алексей и Федор по всему царству. Единственное, на чем держатся Петр и Иван, это моя благосклонность к ним. Отвернись я от них и уже завтра их погонят из кремлевских палат поганой метлой. Так что не печалься, моя лебедь белая, хорошо я знаю, что делаю! Будем мы милостивы к детям наших врагов, и Бог окажет нам великую милость.

— Кто знает, кем они станут в будущем, и какую силу обретут, — в сомнении прошептала его жена, и схватила всесильного боярина за руку. — Заметил, как басмановский щенок сверлил меня гневным взглядом, хотя впервые в жизни видел? От такого молодца снисхождения ждать не приходится!

— Потому, что ты неласково его встретила, — глубокомысленно ответил на это жене верный своей роли миротворца Борис Годунов. — Петр хоть и вспыльчив, однако отходчив и добро помнит. Давеча на медвежьей охоте я увлекся маленько, отстал от егерей и остался с разъяренным косолапым один на один. Набросился он на меня, окровавленный и покусанный собаками, из-за кустов орешника, я уж думал мне конец пришел. Тут Петр Басманов прискакал на своем коне, и заградил меня собой, заслонил от лютого зверя. Я парой царапин отделался, у него глубокая рана на боку от медвежьих когтей, но он спас меня от верной смерти, в том сомнений нет, и в этом еще одна причина моей глубокой привязанности к нему.

После слов мужа о той великой услуге, что юный Петр Басманов оказал ему Мария Григорьевна больше ничего не сказала против, понимая, что супруг не желает слышать ничего худого о своем спасителе, только глубокая озабоченность омрачила ее чело. Борис Годунов ласково простился с нею, говоря, что ему нужно ехать в Кремль заседать в Боярской Думе, и чтобы она его не ждала и ложилась спать пораньше.

Когда отец ушел, Ксения решилась выйти из своего укрытия и подбежала к матери, желая найти у нее ответы на возникшие у нее во время беседы родителей вопросы. Обычно она во время разногласий родителей верила уравновешенному и благоразумному отцу, но сегодня увидев стойкую ненависть на лице Петра Басманова невольно подумала, что в этот раз права мать, опасаясь мести сыновей опального фаворита, а не отец, верящий в правоту своих благих намерений. Такую вражду трудно было загладить ласковыми словами и ценными дарами, и им, потомкам Малюты Скуратова придется не раз пострадать от их кровной вражды.

— Ксюша, что-то с Федей случилось? — встрепенулась Мария Григорьевна, увидев внезапно появившуюся в светлице главного терема дочь.

— Нет, матушка. С братиком все в порядке, — заверила ее девочка. — Соскучилась я по тебе и батюшке, пришла сюда, а тут он привечал гостей, недобро смотрящих на тебя. Неужто вправду Басмановы будут нам платить за давнюю обиду⁈

И детский голос Ксении вздрогнул от сдерживаемого страха.

— Да, многие бояре и столбовые дворяне придут в изумление, если они не станут нам мстить, — сумрачно подтвердила самые затаенные опасения дочери Мария Григорьевна. — Басмановы хоть не особо знатного рода воеводы, но были птицами высокого полета, спуску никому не давали, насмерть своих врагов разили. А яблоко от яблони недалеко падает. Но и мы, Скуратовы-Бельские не лыком шиты, и если они сделают что-то против нас, я тут же сотру их в порошок, не помилую как бы твой сердобольный батюшка за них не заступался!

Высказав вслух свою угрозу, Мария Годунова тесно прижала дочь к своей груди, желая ее успокоить. Долгожданный сын и дочь являлись предметом ее неустанных попечений, и как отважная орлица она была готова выклевать глаза любому, кто посмел бы причинить им хоть малейший вред. Самоотверженная материнская любовь толкала ее на безумные поступки, и ради детей она пожертвовала бы самой своей жизнью. Ксения притихла в материнских объятиях, веря, что мать способна справиться с любым ненавистником и завистником их семьи, и долгожданный покой пришел в ее маленькое сердечко.