Звезда в колодце

Глава 5

Ксения стояла возле смотрительной решетки и, затаив дыхание неотрывно смотрела на белокурого принца Иоганна. Женщинам царской семьи не позволялось участвовать в публичных церемониях во дворце на виду у посторонних мужчин, но они могли воспользоваться возможностью наблюдать за происходящим из потайного места. Царевна вместе с матерью смотрела на прием ее нареченного жениха от начала и до конца. Датский королевич двигался с непередаваемым изяществом по Грановитой палате, где на царском троне сидел ее отец в окружении приближенных бояр и привлекал к себе все взоры. Он казался красивым как Божий ангел, голубые его глаза имели мечтательное выражение, губы были щедры на ласковую улыбку и добрые слова, трудно было не влюбиться в него.

Датский принц ради супружества с нею уже принял православие и в знак своей приверженности новой родине надел русское платье. Его парадной одеждой стал кафтан из малинового бархата, достигавший краями до икр: эта длина позволяла оставлять напоказ дорогие раззолоченные сапоги с красными каблуками. Рукава кафтана жениха царевны Ксении были чрезвычайно длинны, часто касались земли и собирались в складки, так что ладони можно было ими по произволу закрывать и оставлять открытыми, и таким образом концы рукавов заменяли московским щеголям перчатки. Запястья кафтана кремлевские рукодельницы вышили золотом, украсили жемчугами, и эта деталь одежды пристегивалась к кафтану особо. Разрез на кафтане был оторочен серебряной тесьмой; так же точно отсрочивался и подол. К этой тесьме прикрепляли металлическое кружево серебряное, сделанное с звездными фигурами. Вдоль по кафтану, параллельно с разрезом, по обеим сторонам красовались нашивки в виде четырехугольников и кругов, и на эти нашивки пришили завязки с кистями и шнурки, чтобы застегивать кафтан. Воротник на кафтане был узкий; из-под них высовывалось ожерелье рубахи, расшитое золотом и усыпанное жемчугами.

Царевна влюбилась в выбранного ей отцом жениха с первого взгляда и мечтала только об одном — поскорее стать вместе с ним под венец. Иоганн очень понравился и ее родителям, царю и царице, и всем придворным, кто видел его, потому что был не только благороден и богат, но и был молод, а главное по праву слыл настоящим красавцем и на редкость образованным принцем. Царь Борис и царица Мария весьма полюбили его и ежедневно принимали его во дворце, потчевали дорогими блюдами и дарили ценные подарки, желая устроить брак любимой дочери со столь привлекательным юношей. Личные встречи убедили их, что он в самом деле достоин руки Ксении.

Перед свадьбой Ксения с семьёй отправилась на богомолье в Троице-Сергиеву лавру, и там царь с супругою и с детьми девять дней провел над гробом святого Сергия, моля Небо благословить супружеский союз Ксении с Иоганном. Однако злой рок продолжал преследовать дочь Бориса Годунова. Все изменилось в один момент, когда Иоганн неожиданно заболел горячкой, и через несколько дней скончался, несмотря на все усилия царских лекарей его излечить. В Кремле сразу началось шушуканье по углам и разнеслись различные толки. Мало кто поверил в естественную кончину молодого и не страдавшего каким-либо недугом жениха царевны Ксении. Большинство сплетников сходились на том, что принца отравили по приказу опальной вдовы Ивана Грозного царицы Марии Нагой, желающей отомстить Годуновым за то, что они отобрали у нее власть и дворцовый почет. Но царь Борис не поверил порочащим Марию Нагую слухам. Бывшую царицу его стрельцы охраняли так, что муха не могла незамеченной пролететь в ее монашескую келью, и она никак не могла связаться со своими сторонниками каким бы сильным не было это ее желание. Оставалось поверить, что принц Иоганн в самом деле скончался от жестокой горячки.

Ксения два дня находилась между жизнью и смертью после горестного известия о смерти своего жениха. Немного оправившись, несчастная невеста объявила своим родителям о намерении принять монашеский постриг.

— Если не судьба мне быть верной женой моему королевичу, то буду я ему вовек до смерти верной невестой, — сказала она своим родным, заливаясь слезами.

Царь Борис и царица Мария тут же воспротивились желанию любимой дочери похоронить себя под монашеским клобуком, и настойчивыми уговорами и слезными мольбами они добились того, чтобы Ксения осталась с ними.

Петр Басманов с облегчением вздохнул, когда узнал, что Ксения оправилась от жестокого потрясения, вызванного смертью полюбившегося ей жениха, и тут же отправился в лес к травнику Трифону.

— Чернокнижник, как тебе удалось извести королевича? — поинтересовался он, расплачиваясь с ним золотыми червонцами.

— Тебе не надобно знать об этом, воевода, — уклончиво ответил травник, посмотрев на него своим сумрачным взглядом. — То наши дела чародейские, простым смертным непонятные. Тебе довольно того, что царевна королевичу не досталась, как ты того и хотел!

— Нет, мне того не довольно! — горячо воскликнул Басманов, ударив кулаком по столу. — Колдун, приворожи ко мне царевну! Приворожи так, чтобы она ни на кого кроме меня не смотрела и по мне сохла так, как я по ней сохну. Другим путем я ее не получу. Царя с царицей греховная гордыня обуяла. Не хотят они за меня, простого воеводу Ксению отдать, не смотрят на то, что я им много лет верно служил, как пес преданный, жизни не жалея.

— Приворожить девицу можно, только нужно что-то из ее вещей хоть ленту, хоть гребень достать для верной ворожбы, — ответил ему Трифон.

— Ладно, колдун, будет тебе гребень царевны, — не задумываясь, твердо ответил ему Петр, но на обратном пути он стал размышлять каким способом вещь царевны добыть, и понял, что взвалил на себя сложную задачу. Многочисленные мамки охраняли Ксению словно драконы вверенное им сокровище, все ее вещи каждый день они тщательно пересчитывали, страшась гнева ее матери царицы Марии. Так и этак крутил Петр, и наконец ему пришла в голову удачная мысль подменить гребень царевны похожим на него, и принести свою добычу Трифону, как они об этом условились. Осталось только найти человека, который помог бы добыть ему гребень дочери царя Бориса.

Выбор Петра пал на одну из горничных царевны — Лукерью. Девица была понятливой, проворной и все вилась возле него, когда он в Запасной дворец на половину царской семьи заходил, свои услуги ему предлагала.

Лушка сразу закивала головой в ответ на его предложение — согласилась заветный гребень добыть за щедрое вознаграждение, не побоялась за червонцы предать царевну и нарушить свою клятву верности ей. Только условие Петру Басманову поставила в полночь в терем царевны прийти, и сразу произвести обмен гребней во избежание обыска вдруг некстати проснувшихся мамок. Это предложение отвечало заветным чаяниям молодого воеводы, и они условились встретиться в назначенную ночь, во время которой Лукерья должна была прислуживать царевне. Изменщице-горничной повезло незаметно поменять гребни, ее молодая хозяйка не смотрела за ней и не до сохранности вещей ей было.

С вечера пошел долгий нудный дождь, и Ксения легко погрузилась в тяжелый сон под частый шум падающих дождевых капель. Она продолжала тужить по своему умершему заморскому королевичу и забывала свое горе невесты-вдовицы только приняв крепкое маковое снотворное, дарившее ей желанное забытье.

Ксения благополучно проспала полночи в своей опочивальне и проснулась от холодного сквозняка, мерзлыми щупальцами шарившего по ее телу. Плохо закрытая створка окна открылась от сильного порыва ветра и на небе в проеме виднелась полная ноябрьская луна, мерно проплывающая мимо темных туч и ярких звезд. Дождь перестал поливать крышу терема и пустые ветви фруктовых деревьев, лишь ветер гулял по садовым дорожкам. Яркая луна освещала опочивальню царевны не хуже восковой свечи и ей хорошо была видна обстановка ее спальни.

Девушка поежилась, прикрыла плечи шерстяным платом и позвала Лукерью закрыть окно. Ответом ей стало молчание, лишь неподалеку от нее храпела на широком сундуке ее нянька Агафья.

Прошептав молитву Ксения поднялась с кровати и решила закрыть окно своими руками, полагая, что Лукерья вышла из ее опочивальни по нужде. Но прозвучавший с сеней сдавленный крик девушки заставил ее забыть о этом намерении, и она поспешила к ней, беспокоясь об ее судьбе.

В сенях царевна увидела страшную картину — воевода Басманов яростно душил Лукерью, а та, жалобно хрипя, пыталась освободиться от его сильных рук, тщетно разжимая железные тиски своими нежными пальцами.

— Петр Федорович, что вы творите⁈ — в ужасе воскликнула Ксения. Воеводу она сразу узнала, Басманов был в числе приближенных ее отца, и она часто видела его сквозь смотрительную решетку Грановитой палаты во время торжественных приемов родовитых бояр и иноземных послов.

Молодой воевода быстро поднял голову, увидел царевну и побледнел как смерть. Лушка упала как сноп у его ног, но он, не обращая на нее внимание, нерешительно сделал шаг по направлению к Ксении, протягивая к ней руки.

Еще больше испугавшись, Ксения попятилась назад, намереваясь скрыться от него в своей опочивальне. Она подумала, что воевода Басманов сошел с ума, если хотел убить ее горничную, и сейчас он по всей видимости вот-вот набросится также на нее. Но Бог смилостивился над ней. Шум в сенях царевны услышали сторожевые стрельцы и многочисленный топот их крепких ног раздался в начале галереи.

Выражение непередаваемой муки появилось на лице Петра Басманова, едва он понял, что рискует быть обнаруженным дворцовой стражей и возможность перемолвиться словом с любимой девушкой им уже утрачена. Как изгнанник из райского сада он жалобно посмотрел на царевну, глубоко вздохнул, и пустился бежать к противоположному выходу, стараясь не попасться на глаза стрельцам.

Ксения бросилась к полузадушенной девушке и приподняв ее, жалостливо начала спрашивать:

— Лушенька, да что же здесь произошло? За что воевода так зло с тобой обошелся, чуть жизни не лишил?

Лукерья долго не могла вымолвить слова, затем сипя призналась со слезами на глазах:

— Ох, прости меня, Ксения свет Борисовна! Воевода Басманов хотел приворожить вас к себе, царевна, просил меня ваш гребень отдать ему за щедрое вознаграждение с его стороны. А я люблю его, проклятого, и вместо вашего орехового дала ему свой простенький березовый гребешок, тоже приворожить его хотела. Он заметил подмену, тогда крепко осерчал на меня, и начал душить, — и горничная снова заплакала навзрыд.

Ксении стало жаль недалекую девицу, и она сказала ей в утешение:

— Луша, не плачь, не тоскуй об нем. Не ищи супруга красивого, ищи мужа доброго. Что пользы в красе лица, если душа черна. Если согласна стать доброй женой хорошего молодца, то я поговорю с тетушкой Домной Ноготковой она найдет тебе подходящего жениха, а я не поскуплюсь на приданое для тебя.

— А велико ли будет приданое? — тут же заинтересовалась Лукерья, перестав плакать. Жестокий урок, который преподал ей Петр Басманов, быстро вылечил ее от слепой влюбленности в него, и она уже была согласна на более подходящую ей партию, обещанную царевной.

— И шубы будут тебе, и подушки пуховые, и ковры персидские, — улыбаясь, пообещала ей Ксения.

— Благодетельница, — задыхаясь от восторга, прошептала Лукерья, и повалилась в ноги царевне.

Ксения приложила палец к губам, и тихо сказала:

— Полно, не благодари, Луша, как бы мамушка Агафья не проснулась. Утро вечера мудренее.

Горничная в знак понимания закивала головой и, устроившись в ногах царевны, быстро заснула. А Ксения, встревоженная случившимся, долго не могла заснуть. Дочь Бориса Годунова неприятно поразило, что воевода Басманов, враждебно настроенный по отношению к семейству ее матери пожелал завладеть ее сердцем. Ее ужаснули его вспыльчивый нрав и жестокость, проявленные к влюбленной в него девушке, и все сильнее беспокоили его виды на нее, грозящие ей новыми бедами.

— Ах, жених мой, прекрасный королевич, почему я не легла рядом с тобой мертвая в холодную могилу. Вместе бы нам не было холодно в ней, — тихо, чтобы не разбудить няньку Агафью заплакала от чувства невосполнимой утраты Ксения, вспоминая нежные глаза принца Иоганна и его ласковую улыбку. Разительно отличался облик деликатного королевича от волчьего взгляда Петра Басманова, и это снова вызвало у царевны поток слез. Трудно было утешиться, думая о прошлом счастье и печальном настоящем, и она заснула только под утро. Но и во сне печальные думы и предчувствие новых бедствий не оставили ее в покое и Ксении без конца снились кошмары.