Звезда в колодце

Глава 6

Петр думал, что Ксения пожалуется на него своему отцу за бесчинство, устроенное им в ее покоях и ожидал на следующий день ареста с последующим допросом в тюрьме Троицкой башни. Если на телесные повреждения горничной Лушки еще могли посмотреть сквозь пальцы, то любовный приворот, целью которого была дочь царя Бориса считался тяжелым преступлением, за которое можно было лишиться головы. Борис Годунов, как бы милостиво не относился к нему, не спустил бы ему порчи своей единственной и горячо любимой дочери. За одну ее волосинку царь разорвал бы его на части как разъяренный зверь. Воеводе Басманову следовало без промедления скакать прочь из Москвы, спасая свою жизнь, но он, как приклеенный, оставался на месте, не в силах бежать проклинаемым преступником из города, где жила его ненаглядная царевна.

День шел за днем, и никто не являлся за ним с грозным указом держать ответ за его злодейство. В конце весны ему окончательно стало ясно, что царевна не намерена мстить за покушение на свою девичью честь. Молодой воевода приободрился и снова, вопреки здравому рассудку, начал искать недозволенной возможности увидеть ее и тайно проник знакомой тропой в сад, окружающий женские покои. Царевна сидела у окна своей горницы, и Петр с болью в сердце заметил, что она похудела и осунулась. Горе и многочисленные тревоги оставили свои следы на ее лице, которое, как и прежде поражало редкой красотой, но красота эта стала надломленной, щемящей.

Облокотившись об подоконник, Ксения с тоской смотрела в сад, удивляясь необыкновенной летом стуже. Наступил второй месяц лета, а она куталась в соболиную шубу, стараясь не замерзнуть, и истопник постоянно усердно подкидывал в ее горнице дрова в горящую изразцовую печь. Надежды на то, что Бог смилостивится над многострадальным русским народом и пошлет ласковое солнышко вместе с обильным урожаем, растаяли как дым, и лихолетью, начавшемуся три года назад не видно было конца.

Все лето 1601 года было очень дождливым. Небо затянуло тучами на долгие недели. Когда ливни, наконец, прекратились, в сентябре грянули ранние морозы и выпал снег. Урожай озимых был уничтожен на корню. Запасы сена почти полностью сгнили, оставив скот на зиму без еды.

Весной следующего года оголодавший народ принялся за обработку земли в надежде получить хоть какой-то урожай и насытить свои недоедающие с зимы семьи. Однако осенью снова наступили ранние морозы и озимые погибли. И на следующий год повторилось то же бедствие. Три голодных года подряд привели к тому, что русский народ пребывал на грани ужаса и отчаянья. Именно в это время появилась печальная поговорка «Полынь да лебеда — крестьянская еда».

Борис Годунов пошел на крайний шаг — открыл царские амбары, чтобы накормить умирающих от голода людей. Узнав о столь щедром жесте самодержца, в Москву потянулись толпы голодающих со всей страны. Они бросали маленьких детей и свои скудные хозяйства ради обещанного государем хлеба.

Однако царских запасов не хватало, чтобы накормить всех и Великий голод по-прежнему терзал Русь. В городах и деревнях уже давно съели всех животных, включая домашних кошек, бродячих псов и даже крыс. Как только последние запасы иссякли, началось людоедство. Крестьяне заманивали путников в избы, убивали их, а трупы разделывали на части и складывали «на мороз», чтобы не портились.

Нередко бывало, что съедали не только заблудившихся странников, но и слабых членов своих собственных семей, стариков и детей. Деревенские мужики, не в силах дольше терпеть нужду и голод, убегали в леса и присоединялись к промышляющим разбоем вольным казакам. Ко всем этим бедам добавился наступивший в стране массовый мор.

В одной только Москве умерло более ста тысяч человек. В народе начало зреть недовольство, стала закипать едва сдерживаемая ярость. Ширились слухи, будто знатные господа имеют хлеб в закромах, но специально его придерживают и не продают. Доходило до того, что зерно просто сгнивало в подполах и амбарах, в то время как сотни тысяч людей умирали от голода. На дорогах разбойничали казаки, то и дело вспыхивали бунты. Волна народного гнева вылилась в несколько массовых восстаний.

Одно из крупнейших, под руководством атамана разбойников Хлопка Косолапа, в 1602–1603 годах охватило двадцать уездов. Разбойники бесчинствовали страшно, никому не давая пощады. Отряд Хлопка насчитывал шестьсот человек, однако повстанцев повсеместно поддерживало крестьянское население. В битве против шайки Хлопка Косолапа погиб младший брат Петра Басманова Иван. Убитого воеводу Петр с почестями похоронил в Троице-Сергиевом монастыре, где ранее упокоилась его жена Дарья с маленьким сыном.

Затем грянул роковой 1604 год.

Год 1604-й стал «последней каплей», от которой чаша терпения измученного, согласного терпеть царскую власть Бориса Годунова народа переполнилась. Лето того страшного года оказалось самым холодным за всю историю Русского государства. Приезжавшие в Московию иностранцы поражались стоявшей в июле странной погоде.

На улицах лежали сугробы, доходившие взрослому мужчине до колена. Крестьяне ездили на зимних санях с полозьями. Холод стоял такой, что птицы падали на лету. Ни о каком урожае и речи быть не могло. Народ с отчаяньем ожидал конца света и уже открыто ходили слухи, что три неурожайных года и гибельный мор — Божье наказание за то, что царский венец оказался на голове Бориса Годунова. Его правление «не угодно Господу», вот и шлет Творец на землю русскую одну беду за другой.

Все эти бедствия вконец потрясли великое Московское царство. Все были недовольны, все роптали и все страшились не одного суда царского, но и суда Божия. Всем очевиден был Божий гнев, так сильно каравший всё царство за грехи подданных и беззакония правителей. Но не видно было смирения, покаяния и исправления. Шатание росло, а с ним росло и ожидание больших бед, ещё большего наказания Божия. И широко прошла в народе молва, что начались великие знамения и чудеса, и что они предвещают наступление настоящей беды. По ночам видны были световые столпы на небе, которые, сталкиваясь друг с другом, представляли сражение воинств; они светили подобно ясному месяцу. Иногда восходили две и три луны, два и три солнца вместе; страшные бури низвергали городские ворота и колокольни; женщины и животные производили на свет множество уродов; рыбы исчезали в воде, птицы в воздухе, дичь в лесах; мясо же, употребляемое в пищу, не имело вкуса, сколько его ни приправляли; волки и псы пожирали друг друга, страшно выли в той стране, где после открылась война, и станицами рыскали по полям, так что опасно было выходить на дорогу без многих провожатых.

Русские не ведали, что жители других стран тоже страдает от голода и холода, что зимой замерзают прежде теплые проливы Босфор и Дарданеллы, соединяющие Черное море со Средиземным, и не хотели знать. Объятые животным ужасом они молились в церквях Богу и святым о спасении и как бы в ответ им в Речи Посполитой появился Самозванец, назвавшийся царевичем Дмитрием — младшим сыном Ивана Грозного.

Сердце Ксении сжималось от страха за участь любимого отца, столкнувшегося со столь грозным противником, слышала она как все больше растет ропот против его правления, о себе же царевна больше не беспокоилась. Борис Годунов пытался снова устроить судьбу дочери и посольство во главе с думным дворянином Михаилом Татищевым отправил в Грузию в 1603 году к царю Картлийского царства Георгию, у которого были взрослые сыновья. Предполагалось, что Ксения свяжет себя брачными узами с царевичем Хозроем, а брат Ксении, Федор Борисович женится на царевне Элене. Царевич Хозрой после обстоятельных переговоров уже собирался выехать в Москву венчаться с царевной Ксенией, но его задержали волнения в Дагестане, и после этого ему уже было не до женитьбы.

Ксения равнодушно приняла новость об очередной неудаче своего отца выдать ее замуж. Она уже смирилась с мыслью, что ей не суждено стать счастливой женой и матерью, и по-прежнему считала себя вдовой умершего принца Иоганна, которому ей надлежало хранить верность. Делом своей жизни Ксения начала считать молитвы и богоугодные дела во имя спасения своей семьи и находила утешение в рукоделии. После известия об расстройстве сватовства она взялась вышивать новый индитий — покров на жертвенник для собора Василия Блаженного, копируя прежнюю свою работу «Предста Царица одесную Тебе», на котором к ногам Иисуса Христа припадают чудотворцы Сергий и Никон Радонежские.

В этой работе Ксения использовала комбинации из пятнадцати различных узоров и швов на испанском рытом бархате, декорированном ветками с плодами граната. Контуры всех фигур она украсила жемчугом, а одежду Иисуса Христа и Богоматери, их венцы драгоценными камнями.

Посмотрев в окно на почти зимний пейзаж, царевна снова усердно взялась за свой труд вышивальщицы. Больше она не звала милых подруг к себе на посиделки, не хотела им портить настроение своей печалью и тоской. Ей осталась одна отрада жертвовать свои вышивки московским церквям и творить милостыню страдающим от голода беднякам. Особо она молилась о здоровье отца. При известии о вторжении войск Самозванца царя Бориса хватил удар, и с тех пор он плохо говорил и с трудом ходил, приволакивая ногу.

Петр Басманов, подняв голову, неотрывно смотрел на профиль девушки в окне, склоненной над своим вышиванием. Уже шел третий год его безоглядной любви к Ксении Годуновой, но она не только не приблизилась к нему, а стала еще более недосягаемой и недоступной для него. Ужас, который Петр заметил в глазах царевны, когда она его застала с Лушкой показал ему, что любимая не питает к нему ни малейшей сердечной склонности. Это по своей сердечной доброте Ксения не выдала его стрельцам, оттого они погнались за ним по ложному следу, и не пожаловалась отцу. Молодой воевода не обманывал самого себя — царевна намеренно сторонилась его после нечаянного разоблачения в деле с гребнем, — и эта ее холодная не расположенность к нему вызвала в нем такое уныние и упадок духа, что он оставил всякие попытки завоевать ее сердце и довольствовался лишь редкой возможностью видеть ее издалека. Тихие слезы, катившиеся по ее исхудавшим щекам, огненными каплями падали ему на сердце — Басманов с болью сознавал, что он их причина. Если бы не он и не его козни с чернокнижником Трифоном, то Ксения обрела заслуженное счастье с принцем Иоганном. В первый раз влюбленный воевода задумался не над удовлетворением своей любовной страсти, а над страданиями бедной царевны, которой не повезло стать предметом его самой пылкой и безнадежной любви. Она ничем не заслужила выпавшего на ее долю жестокого горя, а также мучительных разочарований, следовавших одно за другим. Все живые существа, окружавшие ее, видели от нее только добрую заботу и нежную ласку, и отвечали ей беззаветной преданностью. К ней в горницу часто вбегал за угощением огромный сторожевой пес Полкан, — лохматый страж лютый к чужакам, беспощадный как оголодавший волк. Но в присутствии царевны Ксении он делался тихим и смиренным как ягненок, и ласковое прикосновение ее пальцев к его густой шерсти, еда из ее рук было для него величайшим удовольствием в жизни. И радостный пес без устали махал своим лохматым хвостом возле молодой хозяйки, подметая пыль на полу, пока она гладила его по голове.

Петр ощущал почти тоже самое, что этот бессловесный зверь, льнущий к Ксении, и невольно задумался над тем, чем он заслуживает чудесную царевну, что дерзает о ней мечтать. Напрасно он желает сделать ее своей женой, если она столь недоступна для него как сверкающая в вышине ночного неба звезда. Ему остается только попытаться подвигами на поле военной брани заслужить ее внимание и может быть застенчивую улыбку, подаренную ему исподтишка из чуть приоткрытой фаты.

Окрыленный этим желанием молодой воевода вызвался справиться с супостатом и, получив одобрение царя собрался в дорогу. Его путь лежал на юг, где войска Самозванца захватывали один город за другим.

Осенью 1604 года князя Никиту Трубецкого и Петра Басманова с отрядом стрельцов отправили на выручку осаждённому Чернигову. Они находились в пятнадцати верстах от города, когда там произошло восстание: жители Чернигова повязали воевод Годунова и сдались царевичу Дмитрию, видя в законном наследнике Ивана Грозного единственное спасение от Божьего гнева и прекращения несчастий Московского царства.

Князь Трубецкой и Басманов отступили в Новгород-Северский. Петр, отличаясь энергией и отменным знанием военного дела, стал главным военачальником при первом царском воеводе Трубецком. Внук не проигравшего ни одной битвы Алексея Даниловича Басманова оказался воеводой умным, расторопным, храбрым, и умевшим держать в повиновении буйных стрельцов. Он в течение недели подготовил крепость к обороне и запросил подкрепление из близлежащих крепостей. Всего Басманов успел собрать к началу осады в Новгороде-Северском до тысячи ратников и пятьсот «даточных людей». По распоряжению Басманова был сожжён посад, дабы полякам негде было укрыться от ноябрьских холодов.

Когда казаки Юрия Мнишека подступили к городу, Петр Басманов быстро отогнал их от стен крепости. 11 ноября началась осада деревянной крепости более многочисленным войском неприятеля, три дня спустя был предпринят первый штурм, но поляки отступили, потеряв пятьдесят человек. Все их попытки поджечь крепость или пробить в стене брешь оказались тщетными. В ночь с 17 на 18 ноября гарнизону Новгорода-Северского удалось отразить продолжительный штурм с большим уроном для нападавших. Басманов имел лазутчиков во вражеском лагере и успевал хорошо подготовиться к отражению нападения.

Но тут пал Путивль. Вести об успехах «истинного» царя проникли в осаждённый Новгород-Северский и посеяли там семена смуты. Воеводе Басманову с трудом удалось справиться с бунтом. Он держался, несмотря на превосходящие силы неприятеля. Начиная с 1 декабря 1604 года, осаждавшие стали обстреливать Новгород-Северский из тяжёлых орудий, привезённых из Путивля, что значительно ухудшило положение осажденных. Канонада не прекращалась ни днём, ни ночью, и гарнизон все время нёс большие потери. После недельного обстрела враги по выражению летописца «разбиша град до обвалу земного».

После тяжелого урона, причиненного Новгород-Северскому, Лжедмитрий прислал посла с предложением Петру Басманову мирных переговоров с глазу на глаз. Чтобы выиграть время царский воевода согласился на встречу. В назначенный день он выехал в заснеженное поле верхом на любимом коне Енисее в сопровождении трех верных боевых холопов. Его глаза недобро сощурились при виде окровавленных мертвецов в польских жупанах, лежащих вповалку. Их было так много, что не всех удалось вывезти с поля. Но Петр не собирался жалеть поверженных врагов и намеревался бить их дальше.

Со стороны польского лагеря навстречу ему уже скакал галопом на вороном жеребце Лжедмитрий в сопровождении своей многочисленной свиты. Передний шляхтич держал штандарт Самозванца — изображение черного орла на красном фоне, за ним следовал лжецаревич с остальными приспешниками. Одежды мятежников были подбиты дорогими мехами и богаче всех выглядел наряд Самозванца. Под доломаном у него виднелся золототканый жупан, головной убор из куньего меха украшал плюмаж из перьев черной цапли схваченных алмазным аграфом. Коня Лжедмитрия покрывала разноцветная попона, расшитая золотом и серебром, удила талантливые мастера сделали из чистого серебра и украсили драгоценными камнями. К седельной луке был приторочен меч, покрытый рубинами, бирюзой и изумрудами. Колчан, полный стрел оружейники обтянули шагренью с золотой вышивкой. Наряд мнимого царевича ослеплял, но больше всего зрителей, знающих толк в военном деле, восхищал его породистый конь, быстрый и неутомимый одновременно.

Самозванец высоко поднял руку и его приближенные тут же почтительно остановились на месте, не осмеливаясь следовать за ним дальше. Лжецаревич смело поскакал дальше, прямо к царскому воеводе, и Петр Басманов уже приготовился излить на иуду лавину своего презрения и негодования за предательство противником польским панам своей Отчизны. Но стоило ему увидеть лицо Самозванца и он, забыв о прежнем намерении, с изумлением воскликнул:

— Гришка, это ты?!!

И впрямь Григория Отрепьева было не узнать. Вместо бежавшего в лохмотьях молодого инока перед Басмановым гарцевал польский королевич на отборном аргамаке с роскошным оружием. Только две бородавки на лбу и щеке предательски выдавали в нем прежнего опасного расстригу.

— Я, я!!! — радостно закивал головой Григорий Отрепьев, очень довольный ошеломительным впечатлением, который его персона произвела на царского воеводу. — Ну что, Петр Федорович, не ожидал снова меня увидеть? А я говорил в нашу первую встречу, что еще пригожусь тебе, и свои обещания я исполняю!

И он заливисто рассмеялся.

— Да чем ты мне пригодишься, пес смердящий!!! — снова возмутился Петр Басманов. Он пришел в себя и весь кипел негодованием, глядя на молодого собеседника. — Уймись, Гришка, покайся в своих злодеяниях. Царь Борис милостив, не станет сурово карать тебя, и ты успеешь очистить свою душу в монастыре, где проходил послушание.

Отрепьев искоса посмотрел на него и ответил:

— Новгород-Северский почти разрушен моими войсками, тебе этого мало? Только память о милости, которую ты в прошлом оказал беглому иноку, удержала меня от того, чтобы окончательно не сравнять крепость с землей. Присоединяйся ко мне, орел-воевода, как въеду я царем в Москве, то пожалую тебя, будешь превыше всех бояр в столице, названным братом мне станешь.

— Да какой из тебя царь, расстрига?!! — не поддался заманчивым посулам Петр. — Не по Сеньке шапка! Смотри, ой смотри, Гришка — высоко взлетишь, а упадешь — костей не соберешь!

— Я ничего не боялся в Макарьевском монастыре, а сейчас и подавно страха не ведаю, — забавляясь угрозами Басманова ответил Самозванец. — Ну что, перейдешь на мою сторону? Соглашайся, пока я добрый.

— Дай время на размышление, — хмуро отозвался Петр, сердясь на самого себя, что приходится ему прибегать к уловкам и обману, недостойными для царского воеводы.

— Думай! — кивнул в знак согласия его собеседник, и предупредил: — Завтра утром приеду за ответом.

Ничего не ответил ему Петр. Еще больше нахмурясь, он повернул в обратную сторону своего коня и въехал в крепость с холопами.

Ночь прошла в Новгород-Северском относительно спокойно. Утром, едва взошло солнце, Самозванец уже был тут как тут. Уверенный, что Басманов никуда от него не денется и готовит от безвыходности к сдаче город он подъехал чуть ли не вплотную к крепостной стене и громко позвал:

— Эй, Петр Федорович!!! Спишь ты еще, что ли?

На стене тут же показался Басманов и с угрозой:

— Хотел моего ответа, вот тебе мой ответ! — развернул в сторону Отрепьева бронзовую пушку с барельефным изображением медведя, с размаху зарядил ее шестнадцатикилограммовым ядром и, после поджога фитиля, выстрелил ею в сторону Самозванца.

Паны из свиты Лжедмитрия рассыпались по полю словно вспугнутые цыплята, сам он, ловко усмирив своего беспокойно ржущего коня, громко рассмеялся и крикнул:

— Благодарствую, что снова не погубил меня, Петр Федорович! —

и отвесил Басманову шутовской поклон. — Передумаешь, милости прошу в мой шатер!

Сказав эти слова, Отрепьев резко дернул за поводья и поскакал назад в свой лагерь. Петр только плюнул ему вслед, твердо убежденный в том, что он никогда не предаст своего благодетеля Бориса Годунова, отца ненаглядной царевны Ксении. Да и кто с расстригой свяжется не только жизнь, но и душу свою потеряешь.

Нужное время воевода Басманов все же выиграл от переговоров. В прошлый день, по возвращении в крепость он отправил гонцов за подкреплением из городов, сохранивших верность Годунову. Отряд царских войск, действовавших неподалёку от Новгорода-Северского, 14 декабря предпринял успешную попытку прорваться в осаждённую крепость и соединились с ее защитниками.

Но царские воеводы во главе с князем Федором Ивановичем Мстиславским, отправленные на помощь Басманову, действовали вяло и нерешительно. Они прибыли в окрестности Новгорода-Северского 18 декабря и провели три дня в полном бездействии. 20 декабря войска выстроились друг против друга в поле, но дело ограничилось мелкими стычками. Только Басманов беспрестанно палил из пушек и делал частые вылазки. 21 декабря началось сражение в урочище Узруй под Новгородом-Северским, закончившееся ранением князя Мстиславского. От уничтожения его войско спасла лишь несогласованность действий польских командиров.

А 21 января 1605 года воеводы Бориса Годунова, объединившись, одержали победу над войском Лжедмитрия, разгромив его в битве при Добрыничах. Спасая свою жизнь, Самозванец бежал в Путивль.