Звезда в колодце

Глава 15

Осень блистала последним золотом листьев садовых деревьев, и Ксения решила прогуляться по дворцовому саду после обедни, радуясь тому, что из-за туч выглянуло редкое солнце.

Григорий Отрепьев как раз собрался в Грановитую палату обсудить с боярами посольство к польскому королю Сигизмунду, но увидев между желтеющих яблонь Ксению в зелено-изумрудном платье, тут же изменил свои намерения и поспешил к ней, приказав конюшему отвести своего жеребца обратно в стойло, а свите разойтись.

Он спешил к ней словно верный пес, увидевший свою хозяйку и Ксения, заметив его неуемную прыть несколько испугалась подобной скорости.

— Что-то случилось, великий государь? — взволнованно спросила она его, сразу подумав про Петра Басманова. Должность главы Стрелецкого приказа делала ее жениха правой рукой царя, и одновременно навлекала на него опасность стать предметом расправы со стороны недовольных бунтовщиков.

— Нет, нет, все хорошо! — жизнерадостно отозвался Самозванец. И сказал, придумав удобный предлог для общения с царевной. — Ксеньюшка, не откажи в содействии. Дьяк-толмач Епифанов куда-то запропастился, а мне доставили срочную депешу от поляков, которую нужно тут же прочесть и ответить. Слышал я, что ты многие иноземные речи разумеешь, то не откажи в милости, прочти.

— Если сумею прочесть, то прочитаю, — улыбнулась ему Ксения. У нее отлегло от сердца, едва она поняла, что ее жениху ничто не угрожает и появилась готовность услужить другу Петра Басманова. Она развернула свиток, и Отрепьев весь обратился в слух и зрение, желая не только получить сведения, изложенные в письме, но и насладиться красотой прекрасной чтицы.

— Великому государю Дмитрию Иоанновичу, Божиею милостию Императору Всея России, Великому Князю Московскому, Дмитровскому, Углицкому, Городецкому и прочая, и прочая, и прочая и иных многих Государств Татарских Орд, Московской Монархии подвластных, — медленно прочитала Ксения, сразу переводя написанное с польского на русский, и запнулась.

Чуткое ухо Самозванца сразу уловило замешательство девушки, и он быстро спросил:

— Что-то не так, царевнушка?

— Неправильно ваш титул составлен в письме, великий государь, — нерешительно объяснила ему Ксения. — Дмитровское княжество перестало существовать двести лет назад, а Городецкое — спустя один век после него, их названия писари больше не вставляют в царских указах и государственных грамотах. В титуле московских государей обычно на втором месте упоминается Владимирское великое княжение, тут же его нет.

— Это дьяк Епифанов напортачил, неверные послания иноземным государям отписал! — в досаде воскликнул Самозванец и погрозил в воздухе кулаком. — Как вернется он собака, протрезвев, из кабака, то тут же отведает моего кнута!

— Великий государь, завтра Покров, грех бить не только людей, но и скотину! Простите виновного ради святого праздника Пресвятой Богородицы, — испугавшись, сказала своему собеседнику Ксения.

— Ладно, царевнушка, не трону дьяка вплоть до новой его вины, — тут же пошел на попятную Отрепьев.

Ксения успокоилась за судьбу Епифанова и продолжила чтение:

— Судьбы Всевышнего сокровенны и непостижимы разуму человеческому. Что с ними может случиться, то прежде век уже определен от святого Его величия. И ныне над Вами страшный суд по соизволению Его совершился, ибо как великое наказание определил Вам, за грехи ли предков Ваших, или за Ваши бесчисленные, допустив оставить наследное Ваше Государство и скитаться по чужим землям в крайнем бедствии и печали. Так и неизреченное милосердие над Вами ныне благоволил показать, не помянув беззаконий Ваших, поелику Вас от изменнических рук подданных ваших, от несказанных и неслыханных опасностей сам он Всемогущий избавил. Он, наведший прежде на Вас скорбь изгнанием из областей Ваших, по неисчерпаемому Своему благоутробию, возведя Вас паки на наследное Царство Ваше, приводя в бессилие и слабость изменников Ваших и поборая по Вас всегда великою силою ратных, к Вам приклоняющихся, людей разных народов, толико Вас утешил. Объявляем, что Его Величество Король пришел наш и вся Речь Пополитая Польская суть Вам прибежищем и хотят Вам оказать пособие к получению наследных Ваших владений.

Есть у Вашей царской милости неприятели, которые распространяюсь о поведении Вашем худую молву. Хотя у более рассудительных людей эти слухи не имеют места, но я, отдавши Вашему величеству сердце и любя вас как сына, дарованного мне от Бога, прошу Ваше величество остерегаться всяких поводов.

Поелику известная царевна, Борисова дочь, близко вас находится, то благоволите, Ваше царское величество, вняв совету благоразумных с сей стороны людей, от себя её отдалить. Ведайте, Ваше царское величество, что люди самую малейшую в государях погрешность обыкновенно примечают и подозрение наводят.

Отправьте посольство в Краков, и там заочно свершим бракосочетание дочери моей, невесты Вашей, с Вашим представителем.

Желаем притом, дабы Господь Бог даровал, как наискорее увидеть любовь Вашу и всех Наших приятелей в добром здравии.

Ежи Мнишек, кравчий великий коронный, каштелян радомский, воевода сандомирский. Дана во владениях Наших, в Самборе, 7 октября 1605 года.

Едва Ксения закончила чтение послания польского магната, Григорий Отрепьев торжествующе воскликнул:

— А, зашевелился лысый черт, заволновался! Ксеньюшка, купился Мнишек на наше представление, отдает мне свою дочь, не настаивая на новых требованиях. Буду я теперь женатый человек, не хуже прочих!

— Так мне уже можно венчаться с Петром Федоровичем, великий государь? — спросила, в свою очередь облегченно вздыхая Ксения Годунова. В мыслях она порадовалась и тому, что вчера вечером закончила шить праздничную сорочку для Самозванца. Григорий Отрепьев однажды обмолвился при ней, что Марина Мнишек любит розы потому что сама такая же колючая и прекрасная, и Ксения вышила подол и рукава этими цветами, и как раз для его свадьбы с Мариной.

— Подожди, царевнушка, надо еще получить подтверждение твердости намерения Мнишека выдать замуж за меня свою дочь. Пусть второе письмо пришлет с просьбой об посольстве, — быстро ответил девушке Отрепьев, не желая ее отпускать от себя. Его кольнуло сожаление, что придется расстаться с дочерью Бориса Годунова после свадьбы с Мариной Мнишек. Затеянное им представление вдруг обернулось правдой, и он в самом деле влюбился в царевну, о которой раньше не мог мечтать, когда был жалким беглецом-расстригой. «Эх, если бы можно жениться на обеих — на Марине и Ксении! В мусульманство что ли мне перейти, и завести гарем из приглянувших мне девиц, — невольно подумал Самозванец, неотрывно смотря на царевну Ксению, на которую все не мог наглядеться. — Так сразу обе они не согласятся жить со мной, из двух зайчих нужно непременно одну выбрать — разом двух не поймаешь. Так какую же⁈».

Лучистый взгляд Ксении склонял сделать выбор в ее пользу, но сама она ни сном, ни духом не догадывалась о его намерении, непоколебимо веря в нерушимость его договора с Басмановым. Отрепьев в досаде подумал, что Ксении наверняка известно о его самозванстве и низкое происхождение может отвратить дочь царя Бориса, пусть даже и находящуюся в бедственном положении и полностью зависимую, от супружества с ним. Будет весьма затруднительно завоевать ее расположение, но тут Самозванцу пришла на помощь его находчивость, и он ласково попросил:

— Ксения Борисовна, прогуляйся-ка со мной по саду пока к вечерне не зазвонят.

— Хорошо, великий государь, — согласилась девушка, не видя причины отказать ему в этой просьбе.

Самозванец начал прохаживаться с царевной по садовым дорожкам Запасного дворца и вдохновенно излагать ей полуправду-полуложь о своем прошлом, которую ему подсказывала его неуемная фантазия.

— Должен повиниться перед тобой, царевнушка, покаяться — начал он свой рассказ с сокрушенным видом.

— В чем же? — спросила, не подозревая о его умысле Ксения.

— В том, что неправду не только народу, но и тебе говорил. Не сын я Грозного царя, не царевич Дмитрий Иоаннович, — с таинственным видом сообщил ей Григорий Отрепьев.

Ксения невольно вздрогнула, выслушав это признание. «Уж не проверяет ли меня Самозванец? Но зачем ему это?», — с беспокойством подумала она, рассматривая его округлое лицо при свете закатного солнца.

— Так кто же ты, великий государь? — тихо спросила девушка, опасаясь сказать что-то не так и быть обвиненной в государственной измене. Ей подозрительный разговор с Самозванцем все больше начал напоминать подстроенную ловушку, с помощью которой Лжедмитрий захотел избавиться от нее, когда она стала ему не нужна после получения письма воеводы Мнишека.

— Побочный сын ясновельможного короля Речи Посполитой Стефана Батория, — внушительно произнес Самозванец. —

Мой батюшка, король Стефан, устав от долгой и бесплодной войны с Москвой, в последние годы жизни облюбовал себе замок в Неполомицах, на берегу Вислы, куда часто приезжал охотиться. Однако короля манила не столько дичь, водившаяся в окрестных лесах, сколько красивая дочь управляющего замка Анелька, моя матушка. Матушка благосклонно приняла королевские ухаживания, и вскоре у неё родился я. О том, чей я сын, точнее — кто мой отец, я так и не узнал при жизни матушки, постригшейся в монахини. Зато скитаясь по монастырям в Литве и Московском царстве я услышал об убитом когда-то в Угличе царевиче Дмитрии и, слушая эти рассказы, вспомнил всё, что говорила матушка о моем высоком монаршем происхождении. Тогда меня поразила внезапная мысль: «Уж не я ли царевич Дмитрий?» Постепенно я так свыкся с этой мыслью, что начал смотреть на себя, как на законного наследника московского престола, возвратился в Польшу и объявил себя царевичем Дмитрием. Польская шляхта сразу признала во мне принца, и канцлер Ян Сапега тоже заявил, что я побочный сын Стефана Батория. Царевнушка, видишь бородавки на моем лице?

— Да, — удивляясь необычному вопросу ответила Ксения. Обычно люди не заостряли внимание на не красящую их внешность выступы телесного цвета.

— Вот, это прямое доказательство моего королевского происхождения. У польского короля, у Батория тоже была подобная бородавка у правого глаза, — подняв вверх указательный палец, торжественно объявил Григорий Отрепьев. — Сыном я прихожусь достославному королю, и мое имя — королевич Владислав!

Ксения в замешательстве молчала, все еще не понимая отчего Самозванец пустился с нею в такие откровения. В то, что он польский принц ей было трудно поверить, слишком выдавал Отрепьева выговор уроженца Костромы. Самозванец пристально смотрел на нее, ожидая ее восторженных слов в ответ на его небылицы, и вдруг отчаянно закричал:

— Царевна, берегись!

Не довольствуясь словами, он тут же схватил ее в объятия, закрывая своим телом от смертельной опасности. Оторопевшая Ксения увидела, как зловеще жужжащая стрела вонзилась сзади в спину Самозванцу и замерла, лишь колыхнулось бело-красное оперение. Она осталась жива благодаря молниеносной реакции Григория Отрепьева, но сам он серьезно пострадал от выстрела злоумышленника.

— Великий государь, вы ранены? — дрожащим от волнения голосом спросила у него Ксения.

— Плечо задето, — машинально ответил Отрепьев. — Вот что, Ксения Борисовна, не ходите сегодня вечером на богослужение, оставайтесь в своих покоях. А я расследую, кто тут засаду устроил в дворцовом саду прямо у меня под носом.

Ксения молча склонила голову в знак согласия и после прощания с Самозванцем вернулась на женскую половину дворца под охраной двух стражников. Очутившись в безопасном месте, в своей горнице, она долго не могла успокоиться после покушения на ее жизнь и желание увидеть Петра Басманова, главного своего защитника и любимого жениха, сделалось нестерпимым. Царевна призвала к себе верную горничную Дуняшу, и давая «угорскую» золотую монету сказала:

— Дуня, отправляйся в Стрелецкую слободу и отдай «угорку» Петру Федоровичу. Ничего ему не говори, он сам знает, что нужно делать.

— Слушаюсь, царевна, — низко поклонилась ей Дуняша и заспешила к своему дяде конюху Степану, чтобы он отвез ее куда велела ей ее молодая хозяйка.

После ухода Дуняши Ксения села у окна и стала смотреть во двор, с надеждой ожидая что вот-вот появится ее жених Басманов. Время как никогда тянулось медленно и нехотя, словно сонно и неторопливо текла река в жаркий летний полдень.

Осенние сумерки наступили быстро, и во дворе трудно стало что-либо разглядеть кроме ходящих дозором стрельцов с зажженными факелами. Ксения поняла, что ей вряд ли стоит рассчитывать увидеть Петра в ближайшие часы. Уже ночь наступила, Дуня могла не застать на месте воеводу или же у него дело неотложное нашлось, не до невесты ему в эту позднюю пору.

Дочь Бориса Годунова решила, что утро вечера мудренее и пошла в опочивальню, оставив свои попытки высмотреть суженого еще на его подходе к дворцу. При свете одинокой свечи она сняла с своей головы парчовый почелок, украшенный янтарем и жемчугом и стала задумчиво расплетать тугую косу, глядя в окно на ночное небо с полной луной. Звезды накануне Покрова высыпали большие и яркие, они казались вратами в лучший мир, где не было ни злобы, ни ненависти, а была любовь и безграничное счастье. Ксения не сомневалась, что ее родители и юный брат находятся на этой неизмеримой небесной высоте и Бог по своему милосердию воздал им за их земные страдания и напрасную людскую клевету. Ну, а ей оставалось надеяться только на любящего ее жениха, и Ксения прошептала молитву о скором удачном замужестве, глядя на иконы в красном углу:

— «Покров Пресвятая Богородица, покрой мою буйную голову жемчужным кокошничком, золотым подзатыльничком!»

В углу возле изразцовой печи что-то зашуршало, и Ксения обернулась в ту сторону с опасливой мыслью — неужто домовой⁈ Однако пришелец оказался для нее хуже домового. К ней двигался, пьяно улыбаясь Григорий Отрепьев, и по всему было видно, что он, как и днем, намеревался вести с нею обстоятельную беседу.

— Великий государь, что привело вас ко мне? После ранения вам нужно лежать в постели для скорого исцеления, — сказала, невольно отступая от него Ксения.

Но благоразумные слова Ксении в эту ночь не действовали на влюбленного Самозванца. С первой встречи он был покорен ее красотой, а сладость близости прекрасной дочери Бориса Годунова, попавшей днем в его объятия, окончательно одурманила его разум.

— Царевнушка, нет мне без тебя покоя! — заявил нынешний властитель Москвы сестре убитого царя. — Не выходи ты замуж за Петьку, выходи за меня!!! Стар уже воевода Басманов для тебя. Не успеешь ты оглянуться как его борода станет седой, у него изо рта все зубы выпадут и его паралич разобьет! А ты молода и красива, я тоже молод да горяч, и в Московском царстве теперь не последний человек, наделен царским достоинством. Что еще нужно для счастья⁈ Из нас выйдет прекрасная пара на зависть всем нашим врагам и лицемерным друзьям!

Ксения в испуге посмотрела на странного юношу, опасаясь, что он повредился умом, если ведет такие несуразные речи.

— Великий государь, королевич Владислав, у вас уже есть невеста, — рискнула напомнить она ему. — Вспомните, как вы тосковали по ней, как сильно хотели увидеть!

— Какая невеста⁈ Маринка⁈ — переспросил Григорий Отрепьев. — Не невеста она мне больше, обиделся я на нее! Не счесть сколько я ей длинных любовных писем посылал, тоскуя по ее лукавому личику и озорной улыбке, а она даже пару слов мне не царапнула. Ее заботит с ее родителем, лысым чертом Мнишеком, один царский трон. Погибни я в борьбе за власть, они бы не поморщились. Ты же, Ксеньюшка, такая родная и близкая, теплая и душевная, только на тебе я женюсь!

Он сделал попытку обнять девушку, но Ксения выскользнула из его длинных рук и решительно сказала:

— Не люб ты мне, великий государь, и не буду я кривить своей душой, выходя за тебя замуж. Ищи себе другую невесту, моего согласия на супружество не получишь!

— Царевнушка, я буду любить за двоих! — начал клятвенно уверять ее Григорий Отрепьев. — Знаешь, как я любить умею⁈ Пока будет светить на небе солнце, восходить ясный месяц, блистать далекие звезды, мое сердце будет принадлежать тебе! Рожей я конечно не вышел, зато по другим статьям жених хоть куда!

— Не достойна я твоих сердечных чувств, королевич, — отрицательно покачала головой дочь царя Бориса, не зная что и думать об искренности своего ночного нежданного собеседника. — Это лукавый сбивает тебя с пути истинного, великий государь. Не выйдет из нас супружеской пары, слишком многое нас разделяет!

— Ты просто еще не привыкла ко мне, Ксения Борисовна, не освоилась. Подумай, от чего ты отказываешься, — с жаром продолжал настаивать Самозванец. — Я же тебя царицей сделаю, все желания твои буду исполнять, всех врагов твоих сокрушу. Взамен же прошу всего один твой поцелуй, улыбку радостную и слово ласковое. Будем же ладить, да⁈

Не дожидаясь ответа, он повалил Ксению на кровать и начал лихорадочно целовать, дерзкой рукой срывая с ее тела не только верхнюю, но и нижнюю одежду вплоть до исподнего белья. Григорий твердо вознамерился лишить свою избранницу девственности, и тогда у нее, опозоренной, не будет иного выбора как пойти с ним под венец.

Ксения закричала словно пойманная птица и попыталась отбиться от молодого мужчины, который был намного сильнее ее.

— Ксеньюшка, не отталкивай меня, мне больно! — заныл Отрепьев, сознательно пользуясь ее добротой, чтобы достичь удовлетворения своего плотского желания. И продолжил, задирая ей подол: — Чую я, ох чую, что рана моя полученная за тебя, открылась и кровь начала хлестать. Ох, ох, скоро совсем кровью истеку!

Ксения замерла, испугавшись, что Самозванец в самом деле может серьезно пострадать в случае ее отчаянного ему сопротивления. Как не крути, он оказался ранен из-за нее, спасая ей жизнь и девушка растерялась, не зная, что ей делать, как правильно поступить в этой ситуации и не навредить своему спасителю, решившему взять ее силой. Отрепьев ощутив ее податливость, радостно впился жгучим поцелуем в ее обнажившуюся правую грудь, но сильная мужская рука тут же оторвала его от царевны и швырнула в угол как нашкодившего щенка.

— Гришка, ты нарушил наш уговор, по которому царевна Ксения моя невеста? Как ты мог, кобель блудливый? Только при этом условии я согласился тебе помогать добыть Марину и московский трон, — гневно начал спрашивать Петр Басманов, вовремя появившийся в опочивальне Ксении, чтобы спасти ее от насилия своего вероломного друга. Теперь воевода жалел, что слепо доверил свою любимую девушку Отрепьеву, не отличающемуся твердыми моральными устоями. Но он поверил, что Самозванец так же сильно любит Марину Мнишек, как он Ксению Годунову и не польстится на его невесту.

— Ну нарушил я уговор, и что? — вызывающе сказал Отрепьев, все больше и больше злясь на появление Басманова, помешавшего его заветным планам и не собирающегося отказываться от борьбы за свое счастье. — Ксения еще не твоя жена. По всем божеским и человеческим законам я могу к ней посвататься. Если она станет моей женой, то получит царский венец. А ты ей что можешь дать — подворье на краю Москвы? О ней подумай — кем она может стать со мной и кем с тобой!!!

Петр нерешительно посмотрел на девушку, с горечью сознавая, что Лжедмитрий прав. Ксения может достичь с Самозванцем заоблачных высот высшей царской власти, которые никогда не предполагались для нее даже в царствовании ее отца Бориса, и будет ли благом для его любимой царевны, если он помешает ее браку с Отрепьевым Басманов не мог решить.

— Ксения, что ты думаешь о предложении великого государя? — тихо спросил он ее. — Согласна стать его супругой и русской царицей?

Ксения отрицательно покачала головой.

— Нет, Петр Федорович, не согласна, — сказала она, стыдливо прикрывая голую грудь руками. — Не нужна мне царская власть, я из-за нее лишилась отца, матушки и брата. Хочу твой женой быть, люб ты мне, Петр Федорович.

Тут силы окончательно покинули царевну, и она упала в обморок, больше не выдержав бесконечных треволнений беспокойного дня. Петр едва успел подхватить ее, не давая упасть на пол. Он бережно уложил ее в постель, и повернулся к Самозванцу для дальнейшего разговора.

Отрепьев в углу весь сжался, будто отвергающие слова Ксении заставили его уменьшиться в размере. Он выглядел таким несчастным, что Басманову даже стало его жаль.

— Твоя взяла, Петр, — глухо сказал Григорий без свойственного ему шутовства, признавая свое поражение. — Забирай царевну, если ты ей так мил, что она и царским троном не соблазнилась.

— Неужто так легко откажешься от Ксении? — с недоверием спросил у него воевода Басманов.

— А что мне еще остается делать? — развел руками Самозванец. — Ты взял ее сердце, ничего не оставив в ее душе для меня. Даже шапка Мономаха не помогла мне добиться расположения красавицы Годуновой. Да и призраки ее родителей и брата всегда стояли бы между нами. Так что забирай Ксению, Петр, и увози ее подальше от Москвы. Не знаю кто хотел забрать ее жизнь сегодня — тесть ли мой Ежи Мнишек, бояре — противники Годуновых или же ревнивый жених, только чую ее жизнь продолжает быть в опасности.

— В нее пустили польскую стрелу, тут нечего гадать — сандомирский воевода увидел опасную соперницу в Ксении для своей дочери Марины и попытался устранить ее таким жестоким способом, — убежденно проговорил Петр Басманов.

— Да, стрела польская, вот только вопрос — зачем Мнишеку так явно подставлять себя, — пожал плечами Отрепьев, и тут же скривился от боли, причиненной раной в плече от той самой стрелы. — Тут не все так просто как кажется, Петр Федорович! Я послал двух толковых сыскарей обследовать окрестности, и они по возвращении поведали мне немало интересного. После того как покушение на Ксению сорвалось из Сыскного приказа ударился в бега травник Трифон. И в прошлом у него случилась жестокая ссора с царевной, так что держал он злобу на нее.

— Из-под земли достану этого душегуба, — гневно заскрипел зубами воевода.

— Не спеши с выводами, Петр! — предостерегающе сказал Григорий Отрепьев. — Может это Трифон так сильно желал смерти дочери Бориса Годунова, а может и не он. Тут одни только Шуйские и Голицыны чего стоят! Нам нужно сохранить холодную голову и доподлинно узнать кто организовал покушение на убийство Ксении, какой нехристь покусился на ее красу. Только так мы сможем обезопасить ее в будущем.

— А ведь правда твоя, Григорий, много лиходеев могут желать гибели царевны, — спохватился Петр Басманов, и скользкий холодок прошелся по его спине.

— Лучше всего нам спрятать Ксению на севере там, где мало людей, а монастыри защищены прочными каменными стенами, — стал вслух размышлять Отрепьев. — Петр — ты наместник Белозерского края, отвези царевну туда в Горицкий монастырь и пусти слух о ее пострижении. Пусть там побудет в тишине, пока мы не докопаемся кто хотел ее убить и не обезвредим злодея.

Воевода Басманов сразу согласился с этим предложением.

— Да, следует так поступить, правда твоя, великий государь, — сказал он, согласно кивая головой. — Заодно мне нужно побывать на землях Белозерского княжества, вверенных моему попечению, проверить все ли там в порядке.

— Нет, Петр, ты тут мне нужен, я без тебя как без рук, — быстро отозвался Самозванец, и сказал с тяжелым вздохом: — Ну, уноси царевну, пока я не передумал. Сам знаешь, как трудно от нее отказаться.

Петра не нужно было просить дважды. Укрыв Ксению плащом, он быстро понес ее к царскому возку, готовому увезти их из Кремля мимо испуганных криками девушки слуг, а за ним два дюжих стрельца тащили большой сундук с приданным царевны. Петр Басманов взял бы Ксению без ничего, в чем мать родила, но он догадывался, что девушка будет очень расстроена, если во второй раз потеряет платья, сорочки и полотенца, вышитых собственноручно с девичьими мечтами о семейном счастье. Этого воевода Басманов не мог допустить. Его самым большим стремлением стало намерение во что бы ни стало сделать Ксению счастливой и для начала он хотел доставить ее в безопасное место, неизвестное даже Григорию Отрепьеву.