Звезда в колодце

Глава 14

С того времени как снова поселилась Ксения в Запасном дворце начала появляться в небе огромная звезда с хвостом, называемая в народе «хвостушей». Едва лишь зайдет солнце, она пятнышком появлялась на востоке, потом замерцает чуть ярче, а ночью засияет на темном небе ярче всех других звезд. Дочь Бориса Годунова знала со слов своих наставников, что появление «хвостуши» предвещает великие перемены в жизни Московского царства и она часто задумчиво смотрела на нее из узорчатого окна отведенной ей горницы гадая к добру или к худу будут эти перемены. И царевна молилась после появления небесного знамения, чтобы Бог облегчил участь многострадального русского народа.

Ее покой никто не тревожил. Самозванец при встрече с нею был приветлив и предупредителен, и, глядя на поведение Лжедмитрия его сподвижники тоже лебезили перед царевной. От царского стола Ксении по-прежнему посылались роскошные яства, и все ее просьбы и пожелания неукоснительно выполнялись дворцовыми слугами.

Девушке легко было сносить почетный плен у Самозванца, с нею обращались как с желанной гостьей, и она бодрилась несколько дней, уговаривая саму себя набраться терпения и верить, что ее пребывание в Запасном дворце долго не продлится. Однако продолжительная разлука с женихом снова сделала ее грустной и подавленной. А когда Ксения узнала от сенных девушек какому глумлению подвергли тела ее родителей и брата, объявленных самоубийцами, то жестокое горе лишило ее всякого самообладания, и бывшая царевна стала безостановочно рыдать, затворившись в своей горнице. Время успело несколько затянуть ее душевные раны: страшное же известие снова заставило ее горько оплакивать участь своих родных словно она только что их потеряла.

Соглядатаи донесли о горе царевны Самозванцу, и Отрепьев тут же поспешил к Ксении, захватив с собой скоморохов. С первой встречи Григорий Отрепьев понял, что Ксения Годунова нравится ему не меньше, чем Петру Басманову и безотчетно принялся ей угождать, стараясь сблизиться с нею с самому пока непонятной для себя целью.

— Что печалишься, царевнушка, отчего твои глазки на мокром месте? Уж не обидел ли тебя кто? — начал ласково допытываться Отрепьев у дочери Бориса Годунова и погрозил кулаком: — Скажи, и я его, подлого, затравлю медведями. Будет знать, как такую красу как ты обижать!!!

— Великий государь, никто меня не обидел. А горюю я оттого, что узнала, как нечестно поступили с телами моих батюшки, матушки и брата, — призналась Ксения, и снова заплакала. — Объявили, будто они сами жизнь свою оборвали и похоронили их словно псов бездомных за церковной оградой на неосвященной земле!

— Не стоит тебе больше горевать об этом, Ксения Борисовна, — махнул рукой Лжедмитрий. — Петр позаботился о достойном захоронении для твоих родных в приделе Варсонофьевского монастыря, как положено с отпеванием и христианским погребением. Мы с ним знаем, что напраслину возвели на твою семью Голицыны, не по-честному с ней поступили и поручили сестрам Варсонофьевского монастыря смотреть за их могилой.

— Благодарю, великий государь, — прошептала, успокоившись Ксения, но глаза ее по-прежнему были печальными и полными непролитых слез. Трудно было девушке избавиться от горя, которое неустанно терзало ее изболевшее сердце.

Заметив это, Григорий Отрепьев звонко начал звать скоморохов.

— Касьян, Вавила, доставайте Балабошку, развеселите царевну, — приказал он им.

Более низкий скоморох весело заиграл на дудке, высокий расстегнул свою пошитую из разноцветных лоскутов рубаху, и Ксения вздрогнула от страха, когда увидела приплюснутую мордочку высунувшегося из пазухи неведомого зверька. Животное походило на уродливую кошку с очень короткой шерстью и пугало непривычных русских людей одним своим видом.

Эту обезьянку Григорий Отрепьев купил за десять полтин у арабских купцов для увеселения Марины Мнишек. Но поскольку его ветреная польская невеста задерживалась в Самборе и не спешила ехать в Москву он без колебаний решил отдать Балабошку Ксении.

— Балабошка, Балабошенька, а ну давай, давай, танцуй для царевны, — азартно кричал Самозванец, хлопая в ладоши, и обезьянка, подчиняясь командам дрессировщика принялась скакать и крутиться на месте.

— Ах вы, сени мои, сени,

Сени новые мои,

Сени новые кленовые,

Решетчатые!

Выходила молода

За новые ворота

Выпускала сокола

Из правого рукава

На полётике соколику

Наказывала

Ты лети, лети, соколик

Высоко и далеко

И высоко и далёко

На родиму сторону

На родимой на сторонке

Грозен батюшка живёт

Он и грозен сударь

Грозен да не милостив

Не пускает молоду

Поздно вечером одну

Не велит поздно ходить

С молодцами говорить

Не послушаю отца

Распотешу молодца

Задорно запел Григорий Отрепьев, пританцовывая рядом с Балабошкой и отбивая чечетку, и танец у него получился более веселым и забавным, чем у дрессированной крохотули-обезьянки. Он добился, чего хотел. Ксения не могла не улыбнуться, глядя на эту забавную парочку, и горе отпустило ее сердце. На Отрепьева ей трудно было сердиться, и не получалось его ненавидеть. Часто он вел себя как непосредственный, чистый сердцем ребенок, и с таким поведением Самозванца удивительным образом уживались хитрость и умение любую ситуацию обернуть к своей выгоде.

После того как Самозванец отдал Ксении для увеселения Балабошку он принялся почти каждый лень навещать ее, оправдывая свои частые визиты опасением как бы она без него не заскучала и не начала снова тосковать. Заметив, что Ксения не особенно склонна к веселию и не жалует забавы с скоморохами Отрепьев резко изменил свое поведение и тоже, подобно ей, принял вид печальный и задумчивый, приобретя обличье влюбленного молодца, тоскующего по неприступной полячке. Он даже вечерами пел песни возле ее покоев о несчастной безответной любви, приманивая сердце красавицы чарующей музыкой, благо, что имел мелодичный голос, приятный для любого слуха. Ксения умонастроение Самозванца приняла за чистую монету, не подозревая, что он принадлежит к тем изменчивым мужчинам, про которых говорят: «С глаз долой, из сердца вон!», и перестала его дичиться. Показная любовь Григория Отрепьева к Марине Мнишек соответствовала тому, что рассказал ей Петр Басманов об этой паре, и девушка ощутила настоящее желание помочь товарищу своего жениха добиться невесты, столь дорогой его сердцу, что он не мог без нее ни есть ни спать. Она теперь не избегала разговоров с Самозванцем, чье появление стало причиной гибели ее семьи и утешала «несчастного» как могла в его разлуке с Мариной. Отрепьев теперь легко мог входить к ней утром и вечером, не опасаясь отчужденного взгляда ее глаз. Так завязалась их странная дружба — то он ее утешал, то она его.

Григория Отрепьева радовали его успехи в приобретении сердечного расположения дочери Бориса Годунова, и он заваливал подарками пленившую его сердце пленницу, которая по своей доброте даже забыла о пережитом ею из-за него жестоком горе. Пользуясь случаем Ксения начала шить себе новое приданое из подаренных ей Самозванцем тканей: старое оказалось разграбленным во время штурма мятежниками Кремля, а она уже мечтала о скорой свадьбе с Петром Басмановым. Однажды, когда Отрепьев зашел в ее светлицу, он увидел, что Ксения усердно вышивает уже готовую праздничную мужскую рубашку из красного шелка. Она обильно украсила ее пышными цветами, парами голубков, уточек и лебедей, щедро используя жемчуг, бирюзу и драгоценные камни. Рядом с Ксенией сидела Балабошка и грызла яблоки. С наступлением осенних холодов Ксения приодела и ее — сделала из куска красного шелка платочек на головку, сшила из теплого бархата телогрею, и обезьянка больше не мерзла в московских палатах.

— Царевнушка, кому ты шьешь сорочку? — быстро спросил Самозванец, в восторге смотря на ее искусное рукоделие.

— Петру Федоровичу на наше с ним венчание, — зардевшись, ответила на нескромный вопрос нынешнего московского властителя Ксения.

— А мне? — ревниво спросил Отрепьев. — Я тоже хочу такую!

— Вам ваша невеста должна сшить свадебную рубашку, — смутилась девушка.

— Ой, не дождусь я от своей нареченной свадебного наряда. Маринка никогда в руки иглу с ниткой не брала, ей только балы и охота интересны, — пригорюнился Григорий Отрепьев, и добавил с завистью: — Вот повезло Петьке — и жена будет у него сказочная красавица, и рукодельница знатная. А мне, горемычному, придется довольствоваться тем, что косорукие московские монахини сошьют и на плечи нахлобучат.

Ксении стало жаль его, и она предложила:

— Великий государь, не печальтесь. К дню вашей свадьбы с дочерью самборского воеводы я сошью вам сорочку, такую же красивую, как и эта, что я для Петра Федоровича вышиваю.

— Благодарствую, Ксения Борисовна! — обрадовался Самозванец. — За твою эту ко мне доброту сердечную я любое твое заветное желание исполню.

В приподнятом настроении он удалился, а девушка, вздохнув, принялась шить вторую свадебную рубашку, уже жалея о том, что невольно дала такое обещание. Часто шептались бабки-вещуньи, что девушки-невесты должны шить приданое и свадебные наряды только для своего будущего мужа и членов его семьи, чужим же пошьешь, то их сердце приманишь. Но Ксения отогнала от себя эти мысли, сочтя их суеверием, которого не должны придерживаться православные христиане. Только Бог властен над сердцами людей, и не подобает ей смущаться из-за пустяка вроде шитья сорочки чужому жениху.