Белобрысые Жабы так в Академию и не вернулись. Прошло чуть больше недели, а их комната пустовала, а мы с Мирандой, не сговариваясь, подумали об одном и том же: неплохо было бы переселиться туда. Увы, ни она, ни я к драконьему крылу отношения не имели, хотя, попроси ректора Адриан, ему бы точно не отказали. Останавливало скорее другое — банальное недоверие к прошлым жильцам. Мало ли какие подарочки там могли от них остаться. Пусть испытывает кто-нибудь другой.
Я удивилась, когда через столько дней увидела их отца. Мельком, в дверях кабинета ректора Саверьена. Чем-то он мне показался на них похожим. Наверное, выражением лица, будто кто-то нагадил под нос и не потрудился убрать за собой. В общем, он был ужасно недоволен, то и дело переходил на крик, требуя объяснить, что произошло с его дочерью. Потом в кабинет вызвали Адриана, и там установилась тишина. Мы с Мирандой по очереди прогуливались мимо дверей, пока наконец не пришлось отправляться на следующую пару. Оказалось трудно скрыть расстройство — очень уж хотелось узнать, чем закончится дело.
Впрочем, предположить я могла и так. Адриан сказал, что семью Лемьер не накажут. Слишком высокопоставлены и влиятельны, не в его интересах портить отношения с ними сейчас, в смутное время. А император не стал бы и пальцем шевелить без доказательств. Обвинить Эмму мог только Лиам, но этот шанс был упущен навсегда. Но по крайней мере, близняшек в Академии мы больше никогда не увидим.
Я брела к своей аудитории, раздумывая над увиденным и услышанным. Нечто странное чудилось мне в лице этого грозного человека, напыщенное и вместе с тем болезненное. Что мы сделали с его дочерью? Да ничего и сделать-то не успели… Я была уверена, что семья и скрывала близняшек, если Эмма и вовсе не подалась в бега, как говорила Миранда. Не из-за пары же царапин на ногах он так распереживался?
Впрочем, если вспомнить Эмму, может быть, так и было. Царапины от деревенщины и простолюдинки — невыносимое оскорбление.
На занятие я опоздала, но профессор Майерс не сказала ни слова. Она была одной из тех, кто не носил звания магистра. Вероятно, потому что ее магия оказалась весьма посредственной. Зато она прекрасно разбиралась в зельях и настойках, поэтому основы целительства быстро стали моим любимым предметом — напоминали о доме и маме. Конечно, пользы от предмета для адептов нашего факультета было маловато, все равно без магии земли нам в этой области ничего не светило. Но основы были обязательны для всех. Знания были в основном теоретические: как помочь целителю быстрее спасти твою жизнь. В общем, все, кроме меня, откровенно скучали.
Я привычно выбрала самый пустой угол и уселась подальше от всех. Не то чтобы мне хотелось сторониться ребят, но в последние дни я так плохо контролировала себя, что боялась кому-нибудь навредить. Безумие или нет, а во мне и в самом деле будто поселилась неизвестная сила и теперь, словно живое существо, то и дело старалась выбраться наружу, по пути разодрав мою душу на крошечные кусочки.
Краем глаза я заметила, как на меня уставился Выскочка. Вопросительно так уставился, мне даже пришлось подавить желание зажмуриться. Каждой клеточкой почувствовала — сейчас что-то скажет. И я отвечу. Может быть, впервые отвечу, но так, что мало не покажется. Если уж с Эммой я справилась…
Профессор Майерс что-то рассказывала, но я никак не могла вникнуть в ее слова. Только следила, как Выскочка медленно приближался ко мне, скользя по лавке. Через каждые сантиметров тридцать останавливался на пару секунд, делал вид, что записывает что-то, а потом двигался снова.
Когда наконец он оказался рядом со мной и плюхнул на стол учебник, от убийства меня останавливало только то, что мне вдруг стало интересно, что он задумал. Раньше ему ничего не мешало высказывать свои гадости на всю аудиторию, не приближаясь ко мне.
— Сапфирчик, разговор есть, — прошептал он, но как-то растерянно и почти виновато.
Ни прежней бодрости, ни задора, ни наглости я в нем больше не ощущала. Как будто подменили. Даже жалко стало. Все-таки его отвратительное поведение вносило какое-то разнообразие и… стабильность. Всегда знаешь, откуда ждать следующий дурацкий подкол.
— Чего тебе? — с сомнением поинтересовалась я, вообще не уверенная, стоит ли ввязываться в общение с ним.
— Ты меня прости, — вдруг выдал он. Я так опешила, что даже делать вид, что слушаю профессора, перестала.
— За что конкретно?
— Да за все, — глубокомысленно решил он. — Я же не знал, что так получится. Думал, что она серьезно. Ты пойми, мы хоть и сильные, но не богатые. Отец за титул держится, а толку от него… А она так убедительно играла, говорила, что нравлюсь ей. Какой же дурак не захочет породниться с драконом?
— Лемьер? — дошло до меня.
— Ну да, — вздохнул он. — Я, конечно, понял, что она только выспрашивает да узнать посылает, но как-то не сразу. А потом уже случилось, ну… все.
— Спасибо… — Я помедлила, размышляя над его словами. — А зачем ты мне это сейчас говоришь? Только не надо заливать про очистку совести, ладно? Тебя же никто не обвиняет.
— Понимаешь, Сапфирчик, — продолжил каяться он. — Она меня перед уходом снова провела. Велела тебе записку передать. А на мне заклятие проспоренного обещания. Давно еще было, кто ж знал, что она его так использует, а не на поцелуй, как все нормальные девчонки. В общем, не могу не отдать, так что вот.
С этими словами он вытащил из учебника записку и положил передо мной. Подумал и добавил:
— Ты только это, помни, я ни при чем. Я вообще не хотел. И прости.
А затем аккуратно пополз по лавке обратно. Видимо, боялся за свою шкуру. Ладно, похоже, свое он получил и без меня.
Я смотрела на записку, как на плевок яда, к которому неизбежно придется прикоснуться. Что ж, Выскочка ее точно уже прочитал, так что вряд ли меня ожидала сенсация века. Я вздохнула и развернула бумагу. Стоило признать, у Эммы был идеальный почерк. В ней все было тошнотворно идеальное.
«Не радуйся, он все равно не будет твоим. Ты не станешь ни его истинной, ни императрицей. Останешься пустым местом, каким тебе и положено быть. Без будущего. Без того, что должно принадлежать мне».