Муж?
Я выйду замуж за Эветьена?!
Твою ж дивизию…
– То есть я… то есть меня… выдают замуж? – пролепетала я.
– Да. Разве не того желает всякая юная добродетельная фрайнэ?
Нет, не желаю! И плевать, что на самом деле я уже не так юна, не особо добродетельна и вообще не фрайнэ.
– Вы примете имя супруга, будете обеспечены, защищены и окружены заботой, как должно фрайнэ вашего положения, – в ровном голосе Стефанио проскользнули нотки лёгкого удивления, непонимания, почему девушка не радуется оказанной ей высокой чести и не рассыпается в горячих благодарностях, но хлопает потерянно глазами и таращится, как баран на новые ворота.
– Но я…
– Советник Шевери уже уведомлён о моём выборе.
И, уверена, счастлив безмерно.
– Несмотря на проступки прошлого, ваш род стар и почтенен не меньше рода Шевери, что делает вас желанной, достойной невестой.
Такой желанной, что брать себе император поостерегся, но отчего бы не отдать несостоявшуюся суженую в хорошие руки, дабы добро не пропадало? Пригодится в хозяйстве-то.
– Установление и укрепление связей между континентальной частью Империи и островами пойдёт на пользу обеим сторонам. И вам не придётся беспокоиться о своём даре, он останется цел и неприкосновенен для ордена Заката.
Я стояла, смотрела в потёмках на Стефанио и словно видела себя со стороны, девицу Асфоделию, побледневшую изрядно, с застывшим маской потерянным, затравленным выражением Алёны, не способную произнести ничего вразумительного, кроме жалкого, жалобного лепета, который и в прошлой моей жизни ни на кого не производил впечатления. Я не знала, что сказать, не знала, как сказать, не знала, что делать дальше. Я могла спокойно разговаривать с Тисоном, могла поспорить с Эветьеном, но не находила сил для возражений императору. Он, чёрт побери, ни много, ни мало правитель целой империи, за вежливой мягкостью его просьб скрывалась сталь приказа, и он вряд ли лояльно относился к открытому неповиновению. В его власти сделать со мной фактически что угодно. В лучшем случае меня затащат под венец силой, в худшем… ну, не казнят, конечно, и не сошлют в монастырь, однако хорошего тоже мало.
– Фрайн Шевери молод, здоров и состоятелен…
Я едва не разразилась нервным хихиканьем, вспомнив, как Кили нахваливала мне самого Стефанио.
– Ваши дети дадут начало новой ветви рода Шевери и, если даруют Благодатные им своё благословение, новому поколению одарённых, ваши сыновья понесут славное его имя дальше. Более подходящего, достойного супруга вам не найти, – припечатал император тоном, намекающим прозрачно, что возражений быть не должно. – Объявление будет сделано сразу после публичного оглашения имени моей суженой. После вы можете назначить дату венчания и уведомить обо всём родителей. Не тревожьтесь о брачном контракте – вы как дева жребия находитесь под моей опекой.
Представляю, в каком ужасе родные Асфоделии. Дочь увезли против воли, в бессознательном состоянии, в далёкую столицу, на заклание монарху и загадочным обстоятельствам, убивающим его жён. Несчастные родители знать не знают, что с ней, где она конкретно, и вдруг приходит весть о её внезапном браке, но не с императором, а с каким-то левым мужиком. Причём будущего зятя они в глаза не видели, даже не догадывались о его существовании и право голоса в этом вопросе имеют не больше Асфоделии. В контрактах я не разбиралась, тем более старинных брачных, однако и без познаний в средневековой юриспруденции ясно, что от имени девушки должен выступать её отец, ему следует обсуждать и решать спорные вопросы и подписывать бумаги.
А тут… без меня меня женили. В прямом смысле.
– Полагаю, два-три месяца – более чем оптимальный срок для подготовки к свадьбе, – похоже, Стефанио задался целью окончательно меня добить. – В свиту моей жены вы должны войти почтенной замужней фрайнэ. Прочие детали вы можете обсудить с фрайном Шевери, – император глянул поверх моего плеча и повысил голос: – Рыцарь Шевери, проводите фрайнэ Асфоделию в её покои. Добрых снов, фрайнэ Асфоделия, – Стефанио повернулся и зашагал прочь.
Телохранитель прошмыгнул мимо, быстрый и бесшумный. Тисон подошёл, встал рядом, провожая монаршую спину настороженным взглядом.
– Что он сказал? – на талию легла рука и остатки сил будто утекли разом в неподвижную черноту воды за краем набережной.
Покачнувшись, я привалилась к Тисону, почувствовала, как он обнял меня.
– Что произошло? Что именно он сказал? – повторил встревоженно.
Многое что.
Но я понятия не имела, как рассказать о том Тисону.
* * *
Порыв попросить Тисона отвести меня в опочивальню Эветьена, или где он там ночи коротать изволит, и потребовать объяснений я зарубила на корню. Всё равно утром Шевери-старший сам объявится, а беготня ночью по дворцу делу не поможет. Поэтому я ограничилась возвращением в пустую спальню, где попрощалась с Тисоном и фальшиво заверила, что ничего особенного, дескать, не произошло. Он, разумеется, не купился, но выпытывать подробности не стал, лишь посмотрел напоследок так, что у меня сердце сжалось. Тисон жизнь за меня отдать готов, а я собираюсь замуж за его брата.
Не собираюсь – приходится.
Правда, от перемены мест слагаемых сумма не менялась и облегчения не приносила.
Большую часть ночи я провалялась без сна, беспокойно ворочаясь с бока на бок и мучительно размышляя о своей участи.
Классика жанра – вынужденный брак.
Только не по велению сурового папеньки, но по приказу монарха.
Ослушаться нельзя.
Сбежать? А куда? И как? И что я, бывший работник производства и продавец-консультант, буду делать в этом неведомом «куда»? Я не тешила себя иллюзиями, что там, за стенами императорских резиденций и особняков знати, располагался мирный, благополучный город, где одинокая пришлая девушка без роду, племени и гроша за душой сможет зарабатывать себе на жизнь не только оказанием секс-услуг.
Признаться, что я не Асфоделия? С высокой долей вероятности от идеи выдать меня за Эветьена Стефанио откажется – даже если не поверит, то не такой же он упёртый баран, чтобы связывать ценного сотрудника с мало того что островитянкой, так ещё и сумасшедшей? Или решит, что я всё выдумала в попытке избежать брака, и откосить от высокой чести не удастся в любом случае?
Куда ни кинь, везде клин.
Жизель вернулась лишь на рассвете, когда сон всё-таки сморил меня. На цыпочках прокралась в спальню, с выбивающимися из-под капюшона тёмными распущенными волосами, держа в одной руке туфли. Разделась торопливо и в нижней сорочке нырнула под одеяло, делая вид, будто она с вечера тут спит и вставала разве что по нужде. От шороха шагов дрёма мигом слетела, но я решила не выдавать, что проснулась и не смущать девушку.
Завтрак превратился в мучение.
Эветьена в общем зале не было, император тоже не спустился. Тисон держался как обычно, словно накануне ничего не произошло, ни его возвращения, ни приватных ночных бесед, однако без всякой телепатии очевидно, что он что-то заподозрил. Да и кто бы нет?
Брендетта одаряла меня убийственными взглядами. Ей уже сообщили, что волею Его императорского величества фрайнэ Асфоделия участвовать в постановке не будет, и теперь девушка терялась в догадках, что может означать сие явное внимание Стефанио к особе столь ничтожной. Вдруг да решил император пойти против здравого смысла и воли богов и избрать в жёны нечестивую островитянку?
Жизель была очаровательно рассеянна, задумчива и мечтательна, Нарцисса являла собой покорность и смирение, не споря с доставшейся ей ролью злодейки наперстянки.
К счастью, после завтрака рыцари, как обычно, развели подопечных по спальням и удалились не задерживаясь, а Эветьен объявился прежде, чем те вернулись для сопровождения девушек на репетицию. Меньше всего хотелось, чтобы Тисон присутствовал при моём разговоре с его братом. Конечно, Тисон мог вовсе не приходить – на репетицию мне не надо, хоть какой-то прок от особого монаршего благоволения, – но вдруг решил бы, что и на уроках магии за мной следует приглядеть? К тому же казалось порой, что он ревнует, видя меня в компании брата.
Чело моего без пяти минут жениха отражало покой и безмятежность, на устах блуждала отработанная светская улыбка – ровно до момента, пока я не явила ему своё личико, выражающее всю гамму владевших мной чувств, включая недосып. Маска вежливой доброжелательности слетела мгновенно, Эветьен помрачнел, покосился на присутствующую при сём Жизель, взял меня под локоток и повёл прочь. Заговорил, правда, лишь когда мы покинули дворец.
Надо же, как они собственным стенам не доверяют-то!
– Вы уже знаете.
– К сожалению, – подтвердила я.
– И кто успел принести вам эти вести?
– Император.
– Лично? – удивился Эветьен.
– Да.
– Когда?
– Вчера вечером.
– Где? – к удивлению присоединилось подозрение.
– Возле пруда, на набережной.
– И что вы там делали… вечером?
– Ну… – я запнулась, сообразив, как сомнительно всё звучит. – Гуляла.
– Одна? – а вот теперь явственная угроза.
– Нет… со мной был Тисон.
– Надеюсь, вы понимаете, что впредь вам следует быть осмотрительнее?
– В смысле? – пришёл мой черёд удивляться.
– Отныне вы – моя суженая, не Стефанио, и мне бы не хотелось, чтобы моя невеста была ещё большим объектом для сплетен и пересудов, чем уже есть, – чопорно сообщил Эветьен. – Ведите себя если не соответственно вашему воспитанию и положению, то хотя бы пристойно.
– Слушай, друг сердечный, а ты не охренел в край? – я остановилась посреди аллеи, дёрнула рукой в попытке избавиться от цепких пальцев на локте. – Я не хочу замуж!
Мужчина замер, огляделся – народу на аллее немного, прогуливались себе в сторонке, – и понизил голос:
– Полагаете, я желаю жениться, причём немедля? Или думаете, решись я на брак, то не смог бы взять в супруги фрайнэ более… достойную?
– Тогда откажись! – выпалила я.
– Не могу, и вы это прекрасно знаете. Как и то, что ваши возражения значения не имеют. Ни у одного из нас нет веской причины, дабы отказаться от этого союза.
– Наверное, стоило поменьше трепаться о моём даре, – прошипела я. – И как, кстати, ты оценил мой высокий потенциал, если ничего не видел, кроме светящихся рук?
– Поверь, твои светящиеся руки сказали больше, чем тебе кажется, – Эветьен вслед за мной перешёл на «ты».
Да и резон выкать почти что жениху и невесте? Не посторонние, чай, люди… чёрт, Светка в восторге щенячьем была бы. Нашёлся наконец полумифический нормальный мужик, готовый её сестрицу непутёвую в ЗАГС отвести. Или в храм, если по местным меркам. Правда, в добровольно-принудительном порядке, но кого волнуют такие несущественные мелочи?
– А про амнезию… частичную потерю памяти ты упомянул? – не такой же Стефанио гад, чтобы женить верного подданного на девице, не помнящей даже имён родителей?
– Упоминал.
– И?
– Что – и? Как видишь, препятствием это не явилось, – Эветьен возобновил прерванное было движение, потянул меня за собой. – Идём, Асфоделия, не стоит привлекать лишнего внимания.
Мы свернули с центральной аллеи на боковую, поуже, пустынную. С утра облачно, серо, и оттого народу в парковой зоне меньше обычного.
– Ты вообще обо всём ему отчитываешься?
– Только о том, о чём ему необходимо знать в рамках моей службы. Но не абсолютно обо всём, что вижу и слышу, – мужчина бросил на меня искоса странный взгляд.
Затаилось в нём, тяжёлом взоре этом, нечто непонятное, словно Эветьен знал что-то тайное, очень личное обо мне – Алёне, не Асфоделии, – чем не поделился с правителем, но о чём нет-нет да размышлял сам.
– И что, на этом всё? То есть больше ничего нельзя поделать, только смириться и пожениться через два-три месяца?
– Как я уже говорил однажды, императору интересны одарённые люди, не являющиеся адептами Заката. Но нынешнее положение одарённых в Империи таково, что шансы разыскать тех, кто нужен Стефану, не столь уж велики. Законы не изменить в одночасье, равно как и мнение и отношение людей. Поэтому нас, свободных от ока закатников, мало. Ещё меньше среди нас, кого можно было бы держать при дворе, не вызывая подозрений, ввести в ближний круг императора. Среди приближённых Стефана я такой не один, но… – Эветьен вдруг усмехнулся. – Но я единственный не слишком юн, не слишком стар, подходящего положения, при том не женат и не связан обещаниями. Фрайнэ, как легко догадаться, среди нас нет. Отпускать тебя, первую одарённую женщину в нашем кругу, император не желает, тем более в свете произошедшего с другими его жёнами. Однако и оставлять тебя при дворе незамужней, со шлейфом слухов нельзя. Чревато не только усилением пересудов, но и недовольством со стороны твоих соотечественников. Самый простой способ разрешить эту дилемму – выдать тебя замуж за надёжного, проверенного фрайна, чьё положение упрочит твоё, а имя сокроет огрехи прошлого, недавнего и отдалённого.
– Но я не могу!
– Отчего же?
– Ты не понимаешь!
– Не понимаю чего?
– Я не… не могу, – повторила я беспомощно.
– Я не буду грубым или, упаси Благодатные, жестоким с тобой, не собираюсь ни отсылать тебя подальше, ни требовать наследника сию минуту, – Эветьен вновь остановился, отпустил меня. – Положение твоё ниже не станет, наоборот, и ты ни в чём не будешь нуждаться.
– Да что вы всё твердите и твердите о положениях и именах? – всплеснула я руками. – Ладно, хрен с романтикой, браки по расчёту испокон веков не предполагали нежных взаимных чувств, одну только выгоду. Но сам подумай: островитянка, из семьи мятежников, то ли бесприданница, то ли не пойми кто, при дворе без году неделю, ни черта не помнит и не знает. Вот на кой тебе такая жена?
– Почему же бесприданница? – Эветьен окинул меня взглядом на диво благодушным, исполненным философского терпения. – Стефанио за тобой земли неплохие даёт… будет тебе собственный дом.
О-о, меня ещё и с доплатой впарили! Горькую пилюлю, поди, подсластили, чтоб не так обидно было товар сомнительного качества брать!
– Ты и впрямь не понимаешь, – я с нажимом потёрла виски, словно нехитрое это действие могло помочь донести мою мысль до собеседника.
Потому что Эветьен не на фрайнэ Асфоделии жениться собирается, а на мне, Алёне! И если ничего не изменится, и я останусь в этом теле – а всё к тому шло скорым ходом, – то жить ему придётся со мной, не с дамой благородного происхождения и воспитания. А мне с ним – мне, которая вполне комфортно чувствовала себя на своей территории, одна, без постоянно мельтешащего перед глазами мужика и его тараканов.
– Ты права – не понимаю, – покачал головой Эветьен.
– Я Тисону ничего не сказала, – прошептала я.
– Он всё равно рано или поздно узнает.
– Узнаю о чём?
Я резко повернулась к невесть откуда возникшему Тисону. Он стоял посреди аллеи, переводил вопросительный требовательный взгляд с меня на брата и обратно. Судя по тому, что Эветьен и бровью не повёл, приблизившегося брата он заметил куда раньше, чем я.
– Следишь? – уточнил Эветьен невозмутимо.
– Учусь у лучших, – парировал Тисон с намёком, непонятным мне, раздражённым, но очевидно не оставшимся загадкой для Эветьена.
– Что, вне всякого сомнения, достойно похвалы.
– Сколь подозреваю, это связано с твоей беседой с Его императорским величеством? – обратился Тисон ко мне.
А я и слова вымолвить не могу.
В горле пересохло и умные мысли, как назло, разбежались. Хотелось сквозь землю провалиться и не думать о реакции Тисона.
– Стефанио вчера беседовал не только с Асфоделией, но и со мной.
– И что же он сказал?
Эветьен повернулся ко мне, встал ближе, будто подчёркивая наш новый совместный статус.
– Волею Его императорского величества я возьму Асфоделию в жёны, дабы дать ей своё имя и упрочить её положение при дворе.
С минуту Тисон молчал, лишь смотрел по-прежнему на нас обоих по очереди. Лицо его, мрачное, замкнутое, не выражало ничего, кроме отсутствия должного восторга по поводу женитьбы брата. И от паузы этой, тревожной, давящей, становилось только хуже, я не знала, чего ждать, и могла лишь догадываться, о чём думает Тисон.
– Когда? – спросил наконец, сухо, отрывисто.
– Публичное объявление – сразу после оглашения имени суженой Стефана, венчание – через два-три месяца.
– Даже не позволят ненадолго вернуться домой?
– Не раньше, чем будут принесены брачные обеты.
Тисон качнул головой и посмотрел куда-то мимо меня.
– Что ж, раз мы разрешили возможные недомолвки, то давайте вернёмся к делам насущным, требующим нашего немедленного внимания, – сообщил Эветьен и коснулся моего локтя. – Асфоделия?
– Чего тебе ещё? – вопросила я устало.
– Я не собираюсь отменять занятия без веской причины, и девичьи страхи перед грядущим замужеством ею не являются.
– Какие, на хрен, страхи девичьи? – что-то многовато я ругаться стала.
Довели, не иначе.
– Тогда идём.
Бросила виноватый взгляд на Тисона, но рыцарь, похоже, решил меня игнорировать. Мы с Эветьеном развернулись, пошли, куда, собственно, направлялись. За спиной зазвучали шаги, я оглянулась и обнаружила, что Тисон идёт за нами.
– Только не говори, что тебе в ту же сторону надо, – заметил Эветьен, не оборачиваясь к брату.
– Я следую своему долгу, – выдал Тисон нарочито ровно, равнодушно даже.
– Стефан собирается назвать имя суженой сразу по возвращению в столицу. Меньше чем через полторы недели ты будешь свободен… от этой части долга.
– А до той поры я не намерен уклоняться… ни от одной из его частей.
Вот так, втроём, мы добрались до небольшой зелёной лужайки в дальней части парковой зоны, тихой, пустынной, без подстриженных кустов и аккуратных аллей. На краю лужайки рос раскидистый дуб, и под широкой его кроной укрылась старая скамейка, каменная, присыпанная жухлыми листьями. Эветьен небрежным движением руки смахнул листья – на расстоянии, не касаясь скамейки, и те просто улетели на землю, точно подхваченные порывом ветра, – жестом предложил сесть. Тисон остался стоять в сторонке, сбоку от меня, отчего усилилось ощущение дискомфорта, неловкости какой-то, словно мы с Эветьеном собирались заниматься на его глазах чем-то не вполне приличным.
– Что, снова будем визуализировать карандаши? – потому как целовать меня при Тисоне Эветьен точно не станет.
– Можно попробовать что-то другое, – Эветьен сел рядом, повернулся ко мне так, что наши колени соприкоснулись, вынуждая меня застыть столбом.
Мужчина посмотрел поверх моего плеча на брата и взял меня за руку. Перевернул ладонью вверх, положил на своё колено и этак неспешно провёл подушечкой большого пальца по линиям на ней, будто пытаясь прочитать мою судьбу.
Или судьбу Асфоделии? Интересно, указано ли на расчертивших розовую кожу линиях, что однажды настоящая владелица тела исчезнет, уступив место иномирянке?
Эветьен же пошёл дальше. Закончив с изучением ладони, поднялся выше, поглаживая руку от запястья до локтевого сгиба, где сбился разрезной рукав.
– Ты что творишь? – прошипела одними губами, оглянувшись торопливо на Тисона.
Вроде на нас вовсе не смотрел, но всё равно неловко. Поспешила я с выводами, ох, поспешила.
По губам Эветьена скользнула мимолётная улыбка, пальцы пробежались обратно к запястью, щекотно и отчего-то жарко. Я вырвала руку, прижала к груди, вновь обернулась к Тисону.
Не смотрит.
Во всяком случае, не явно.
– С ума сошёл?
– Зато действенно.
Поймав краем глаза бледное сияние где-то под подбородком, покосилась на собственную конечность. И впрямь…
– Вот же ж… – я опустила руку, недоверчиво разглядывая слабо светящиеся пальцы. – Все ищут точку джи, а у меня точка эм – магия.
– Что такое точка джи? – с живейшим интересом осведомился Эветьен.
– Не скажу, – насупилась я.
– Значит, в другой раз, – Эветьен снова взял меня за запястье, вернул мою руку себе на колено, изучая неяркое мерцание, словно сочившееся сквозь мою кожу, покалывающее её изнутри. – По крайней мере, нам есть с чем работать.
* * *
Работа затянулась часа на два. Эветьен крутил, вертел и сгибал обе мои руки поочерёдно, попутно объясняя основные принципы: концентрация, накопление нужного количества энергии, её приложение к окружающему миру и воздействие на материальные объекты. До практики мы не дошли, на сегодня Эветьен решил ограничиться теорией и заметил, что было бы неплохо, если бы я пользовалась собственными ресурсами без предварительного... хм-м… включающего контакта с ним. Он-то не против, но мне важно уметь обходиться и без его участия. Даже будучи моим мужем он не сможет быть со мной круглосуточно.
Зараза!
Дважды причём!
Вот обязательно напоминать о скором браке? Я только-только отвлеклась на занятие нейтральное и уж точно более полезное, нежели унылые размышления и пестование чувства вины.
Тисон держался рядом, словно стойкий оловянный солдатик, не слишком близко, дабы не мешать нам, но и далеко не отходил, будто опасаясь, что в его отсутствие может произойти что-то нехорошее. Время от времени поглядывал мрачно, как брат то свободно брал меня за руки, то, лаская точно, проводил пальцами по открытым участкам кожи, то начинал жестикулировать, показывая энергетические точки на моём теле. Точки в количестве семи штук описанием и расположением подозрительно походили на чакры, о чём я и сообщила. В ответ получила очередной странный взгляд, словно Эветьен прекрасно понимал, о чём я говорю, но удивлялся, откуда у меня взялись такие познания, явно не самые широко распространённые в рамках этого мира. Да уж, чудеса мира моего – масса информации обо всём и ни о чём в частности.
На исходе второго часа мглистая белёсая пелена, саваном затянувшая небо, расщедрилась на дождь. Мелкий, несильный, он окутал мир вокруг переплетением тонких нитей, забарабанил по траве и листве, порождая вкрадчивый мерный шелест. Мы уже собирались было возвращаться, но Эветьен посмотрел на зарядивший дождь и махнул рукой, предлагая задержаться. Резона поскорее мчаться обратно во дворец и вымокнуть по пути и впрямь не было, густая листва защищала от капель не хуже зонта, и мы с Эветьеном вновь сели на скамейку, на сей раз на пристойном расстоянии друг от друга.
– Надеюсь, он не пойдёт сильнее, – заметила я.
– Не пойдёт, – уверенно заявил Эветьен и глянул на брата, замершего по другую сторону широкого ствола. – Тис, ты так и будешь там стоять, как часовой на посту?
– Ты против? – отозвался Тисон.
– Дело твоё. Но можешь и посидеть, если не притомился ещё изображать древо-тёзку.
Мне подумалось, что Тисон не послушается, однако он, помедлив и покосившись на нас, всё-таки подошёл и опустился на край скамейки, по правую руку от меня. Шелест то нарастал плавно, то стихал резко, будто обрываясь, и вслед за ним дождевая пелена становилась то плотнее, гуще, скрадывая очертания деревьев по ту сторону лужайки, то тоньше, бледнее, наполняя воздух неожиданно ярким светом. Запах влаги, мокрой земли и умытой зелени щекотал нос, в облачном покрове появлялись узкие прорехи голубого неба. Разлилась ощутимая прохлада, и я поёжилась, чувствуя, как открытая часть рук покрылась зябкими мурашками. Всё же тонкие чулки, нательная сорочка, нижнее платье и весьма условное верхнее – и каждая деталь облачения из лёгких, летящих тканей, – в сумме давали куда меньше тепла и прикрытия, чем казалось прежде.
– Замёрзла? – осведомился Тисон обеспокоенно.
На всякий случай я отрицательно покачала головой. Озябла слегка, но это не повод волновать рыцаря.
– Лжёшь, – резюмировал Эветьен.
– Ты до меня даже не дотронулся, – возразила я.
– И так вижу.
Я попыталась спрятать руки в складках юбки на коленях, и братья синхронно поднялись, потянулись к собственной верхней одежде с определёнными намерениями. Затем, заметив, что конкретно собрался делать родственник, замерли, несколько секунд буравили друг друга неприязненными взглядами. Признаться, сидеть, когда над тобой возвышаются двое мужиков, играющих в гляделки, – не с тобой, но очевидно, из-за тебя, – было неприятно.
И страшновато. Вдруг решат, что визуальную битву надо подкрепить битвой физической, то бишь обычным мордобоем?
И странно. Ладно Тисон, с ним всё ясно, но Эветьен-то чего подорвался?
Поединок взглядов закончился явной, хотя и неохотной уступкой сопернику. Стиснув челюсти так, что даже мне снизу стало заметно, Тисон отвернулся и сел. Я уставилась на ткань цвета мяты, обнимавшую мои ноги, потеребила край рукава и улыбнулась вымученно, когда мне на плечи накинули кафтан.
– Теплее? – заботливо спросил Эветьен, тщательно расправляя его на мне.
– Да, спасибо, – я неловко закуталась в мужскую одёжку, чувствуя исходящий от неё слабый аромат уже знакомого парфюма.
Ну, или чем тут мужчины пользовались… ароматической водой, наверное, как и женщины.
Шелест вновь стих, нити словно лопнули разом, превращаясь в отдельные редкие капли, и выглянуло солнце.
– Кажется, дождь закончился, – сообщила я с преувеличенным энтузиазмом, посмотрела на каждого брата по очереди. – Пойдём во дворец?
– Да, конечно, – согласился Тисон и в голосе его послышались те же наигранно бодрые нотки, что и у меня.
Я встала первой, мужчины за мной. Попыталась снять кафтан, но Эветьен жестом остановил меня. И что, мне в его одежде топать до самой Эй-Форийи? Понятно, что жениху может быть разрешено немного больше, чем постороннему мужчине, однако мы пока не дошли до стадии официального объявления, чтобы позволить себе подобную демонстрацию близких отношений. Да и после, подозреваю, этакие вольности не приветствовались.
Ладно, сниму, когда будем к дворцу подходить, всё равно вряд ли кто-то ещё гуляет по аллеям сразу после дождя.
Земля и редкие, низкие клочки травы под ветвями дуба остались сухими, но за границей неровного, очерченного кроной круга сыро, я сделала два шага и не удержалась от непечатного слова. Длинные юбки сами по себе мешались при ходьбе по траве, а тут ещё и мокнуть начали на пару с лёгкими тряпичными туфельками. Приотставший Тисон поравнялся со мной, посмотрел на край подола и внезапно подхватил меня на руки. Прижал к себе и понёс, не обращая внимания на мои вялые неубедительные протесты и следовавшего за нами брата. На ноги поставил лишь на ближайшей благоустроенной аллее, покосился на неодобрительно взиравшего на нас Эветьена и дальше мы уже пошли как положено. На центральной аллее возле дворца вернула кафтан Эветьену и снова отметила, как братья поглядывают друг на друга.
Тисон ревнует, это понятно.
А с Эветьеном что?
Хотя… одно дело, что творит на досуге кандидатка в императорские невесты, которая с высокой долей вероятности таковой не станет, и совсем другое, когда твоя собственная. Тут уж поневоле о её моральном облике печься будешь.
Наверное.