Асфоделия. Суженая смерти (СИ)

Глава 9

Братья переглянулись вновь, не понимая, с чего вдруг я стала говорить о себе в третьем лице.

– Верно. Согласно рассказам императорских эмиссаров, прибывших за вами, вы сыпали словами на неизвестном языке пополам с требованиями не приближаться и не сметь вас касаться, иначе любой, кто дотронется до вас, умрёт на месте, – изложил Эветьен сухо. – Вдруг поднялся сильный ветер, и с чистого неба ударила молния, попав ровно в вас и едва и впрямь не убив тех, кто находился ближе остальных. Как ни странно, вы совершенно не пострадали физически, только провели три дня в беспамятстве. За этот срок вас доставили с Сонны на континент, в замок фрайна Делени, где разместили со всеми возможными удобствами до нашего с братом прибытия – и момента вашего пробуждения. Если, разумеется, вы очнулись бы вовсе. К сожалению, каким-то неведомым образом слухи о произошедшем обогнали вас, обросли подробностями и стали достоянием гласности прежде, чем удалось предпринять какие-либо действия для сохранения этого в тайне. И ваше происхождение и поведение только усугубило ситуацию, поэтому-то император был вынужден предпринять меры для сохранения покоя при дворе и в стране.

– Вы ничего из этого не помните? – догадался Тисон.

Я отрицательно покачала головой.

И даже хуже.

Я об этом вообще не знала.

– Что вы помните? – поинтересовался Эветьен.

– Как очнулась… в постели, в спальне, в которой никогда раньше не была, и в окружении незнакомых женщин.

– А до пробуждения в замке Делени? Помните, что конкретно произошло в родовом поместье вашей семьи? Что вы говорили и делали?

Я снова помотала головой.

– Совсем ничего? – не унимался Эветьен.

– Ничего из того, о чём вы рассказали, – нашла я более-менее корректную формулировку.

Потому как если Шевери-старший полюбопытствует, помню ли я свою жизнь до удара, то придётся врать напропалую.

Собственную жизнь – скромное житьё-бытьё Алёны Волковой с планеты Земля – помнила я распрекрасно.

С двадцатью с лишним годами жизни благородной фрайнэ Асфоделии дела обстояли куда как хуже.

Даже никак.

– Странно, – произнёс Эветьен задумчиво. – Вы определённо в своём уме и твёрдой памяти…

Только не той, что им нужна.

– …хотя частичная её потеря объяснила бы некоторые моменты в вашем поведении… пусть и не все. И ваша сила… она есть по-прежнему, но ощущается много слабее, чем можно ожидать в вашем случае.

– Но она есть, – я посмотрела на свои руки, пошевелила пальцами.

Ничего подозрительного я не чувствовала. Вообще ничего такого, что могло в моём представлении говорить о наличии великой силы. И великой ответственности, ага… Однако теперь получалось, что пресловутый магический дар всё-таки есть… Эветьен что-то сделал и артефакт показал отрицательный результат…

– Вас это удивляет?

– Да… то есть нет… то есть не совсем… – я подняла взгляд на мужчин.

Тисон смотрел с сочувствием мягким, искренним, обволакивающим, словно аромат душистого чая. Казалось, рыцарь готов сесть рядом со мной, обнять и начать гладить по волосам и спине, успокаивая и уверяя, что всё-всё будет хорошо.

Эветьен продолжал изучать меня пристально, пытливо, ища подвох и ответы на копящиеся вопросы.

Он ведь много знает, советник Шевери…

О магии, артефактах и энергетических следах.

– Как вы это сделали? – спросила я.

– Что именно?

– Это, – я заново вскинула руку. – Как вы подстроили мне отрицательный результат?

– Вы ещё не поняли?

– Отчего же, понимаю… поняла теперь. Вы один из них, этих закатников?

– Нет, хвала Благодатным! – с чувством воскликнул Эветьен. – Уберегли Четверо от сей участи сомнительной.

– Тогда какого хрена ты… вы здесь маглом притворяетесь? – в конце концов, нападение в качестве лучшего средства защиты ещё никто не отменял. – Разве вы не должны быть или в числе адептов Заката, или лишиться дара значительно раньше?

– К счастью, в юности мне хватило ума промолчать и не показывать то, что чужим видеть не следует, а Его императорское величество был заинтересован в людях одарённых, но не подчиняющихся при том закатникам, с разумом, не отравленным их клятвами верности и догматами. И, фрайнэ, время от времени вы произносите слова, звучащие иначе, смысла которых я не понимаю. На каком языке вы говорите?

Вероятно, Эветьен тоже слышал о вышеупомянутом способе защиты.

И с Шевери-старшим отмазка про старое островное наречие вряд ли пройдёт.

Признаться, до сего момента я не задумывалась, как люди вокруг воспринимают слова, привычные мне, но чужеродные для них. Мы понимали друг друга, говорили на одном языке – на языке, принятом в Империи, – хотя неясно, как я смогла его выучить за столь короткий срок. Или на самом деле ничего-то я не учила, просто он стал моим при перемещении?

Возможно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И даже больше – я слышала и себя, и других так, как если бы все говорили по-русски. Кто знает, может, я уже и думаю на местном, при том совершенно этого нюанса не замечая? Но вот слова, чуждые этому миру… наверное, в отсутствие понятных аналогов я произносила их на родном, что неизбежно привлекало внимание.

– А в чём дело? На Сонне Асфо… я говорила на том же языке?

– В основном вы говорили на франском, неизвестный же язык, судя по описаниям очевидцев, похож на элейский. Правда, королевства Элейя не существует несколько веков как, поэтому её язык считается погребённым в прошлом… мало кто знает его ныне, он не входит ни в число наук, преподаваемых в университетах, ни в женское образование.

Хоть на русском Асфоделия не болтала, а то я уже всерьёз опасаюсь, что ещё она могла вытворить, прежде чем покинула своё тело.

Интересно, рассчитывала ли она на такой результат или нет? И чего хотела добиться?

– Мне кажется, наше общество изрядно утомило фрайнэ и ей пора отдохнуть и побыть в покое, – вмешался Тисон.

– Фрайнэ не ответила на вопрос, – Эветьен старательно гипнотизировал меня взглядом.

– Спросишь в следующий раз, – Тисон вытянул между мной и Эветьеном руку, отодвигая брата подальше от меня.

– Я бы предпочёл сейчас.

Вот баран!

Или козёл?

– Рыцарь Шевери прав, я устала и хочу отдохнуть, – заявила я и встала.

Да и судя по негромким голосам, доносящимся из гостиной, Жизель пришла с завтрака и теперь, наверное, удивлялась, почему её соседка постоянно уединяется с двумя мужчинами.

Не иначе как общение с гостями из многомужней страны дурно повлияло на юный неокрепший ум.

– Хорошо, – неожиданно смирился Эветьен и отступил к двери. – Продолжим в следующий раз.

– Жду с нетерпением, – язвительно откликнулась я.

– Я тоже. И не рассказывайте никому о том, что произошло сегодня. Чем меньше людей будут знать правду, тем лучше.

Я кивнула.

Тисон бросил на меня немного виноватый взгляд и вместе с братом наконец покинул спальню. По ту сторону порога Жизель встретила мужчин очаровательной невозмутимой улыбкой, проследила, как они, поздоровавшись с ней и раскланявшись, вышли и из гостиной. Кили и горничная Жизель – всё никак не запомню её имя, как, впрочем, и остальных рыцарей, – жались в уголочке, потупившись почтительно и делая вид, будто они не более чем деталь интерьера. Но, без сомнений, девушки видели, слышали и запоминали куда больше, чем казалось со стороны.

– Что-то случилось? – спросила Жизель, как только за братьями закрылась дверь.

– Нет, – соврала я.

– Ты так и не спустилась к завтраку… зато твой рыцарь, едва получив сообщение от слуги, стрелой вылетел вон.

– Ты же знаешь, я проспала, – я улыбнулась как можно беззаботнее. – Эве… фрайн Шевери пытался меня разбудить, но не преуспел и…

– Позвал брата на подмогу? – предположила Жизель невинно.

И всё равно прозвучало двусмысленно до неприличия.

– Э-э… да, – ничего оригинального в голову не пришло.

А из неоригинального оказалась порнушка.

Развесёленький такой тройничок в духе некогда посмотренного порноролика.

Но я всего один раз и то сначала случайно наткнулась, а потом чисто из любопытства досмотрела, честное слово!

– Что до славного рыцаря, то он и рад угодить, – Жизель закрыла дверь в спальню и прошла мимо меня к кровати. – Саши Риа спрашивал о тебе.

– Кто?

– Сын вайленского эмиссара Риа.

– А, да, – признаться, после попытки убийства мысли о Саши вылетели все и напрочь. – И что хотел?

– Ничего особенного. Лишь спросил, почему тебя нет за завтраком, не случилось ли чего и в добром ли ты здравии.

– В добром, как видишь, – только чувствую, щёки горят.

Последствия стресса, поди.

– Уж вижу…

И я ретировалась.

В ванную.

В порядок себя привести и вообще… разве нельзя девушке побыть в одиночестве хотя бы несколько минут?

* * *

Остаток дня я носа не казала из покоев. К ужину меня сопроводили под усиленной охраной – оба брата Шевери, с поразительным равнодушием игнорирующие удивлённые и неодобрительные взгляды трёх рыцарей и двух девиц. Перед выдвижением на место сбора Эветьен вовсе заявил, что отныне избранные должны посещать трапезы, благодарения и прочие общественные мероприятия исключительно все вместе, а рыцарям следует быть при подопечных практически неотлучно и ни при каких обстоятельствах не терять бдительности. На лицах коллег Тисона ясно отразилось честное, отнюдь не льстящее Эветьену мнение по сему поводу, но от озвучивания возражений они воздержались. Только посмотрели отдельно на рыцаря Нарциссы, мужчину старше остальных годами, с тёмно-каштановыми волосами и короткой бородкой, словно уточняя безмолвно, а не обнаглел ли в край фрайн Шевери со своими дурацкими указами?

Во время ужина рыцари сидели уже не где-то там, где присутствие их не смущало бы ничей привередливый взор, но за соседним с нашим столом. Брендетта и половина придворных в придачу очень хотели узнать причины внезапного этого нарушения регламента, однако Стефанио сохранял вид невозмутимый, подчёркивающий ненавязчиво, что ничего особенного не происходит и потому внимания не стоит.

После трапезы нас столь же торжественно сопроводили обратно. На прощание Эветьен приблизился ко мне и шепнул предостерегающе на ухо, чтобы ночью я сидела в покоях и не бродила по дворцовым коридорам.

Ага, как будто после случившегося я на полуночную прогулку собиралась!

Ночью попеременно снился то обвал прямо во дворце, погребающий моё бренное тело под огромными кусками, некогда бывшими крышей и верхними этажами, то бурный разврат на троих. И если кошмары про обвал и Тисона в эротических снах я ещё могла понять, то к чему в последних появился Эветьен, хрен разберёшь.

Выверты подсознания, млин.

На утреннее благодарение мы отправились в компании только рыцарей, без Эветьена. Я присмотрелась повнимательнее к стражу Нарциссы, следовавшему за тоненькой светловолосой фигуркой в белом платье – ни при каких обстоятельствах Брендетта не желала уступать права идти первой. Мужчинам, по-моему, было глубоко без разницы, кто за кем должен следовать, поэтому ходили мы по большей части в таком порядке – Брендетта с неизменно горделивым видом королевы, за ней её рыцарь, затем Нарцисса и её страж, потом мы с Жизель, чаще всего парой, и замыкающие Тисон с рыцарем Жизель.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я глянула через плечо на Тисона, убеждаясь, что расстояние между нами достаточное, дабы он не услышал чего лишнего, и дёрнула спутницу за рукав.

– Ты помнишь, как его зовут? – спросила шёпотом.

– Кого? – Жизель ни с шага не сбилась, ни головы не повернула, продолжая идти, как шла.

– Рыцаря Нарциссы, – я указала на спину мужчины перед нами.

– Морелл Элиас. Род весьма обширен, а старшая его ветвь, к которой принадлежит Морелл, влиятельна на севере не меньше первых фрайнов.

– То есть он тоже из знати? – удивилась я.

– Тоже?

– Тисон из знатного рода, и он…

– Тому есть довольно простое объяснение, – усмехнулась Жизель. – Назначенных рыцарей избирают из тех, кто по рождению имеет более высокое положение и соответствующее воспитание, дабы они не уронили честь ордена, оказавшись при дворе. Почему тебя заинтересовали другие рыцари?

– Вчера я заметила, как остальные смотрели на… Морелла, когда Эве… фрайн Шевери сказал, чтобы они не должны терять бдительности. Как будто… мнения его спрашивали.

Не дать ли зарвавшемуся советнику по зубам, пока тот окончательно не позабыл, что доблестные рыцари не нуждаются в напоминаниях от каждого императорского прихвостня?

– Элиас старший среди них и не только по возрасту. В иерархии рассветников я не разбираюсь, но известно, что один из назначенных рыцарей должен быть выше рангом и надзирать и за своей избранной, и за другими адептами ордена. Всякое бывает…

– Мало ли, вдруг да введёт дева какая честного рыцаря в греховный искус? – предположила я, помрачнев разом.

– Не без того, – согласилась Жизель. – По сей день гуляет по провинциям давняя история о деве жребия и её назначенном рыцаре. Сказывают, они полюбили друг друга с первого взгляда, рыцарь долго противостоял своим чувствам, пока однажды не одержали они вверх над его честью и клятвами ордену. Рыцарь признался во всём юной фрайнэ, она ответила взаимностью, и влюблённые сбежали из столицы, не дожидаясь конца выбора.

– И жили они долго и счастливо где-нибудь в уединении? – уточнила я.

– Отнюдь. Их вскоре нашли и вернули в столицу, оба рода поспешили отречься от недостойных своих детей и девушку сослали в монастырь, где против воли сделали божьей служительницей, а рыцаря лишили всех регалий и публично оскопили.

Дивный финал дивной истории.

– Короче, все умерли.

– Да. Она, ухаживая за больными, подхватила лихорадку и сгорела за несколько дней, а он, опозоренный, исчез без следа на улицах города.

На галерее перед храмом я машинально замедлила шаг, подозрительно поглядывая по сторонам и особенно на далёкий свод, но потом вспомнила, что в обоих случаях поблизости фактически никого не было – кем бы ни был неведомый убийца, однако он явно предпочитал обходиться без лишних свидетелей, – и попыталась взять себя в руки. Нынче вокруг полно народу и можно надеяться на лучшее.

В зале меня опять усадили между императором и Эветьеном, но сегодня спокойно дожидаться начала церемонии не получалось. Паранойя прибавила в размерах, набралась решимости и наглости и потому больше не желала притворяться ветошью, авось никто не заметит и мимо пройдёт. Я вертела головой, изучала рассаживающихся придворных, силясь вот так, с одного взгляда, понять, имеют ли они что-то против меня, каковы их мотивы и возможности и, самое главное, на что они готовы в стремлении избавиться от помехи в моём лице.

С высокой долей вероятности лично я, Алёна, никому из них не мешаю. Да и кто мог знать, что в теле благородной фрайнэ уже не фрайнэ?

Никто.

Наверное.

Вот настоящая Асфоделия – дело другое.

Но почему?

В императрицы её, может статься, действительно не возьмут.

Дар? Проверка должна была убедить, что никакого дара нет и в помине.

Или не все повелись на разыгранный императором спектакль?

– Благодатных ради, фрайнэ Асфоделия, сядьте ровно и не крутитесь, – наконец не выдержал Эветьен.

– Не могу, – призналась.

– Попытки изобразить флюгер не помогут преуспеть в поисках недоброжелателя. Сделайте над собой усилие и ведите себя достойно.

Я с неохотой прекратила придирчивое созерцание Мадалин со свитой. Отчего-то на императорскую фаворитку взгляд обращался быстрее, чем на других. Вероятно, потому, что остальные для меня – масса безликая, безымянная, полная надёжно сокрытых тайн, в то время как предположительные мотивы Мадалин казались относительно простыми, понятными.

– Быть может, фрайнэ Асфоделия, вас несколько успокоит и ободрит весть, что вскоре мы и наш двор переезжаем в Эй-Форийю, – заговорил Стефанио.

Надо полагать, правитель входил в то меньшинство, которому можно знать всё.

– Эйфория? – растерялась я.

– Эй-Форийя, – поправил Эветьен тоном, будто я исказила смысл невинного слова до откровенно неприличного. – Дворец Его императорского величества, расположенный выше по течению Инис.

– Воздух там свеж, не отравлен городским зловонием, воды Инис чище и вокруг прекрасные охотничьи угодья. Мы уверены, вам Эй-Форийя придётся по нраву, – Стефанио повернул ко мне голову и даже одарил скупой улыбкой.

Я натянуто улыбнулась в ответ, поймала поверх императорского плеча удивлённый взгляд Мадалин, следившей за нами куда пристальнее, чем казалось со стороны, и подавила желание сползти по спинке вниз, дабы меня не видели ни с задних рядов этой половины скамеек, ни с передних второй.

Храм мы покинули сразу за императором и его свитой.

Позавтракали в зале. Я пару-тройку раз замечала среди спустившихся к трапезе Саши, но он не подходил к нашему столу и не задерживал на мне взгляд, а я, разумеется, не стала его окликать.

По возвращению в наши покои я обнаружила вещь почти невероятную, не виденную прежде в этом мире.

Книгу.

Томик, пухлый, в коричневом переплёте, с позолоченными вензелями по углам обложки, лежал в гостиной на столике у стены, и я уверена, что не замечала эту книгу раньше.

К столику я ломанулась со скоростью и жаждой обладания Горлума, узревшего наконец свою прелесть, отчего ожидавшие в гостиной служанки шарахнулись в сторону. Не обращая на девушек внимания, я схватила вожделенный предмет, повернулась к падающему из окна свету, жадно рассматривая золотые буквы. На мгновение они показались незнакомыми, какие-то красивые, но непонятные значки и фигурные завитушки, однако стоило приглядеться, и – о, чудо! – я разобрала название.

– «Ле-ген-да о слав-ном ры-ца-ре Лан-се-ле и прек-рас-ной де-ве Аэлен-не», – прочитать получилось только по слогам, но, главное, получилось! – Это что, о той несчастной парочке, о которой ты рассказывала? – я обернулась к Жизель, замершей посреди комнаты.

– Нет, что ты. Обычный рыцарский роман, якобы основанный на старых легендах. Ты не читала? – в зеленовато-карих глазах мелькнуло удивление.

Видимо, популярный роман, коли предполагается, что Асфоделия должна быть с ним знакома.

– Нет. Можно тогда я возьму почитать? Я аккуратна с книгами и потом обязательно её верну.

– Бери, конечно.

Трепетно прижав книгу к груди, словно величайшее сокровище, я отправилась в спальню. Жизель последовала за мной, остановилась на пороге, наблюдая, как я устаиваюсь на кушетке.

– Ты не пойдёшь на прогулку?

– Не-а, – я сгребла подол в горсть, пытаясь забраться с ногами на кушетку и усесться со всем возможным удобством. – Лучше почитаю.

– Предпочитаешь чтение?

– Да. Почему нет?

– Не самое распространённое занятие среди юных благородных фрайнэ.

– А что распространено – вышивка?

– Да, – что-то, правда, по лицу девушки не видно, чтобы она сама любила отдавать время данному хобби. – Благотворительность, если положение семьи достаточно высоко. Музицирование. Пение. Несколько лет назад было модно сочинять стихи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Жизель, придворная жизнь разнообразием не радует, живём тут фактически как в тюрьме или лагере – за стены ни ногой, трапезы по расписанию, посещение храма по графику, танцы по регламенту, прогулки строго по периметру двора. Шаг в сторону почти побег, прыжок приравнивается к попытке улететь. И раз так, то я лучше посижу в комнате и почитаю.

И заодно выясню наконец, как воспринимаю письменную речь.

К тому же денёк опять хмурый, небо затянуто, того и гляди дождь зарядит. В общем, ну его.

– Девы жребия, Асфоделия, приезжают ко двору без членов семьи, опекунов и компаньонок, – напомнила Жизель. – Нас не принимают в свиту женщин из императорской семьи, потому что у императора нет ни супруги, ни близких родственниц. Пока мы здесь, мы находимся под опекой и защитой Стефанио, трёх из нас ему ещё возвращать в лоно семьи здоровыми, непорочными, устоявшими перед соблазнами двора и с незапятнанной репутацией. Он должен быть уверен, что нам ничто не угрожает, ни морально, ни физически, ни духовно, и оттого держит…

– Взаперти? – закончила я фразу.

– Под усиленной охраной, – поправила Жизель.

– То есть взаперти.

– Как знаешь, а я пойду. Мне надо хотя бы ненадолго выходить на воздух, иначе я с ума сойду в этих стенах.

– Император сказал, двор скоро переезжает в Эйфорию…

– Эй-Форийя. Я слышала. Надеюсь, там будет посвободнее, – Жизель поморщилась, будто не была уверена в собственных словах, и вышла.

Велела служанке принести плащ и туфли для прогулок, а я откинулась на спинку кушетки и открыла книгу. Текст, к счастью, оказался печатным, шрифт хоть и непривычным, но читабельным. Бумага на удивление белая, гладкая, в верхних углах каждой страницы цветочный орнамент. Поначалу дело не шибко спорилось: читалось тяжело, по слогам, иногда приходилось проговаривать вслух, некоторые слова разобрать не удалось, и я вязла в густых непролазных дебрях сравнений, метафор и аллегорий. Сюжет развивался крайне, крайне неспешно, персонажи говорили много, образно и едва ли не в рифму, однако постепенно чтение пошло легче, и я втянулась.

* * *

Читала я весь день.

Жизель вернулась с прогулки разрумянившаяся, оживлённая, посмотрела на меня, усмехнулась и заметила, что кабы знала о моём увлечении, то привезла бы из дома ещё несколько книг, повеселее похождений рыцаря Ланселя в попытках завоевать сердце неприступной девы Аэленны.

Кили заглядывала иногда, косилась неодобрительно, но возражать капризам госпожи – по крайней мере, капризам безобидным, – не смела. Только зажгла сферу поярче, когда начало смеркаться.

Перед ужином объявился гость, то ли с инспекцией, то ли за реваншем. Жизель ещё переодевалась в спальне, Кили же управилась быстрее и потому я в ожидании эскорта сидела в кресле возле разожжённого камина и читала. Дёрнулась было на стук, но Кили замахала руками, не вставайте, мол, не барское это дело – двери открывать, и сама метнулась к створке. Распахнула, посторонилась, пропуская визитёра, присела в книксене.

– Фрайнэ Асфоделия, – Эветьен приблизился, глядя на томик в моих руках так, словно я была неграмотной крестьянкой и в книге меня могли заинтересовать разве что картинки.

– Фрайн Шевери, – я заложила страницу отрезом ленточки, найденной на туалетном столике и переведённой на роль закладки, закрыла книгу. – Вы опять будете сопровождать нас к ужину?

– Нет. Уверен, вам и четырёх рыцарей хватит с лихвой.

Сначала братский дуэт, теперь сразу рыцарский квартет предлагают… этак я скоро целым мужским гаремом обзаведусь.

Эветьен обернулся к мнущейся у двери Кили, сделал недвусмысленный жест. Горничная помедлила, но теперь рукой махнула я.

– Спасибо, Кили, можешь идти.

– Неудачный выбор служанки, – заметил Эветьен, как только за девушкой закрылась дверь.

– Вы так говорите, будто я сама её выбирала. Во всяком случае, Кили работает хорошо, жаловаться мне не на что.

Эветьен прислушался к доносящимся из спальни шорохам и понизил голос:

– Через два дня двор перебирается в Эй-Форийю, где пробудет около двух недель. Его императорское величество желает отдохнуть от шума и суеты города, развеяться, поразмыслить и сделать окончательный выбор в обстановке более спокойной, непринуждённой. Большая часть придворных отправится с ним на барках. Вы четверо тоже.

Я кивнула. Это и так ясно.

– Слуги сами соберут и уложат всё необходимое, волноваться вам не о чем...

Всё, что у меня есть в этом мире материального – десяток платьев, бельё, обувь и аксессуары по мелочи, – даровано милостью Стефанио, находится в ведении Кили и если назавтра меня лишат всего, вплоть до последней нитки, возразить и помешать я вряд ли смогу. Так о чём там волноваться-то?

– Обоз с вещами поедет наземным путём. И ехать, и лететь недалеко. Если погода действительно будет благоволить, как утверждают предсказатели, то вас ожидает приятная прогулка.

Я ещё раз кивнула и отложила книгу на столик возле кресла. Эветьен немедленно повернул том обложкой к себе, пробежался глазами по названию.

– «Легенда о славном рыцаре Ланселе и прекрасной деве Аэленне», – прочитал вслух. – Вам нравятся рыцарские романы?

– Если они все написаны в том же духе, что и этот, то сомневаюсь, – усмехнулась я. – Даже не знаю, кого жалеть в первую очередь: бедолагу Ланселя, который уже половину земель обошёл, но всё никак железные башмаки не истопчет, или Аэленну, вынужденную сидеть у окошка и ждать, пока благоверному надоест шататься невесть где.

– Мне казалось, юным фрайнэ по душе отважные, доблестные рыцари, готовые ради своей возлюбленной и в обитель вечного мрака сойти, и чудовищ победить.

– Я не против храбрых рыцарей. Но получается, что мужикам можно путешествовать, мир смотреть и себя показывать, пить, курить, матом ру… браниться и по бабам ходить, а приличным девицам надлежит сидеть дома и ждать, когда о них вспомнят.

– Во многих странах и по сей день принят такой уклад, – Эветьен отодвинул книгу от себя, посмотрел на меня сверху вниз. – Я слышал, что на островах девочек воспитывают в большей свободе, нежели на континенте, но до встречи с вами плохо представлял, насколько.

О-о, он и впрямь плохо представляет, насколько!

– Полагаю, бесполезно уточнять, есть ли какие-то подвижки в расследовании?

– В каком расследовании?

– Попытки убить меня, – напомнила я. – Второй случай подтверждает, что это не просто неудачное стечение обстоятельств… или вы по-прежнему считаете, что я сама себе всё подстроила?

– Нет, – прозвучало не слишком убедительно.

– Неужели?

– Скажем так, я не исключаю всех вероятностей, – Эветьен навис надо мной, загораживая сияние сферы, освещающей гостиную. – На моём месте, Асфоделия, вы бы со мной согласились: юная фрайнэ с силой явно большей, чем можно ожидать у женщины, на глазах двух десятков свидетелей устраивает то, на что не каждый опытный закатник способен. Но собственное творение оборачивается против неё, а несколько дней спустя обнаруживается, что той силы не осталось и половины. Не могла же она иссякнуть, словно вода пересохшего источника, верно? Более того, фрайнэ начинает вести себя… мягко говоря, странно. Будто не вполне понимает, что с ней случилось, где она находится и кто она есть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Горячо, фрайн Шевери, горячо. Даже очень.

– Ситуация усугубляется её происхождением. Напомнить, какой из островов был эпицентром мятежа в прошлом веке? Жители какого, восстав против воли императора, применили силу не только физическую, хотя тогда на острове не было ни одной обители закатников?

Не надо, я уже догадалась.

– Затем на голову фрайнэ обрушивается череда несчастных случаев… порою в прямом смысле… и на месте одного из них остаётся эхо её же силы. Ответьте, что бы вы подумали, увидев подобное?

– Тисон сказал, что эхо может быть похожим, – я вцепилась в подлокотники кресла, остро желая отвести взгляд, сжаться и начать оправдываться.

– Может, – не стал спорить Эветьен. – Но в нашем случае вероятность этого весьма невелика.

– Почему?

– Потому что схожее эхо встречается редко. И я, в отличие от артефактов, фиксирующих наличие силы и её уровень, чувствую именно её оттенки, то, что делает эхо каждого человека неповторимым, уникальным.

Прелесть какая.

– Ладно, тогда объясните за компанию, зачем мне подстраивать себе якобы несчастный случай? – я резко вскочила, пытаясь уравнять наше положение хотя бы таким бесхитростным способом.

Наверное, чересчур резко, потому что Эветьен не отстранился, зато я, вытянувшись перед ним в полный рост и увидев его лицо столь близко к собственному, отшатнулась. Уткнулась в кресло и чуть не плюхнулась обратно. Удержал Эветьен – обнял за талию, привлёк к себе. Учитывая, что свободного пространства между нами и так фактически не было, спасала лишь разница в занимаемом положении… в общем, вчерашняя ситуация на лестнице повторилась. Правда, нынче я не цеплялась за мужчину с отчаянием кошки на ветке дерева, стояли мы на ровной поверхности и жизни моей ничего не угрожало.

– И вас то и дело приходится ловить, – задумчиво добавил Эветьен, изучая моё лицо так пристально, будто давно меня не видел.

Я моргнула потерянно.

Это ближе, чем на лестнице.

И даже ближе, чем когда я в танце едва не врезалась в него.

Сейчас, несмотря на слой одежды, я хорошо – слишком хорошо, – ощущала руку, обвивавшуюся вокруг талии, напряжённое тело, к которому меня прижимали. Не сильно, и я наверняка могла освободиться или как-то обозначить свой протест против столь тесных контактов… но почему-то не торопилась. Просто смотрела в его лицо, отметив отстранённо, как взгляд Эветьена задержался на моих губах.

Дверь распахнулась внезапно, наполняя гостиную сквозняком и звуками быстрых шагов. Причём дверь парадная, не та, что вела в спальню.

– Асфоделия?