Асфоделия. Суженая смерти (СИ)

Глава 23

Нарциссу привели в чувство, и срочно вызванный дворцовый лекарь диагностировал истощение и ослабление жизненных сил ввиду недосыпа, недоедания и чрезмерного религиозного усердия. Девушке прописали пару-тройку дней постельного режима, отдых, нормальное питание и прогулки на свежем воздухе, как только Нарцисса достаточно окрепнет для выхода из покоев. Добавили микстуру для укрепления сил и настоятельно рекомендовали не забывать, что она юная прекрасная фрайнэ в начале жизненного пути и нет нужды с головой погружаться в духовное в ущерб земному. Хорошо, когда молодая фрайнэ помнит о благодарности Четырём и долге пред ними, даровавшими ей жизнь и осыпавшими прочими милостями, но не след чересчур забивать прелестную головку мыслями о высоком. У фрайнэ её возраста и положения иное предназначение в жизни и отворачиваться от него грех не меньший, чем уклонение от посещения храма.

Я при визите лекаря не присутствовала, занятая ползаньем на четвереньках по гостиной, однако Тисон, заглянувший позже, рассказал вкратце, а Брендетта за ужином охотно повторила в подробностях. Император в общий зал ожидаемо не спустился – по официальной версии, ужинал в компании приближённых в своих покоях. Ну да, знаю я теперь, что может скрываться за этой «отмазкой».

Сама я провела оставшуюся часть дня за тщательным осмотром наших комнат, дабы убедиться, что у нас нет вазочки, синего графина или чего-то похожего, способного разбиться и оставить осколок. Вернувшиеся в покои Жизель и Кили наблюдали за мной с настороженным удивлением, однако вдаваться в подробности я не стала. Кили заверила, что ничего, к чему бы мог подходить осколок, в этих комнатах нет, ничего в последние дни не разбивалось и прибирались слуги как должно, не оставляя мусора на видных местах. В прошлой жизни любила я смотреть неспешные английские детективы, но из меня следователь никудышный, я никогда не вычисляла настоящего убийцу прежде, чем о его личности сообщалось во всеуслышание. И сейчас тоже не особо рассчитывала самостоятельно выйти на след напавшего.

Пока было очевидно лишь, что время для нападения выбрано сознательно, с пониманием ситуации. Движущийся сгусток света – это ого-го сколько энергии и в остатке не эхо, поди, а целый симфонический оркестр. Но… без Эветьена его всё равно что нет. Я, считай, первоклашка, Тисон не одарён, а больше нам обратиться не к кому.

Осколок, возможно, улика.

А возможно, просто стекляшка.

Женский крик тоже неясно чей и откуда взялся.

Чего хотели добиться, используя шар, не причинивший мне заметного вреда, – неизвестно.

Почему ждали столько времени? Не знаю, как оба Шевери, но я уже успела немного успокоиться на сей счёт и, говоря откровенно, даже решила, что теперь, со сменой моего статуса, обо мне вовсе забудут. Недобропорядочная островитянка в роли суженой императора ещё могла вызвать зависть, неприязнь и желание избавиться от докучливой девицы, пока не поздно, однако кому нужна невеста фрайна Шевери?

И почему в прошлые разы всё обставлялось как несчастный случай, в общественном месте, при свидетелях, а нынче пошли буквально в лобовую атаку, выждав, когда я останусь одна?

Какая силища должна быть у напавшего, чтобы создать нечто подобное? Не каждый закатник способен на такие сложные, энергозатратные спецэффекты. Возможности магов этого мира не позволяли колдовать без последствий, в частности для собственного организма, оставался потолок, выше которого нельзя прыгнуть при всём желании. Пожив немного в здешних реалиях, я поняла, что подобные рамки только к лучшему, потому что страшно представить, как далеко заходили бы те же закатники, будь в их распоряжении безграничная сила.

Осколок тоже подвергся осмотру и ощупыванию, обычному, по старинке и попыткам ощутить какое-нибудь эхо. Увы, ничем подозрительным от стекляшки не фонило.

Убедившись, что вокруг Нарциссы достаточно народу, готового помочь в случае нужды, Тисон наотрез отказался отходить далеко от наших комнат, по крайней мере, пока и вокруг меня не соберётся людей не меньше. Ушёл он только после возвращения Жизель и Кили, да и то отчасти потому, что не мог постоянно быть рядом и не привлекать при том лишнего внимания. Избирательность и гибкость правил впечатляла, создавалось ощущение, что за каждым пунктом скрывалась куча негласных подпунктов и оговорок, о которых никто не упоминал вслух, но все обязаны были о них знать.

Вернулся Тисон к выходу на ужин. Сопроводил, как всегда, хотя было немного непривычно идти без Нарциссы и Элиаса. Тайнес, молодой, коротко стриженный рыцарь Жизель, и Перри, темноволосый спутник Брендетты, поглядывали на нас с хмурым непониманием, почему мы с Тисоном ещё здесь, ходим вдвоём, словно я по-прежнему значусь девой жребия. И я впервые попробовать оценить коллег Тисона как потенциальных подозреваемых.

Есть ли у них мотив?

По моим прикидкам получалось, что явные причины видеть во мне помеху были только у Элиаса, что до остальных славных рыцарей, то им-то какая разница, чья я невеста? И дара нет ни у одного.

И ещё казалось, что напавший не отличался высоким ростом и крупным телосложением, а значит, вполне мог быть женщиной. Конечно, трудно судить наверняка, когда сквозь слепящее сияние видишь лишь расплывающуюся фигуру, а потом в тебя попадает энергетический шар…

В общем зале я сидела до последнего. Жизель шепнула, что останется у вайленцев до утра, и, пользуясь обычной вечерней суматохой, ускользнула пораньше. Задерживать девушку я не стала. Зачем? О нападении знал только Тисон – и напавший, разумеется, – даже соседке известно лишь о моём обмороке и то потому, что Брендетта в любом случае разболтала бы. Тревожить и дёргать Жизель смысла нет, да и, действительно, вряд ли меня придут добивать спустя столь малый промежуток времени. Кем бы ни был неведомый маг, ему нужно восстановить силы, а на это уйдёт не час, не два и даже не полдня. Сомневаюсь, что у недоброжелателя имеется целый батальон колдунов на замену.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Для верности я всё же решила оставить в покоях горничную. Личные слуги, ночующие в соседней комнате с хозяином, а то и в одной, здесь были в порядке вещей, и Кили даже не удивилась, когда по возвращению в апартаменты я попросила её остаться на ночь. По-моему, то, что я часами преспокойно обходилась без служанки на подхвате, порождало в Кили куда больше искреннего недоумения.

Покончив с обязательными приготовлениями ко сну, я обошла все помещения, проверила все углы и окна за компанию. Да, внезапно проснувшаяся паранойя, она такая – обожжешься разок на молоке и сразу начинаешь дуть на всё подряд.

На всякий пожарный случай выглянула в коридор и чуть не заорала благим матом, увидев замершую с другой стороны порога тёмную фигуру.

– Чёрт побери, Тисон! – я схватилась за зачастившее сердце. – Какого хрена ты тут торчишь?

– Охраняю тебя, – выдал Тисон невозмутимо. – Я по-прежнему считаю, что тебе пока нельзя оставаться одной, тем более на всю ночь, а Жизель, сколь понимаю, вернётся не скоро.

– Я не одна, со мной Кили.

– Хорошо, – кивнул мужчина, но с места не сдвинулся.

С минуту я наблюдала, как он стоит возле двери наподобие стражника, вглядываясь в сумрачный коридор.

– Будешь всю ночь за часового?

– Да.

– На ногах, на сквозняке и без возможности поспать?

– Да.

Распахнув створку шире, я отступила в глубь гостиной, повернулась к нерешительно мнущейся служанке.

– Спасибо за помощь, Кили, можешь идти. Увидимся утром.

– Но, фрайнэ… – залепетала девушка, испуганно округлив глаза. – Как же так… вы же велели…

– Передумала, – перебила я. – Спокойной ночи, Кили.

Девичьи пальчики стиснули чёрную юбку форменного платья, губы поджались неодобрительно, в синих глазах мелькнула тень полудетской обиды. Однако перечить дальше Кили не осмелилась, присела и с тихим: «Добрых снов, фрайнэ», – выскочила вон.

– Заходи.

– Не нужно, Асфоделия, – отозвался Тисон. – И зря ты отослала служанку.

– Тисон, раз уж ты взялся меня сторожить, то можешь это делать и в гостиной, где тепло и есть где посидеть… и даже поспать, если захочешь, – я покосилась на тюфяк, который Кили выудила невесть откуда и сноровисто разложила на полу. – Я буду в спальне, до утра носа оттуда не высуну и тебя не побеспокою… честное пионерское. Правда, я пионером не была, к моменту, когда я пошла в школу, всё это стало прошлым… – и несу какую-то ерунду.

Поколебавшись, Тисон всё же переступил порог. Я закрыла дверь и поскорее юркнула в спальню. Погасила сферу и в слабом свете пламени в камине забралась в постель, накрылась едва ли не с головой.

Я действительно собиралась спать. Честно! Просто… Морфей ко мне не спешил. Я ворочалась беспокойно с боку на бок, по сто раз прокручивала в голове нападение, искала причины, перебирала возможных недоброжелателей и иногда поглядывала на дверь, ведущую в гостиную. Последнее выходило само собой, я даже не сразу отмечала, что таращусь на эту чёртову створку, будто на телефон в ожидании звонка от понравившегося парня. Наконец встала, на цыпочках пересекла спальню и приоткрыла дверь. Сугубо дабы убедиться, что Тисон устроился со всем возможным удобством.

Дожила, называется, на старости лет. Бегаю проверять, как там мой рыцарь, не дует ли ему где…

Дует тут только мне. Сквозняк завёлся. В мозгах, угу.

Тисон сидел в кресле возле камина, в пол-оборота ко мне, вытянув ноги и поглядывая на дверь парадного входа. Форменную хламиду снял, и теперь она висела на спинке второго кресла. Я уж собралась было закрыть дверь и сделать вид, что меня здесь вовсе не было, но Тисон вдруг встрепенулся и резко повернулся ко мне.

– Асфоделия? – он поднялся, направился к проёму, рассматривая меня с такой тревогой, что неловко стало. – Что-то случилось?

– А, нет-нет, ничего. Не беспокойся, я просто… проверяла.

– Что именно?

– Как ты тут… устроился, – прозвучало на диво неубедительно. Я указала на пол. – Видишь, и из спальни не выхожу.

Тисон кивнул, замер в паре шагов от порога. И куртка расстёгнута наполовину, открывая белую рубашку и шнуровку у ворота. Так я и не выяснила, почему к мужским рубашкам пуговицы не пришивают…

– Ладно… пойду я… спать.

– Добрых снов, Асфоделия.

– Добрых, – откликнулась я.

Но с места не сдвинулась, будто корни пустить успела.

Тисон тоже.

– Как думаешь, кто это мог быть? – спросила после короткой паузы. – Ну, напавший.

– Одарённый, сильный и очевидно хорошо ориентирующийся во дворце… едва ли здесь много подобных ему. Мало кому удаётся скрыть сильный дар от закатников.

– А если он не из числа придворных? – предположила я. – Когда мы… с Эветьеном выбирались в город, он вывел меня из Эй-Форийи какими-то окольными путями, через служебные помещения, где никто на нас даже не посмотрел… и если одеться так же неприметно, как мы, и знать, куда идти, то…

– В Эй-Форийе не было ни единой попытки нападения, – напомнил Тисон.

– Да… ещё одна странность, которой я не могу найти объяснения, разве что он в столице остался, а не полетел со всем двором.

– Вполне возможно.

– Но он точно не закатник?

– Нет. Адепты Заката действуют иначе, да и проверка должна была если не убедить их в твоей неодарённости, то хотя бы дать понять, что Его императорское величество не заинтересован в огласке.

Убедить она их, конечно, не убедила – какой адекватный закатник поверит, что девица, о колдовских талантах которой ходит столько интригующих слухов, внезапно оказалась маглом, – однако и впрямь могла предостеречь. Вот очередная местная странность – закатники против женщин-магов, но страстно обожают сильный дар. И если вдруг попадается особо одарённая девушка – не верю, что таких в Империи нет в принципе, – как тогда орден разрешает неминуемую дилемму?

Минуту-другую мы молчали. Порог разделял нас почище настоящей стены, и я не знала, что будет, если я переступлю эту черту.

Я могла, да.

Но мало приятного напороться на холодный отказ.

И вообще… нельзя. Потому что нехорошо, неправильно и… жарко в комнатах как-то. Интересно, когда воздух успел так накалиться? Или это у меня начинается дефицит кислорода в присутствии Тисона?

– Тисон, – выдохнула я и привалилась к косяку, на самой этой растреклятой условной границе.

– Асфоделия, – он всё-таки сделал шаг навстречу, остановился на расстоянии вытянутой руки.

Всего-то раз. Один-единственный, и другого уже не будет.

Не должно быть.

Ох, прав был Тисон, когда сказал, что не нужно. Ох, как прав… а я, наивная дева немного за тридцать, вообразила, что ничего страшного. Взрослые же люди, умеем желания и хотелки усмирять… вон как успешно в прошлый раз усмирила. Глазом моргнуть не успела, как оказалась на тумбочке, ко всему готовая и на всё согласная.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сердце стучало заполошно, в горле пересохло. Воздух, казалось, наэлектризовался до предела, одно неаккуратное движение, слово, вздох и коротнёт.

Ещё шаг, короткий, осторожный, словно я могла испугаться и убежать.

Тогда не сбежала, даже наоборот, а теперь и подавно дверь перед носом не захлопну.

Порог по-прежнему нас разделял, но сейчас достаточно чуть-чуть податься вперёд, чтобы уткнуться в человека перед тобой. Я посмотрела исподлобья на Тисона, пытаясь понять по тёмным глазам, опасается ли он меня напугать или в себе не уверен? Уже привычным жестом он поймал мою руку, погладил пальцы, и я действительно подалась навстречу, глядя снизу вверх столь пристально, не мигая, будто надеялась его загипнотизировать. Тисон коснулся моего подбородка, приподнял его и склонил голову, накрывая мои губы своими. Отчего-то на мгновение показалось, что сердце вот-вот из груди выскочит…

Не выскочило, оставшись на положенном природой месте.

Зато мир сошёл с ума.

Или с ума сошли мы.

Момент, когда лёгкий, почти целомудренный поцелуй превратился в настойчивый, жадный, я благополучно пропустила. Вот был первый, едва ощутимый, обжигающий губы горячим дыханием, и вот он уже совершенно иной, иссушающий, выпивающий до дна. Словно некто вжал педаль газа до упора, и тормоза сорвало напрочь, отправив нас на полной скорости в неизвестность. Невинное поглаживание пальцев забыто, Тисон рывком прижал меня к косяку, я обвила мужскую шею руками, царапнула ногтями жёсткую кожу куртки. Скользнула ладонями по плечам и попыталась вслепую её расстегнуть.

Ненавижу эти крючки, сто двадцать пуговок где не надо и кучу завязок там, где как раз пригодилась бы одна нормальная пуговица!

На эффектное отрывание с мясом, впрочем, силёнок тоже не хватило.

Тисон отвёл мои руки прежде, чем я начала шипеть раздражённо и дёргать что не надо, и расстегнул и снял куртку сам. Она улетела куда-то в гостиную, Тисон подхватил меня, поднимая над полом, и я обняла мужчину руками и ногами. Твёрдый косяк неприятно врезался в спину, но мелкое это неудобство было далёким, несущественным. Нужен ещё один поцелуй…

И ещё одно прикосновение, наполовину бесцельное, лишь ради самого факта прикосновения, ради ощущения друг друга в близости столь желанной, сумасбродной.

И ещё, будто без них мы не могли жить.

Действительно сумасшествие.

Ладони в уже знакомом хаотичном порыве прогулялись по телу, сминая тонкую белую ткань, губы опустились ниже, по шее, ключицам, не столько касаясь нежно, сколько жаля болезненно. Я откинула голову назад, утыкаясь в дурацкий косяк, ловя ртом воздух, который, похоже, закончился вовсе в радиусе двух-трёх метров. Губы пылали, точно заклеймённые, тело плавилось кусочком масла на раскалённой сковородке и в голове кисло-сладкий туман с тусклыми вкраплениям отдельных вялых мыслей. Тисон чуть отодвинулся, посмотрел на меня пристально и, продолжая удерживать меня на весу, сошёл наконец с порога. Пересёк комнату и усадил меня в изножье на край кровати. Наклонился, впился в мои губы жадно, словно не способный насытиться их вкусом, провёл кончиками пальцев по шее, опускаясь к вороту ночной сорочки, лаская кожу на границе с тканевой преградой. Отстранился и резкими, рваными движениями начал избавляться от оставшейся одежды.

Я тоже.

Снять женскую рубашку внезапно оказалось сложнее, чем мужскую. Чёртовы ленты путались и не желали развязываться, я то нетерпеливо дёргала их, то поглядывала украдкой на Тисона. Хотелось сорвать треклятую тряпку и выкинуть подальше, до такой степени раздражала необходимость раздеваться, тратить на разоблачение лишние драгоценные минуты, прерывать контакт.

Вынужденную войну с одеждой мы закончили почти одновременно.

Одновременно же потянулись навстречу, сплетая руки, цепляясь друг за друга. Тисон опрокинул меня на смятое одеяло, прижал к перине, позволяя насладиться головокружительным ощущением его тела, прикосновением кожи к коже. Спустился новой цепочкой от губ до груди, я выгнулась, чувствуя, как его ладонь перебирается на внутреннюю сторону бедра. Сделав глоток душного, перчёного воздуха, я ухватилась за мужские плечи, надавила, отстраняя от себя. Тисон подчинился, выпрямился, и я на удивление легко перевернула его спину, укладывая на одеяло. Сама нависла сверху, в каскаде упавших по обеим сторонам лица волос, склонилась, поцеловала. Повторила его действия – губами вниз по телу и ладонью по бедру, нарочито неспешно, дразнясь. Провела пальцами вверх-вниз по мужской плоти, слушая прерывистые вздохи, и выпрямилась резко, перебросила волосы за спину. Перекинула ногу и медленно опустилась.

Не знаю, как так вышло. Просто захотелось. Тело, охваченное безумием этого пожара, сделало, а разум не спорил с желаниями, слишком острыми, всепоглощающими, чтобы им противостоять и возражать. Я двигалась, задавая темп сама, ладони Тисона скользили по моим бёдрам, и остальной мир затерялся где-то там, за пределами кровати и спальни, озарённой тусклыми отблесками огня в камине. В какой-то момент одна ладонь переместилась на талию и Тисон рывком сел, обхватил меня за поясницу, привлёк к себе. Я обняла его, теряясь в вихре пёстрых ощущений, в прямом завораживающем взгляде глаза в глаза, в неровном дыхании, обратившимся одним на двоих. Второй рывок, и я опять оказалась опрокинута на одеяло, а Тисон навис надо мной, перехватывая управлением процессом, каждым толчком вжимая меня в перину. Я лишь выгибалась сильнее, подозревая смутно, что вновь впиваюсь ногтями в мужские плечи.

В пропасть мы тоже сорвались почти одновременно. Яркое, безумное падение – или полёт? – вдвоём, в тесных, жарких объятиях друг друга. И время замерло, позволяя пусть и недолго, но ни о чём не думать.

* * *

Тяжесть сотворённого обрушилась на меня утром.

Спросонья я не сразу сообразила, кто посапывает мирно рядом со мной. Ещё и руку на меня закинул хозяйским жестом и к себе поближе подгрёб. Жизель всегда ухитрялась оставаться на своей половине постели, на мою не посягала, и оттого сонный мозг никак не мог сложить уже привычные представления о пробуждении с изменившимися реалиями нового дня. Я скосила взгляд на постороннюю руку, возлежащую поверх одеяла, и поняла, что она, рука, мужская. Медленно, осторожно попыталась перевернуться с бока на спину, что оказалось не так-то легко сделать, находясь под чужой конечностью.

Тисон.

Спит себе рядышком преспокойно, на животе лёжа и уткнувшись щекой в подушку. Выражение повёрнутого ко мне лика умиротворённое, расслабленное, впору картину писать. Можно подумать, он этой ночи полжизни ждал и наконец получил страстно желаемое. Хотя… в свете десятилетнего целибата не так уж это далеко от истины.

В памяти всплыла наиболее яркая, содержательная часть оной ночи, и я отвернулась, сама уткнулась в свою подушку и приглушённо застонала.

Я изнасиловала безбрачного рыцаря.

Нет, он, конечно, не очень-то и против был…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ладно, значит, совратила.

Детинушку здоровенную двадцати девяти годков от роду.

Боже…

И собственно ночью всё нормально было, казалось, так и надо, даже нужно, жизненно необходимо, будто воздух, а иначе…

А иначе что?

Отлепившись от подушки и убедившись, что Тисон не среагировал на мои отнюдь не эротичные стоны, я приподняла его руку и попробовала вылезти из-под одеяла. Тоже медленно, осторожно, чувствуя себя сапёром при разминировании, почти что ползком и с постоянной оглядкой на мужчину выбралась из-под руки, положила её на освободившееся место у подушки. Тисон шевельнулся, вынудив меня испуганно застыть, но вроде не проснулся, только подушку приобнял. Выждав несколько секунд для верности, я передвинулась к краю постели, спустила ноги на ковёр. Ночная сорочка обнаружилась не сразу, пришлось встать ив панике пометаться вокруг кровати. И когда я подобрала белую ткань, услышала шаги.

Жизель вернулась?

Или Кили? Хотя не рановато ли для прихода служанок?

Ведущая в гостиную дверь так и осталась нараспашку и потому приближающиеся шаги прозвучали особенно чётко.

Похоронным маршем.

Я выпрямилась и принялась в спешке натягивать сорочку. Разумеется, тут же запуталась в длинных рукавах и надела её задом наперёд.

– Алия? – раздался голос Эветьена и спустя удар сердца он появился в проёме, одетый как обычно, причёсанный и аккуратный до неприличия, словно не сопровождал императора этой ночью по очередным злачным местам.

За моей спиной на кровати вновь зашевелился Тисон, пробормотал что-то и я, не дожидаясь публичной расправы, сбежала – в ванную комнату как в единственное место, где можно было спрятаться. Закрыла дверь и привалилась спиной к створке. Сфера в ванной зажигалась сама, стоило переступить порог, озаряя всё просторное помещение ровным светом.

Вот теперь точно дура. О чём я только думала?! Неужели действительно полагала, что сейчас мы с Тисоном переспим разочек на прощание и разойдёмся, а Эветьен ни о чём не узнает? Тисон вернётся в храм, я выйду замуж за Эветьена, и все мы будем жить долго и счастливо?

Из-за двери долетели голоса и шорохи – наверное, Тисон встал с кровати, – но слов разобрать не удалось. Во всяком случае, голос не повышали, и звуков борьбы не доносилось. Впрочем, с чего бы Эветьену морду брату бить из-за какой-то дурной иномирянки с нетвёрдым моральным компасом? Какие бы недоразумения между ними ни приключались, они действительно были друг другу много ближе, чем можно ожидать в здешних реалиях, и обрывать эту родственную связь ради ненастоящей фрайнэ, прыгающей из койки в койку со скоростью горной козы?

Я сползла по створке на пол, подтянула колени к груди и обхватила их руками.

Дура. Как есть дура.

И ничего-то уже не исправишь. Стыдно и страшно до одури, до зябкого пронизывающего холодка, до щемящего осознания сотворённого.

– Алия? – оклик Эветьена смешался с требовательным стуком в дверь.

Я вздрогнула и сжалась. Вот и подкрался пушной северный зверёк… персональный.

– Почему ты так её называешь? – прозвучал удивлённый голос Тисона. – Я понимаю, почему Лия, но почему Алия?

– Она разве тебе не рассказала?

– Не рассказала чего?

– Алия, открой дверь, – Эветьен не удостоил брата ответом. – Я знаю, что ты возле неё сидишь.

Догадливый какой.

– Мне бы не хотелось вытаскивать тебя из купальни силой.

Что ж…

Если помирать, то с музыкой.

Поднявшись с пола, я развернулась лицом к двери, несколько секунд прислушивалась к тишине за ней и наконец резко распахнула. Тисон успел надеть штаны и теперь на пару с братом стоял по другую сторону порога. Оба Шевери смотрели на меня выжидающе, обеспокоенно, с искренним недоумением мужчин, не понимающих, как женщина может устраивать истерику из-за столь неважной, по их мнению, мелочи.

– Ну вот она я, иномирянка с пониженной социальной ответственностью, невоспитанная, легкомысленная и сексуально озабоченная, – заявила я с каким-то полудетским вызовом, который не понравился даже мне. Но и остановиться, подобрать правильные, уместные слова я не могла. – Сначала с одним братом переспала, через неделю – с другим. Мы, попаданки, такие – нам сразу целый мужской гарем вынь да положь, иначе сочтём, что попадание не удалось.

– Поэтому со следующей ночи ты спишь в моей постели, так хоть какая-то надежда, что я буду знать, где ты и с кем, – выдал Эветьен непререкаемым тоном, взял меня за руку и дёрнул на себя, вынуждая фактически вывалиться из ванной ему на грудь. Я попыталась отстраниться, но Эветьен удержал, чуть сильнее сжал мои пальцы. – Постой спокойно, мне надо проверить твоё состояние.

Я застыла в его объятиях, покорно ожидая окончания экзекуции. Тисон буравил меня помрачневшим взглядом, и я не находила сил, чтобы посмотреть на него прямо. Только украдкой, воровато.

– Странно, – произнёс Эветьен спустя мучительно неловкую минуту. – Никаких следов внешнего воздействия. Ты уверена, что шар попал в тебя?

– Уверена, – я покосилась на Тисона, чувствуя, как к вине и стыду присоединяется удивление.

Один застукал своих суженую и брата в постели, но при том и бровью не повёл, будто мы тут всего-навсего чай пили в разных углах гостиной.

Другой переспал с невестой брата и при внезапном явлении последнего первым делом рассказал о нападении на меня – потому как больше некому сообщить Эветьену о произошедшем вчера днём.

Где исполненные презрения и негодования взоры, обвинения, оскорбления, выяснение отношений и обещание немедленно расторгнуть обручение?

– А следы сохранились? – спросила я.

– Спустя столько времени – маловероятно, – Эветьен отпустил меня. – Но я проверю на всякий случай. Собирайся.

– Зачем?

– Переедешь в мой дом уже сегодня. Резона задерживаться во дворце нет, к тому же это становится небезопасно. Служанка скоро придёт и поможет уложить твои вещи, – Эветьен повернулся и направился в гостиную. На полпути замедлил шаг, бросил через плечо: – Тис, ты тоже можешь поехать… если пожелаешь, – и вышел.

А мы с Тисоном остались вдвоём, разделённые пропастью не меньшей, чем накануне.

– Ино-мирянка? – повторил он.

Я заметила, что на брата Тисон не смотрел вовсе, продолжая изучать меня недоверчиво, настороженно, с очевидным непониманием, как ему отныне на меня реагировать, как воспринимать в свете новой информации.

– Да, я… из другого мира. Я и настоящая Асфоделия поменялись телами во время ритуала… того, что она сделала на Сонне… ну, загадочные слова, удар молнии и… вот я оказалась здесь, в вашем мире и в её теле. Эветьен сказал, что есть специальный ритуал по замене души и что Асфоделия использовала его, чтобы… её не забрали на континент, – чем больше я говорила, тем голос мой звучал тише, жальче.

– Твоё истинное имя Алия? – тон Тисона был равнодушен и сух, словно Сахара.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Алёна. Эветьен не мог произнести его правильно, поэтому мы сошлись на Алии и Лии… на первое время.

– И давно брату всё известно?

– С той ночной вылазки в столицу. Но он… сам догадался, я только что-то подтвердила, что-то опровергла. Тисон, я хотела тебе рассказать… очень хотела, однако… я не знала, как ты отнесёшься к такому… необычному заявлению.

Тисон снова окинул меня подозрительным взглядом, в явной попытке понять, где заканчивается девушка, которую он знал, и начинается неведомый зверь попаданка обыкновенная, одна штука. Затем отвернулся, быстро прошёлся по комнате, собирая с пола одежду и обувь, и, больше не глядя на меня, покинул спальню.

Минута-другая суетливого шороха одежды в гостиной.

Хлопок парадной двери.

Тишина. И лишь во мне будто что-то оборвалось безвозвратно, вынудив кулем осесть на пол.