Асфоделия. Суженая смерти (СИ)

Глава 24

На полу я сидела недолго. Вскоре вернулась Жизель, так что пришлось взять себя в руки, оторвать попу от ковра и отложить страдашки до более удобного времени. Вываливать на соседку подробности из жизни в любовном то ли треугольнике, то ли трио не хотелось. Вряд ли я смогла бы адекватно объяснить человеку невовлечённому все странности и нюансы наших отношений, не касаясь при том моего иномирного происхождения.

Честно говоря, я и сама их до конца не понимала.

Эветьен наведался к императору за разрешением досрочно покинуть дворец, незамедлительно оное получил, мне собирать было особо нечего, и поэтому уехали мы ещё до полудня. Переправились на лодке на другой берег, занятый Франским кварталом, затем на наёмном экипаже добрались до городского дома Эветьена, где нас уже ожидали слуги. Я не посетила ни утреннее благодарение, ни завтрак – всё равно кусок в горло не лез, – и попрощалась лишь с Жизель, немало удивлённой внезапным отбытием соседки. Тем не менее, расстались мы на самой тёплой дружеской волне, которая только могла быть между двумя девушками, связанными необходимостью делить одну жилплощадь и испытывающими взаимную симпатию друг к другу. Кили, будучи, прежде всего, в штате дворцовой прислуги, а не моей личной горничной, осталась в столичной резиденции. Эветьен заверил, что у меня будет другая камеристка, понадёжнее дворцовой. Выяснилось, что раннему визиту жениха прямиком на место преступления я обязана именно Кили. Горничная, как и тогда, когда я ходила тайком на танцы в покои эмиссара Риа, сочла, что суженой фрайна Шевери опасно оставаться на всю ночь в обществе его младшего брата и плевать, что тот безбрачный рыцарь, допустимый для охраны дев жребия, и отправилась к Эветьену. Разумеется, не застала, однако не поленилась передать подробное послание на словах через его слугу.

Как ни странно, Тисон поехал с нами. Правда, за всё время в пути мы с ним не перемолвились ни словом, в экипаже он сидел напротив меня, однако глядел исключительно в окно. Тисон вообще смотрел куда угодно, но только не на меня, будто меня вовсе рядом не было, и казался отстранённым, полностью погружённым в собственные невесёлые думы. Причём явился в последний момент, когда мой скромный багаж погрузили, мы сами сели, и лодка уже готовилась отплыть, без форменной хламиды и с заплечным вещевым мешком. Ещё и берет нацепил, правда, поприличнее того, что достался мне. Братья о чём-то пошептались и больше я ничего от Тисона не слышала.

Оставшаяся часть дня прошла за обустройством на новом месте, знакомством с прислугой и домом и моим подробным пересказом, что произошло вчера. С дотошностью следователя Эветьен расспрашивал меня, что я видела, слышала и чувствовала во время нападения, что успела заметить, что мне показалось или не показалось. Я упомянула прожитый фрагмент из прошлого Асфоделии, и Эветьен мгновенно вцепился в него. Пришлось и тут пошагово вспоминать, что я слышала, видела и ощущала.

Записи на элейском я видела, но не присматривалась к ним и уж тем более не читала. Асфоделия хорошо их знала, поэтому ей не было нужды вчитываться в них при каждой возможности, а я была лишь зрителем, не имеющим никакой власти над чужим воспоминанием.

Жезл я описала максимально подробно. Попробовала даже зарисовать, но получилось очень уж схематично и кривовато.

Показала и осколок, прихваченный из дворца. Эветьен долго, придирчиво изучал потенциальную улику, водил над острыми краями пальцами и хмурился, а потом вовсе его у меня реквизировал без объяснения причин.

Следы в дворцовых покоях к утру благополучно рассеялись – и концы в воду, как говорится.

Тисон по прибытию в дом брата удалился в одну из гостевых комнат и до вечера оттуда не высовывался.

И да, мне предстояло спать в хозяйских апартаментах. Вещи туда перенесли сразу, и никто из слуг ни взглядом случайным, ни гримасой украдкой не выразил своего мнения относительно столь поспешного заселения жениха и невесты в одну спальню.

Вечером мы втроём чинно и в скорбном молчании поужинали в столовой. Я думала, страннее, чем уже есть, быть не может. Ан нет, всегда оставалось место для дальнейшего падения. Прямоугольный стол рассчитан на восемь персон, но рассаживаться по-хитрому мы не стали: Эветьен занял место во главе, я и Тисон – рядом, на длинных сторонах, друг против друга. Сама трапеза была много проще, легче и короче затяжных дворцовых ужинов, без бесконечных перемен и чужих глаз, однако радости сей факт принёс мало. Не очень-то приятно вот так ужинать пусть и втроём, но в напряжённой тишине, нарушаемой лишь стуком столовых приборов, то беспокойно коситься друг на друга, словно непоседливые дети, то притворяться, будто всецело увлечён содержимым тарелки.

После мы разошлись.

За неимением лучших идей я решила лечь спать пораньше, а перед сном уделить время занятию, с которым в этом мире почти что распрощалась – чтению в постели.

Эветьен, вероятно, тоже.

В результате в спальне мы оказались одновременно и ещё несколько минут сталкивались во всех важных общественных местах вроде ванной комнаты и гардеробной. Старательно улыбались – Эветьен извиняюще, я вымученно – и прикладывали все усилия, дабы как можно меньше мешать друг другу. Хорошо хоть, Тисон скрылся в гостевой спальне и участия в этих танцах на ограниченной площади не принимал. Весь день я пыталась думать о чём угодно, лишь бы не о нём и всей этой ситуации в целом. С головой погружалась в новые дела и заботы, радуясь, что они есть и можно заняться чем-то ещё, кроме страданий, переживаний и судорожных размышлений о произошедшем. Отчасти я понимала Тисона – моё иномирное происхождение не укладывалось в картину его собственного мира с той же лёгкостью, какая отличала его брата. Как я сама реагировала бы, узнай, что человек, с которым я успела сблизиться, оказался вдруг не тем, за кого себя выдавал, кем считала его я? Причём он не просто притворялся кем-то другим, но был пришельцем из неведомых, невообразимых мест, душой, затесавшейся в тело, ей не принадлежащее?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Не знаю. Не могу сказать.

А отчасти горько, больно понимать, что меня бросили, что от меня отвернулись и ушли, не удостоив ни словом, ни взглядом, будто я по своей доброй воле напросилась в попаданки, будто всё это время я скрывала правду лишь потому, что мне нравилось водить окружающих за нос.

Ещё и с нами поехал… зачем? Мучить меня своим присутствием и осознанием, что я собственными ногами растоптала всё хорошее, что между нами было, обманула и подставила под удар?

Нет, лучше и впрямь думать об этом поменьше, иначе с ума сойти можно и отнюдь не так, как прошлой ночью.

До кровати я добралась первая – Эветьен уступил мне и ванную, и гардеробную. Прихватив томик по истории, одолженный женихом ещё во дворце, нырнула под одеяло, устроилась поудобнее и продолжила читать о периоде царствования Эрнесто Второго и его супруги Иванны, прозванной андрийской лисицей – по месту рождения, за рыжие волосы и хитрость, изворотливость, расчётливость и ум, полагавшийся в те годы не женским. Собственно Эрнесто толком и не правил, за него это делала супруга, причём довольно успешно. Правда, большую часть времени Иванне приходилось прикрываться благоверным, ибо где это видано, чтоб женщина, которую сами боги поставили ниже мужчин, венец правящей императрицы носила? Благословенная Франская империя это вам не какая-нибудь презренная Вайленсия с её богопротивными нравами…

Эветьен вернулся в спальню, одетый в чёрные штаны из мягкой на вид ткани и бежевую рубашку с – вот чудеса! – пуговицами сбоку вместо дурацких шнуровок. Пожалуй, я бы назвала этот комплект средневековой пижамой, но вслух повторять не стала. Рубашку Эветьен сразу снял – и зачем надевал, спрашивается? – устроился на второй половине кровати, взял со столика небольшую тонкую книжку, практически брошюрку, открыл и тоже углубился в чтение.

Так, наверное, и выглядит супружеская жизнь лет через десять после свадьбы.

А ведь мы даже не женаты.

Покосившись на Эветьена и убедившись, что он не обращает на меня внимания, я уткнулась в свою книгу. Прочитала ещё пару страниц, затем вернулась к началу, покопалась в памяти.

– Эветьен?

– Да?

– Почему в исторических хрониках, которые я читала в библиотеке Эй-Форийи, не упоминалось ни одной правящей императрицы и вообще всячески подчёркивалось, что женщин до власти не допускали, а в этой книге подробно рассказано о фактическом правлении супруги Эрнесто Второго?

– Потому что я дал тебе менее распространённое издание, – ответил Эветьен, не отрываясь от брошюрки. – В официальных хрониках годы правления андрийской лисицы предпочитают обходить стороной, делая ударение на недостатках её мужа и желании Иванны посадить старшего сына на трон прежде, чем его отец сложил с себя императорский венец.

– Сплошной сексизм и мизогиния, – проворчала я. – И это с матриархальной страной под боком.

– Именно поэтому, Алия, – Эветьен перелистнул страницу-другую и вдруг придвинулся ближе ко мне, повернул книжку так, чтобы я могла посмотреть. – Взгляни.

На желтоватой странице был изображён жезл, длинный, с рунами на ручке и небольшим шаром, укреплённым в оголовье. Схематичный, но в разы более аккуратный, чёткий и узнаваемый, нежели моя мазня по памяти.

– Похож на тот, что ты видела?

– Да, – я опустила взгляд на подпись внизу, но буквы оказались незнакомыми. – Я не понимаю, что тут написано.

– Едва ли Асфоделии – и тебе – известен вайленский язык.

– А ты его знаешь?

– Конечно, – Эветьен удивлённо посмотрел на меня. – Наша бабушка со стороны отца родом из Вайленсии. Мы все говорим на языке её родины, кто-то лучше, кто-то хуже.

– Тисон тоже?

– Лет пять назад говорил вполне сносно.

– Ты у него экзамен по иностранному языку принимал, что ли?

– Я тогда ездил по делам в Вайленсию, пробыл там полгода. Однажды удалось уговорить Тисона приехать на две недели… в обход правил ордена.

– И что вы там делали две недели? – заинтересовалась я.

– Навещали родовое гнездо нашей бабушки, – отрезал Эветьен тоном, намекающим недвусмысленно, что больших подробностей я не дождусь. – Жезлы относятся к группе активных артефактов, основная их функция – накопление, усиление и направление энергии владельца. При исходном слабом даре помогают сконцентрировать силу, повышают и расширяют его возможности. Не до бесконечности, разумеется, но подспорье неплохое.

– Зачем тогда купировать слабый дар, если можно выдать такой жезл и в мгновение ока сделать из рекрутёра настоящего бойца? – удивилась я.

– Потому что жезл должен либо изначально изготавливаться под заказ для конкретного человека, либо в течение определённого срока настраиваться на будущего хозяина. Первое дорого, второе долго. Жезлы, подобно большинству артефактов, обладают своего рода памятью и весьма неохотно принимают нового владельца. Известны случаи, когда активные артефакты вовсе отказывались работать с другим человеком. Закатникам невыгодно тратить время и силы своих артефакторов на изготовление фактически персонального оружия, которое впоследствии, может статься, не получится использовать повторно, забрать и передать другому. Купировать слабый дар проще.

– Ещё можно на этом кое-какое баблишко срубить, – я поймала недоумённый взгляд Эветьена и «перевела»: – Денежку лишнюю заработать.

– И это тоже. Да и допускать в закатные обители кого попало, лишь бы дар был… – Эветьен качнул головой, без слов поясняя, что это отнюдь не то, к чему стремятся имперские маги.

– Значит, Асфоделия смогла всё провернуть благодаря своему жезлу?

– Скорее всего.

– Где она его, интересно, раздобыла? Ведь не сделали же его для неё по спецзаказу?

– Вряд ли. Вероятно, попал в её руки случайно или был где-то приобретён. Любопытно, как долго он у неё пробыл, как она сумела настроить его под себя…

– Похоже, она много что знала, что не входило в образование добропорядочной юной фрайнэ… если даже записи на мёртвом языке вела.

И наверняка Эветьен не отказался бы от информации из головы настоящей Асфоделии. Всяко полезнее того вороха бестолковых, по сути, знаний о моём мире. Что Эветьен планирует делать с моими историями об автомобилях, самолётах и интернете? Научные труды по ним не напишешь, в лучшем случае фантастический роман. Говорить во всеуслышание тоже не будешь, если нет намерений прикладывать меня в качестве доказательства. И вообще этот странный мужчина за весь день ни словом, ни взглядом не намекнул на мой адюльтер у него под носом. Вёл себя так, словно ничего особенного не произошло, со мной беседовал сугубо на отвлечённые темы, не касающиеся прошлой ночи и сегодняшнего утра, не комментировал ни мрачное лицо брата, ни наше с Тисоном демонстративное игнорирование друг друга. Жениться на неверной суженой явно не передумал и даже сейчас преспокойно находился со мной в одной постели и обсуждал предметы, далёкие от измен.

– Есть ещё один момент, порождающий немало вопросов, – добавил Эветьен. – Я читал сообщения эмиссаров, отправленных за Асфоделией, и позднее лично с ними беседовал, но никто не упомянул о жезле, хотя едва ли она могла не воспользоваться им в столь важный, ответственный момент, а окружающие – не заметить этого.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– То есть эмиссары жезла не видели? – опешила я. – Асфоделия была без него? И после его тоже никто не видел? Или девушку попросту сгребли в охапку и поскорее утащили на корабль, не глядя по сторонам?

– Да, – Эветьен слегка поморщился, не одобряя ни такой постыдной поспешности, ни столь вопиющей небрежности. – Можно предположить, что он остался в родовом поместье Тиаго.

– А та палка, которую я заметила у напавшего? – я напрягла память, но из-за слишком яркого света, смазавшего очертания, жезл в руке фигуры казался именно палкой, без деталей и точной идентификации. – Второй жезл? Не многовато ли их вдруг стало?

– Многовато, – согласился Эветьен и перевернул страницу.

– Там есть ещё что-то интересное? – я закрыла свою книгу, отложила томик на столик с другой стороны кровати и сама придвинулась ближе, заглянула с любопытством в брошюрку.

– Есть. Почитать?

– Давай… если тебе не трудно, конечно.

– Не трудно.

Читал Эветьен неторопливо, с выражением, словно художественное произведение, и сразу переводил для меня, поскольку мягкий, певучий вайленский хоть и звучал красиво, почти как эльфийский какой-нибудь, но при том оставался совершенно непонятным. Под классификацию артефактов и отличия пассивных от активных я и заснула.

* * *

Проснулась от звуков шагов по комнате и вкрадчивого шороха одежды, вернувшими вдруг во времена, когда родители были живы и жили мы вчетвером в одной квартире. Я тогда работала сменами и в будние дни, на которые приходились выходные, по утрам отсыпалась, а Света, трудившаяся на обычной пятидневке, вставала и собиралась на работу. Иногда я дрыхла без задних лап, иногда просыпалась и закрывала за сестрой дверь, иногда лишь слышала смутно, как Света ходила по комнате, помнившей нас обеих с младенчества, шуршала одеждой, вздыхала. Казалось, это было совсем недавно… и безумно давно.

Вечность назад.

В прошлой жизни.

В другом мире.

Открыв глаза, обнаружила, что в спальне ещё сумрачно, шторы задёрнуты, а на столике горела свеча – даже во дворцах их зажигали, когда не было необходимости освещать сферой всё или большую часть помещения. Сама я расположилась на середине кровати и примятая подушка рядом вкупе с криво лежащим одеялом говорили красноречиво, что за ночь я так и не сподобилась отодвинуться от Эветьена на свою половину. И понять бы, что делать с этими метаниями между двумя мужчинами, но не знаешь, надо ли?

Одного я не могу выбрать, даже если сильно захочу.

От другого не желаю отказываться и дело не только и не столько в удобстве, стабильности и защите.

Когда всё так переменилось, встало с ног на голову? Когда появилась эта потребность в обоих, вроде несильная, не сводящая с ума, чтобы с чувствами бурлящими и страстями на разрыв аорты, но растущая исподволь, крепнущая потихоньку день ото дня?

Чёрт его знает.

Страшно, если Тисон так и будет смотреть мимо меня, не видя, не слыша, не желая заговаривать.

Страшно, если Эветьену надоест притворяться, что мой адюльтер не имеет значения, что моё происхождение интересует его больше, чем то, с кем я сплю за его спиной.

Перевернувшись на спину, заметила, что дверь в гардеробную приоткрыта и оттуда лился свет ярче трепещущего свечного огонька. Спустя минуту створка распахнулась шире, и Эветьен, уже закончивший облачаться в повседневный придворный костюм, вышел из гардеробной, на ходу застёгивая верхние пуговицы на кафтане.

– Я тебя разбудил? Извини.

– Ничего. Ты куда так рано?

– Во дворец. Спи, я постараюсь больше не шуметь.

Ну да, служба есть служба, даже в царских палатах при сиятельном государе.

Я откинула одеяло, встала с кровати, нашла на кресле халат и, надев, наведалась в ванную. Наскоро привела себя в вид более благочинный и спустилась вслед за Эветьеном в холл.

– А ты куда? – удивился он.

– Тебя проводить.

Готовлюсь вот к роли жены. Хотя, подозреваю, у них тут такие проводы мужа на работу не приняты.

– Это необязательно.

Я лишь плечами пожала.

– Но радует.

– Правда?

– Конечно, – Эветьен шагнул вплотную ко мне, коснулся моих губ лёгким поцелуем. Отстранился, посмотрел на меня в свете сферы и поцеловал снова, чуть настойчивее, увереннее.

Не стала изображать ни недотрогу, ни обиженку. Первое поздно, второе глупо и нечестно по отношению к Эветьену.

– Постараюсь вернуться к ужину, – заметил, отступив от меня.

– Хорошего дня, – пожелала я искренне.

Эветьен открыл парадную дверь, вышел. Я помахала ему рукой с порога, закрыла и заперла дверь и неторопливо поднялась по лестнице.

Впервые за всё время, проведённое в этом мире, мне предстояло целый день быть одной, не считая небольшого штата прислуги, и заниматься тем, чем хотелось, – ну, или чем я могла здесь заняться. Не надо куда-то идти, спешить на завтрак, или в храм, или на какое-нибудь увеселительное мероприятие, явка на котором обязательна. Впервые я предоставлена сама себе…

Или нет.

Потому что на втором этаже я столкнулась с Тисоном, выходящим из ванной.

Штаны обычные, чёрные и белая рубашка с приснопамятными завязками-шнуровками, ныне распущенными свободно.

Наверное, пижамки с нормальными пуговицами в ордене не выдавали.

Несколько секунд мы растерянно смотрели друг на друга в полумраке коридора, словно в последнюю очередь рассчитывали на нечаянную встречу, затем я направилась к двери в хозяйскую спальню.

– Ала… – Тисон внезапно шагнул мне наперерез, и я замерла.

Ещё один будет имя моё многострадальное коверкать.

– Лии вполне достаточно, – заверила я.

– Но тебя же зовут иначе, – возразил Тисон.

– Да, Алёна. Однако буква «ё», по всей видимости, является камнем преткновения для франского языка… и не только для него. Но ничего, я и на Асфоделию привыкла откликаться.

Тисон качнул головой, явно не согласный с моим философским принятием новых имён. А что ещё оставалось? Объяснять каждому, как меня правильно звать надо? Так для них это всё равно что для меня китайский – звуки вроде знакомые, а речь не сложишь при всём желании.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Ты что-то хотел? – поинтересовалась я тоном как можно более спокойным, нейтральным.

– Да, – Тисон огляделся, но гостиная, уместная для приличных бесед, осталась на первом этаже, да и одеты мы не шибко подходяще для культурных посиделок.

Я обогнула мужчину и прошла в спальню. Вариант не лучший, конечно, однако чего теперь стесняться, зажиматься и вспоминать об этикете?

Тисон вошёл следом. Я раздвинула тяжёлые шторы на окне, впуская несмелые солнечные лучи с улицы, попробовала погасить свечу на расстоянии, лёгким красивым взмахом руки, как Эветьен делал. Получилось только с третьего раза. Эх, не быть мне зачарованной ведьмой Прю…

Тисон пересёк комнату от стены до стены, сначала в одну сторону, затем обратно. Я опустилась на край постели, наблюдая за его променадом.

– Одарённые других стран этой части континента рассматривают теорию существования иных миров, разделённых своего рода незримыми стенами, преодолеть которые не так-то просто, – заговорил Тисон, остановившись перед окном. Скрестил руки на груди, рассматривая дворик и ограду. – Ведутся дискуссии, пишутся книги, ищутся подтверждения в старых легендах, где упоминаются как удивительные, никем не виденные прежде чудесные страны, так и люди, побывавшие в этих странах.

– В легендах и сказках моего мира таких историй тоже полно, – заметила я. – Но он, мой мир, исследован практически полностью, у нас нет загадочной земли Драконов где-то в другом полушарии, нам уже давно известно, где что находится и где какая нация проживает. Налажено регулярное сообщение с большей частью уголков мира, при наличии желания… и возможностей, разумеется… можно полететь почти куда угодно… можно было, по крайней мере. И другие миры для нас… так и остались сказкой, элементом мифов древних народов да фантазией писателей и сценаристов.

– У нас всё иначе. Кто-то верит в великое множество миров за стенами нашего, кто-то нет. Многие о том не задумываются вовсе. Эветьен, знаю, прочитал не один труд о теории существования других миров… некоторое время он был сильно увлечён этими идеями. Я не читал, лишь слышал от брата. Наша вера исключает подобную вероятность. Священное Слово Четырёх учит, что нет иной тверди под ногами, кроме той, что рождена Тейрой Дарующей, и нет иных небес над головой, кроме тех, что созданы Аэрином Благословенным. Считать по-другому есть пренебрежение священным Словом Благодатных, вероотступничество и ересь.

То есть меня по-прежнему могут записать в еретички? И пускай на костре, чай, не сожгут – вроде я о таком способе разрешить проблему инакомыслия не читала, – однако есть масса не менее занимательных методов избавиться от отступников от общепринятых доктрин.

– И когда Эветьен рассказывал о других мирах, их обитателях и прочих… необычных вещах, я его слушал, конечно, и разубедить не пытался, но…

– Не воспринимал всерьёз? – предположила я.

– Пожалуй, – согласился Тисон. – Брат порой говорит то, что я… не понимаю и иногда даже не хочу понимать. Он считает, что Слово Четырёх – священная книга заветов Благодатных – написана людьми для людей и имеет мало отношения к богам. Что если бы Четверо действительно желали поведать о чём-то смертным, то не стали бы посылать дюжине племён собрание наставлений, как жить и властвовать на чужих территориях, – мужчина стоял спиной ко мне, однако хватало интонаций, недоумённых, неприязненных, каплю возмущённых, чтобы понять, что Тисону неприятно даже повторять атеистские рассуждения Эветьена вслух. – Поэтому мне трудно принять абсолютно всё, им сказанное, как данность, неоспоримый факт, да Эветьен этого и не требует. Разумеется, едва ли в храме одобрили бы, что я вовсе поощряю подобные речи в своём присутствии, пусть и от близкого члена семьи… впрочем, они о том и не знали.

Но одно дело слышать вольнодумные предположения от брата – ну говорит и пусть себе говорит, у каждого своё хобби, кто-то марки собирает, кто-то крестиком вышивает, а кто-то теорией иных миров бредит. И совсем другое обнаружить подтверждение у себя под боком, к тому же целый месяц притворявшееся местной жительницей, небезразличной тебе девушкой.

– Я видел, что ты…

– Не та, за кого себя выдаю?

– Отличаешься от других.

– Мне это говорили почти все. Хотя вряд ли кто-то представлял, насколько, – я помолчала чуть и добавила: – Ваш мир для меня отчасти похож на давний период истории мира моего с вкраплениями элементов более поздних веков, а отчасти не похож ни на что. У нас вот магии нет и воздушный транспорт летает благодаря механизмам и технологиям… да, собственно, все машины так функционируют: автомобили, бытовая техника, компьютеры… – я запнулась, не в первый уже раз осознав, что даже объяснить ничего толком не могу.

Эветьен иногда расспрашивал о моём мире, как он устроен, чем отличается от их, но при ближайшем рассмотрении стало ясно, что тяжело выдать сколько-нибудь связный рассказ о том, что меня окружало в прошлой жизни. Я не могла объяснить, как работает большинство приборов, которыми пользовалась регулярно, что за зверь интернет, почему люди уделяют столько внимания своим гаджетам и как человечество не вымерло без магии.

Тисон опустил голову, то ли разглядывая нечто интересное на подоконнике, то ли устав лицезреть задний дворик, и я, не выдержав, вскочила.

– Тисон, помнишь, ты говорил, что ни на чём не настаиваешь и ничего у меня не требуешь? – выпалила на одном дыхании. – Я тоже ни на чём не настаиваю и ничего от тебя не требую. Ты не должен ничего объяснять, не обязан принимать меня вместе со всеми моими земными тараканами и хранить мою тайну. Мне жаль… действительно жаль, что я не рассказала тебе раньше, но… я и впрямь не могла предугадать твоей реакции. Я боялась, хотя это, конечно, не оправдание обману и… вообще всему. Прости. Знаю, всё так по-дурацки вышло, и я вела себя…

Как девица облегчённого поведения.

Безголовая к тому же.

Подставила Тисона под удар – мы же не встречались тайком, в укромном месте без чужих глаз, но рыцарь открыто и при свидетеле вошёл в девичьи покои, из которых не вышел ни через несколько минут, ни через полчаса. Кили наверняка знала, что Жизель не будет до утра – сомневаюсь, что её ночные отлучки такой уж большой секрет, – и не надо быть великим мыслителем, чтобы предположить, чем мы с Тисоном можем заняться. В определённой степени повезло, что служанка отправилась к Эветьену, а ведь могла и ещё кому-то донести. И ждало бы нас пробуждение куда хуже того, что было по факту.

А если донесла?

Или тогда Тисона не выпустили бы из дворца? А раз он с нами поехал и уже столько времени в доме брата провёл, то обошлось?

– В общем, ты имеешь полное право выйти отсюда и забыть о моём существовании. Или доложить куда следует.

– Куда доложить? – Тисон внезапно повернулся, приблизился ко мне, заслоняя свет от окна.

– Не знаю, – пожала я плечами. – Закатникам. Или своему начальству из ордена. Или кто там отвечает за выкорчёвывание еретиков…

– Нет, Лия, – Тисон обхватил моё лицо ладонью, вынуждая посмотреть ему в глаза. – Ты не еретик, о чём ты? Ты пришла из другого мира, какая в том ересь?

– Сам же сказал, ваша священная книга отрицает существование других миров, – напомнила я.

– Но ты здесь, – почему-то под его взглядом, пристальным, пылающим, захотелось расплавиться в лужицу.

И поверить.

В то, что он верит мне и между нами не всё ещё потеряно. Что до прочего, то мы обязательно справимся… как-нибудь.

– Угу. Думаю, следовательно, существую, – всё же не удержалась я от мрачной шутки.

– Я могу выйти отсюда, ты права, – лицо Тисона оказалось так близко к моему, что губ коснулось его дыхание, голос упал до шёпота. – Однако забыть не смогу. И ты…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вместо продолжения мысли он поцеловал меня, осторожно, словно проверяя мою реакцию, но с той требовательной ноткой, от которой в моей голове будто переключатель щёлкал, переводя в другое состояние. То самое, где трудности с тормозами.

В ответ я обвила шею Тисона руками, прижалась к нему, позволяя углубить поцелуй и опустить меня на кровать, и на том серьёзные разговоры у нас закончились.