Ашер 8

Глава 13

Старая кузница еще недавно пахнувшая холодным металлом, сыростью и забвением, превратилась в филиал преисподней на земле. Воздух, густой и тяжелый, можно было резать ножом. Он был пропитан многослойным букетом запахов: раскаленной стали с её едким металлическим привкусом, который въедался в горло и оставался на языке горьким послевкусием, флюса, чей химический аромат смешивался с дымом от угля и древесины. Пот сотен людей создавал свою особую ноту — соленую, острую, пропитанную адреналином и отчаянием. И над всем этим витало еще что-то новое, едва уловимое — привкус озона, как после сильной грозы, когда воздух буквально искрит от электричества. Это магия Ады, её концентрированная воля, смешивалась с грубой работой кузнецов, создавая немыслимый, но на удивление действенный коктейль.

Я стоял, прислонившись спиной к нагретому жаром косяку, чувствуя, как тепло проникает сквозь одежду и согревает напряженные мышцы. Мои глаза методично сканировали это организованное безумие, отмечая каждую деталь, каждое движение. На Земле я бывал на заводах, видел современные производственные линии с их четкой логистикой и автоматизацией. Но это… это было что-то совершенно иное. Это был не просто цех. Это был пульсирующий, рычащий, изрыгающий искры организм, рожденный из отчаяния и стали. Живой и злой, он дышал в ритме молотов, питался углем и человеческой решимостью.

Звуковая какофония была невероятной. Основной ритм задавали молоты — от легких, звонких ударов при чистовой обработке до тяжелых, гулких ударов больших кувалд, которые заставляли дрожать пол под ногами. Шипение раскаленного металла при погружении в воду создавало высокочастотный фон, а свист мехов добавлял басовые ноты. Между всем этим грохотом прорывались человеческие голоса — команды, проклятия, иногда смех. Удивительно, но люди находили причины для смеха даже здесь, в этом аду из огня и металла.

Сет метался по центру, словно обезумевший дирижер, управляющий оркестром, где вместо скрипок — молоты, а вместо флейт — шипящие меха. Его обычно безупречный камзол превратился в лоскутья — перепачканный сажей до неузнаваемости, прожженный в нескольких местах искрами. Когда-то аккуратно уложенные волосы теперь торчали во все стороны, а на лице появились черные полосы, словно боевая раскраска дикаря. В глазах горел фанатичный огонь гения, дорвавшегося до неограниченных ресурсов и смертельного дедлайна. Я невольно усмехнулся, наблюдая за его трансформацией. На Земле я знал ученых — видел, как они работают в критических ситуациях. Вот уж точно, дай им невыполнимую задачу и полную свободу действий — и они либо взорвут планету, либо спасут ее. Никаких полумер. Судя по всему, Сет метил во второй вариант, и это внушало мне странную уверенность.

Он размахивал свитками с чертежами Бруно, края которых уже начинали обугливаться от жара. Тыкал длинным, испачканным в саже пальцем то в сторону главного горна, где колдовали маги, окруженные мерцающими защитными полями, то в чертеж, расстеленный прямо на пыльном, усыпанном металлической стружкой полу. Его голос, обычно мягкий и аристократично модулированный, теперь срывался на визг от напряжения.

«Нет, не так! Угол наклона! — он тыкал пальцем в схему, оставляя на ней грязные отпечатки. — Нам нужен идеальный тепловой конус, а не просто жаровня для сосисок! Термодинамика, черт возьми! Таллос, твои люди опять пытаются укрепить фурму каменной кладкой⁈»

Таллос, огромный, как медведь, возник из-за угла горна, словно материализовался из дыма и копоти. Его лицо было черным от сажи настолько, что белки глаз казались неестественно яркими на этом фоне. Массивные руки, покрытые мозолями и ожогами от многолетней работы, были перепачканы глиной и металлической пылью. Но глаза довольно поблескивали — в них читалось удовольствие от хорошей работы и легкое презрение к теоретикам, которые не понимают практических вещей.

«Мои люди знают камень, Ворон, — его бас прорезал шум кузницы. — Он держит жар лучше твоих хлипких железяк. Мы строим на века, а не на один сезон. Камень — это основа, а металл — всего лишь украшение».

«Нам не нужны века! — вскрикнул Сет, теряя последние остатки аристократического лоска. В его голосе звучали нотки истерики. — Нам нужна контролируемая термомагическая реакция! А не вулкан в подвале твоего дома! Ада, дорогая, мы удержим поле, если они добавят еще жару?»

Ада стояла в центре группы из семи магов, образовывавших идеальный круг. Её ладони были вытянуты в сторону нового, экспериментального горна, а пальцы почти незаметно дрожали от напряжения. Вокруг горна мерцал и подрагивал купол из чистого света, который искажал воздух, как летний зной над раскаленным асфальтом. По её лбу катились крупные капли пота, которые тут же испарялись от исходящего жара, но голос оставался спокоен, как застывшая лава — контролируемая сила, готовая в любой момент вырваться наружу.

«Поле на пределе, Сет, — каждое слово давалось ей с усилием. — Магический резонанс начинает нарушаться. Еще один градус, и оно схлопнется, похоронив нас всех под расплавленным шлаком. Скажи своим варварам, чтобы работали головой, а не только мускулами».

Я усмехнулся шире, наблюдая за этим хаосом с точки зрения человека, который видел, как работают и современные заводы, и кустарные мастерские. Варвары, аристократы, маги… Все смешалось в этом котле, как компоненты химической реакции. Я видел, как один из бывших гвардейцев Кларка, чьи холеные руки еще неделю назад знали только эфес меча и бархат перчаток, теперь сноровисто работал молотом рядом с жилистым шахтером. Мозоли на его ладонях появились буквально за дни, но он не жаловался, лишь иногда морщился, когда думал, что никто не видит. Шахтер же, который еще недавно готов был перегрызть гвардейцу глотку за кусок хлеба, теперь терпеливо показывал ему, как правильно держать инструмент.

Рядом с ними женщина из Зареченска, чей муж погиб при первом нападении теней, методично сортировала уголь по размеру и качеству, подавая его магам. Её лицо было сосредоточенным, почти медитативным — она нашла в этой монотонной работе способ справиться с горем. Каждый кусок угля она проверяла на вес, звук, цвет, отбрасывая слишком влажные или с трещинами.

Они все потеряли свои старые роли, свои прежние жизни. Война, как универсальный растворитель, смыла все социальные перегородки, все предрассудки. Она содрала с них все наносное — титулы, богатство, происхождение — оставив только самую суть: желание выжить. Желание дать отпор. И здесь, в грохоте и жаре, под руководством сумасшедшего ученого, молчаливой ведьмы и упрямого, как скала, шахтера, рождался не просто Альянс. Рождалась армия. Армия тех, кому больше нечего терять. И это делало их самыми опасными существами во всем этом трескающемся по швам мире.

Для главного эксперимента выделили отдельную, самую защищенную часть кузницы. Её отгородили от общего хаоса временной стеной из камня и магически укрепленного дерева, и за эту черту пускали лишь избранных. Воздух здесь был другим — более чистым, но одновременно наэлектризованным от концентрированной магии. Я и Рита стояли у самого края огороженной зоны, чувствуя себя сторонними наблюдателями на этом празднике высоких технологий и древней магии. В животе поселился неприятный холодок предчувствия. Слишком многое зависело от этого момента. Если эксперимент провалится, мы вернемся к обычным мечам против тварей, которых не берет обычная сталь.

В центре, над специально отстроенным тиглем, колдовали Сет и Ада. Тигель был произведением искусства сам по себе — выложенный особым огнеупорным камнем, с системой воздуховодов, которая позволяла регулировать температуру с точностью до градуса. Таллос, стоявший у гигантских мехов, был их грубой, но необходимой силой, послушной воле гения. Его массивная фигура напоминала титана, которому поручили раздувать огонь под котелком у богов. Пот стекал по его могучей спине ручьями, но он не показывал ни малейших признаков усталости.

Приготовления заняли почти час. Сет и Ада настраивали магические поля, проверяли температурные режимы, калибровали потоки воздуха. Каждая мелочь имела значение — малейшая ошибка могла превратить эксперимент в катастрофу. Я наблюдал за их работой с тем же восхищением, с которым когда-то смотрел на хирургов, готовящихся к сложной операции. Та же концентрация, та же предельная точность движений.

«Давление стабильно! — голос Сета был напряжен до предела, в нем дребезжала сталь. — Температура — две тысячи сто по шкале Бруно! Поля синхронизированы! Ада, сейчас!»

Ада кивнула, и пот с её лба брызнул каплями на раскаленный камень, тут же превращаясь в пар. Она и трое её самых сильных магов — все из тех, кто выжил в битве с тенями — сомкнули руки в кольцо. Магическая энергия буквально заискрила между их пальцами, и купол над тиглем, до этого едва мерцавший, вспыхнул ослепительным светом, став почти материальным. Воздух загудел низким, вибрирующим звуком, который я чувствовал не ушами, а всем телом. У меня заложило уши, а по коже побежали мурашки, словно от статического электричества.

«Поле готово, Сет! — голос Ады звучал натужно. — У тебя тридцать секунд, не больше!»

Сет, используя длинные кузнечные щипцы с магически защищенными рукоятями, осторожно, словно это было сердце новорожденного младенца, взял крошечный, не больше ореха, осколок чистой руды. Тот самый, что я принес из-под Забытой Кузницы, рискуя жизнью в схватке с теневыми тварями. Он пульсировал голубым светом в такт с ударами моего сердца, и я мог поклясться, что он живой. Вся кузница замерла. Даже звуки с основного цеха стихли, словно все понимали важность момента. Я задержал дыхание, наблюдая, как Сет медленно, миллиметр за миллиметром, опускает осколок в расплавленную, клокочущую массу металла в тигле.

Первую секунду не происходило ничего. Тишина звенела в ушах так громко, что стала почти материальной. Я успел подумать, что эксперимент провалился, что мы потратили драгоценное время впустую. А потом ад разверзся.

Из тигля ударил столб слепящего, золотого света, заставив меня зажмуриться и вскинуть руку, прикрывая глаза. Даже сквозь закрытые веки свет был нестерпимым. Магический купол затрещал, по его поверхности пошли трещины, как по стеклу под ударом молота. Воздух завибрировал так, что зубы заскрежетали в челюстях. Один из магов, молодой парень, который всегда казался мне слишком самоуверенным, вскрикнул и упал на колени. Из его носа хлынула кровь, а глаза закатились.

«Держать! — голос Ады превратился в рык раненого хищника. Она приняла на себя всю магическую нагрузку, и её лицо исказилось от чудовищного напряжения. Вены на шее вздулись, а в висках пульсировала кровь. — Держать строй! Не разрывать круг!»

«Выплеск энергии! — истошно заорал Сет, отшатнувшись от тигля на максимально возможное расстояние. — Он отторгает сплав! Магические резонансы не совпадают! Таллос, меха! Дай обратную тягу! Охлаждай быстрее!»

Таллос, не дожидаясь дополнительных объяснений, уже налегал всем своим богатырским весом на рычаги, заставляя меха работать в обратную сторону. Мышцы на его руках и спине перекатывались как канаты под нагрузкой. Рев пламени, который до этого заполнял всю кузницу, резко сменился пронзительным, почти ультразвуковым шипением. Холодный воздух врывался в горн, создавая перепады температуры, которые могли разорвать тигель на куски.

Столб света начал оседать, втягиваться обратно в тигель, словно джинн, которого силой загоняют обратно в лампу. Купол, дрожавший на грани полного коллапса, стабилизировался, снова став полупрозрачным. Трещины затянулись, но я видел, как дрожат руки у магов. Этот эксперимент отнял у них годы жизни.

Я выдохнул воздух, который, кажется, не вдыхал целую вечность. Легкие горели, а в груди стоял комок. Рита рядом со мной сжимала кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев. Её глаза были широко раскрыты, а дыхание сбилось.

«Стабилизация… — прошептал Сет, не веря своим глазам. Он медленно, словно в трансе, сделал неуверенный шаг к тиглю, заглядывая внутрь. — Получилось… Боги всех пантеонов, получилось!»

Он схватился за длинный рычаг механизма опрокидывания и с видимым усилием потянул его на себя. Тигель медленно наклонился, и густая, сияющая, как расплавленное солнце, струя металла потекла в заранее подготовленную форму. Металл переливался всеми оттенками золота — от нежно-желтого до насыщенного янтарного, и в его глубине играли искорки света, словно в нем плавали крошечные звезды.

Когда форма заполнилась до краев, свет стал постепенно меркнуть, сменяясь ровным, теплым, золотистым сиянием. Остывающий слиток был прекрасен до боли. Идеальный прямоугольный брусок, который светился изнутри, словно в его сердце была заключена частица солнца. Я смотрел на него и понимал — это не просто металл. Это был материализованный символ нашего упорства. Наш первый патрон в войне против самой Тьмы. Наша первая, выкованная в огне и боли, надежда.