Ашер 8

Глава 8

Зал совета остался позади, превратившись в дымящуюся братскую могилу для амбиций Валериуса и его прихвостней. Мы вывалились на площадь, и меня тут же окатило волной раскаленного воздуха, густого, как бульон, и пропитанного криками, запахом горелого камня и меди. Город горел.

Это не было похоже на организованное сражение, каким я его представлял по земным фильмам. Никаких четких линий фронта, никаких знамен. Это был припадок, эпилептический удар, сотрясавший Дальнегорск в конвульсиях слепой ярости. Повсюду вспыхивали короткие, яростные стычки, бессмысленные и беспощадные. Вот тройка гвардейцев в угольно-черной броне Валериуса, действуя слаженно, как хищники, теснит к оплавленной стене двух солдат городской стражи. Их движения были отточены, но в глазах плескался страх. А вот из переулка, похожего на темную пасть, вылетает ватага шахтеров с молотами и кайлом наперевес. Их лица перекошены от ненависти, в руках — орудия труда, ставшие орудиями убийства. С диким, утробным ревом они обрушиваются на черных гвардейцев с тыла. Каша. Кровавая, безумная каша, в которой свои и чужие смешались в единую массу боли и смерти.

«Вот дерьмо…» — выдохнул Сет, прикрывая лицо рукавом от едкого дыма, который забивал легкие и выжигал глаза. «Это уже не переворот, это гражданская война в миниатюре». Его обычно ироничный тон сейчас звучал глухо и напряженно.

«Они режут друг друга!» — в голосе Кларка звенел неподдельный ужас. Он с остекленевшим взглядом смотрел, как шахтеры, за пару мгновений превратив в фарш отряд Валериуса, тут же сцепились с выжившими солдатами городской стражи. Для них любая форма была красной тряпкой, символом ненавистной власти.

«Отлично, — прорычал Таллос. Его огромная фигура казалась частью этого первобытного хаоса. Глаза горели фанатичным огнем, а на губах играла жестокая усмешка. — Пусть грызутся, как пауки в банке. Мы уберем тех, кто останется».

Гениально. Просто сидеть и ждать, пока город сожрет сам себя. Я шагнул к нему, резким движением схватив за массивное плечо и разворачивая к себе. Сталь его наплечника была горячей. «Гениальный план, вождь краснокожих. Только пока ты будешь ждать, пока они тут все передохнут, Валериус доберется до главной цели».

Таллос с силой вырвал плечо, едва не сбив меня с ног. «Мне плевать на твои цели, чужак! Моя цель — сжечь этот гадюшник дотла!»

«Цитадель! — перекричал его Кларк. Его аристократическая сдержанность слетела, обнажив сыновний страх. Лицо было белым, как полотно. — Мой отец! Патриарх! Валериус пойдет за ним, чтобы узаконить свою власть! Чтобы это безумие стало новым порядком!»

В этот момент из-за угла, спотыкаясь о трупы, выскочили еще пятеро в черном. Они заметили нас — разношерстную группу, слишком выделявшуюся на общем фоне. Их командир, ткнув в нашу сторону мечом, что-то рявкнул, и они, не раздумывая, бросились в атаку.

«Поговорим позже», — бросила Рита. Ее голос был спокоен, но в нем слышался холод клинка, покидающего ножны.

Она не стала ждать. Одним плавным, текучим движением она шагнула им навстречу, и ее клинки превратились в серебристый смерч, запевший свою смертельную песню. Я рванулся за ней, инстинктивно прикрывая спину, и мой меч со скрежетом встретил клинок, нацеленный ей между лопаток. Воздух наполнился сухим звоном стали, влажным хрустом ломаемых костей и короткими, удивленными вскриками. Таллос, на секунду опешив от нашей с Ритой слаженности, взревел и со своим молотом врезался в их строй, как товарный поезд в легковую машину. Через десять секунд все было кончено.

Мы стояли, тяжело дыша, над пятью телами. Вокруг продолжал бушевать ад.

«Он прав, — я посмотрел на Кларка, вытирая клинок о плащ убитого врага. — Пока тут идет королевская битва без правил, главный злодей идет за короной. Нам нужно в Цитадель. Сейчас же».

Таллос с отвращением сплюнул на изуродованный труп одного из гвардейцев. «Проклятье. Ладно. Но пусть только кто-то из этих „благородных“ встанет у меня на пути…»

«Договорились, — кивнул я, принимая его условие. — Рита, Сет — со мной. Кларк, Таллос — ведите своих людей. Старайтесь не убивать друг друга по дороге».

Мы рванулись через площадь, превратившись из группы заговорщиков в острие копья, пробивающее себе дорогу сквозь агонизирующее тело города. Наш хрупкий, негласный союз, рожденный в огне и ненависти, двинулся к последнему оплоту старой власти, и я чувствовал, как он может развалиться в любую секунду.

Стены Цитадели вздымались перед нами, как клыки доисторического чудовища. Уродливая, неприступная каменная коробка, лишенная всякого изящества. Она была построена с одной-единственной целью — сказать всем остальным «пошли вон». И сейчас это «пошли вон» звучало особенно убедительно, подкрепленное криками умирающих.

Бой здесь кипел уже не хаотичными вспышками, а превратился в полноценную, грамотную осаду. Черные гвардейцы Валериуса, элита его армии, действовали слаженно и безжалостно. Они не лезли напролом, а волна за волной катились на стены, прикрываясь огромными щитами. Тяжелый таран, окованный железом и похожий на гигантского броненосца, с глухим, тошнотворным стуком бил в массивные ворота. Каждый удар отдавался дрожью в земле и холодком в моем животе. Со стен отвечали — летели арбалетные болты, редкие камни, лилось что-то горячее и вонючее, от чего кожа нападавших пузырилась и слезала лохмотьями. Воздух звенел от сотен звуков одновременно: приказов, лязга стали, предсмертных хрипов и этого мерного, сводящего с ума стука тарана.

«Черт… — Кларк с отчаянием смотрел на ворота, которые уже начали поддаваться, крошиться под ударами. — Мы опоздали. Он бросил на штурм все, что у него было».

«Отлично, — прорычал Таллос, сжимая рукоять своего молота так, что побелели костяшки. Его глаза горели диким огнем предвкушения. — Пусть грызутся. Чем больше этих ублюдков поляжет под стенами, тем меньше работы останется нам».

Я снова схватил его за плечо, уже не пытаясь быть вежливым. «Гениальный план, вождь краснокожих. Только пока ты будешь стоять тут и наслаждаться зрелищем, Валериус найдет твоего отца, Кларк, и заставит его подписать указ о передаче власти. Приложит его руку к бумаге, может, даже отрезанную. И тогда все это будет зря. Все эти смерти будут напрасны».

«Он прав, — Сет мягко, но настойчиво оттащил меня от разъяренного шахтера. — Нам нужно внутрь. И быстро. И желательно не через главный вход, там сейчас мясорубка, в которой нас перемелют вместе со всеми».

«Есть другой путь! — Кларк, вынырнув из ступора, ткнул пальцем вдоль стены, туда, где тень была гуще. — Технический туннель! С северной стороны! Через него вывозят мусор и поставляют провизию!»

«Как удобно, — сплюнул Таллос, не упустив случая для колкости. — У благородных всегда есть черный ход для мусора. И для крыс».

«Заткнись и беги, — бросила ему Рита, не оборачиваясь. Она уже двигалась вдоль стены, ее силуэт был почти невидим. Она прижималась к камням, используя любую тень как укрытие. — Или оставайся тут и считай трупы».

Это подействовало лучше любых уговоров. Таллос злобно зыркнул ей в спину, но его ноги уже несли его вперед, вслед за нами.

Мы неслись вдоль основания Цитадели, как те самые крысы, ищущие лазейку в амбаре. Хаос осады был нашим лучшим прикрытием. Грохот и крики заглушали наши шаги. Дважды мы натыкались на патрули в черном, высланные для охраны периметра, и оба раза схватка была короткой, злой и тихой. Рита и Сет действовали как единый, отлаженный механизм убийства, я прикрывал фланги, следя, чтобы никто не поднял тревогу. А Таллос… Таллос просто шел напролом, и его молот с влажным хрустом превращал черепа в крошево, прежде чем их обладатели успевали издать хоть звук.

Наконец Кларк резко остановился у неприметной, заросшей ядовитым плющом ниши в стене. Внутри, в глубокой тени, виднелась низкая, обитая железом дверь.

«Здесь!»

Дверь была заперта изнутри. Толстый засов, скорее всего.

«Отойдите», — глухо прорычал Таллос.

Он шагнул вперед, расставив ноги для устойчивости. Его молот со свистом рассек воздух и обрушился на петли. Раз. Второй. С оглушительным скрежетом и треском лопнувшего металла дверь подалась внутрь, открывая перед нами темный, пахнущий сыростью, гнилью и отчаянием проход.

«После вас», — язвительно поклонился Сет, пропуская Таллоса вперед.

Мы нырнули в узкий туннель, оставив за спиной грохот и крики осады. Теперь мы были в брюхе зверя. И где-то в его недрах главный паразит уже добирался до сердца.

Последняя баррикада была нагромождением тяжелой, антикварной мебели — массивные шкафы из темного дерева, комоды с потускневшей бронзой, выпотрошенные кресла, сваленные в кучу перед двустворчатыми дверями покоев. Грубо, но, судя по всему, эффективно. *Похоже на работу тех, кто привык заваливать штреки в шахтах, а не строить укрепления.*

«К черту эту рухлядь!» — прорычал Таллос, занося свой чудовищный молот для удара. Мускулы на его спине перекатились под грязной рубахой.

«Стой!» — Кларк бросился к нему, отчаянно хватая за руку с молотом. Его лицо исказилось от ужаса. «Отец! Ты же его оглушишь! Или обвалишь потолок нам на головы!»

«Лучше пусть будет глухим, чем мертвым», — огрызнулся шахтер, но удар все же не нанес, поколебавшись.

«Он прав, — вмешался я, вставая между ними. Воздух потрескивал от их взаимной ненависти. — Проломимся с шумом — и Валериус точно будет знать, где мы. Он может убить Патриарха, не дожидаясь нас. Рита?»

Моя кошка не ответила. Она уже была у завала. Не человек, а тень. Она скользила вдоль нагромождения, простукивая дерево костяшками пальцев, прислушиваясь к звуку, ища слабое место. Ее палец остановился на массивной, вычурно вырезанной ножке огромного дубового шкафа, который служил основанием всей конструкции. «Сюда. Это — точка опоры. Если качнуть все вместе… вся эта куча поедет в сторону».

«Давайте!» — выдохнул Кларк, в его голосе смешались надежда и страх.

Мы навалились. Я, Сет, Таллос, с отвращением отбросивший свой молот, и даже Кларк, упершись худым плечом в резную дверцу. Дерево заскрипело, протестуя, застонало, как живое. Секундное, нечеловеческое напряжение, от которого затрещали мышцы и потемнело в глазах. Я чувствовал, как дрожит каждый мускул в моем теле. И вот, с последним общим рывком, вся конструкция, потеряв равновесие, с оглушительным грохотом рухнула в сторону, подняв густое облако вековой пыли, от которого запершило в горле.

Путь был свободен.

Не сговариваясь, мы рванулись вперед. Двери распахнулись от одного моего толчка, и мы ворвались в покои Патриарха, готовые ко всему — к засаде, к виду умирающего старика на окровавленном ложе, к чему угодно.

Но не к этому.

Комната была погружена в тишину. Тишину настолько глубокую, что она казалась оглушительной после грохота битвы снаружи. В воздухе пахло старыми книгами, пылью и воском от оплывших свечей. И посреди комнаты, спиной к нам, у высокого стрельчатого окна, выходившего на пылающий город, стояла фигура.

Он не лежал в кровати. Не был прикован к креслу. Он стоял на своих ногах. Высокий, с неестественно прямой для его возраста спиной, одетый в простой, но строгий домашний халат из темного бархата.

Он медленно обернулся на скрип распахнутых дверей.

Это не был дряхлый, выживший из ума старик, которого я ожидал увидеть. На нас смотрел Лорд-Патриарх Тибериус. И в его глубоко запавших глазах не было ни тени безумия или страха. Только холодный, ясный, как зимнее небо, огонь разума. И бесконечная, вселенская усталость человека, который прожил слишком долго и увидел слишком много.

Он посмотрел на нас — на меня, на Риту, на Таллоса, — но его взгляд скользнул мимо, остановившись на Кларке.

«Сын», — его голос был слаб от старости, но тверд, как гранит.

«Отец! — Кларк шагнул к нему, протягивая руки. — Ты… ты все…»

«Да, — прервал его старик, и в этом единственном слове было все: горькое прозрение, осознание предательства, принятие неизбежного. — Я все понял. Слишком поздно».

Старик не ответил на немой вопрос сына. Его взгляд, тяжелый, как свинцовый саван, скользнул с лица Кларка на ощерившегося Валериуса, а затем на нас. В нем не было страха, мольбы или сожаления. Только холодная, как сталь кузнечного молота, решимость человека, который принял последнее в своей жизни решение.

«Слишком поздно, — повторил он, и его голос был спокоен, как у судьи, зачитывающего приговор самому себе. — Но не для всего».

И он двинулся.

Не как дряхлый старик, а как человек, у которого осталась одна-единственная, самая важная цель в жизни. Он резко развернулся и быстрыми, почти бегущими, шаркающими шагами бросился не к нам и не к выходу. Он устремился к дальней стене, где в глубокой нише виднелась архаичная конструкция из камня и потускневшей меди. Что-то вроде пульта управления из фильмов про капитана Немо. Несколько огромных, покрытых зеленой патиной рычагов торчали из каменного основания, как ребра какого-то доисторического чудовища.

«Отец, что ты делаешь⁈» — вскрикнул Кларк, инстинктивно бросаясь за ним.

«Он пытается сбежать!» — прорычал Таллос, вскидывая свой молот, готовый метнуть его через всю комнату.

Но в этот самый момент одна из резных панелей в стене с шипением отъехала в сторону, и в комнату, шатаясь, ворвался Валериус. Его дорогой камзол был порван и испачкан сажей, на щеке — свежая кровоточащая царапина, а глаза горели безумным, загнанным огнем. За его спиной маячили двое его личных гвардейцев, таких же потрепанных, но с мечами наголо.

Увидев Патриарха у консоли, Валериус мгновенно понял все. Его лицо потеряло остатки цвета.

«Остановитесь, старый дурак!» — его голос сорвался на визг, полный паники и животного ужаса.

Тибериус даже не обернулся. Он уже положил свои старческие, покрытые пигментными пятнами, но на удивление сильные руки на два центральных рычага.

«Именно так, Валериус, — спокойно, но так, чтобы слышали все в комнате, ответил он. — Дурак. Потому что слишком долго верил тебе. Потому что позволил паразиту расти на теле моего города».

Он навалился на рычаги всем своим весом. Мышцы на его худых руках вздулись, лицо исказилось от нечеловеческого напряжения. Раздался оглушительный, протестующий скрежет металла по камню — звук, который, казалось, не раздавался здесь столетиями.

«Убейте его! Взять его!» — взревел Валериус, указывая на старика дрожащим пальцем.

Его гвардейцы рванулись вперед. Но было поздно.

С последним, отчаянным усилием, с хрипом, вырвавшимся из груди, Патриарх опустил рычаги до упора.

Раздался низкий, гулкий, сотрясающий самые основы мироздания удар. Словно где-то в глубине горы лопнуло сердце титана, и его последняя пульсация пошла по камню.

С последним, отчаянным усилием Патриарх опустил рычаги до упора.

И мир раскололся.

Низкий, гулкий, сотрясающий самые основы мироздания удар пришел не снаружи. Он родился где-то глубоко под нашими ногами, в каменном сердце горы, и рванулся вверх, заставив пол Цитадели подпрыгнуть, как палубу корабля в девятибалльный шторм.

Я инстинктивно вцепился в ближайшую колонну, чтобы не упасть, чувствуя, как древняя кладка вибрирует и крошится под пальцами. Воздух наполнился оглушительным скрежетом — звуком, с которым камень, простоявший тысячу лет, сдавался и ломался под чудовищным давлением.

«Назад!» — голос Риты был резким, как удар хлыста. Она уже двигалась, одним молниеносным движением оттаскивая оцепеневшего Кларка от зоны обрушения.

Двое гвардейцев Валериуса, бросившиеся на Патриарха, замерли на полпути, потеряв равновесие. Их выучка и рефлексы оказались бесполезны против геологии. Огромный кусок потолка, размером с небольшой грузовик, с оглушительным треском отделился от свода и рухнул вниз, погребая их под тоннами камня и облаком вековой пыли.

Валериус издал тонкий, панический визг, похожий на поросячий, и метнулся обратно к своему тайному ходу. Но было поздно. Вся секция комнаты, где стоял он и где совершил свой последний подвиг старый Патриарх, начала складываться, как карточный домик. Каменная консоль, фигура старика, мечущийся Валериус — все это в одно мгновение исчезло в ревущем хаосе падающих обломков. Гора забирала свое, хороня и героя, и предателя в одной братской могиле.

Толчки прекратились так же внезапно, как и начались. В наступившей тишине, нарушаемой лишь треском оседающих камней и тихим звоном в ушах, повисло густое, удушливое облако пыли. Я кашлял, задыхаясь, пытаясь выплюнуть каменную крошку, и пробовал разглядеть хоть что-то в этом сером тумане.

«Все целы?» — хрипло выдавил я, проверяя, на месте ли руки и ноги.

«Живы», — раздался спокойный голос Риты откуда-то справа. Она всегда была якорем в любом шторме.

Таллос стоял, опустив свой молот, и смотрел на гору обломков, образовавшуюся на месте роскошных покоев. На его грубом лице не было ни злорадства, ни радости. Только потрясенное, почти суеверное уважение к масштабу произошедшего.

«Он… он обрушил Материнскую Жилу, — прошептал Сет, и в его голосе было благоговение ученого, ставшего свидетелем чуда. — Вручную. Это… это должно было быть невозможно. Энергия, необходимая для этого…»

Из облака пыли донесся сдавленный, полный отчаяния всхлип. Кларк. Он стоял на коленях и смотрел на каменную могилу, в которой только что похоронили его отца и его врага.

«Отец…»

*Старик не просто нажал на стоп-кран. Он взорвал к чертям всю электростанцию, забрав с собой и главного паразита. Адский способ уйти на пенсию. Жертва, достойная короля.*

И тут, в этой оглушительной, звенящей тишине, я увидел ее. Иди.

Она стояла посреди хаоса и разрушения, но ее не касалась ни пыль, ни паника. Напряжение, которое всегда, сколько я ее знал, искажало ее черты, исчезло. Плечи, всегда сжатые в ожидании боли, были расслаблены. Она сделала один глубокий, дрожащий вдох, словно впервые в жизни пробовала на вкус чистый воздух, без примеси чужих мыслей и страданий.

Она медленно открыла глаза. В них больше не было муки и загнанности. Только чистота, покой и безмерное, тихое облегчение. Ее взгляд нашел мой через пыльную завесу, и на губах появилась слабая, дрожащая, но настоящая улыбка.

«Шум… — прошептала она, и ее голос, едва слышный, прозвенел в разрушенной комнате, как колокол надежды. — Он утих. Макс… в голове… наконец-то тихо».