Ашер 8

Глава 7

Зал совета Дальнегорска производил гнетущее впечатление. Он напоминал склеп, в котором по ошибке решили провести съезд директоров похоронного бюро. Тяжелые, вековые гобелены, изображавшие героические победы чешуйчатых предков над кем-то, кого они, судя по всему, успешно истребили, глушили любые звуки, создавая ватную, давящую тишину. Воздух был спертым, застоявшимся, пропитанным запахами пыли, холодного полированного камня и концентрированного лицемерия, которое, казалось, въелось в сами стены.

За длинным столом из черного, как ночь, базальта сидели лорды. Напыщенные, холеные, с лицами, на которых вселенская скука боролась с брезгливым презрением ко всему, что находилось за пределами их мира. Стая старых, жирных грифов, терпеливо ожидающих, когда добыча сама сдохнет от бессилия.

Мы с Сетом стояли у стены, чуть позади Кларка, как два телохранителя из дешевого земного боевика. Нам даже стульев не предложили — жест, говорящий сам за себя. *«Вы здесь не ровня, вы — прислуга».* Что ж, мне так даже удобнее. Из положения стоя проще реагировать. Ноги уже привычно нашли опору, плечи расслаблены, но всё тело — натянутая струна. Готовность.

А во главе стола, в кресле, больше похожем на трон из обсидиана, восседал главный гриф — Валериус. Он не просто сидел, он царил. Его гладко зачесанные назад седеющие волосы блестели в мертвенном свете химических люстр, на тонких, бескровных губах играла снисходительная улыбка. Он был уверен в себе, как фокусник, который знает, что все карты в колоде — крапленые. Его спокойствие раздражало. Оно было неестественным, как затишье перед бурей.

«Я созвал вас по экстренному вопросу, лорды».

Голос Кларка, обычно мягкий и вкрадчивый, звенел, как перетянутая гитарная струна. Он стоял, опираясь костяшками пальцев на холодную поверхность стола, и буравил взглядом одного лишь Валериуса. Вся его поза кричала о вызове.

Один из лордов, толстяк с тройным подбородком и лицом, похожим на недопеченный пирог, лениво хмыкнул, не отрываясь от созерцания своих ухоженных ногтей. «Экстренному, посол? Не припомню, чтобы дела Нижних Ярусов и их… обитателей когда-либо были экстренными. Разве что крысы объявили войну?»

По залу прокатились сдержанные, маслянистые смешки. Звук был таким же неприятным, как скрип пенопласта по стеклу.

«Действительно, Кларк, — Валериус развел руками, изображая искреннее, отеческое участие. — У тебя, должно быть, очень веские причины отрывать нас от важных государственных дел. Мы как раз обсуждали новый налог на импорт шелка».

*«Очень важные дела, ага. Дележка бабла»,* — мысленно хмыкнул, ощущая, как под рубашкой напрягаются мышцы спины. Этот спектакль начинал меня утомлять.

«Речь пойдет о покушении на жизнь лорда-регента Краскона, — отрезал Кларк, и его слова, как камни, упали в вязкую тишину. Смешки мгновенно стихли. — И о причине этого покушения».

В зале повисла напряженная пауза. Даже толстяк перестал жевать воздух и уставился на Кларка. Я чувствовал, как изменилась атмосфера: скука улетучилась, сменившись настороженностью.

«Покушение? — Валериус слегка наклонил голову, его улыбка ни на секунду не дрогнула, но в глазах мелькнул холодный, оценивающий блеск. — Какая… трагическая новость. Бедный мой брат. И вы, конечно же, знаете, кто стоит за этим гнусным преступлением?»

«Да, — Кларк выпрямился, и его голос загремел под низкими сводами зала, набирая силу. — Я знаю. Мы поймали одного из убийц. И он все рассказал».

Он сделал паузу, обводя взглядом застывшие, лоснящиеся лица лордов, давая своим словам впитаться.

«Заказчик покушения сидит сейчас с нами за одним столом».

Тишина, которая повисла в зале, была такой плотной, что, казалось, ее можно было резать ножом. Десяток пар глаз, как по команде, метнулись к Валериусу. А тот — ни в одном глазу. Этот гад заслуживал «Оскара» за лучшую мужскую роль. Он медленно, с неподдельным удивлением, поднял идеально вылепленную бровь. На его лице отразилось искреннее, театральное недоумение.

«Неужели? — его голос был бархатным, полным фальшивого сочувствия и скорби. — Кто-то из этих почтенных лордов? Кларк, мальчик мой, это очень серьезное обвинение. Ты уверен, что не бредишь от горя?»

Кларк не дрогнул. Он смотрел Валериусу прямо в глаза, и в его взгляде была холодная, спрессованная ярость.

«Я не брежу. И я не обвиняю никого из этих… почтенных лордов».

Он сделал шаг вперед, и его кулаки, лежавшие на столе, сжались так, что костяшки побелели. Я видел, как дрожит жилка у него на виске.

«Я обвиняю тебя, Валериус! Я обвиняю тебя в государственной измене и в организации покушения на жизнь твоего собственного брата, лорда-регента Краскона!»

На секунду в зале снова воцарилась тишина. А потом он взорвался.

Не просто смехом. Это был хохот. Громкий, утробный, оскорбительный хохот стаи гиен, которым рассказали отличный анекдот. Тот самый толстяк с тройным подбородком так хохотал, что его жирное тело тряслось, как желе. Он стучал кулаком по столу, вытирая выступившие от веселья слезы.

«Измена! — прохрипел он, задыхаясь. — Посол умом тронулся! Совсем сбрендил на своих Нижних Ярусах!»

Валериус поднял руку, призывая к тишине. Он не смеялся. На его лице была маска скорби и вселенского сочувствия. Он смотрел на Кларка так, как смотрят на буйного пациента в лечебнице для душевнобольных.

«Бедный, бедный Кларк, — он покачал головой, и в его голосе зазвенели фальшивые слезы. — Горе… оно затуманило твой разум. Я понимаю. Желание найти виновного толкает тебя на отчаянные шаги. Лорды, — он обвел взглядом утихший зал, — я прошу вас проявить снисхождение. Наш юный друг явно не в себе».

*Отличный ход, ублюдок. Классика жанра. Если не можешь опровергнуть обвинение — дискредитируй обвинителя. Выставить его сумасшедшим, которого жалко.* Я почувствовал, как во рту появился горький привкус злости.

Но Кларк не собирался подыгрывать этому спектаклю.

«Я в полном порядке, — его голос был ровным и холодным, как лезвие гильотины. — И у меня есть доказательства».

«Доказательства? — Кларк не дрогнул. — Что ж. Иногда лучше один раз увидеть». Он едва заметно кивнул в нашу сторону — условный сигнал, который мы отработали.

На сцену вышел Сет. Мой камрад двигался с грацией хищной птицы, бесшумно и целеустремленно.

Он нес свой полевой набор в полированном деревянном ящике, похожем на саквояж врача из старого кино. С деловитым видом он водрузил его на стол, и глухой стук дерева о базальт заставил нескольких лордов вздрогнуть.

«Прошу прощения, что отвлекаю вас от обсуждения столь насущных проблем, как налоги на шелк, — начал человек-сокол, и в его голосе не было ни капли обычной иронии. Он был предельно серьезен. — Но для чистоты эксперимента нам понадобится наглядный образец».

Его взгляд скользнул по столу и остановился на высокой, тонкой вазе с одним-единственным белоснежным цветком, похожим на земную лилию. «Вот это, например, подойдет идеально».

«Ты собираешься играть с цветочками, птичник?» — хмыкнул толстяк, но в его голосе уже не было прежней уверенности. Скорее, нервозность.

Сет проигнорировал его. Он аккуратно извлек цветок из воды, стряхнул прозрачные капли и установил его в небольшую металлическую подставку, которую достал из ящика. «Простая форма жизни. Здоровая, полная сил… пока что».

Затем он открыл саквояж. Внутри, на черном бархате, как зловещие артефакты, лежали два образца. Один — тот самый камень из тайника Кузницы, пронизанный нитями спокойного, серебристо-голубого света. Второй — уродливый, пористый кусок «рудного серебра», который мы подобрали в шахте. Он слабо, болезненно пульсировал, словно больное сердце обреченного.

Сначала Сет взял чистый образец. «Это, милорды, руда в ее первозданном, очищенном виде. Энергия, дающая жизнь, а не отнимающая ее». Он поднес камень к цветку. Ничего не произошло. Лилия оставалась безупречно белой и свежей.

«А это, — голос Сета стал тверже, когда он, используя длинные стальные щипцы, осторожно извлек второй, черный камень, — то, что лорд Валериус и его сообщники продают под видом „звездной пыли“».

Он положил черный камень на подставку рядом с цветком, не касаясь его.

Секунду ничего не происходило. Толстяк уже начал было ухмыляться. И тут началось.

Сначала едва заметно задрожали кончики лепестков, словно от ледяного сквозняка. Затем они начали скручиваться, будто от прикосновения невидимого огня. Белоснежный цвет стремительно тускнел, на глазах сменяясь трупной серостью. Это было похоже на ускоренную съемку процесса гниения из фильма ужасов. Серый цвет перешел в грязно-бурый, а затем в угольно-черный. Стебель, еще мгновение назад упругий и сильный, поник, и вся лилия, превратившись в горстку черной, влажной трухи, осыпалась на стол. Весь процесс занял не больше десяти секунд.

В зале воцарилась гробовая тишина. Смех не просто смолк — он умер, так же, как этот несчастный цветок. У толстяка отвисла челюсть, глаза вылезли из орбит. На лицах остальных лордов отражалась смесь ужаса и отвращения. Кто-то испуганно ахнул.

Сет аккуратно убрал черный камень обратно в ящик, будто прятал улику с места преступления. «Никакой магии, джентльмены. Чистая наука. Яд в его концентрированной форме».

Кларк подождал, пока последний лепесток, ставший черной трухой, не осядет на полированную поверхность стола. В зале стояла такая тишина, что я, кажется, слышал, как пылинки оседают на гобелены.

«Это, — голос Кларка был тихим, но резал по ушам, как скальпель, — то, что вы делаете с нашим народом. День за днем. Вы продаете им яд, называя его лекарством. Вы смотрите, как они гниют заживо, и считаете свою прибыль».

«Какой пафос, — Валериус первым пришел в себя. Он попытался улыбнуться, но вышло криво, как у покойника. Его лицо стало пепельным. — Дешевый фокус, Кларк. Немного алхимии, немного театра. Ты думаешь, этим можно кого-то обмануть?»

«Фокус? — Кларк усмехнулся без тени веселья. — Хорошо. Тогда вот тебе еще один».

Он полез во внутренний карман камзола и вытащил небольшой, мутно-серый кристалл. Небрежным движением он бросил его на стол. Кристалл со стуком прокатился по базальту и замер прямо в центре, между рассыпанной трухой цветка и дорогими кубками.

«Что это еще за булыжник?» — пробормотал толстяк, инстинктивно отодвигаясь, словно боялся, что и он сейчас сгниет.

«Это, почтенный лорд, называется „кристалл памяти“. Довольно редкая штука, — пояснил Сет с видом лектора, наслаждаясь моментом. — Записывает звук. И воспроизводит его».

Кларк протянул руку и коснулся кристалла. Тот вспыхнул тусклым, грязноватым светом, и по залу разнесся голос. Хриплый, сломленный, полный страха и боли. Голос нашего пленника-наемника.

*«…он хотел, чтобы регент замолчал навсегда…»*

Лорды замерли. Валериус окаменел. Его пальцы впились в подлокотники трона.

*«…боится, что Краскон расскажет… о его сделках… о руде, которую они продавали в обход казны…»*

Я видел, как лица лордов меняются. Скепсис сменялся тревогой, тревога — страхом. Они переводили взгляды с мерцающего кристалла на своего лидера. Стая шакалов, почуявшая, что вожак ранен и скоро сам станет добычей.

«Кто отдал приказ?» — прозвучал в записи холодный, безжалостный голос Кларка.

Пауза. Всхлип. А потом имя, произнесенное, как приговор.

*«Приказ передал Алдан… Мелкий Алдан. Он сказал… он сказал, это личное распоряжение лорда Валериуса…»*

В тот момент, когда прозвучало имя «Алдан», я это увидел. Всего на долю секунды. Легкий, почти незаметный спазм прошел по лицу Валериуса. Его левый глаз дернулся. Рука, лежавшая на подлокотнике трона, сжалась так, что костяшки побелели. Маска не просто треснула — она раскололась, и на мгновение я увидел под ней холодную, безжалостную морду загнанного в угол хищника.

Он понял. Мы знаем не только про него. Мы знаем про его правую руку, про исполнителя. Про всю цепочку.

Игра в благородство закончилась. Валериус понял, что загнан в угол, и его лицо превратилось в уродливую маску неприкрытой ярости. Он больше не играл.

«Стража!» — его голос сорвался на визг, полный паники и злобы. Он вскочил со своего трона, опрокинув тяжелый кубок с водой. «Взять их! Взять этих изменников! Они все покойники!»

Двери зала с гулким грохотом захлопнулись. По периметру помещения, словно из-под земли, выросли гвардейцы в черной броне с гербом Валериуса. Не городская стража. Его личные псы. Они молча, без лишних команд, обнажили мечи. Десяток откормленных, хорошо вооруженных головорезов. Ловушка захлопнулась.

Лорды, еще минуту назад хохотавшие, теперь вжимались в свои кресла, пытаясь стать как можно меньше. В воздухе отчетливо запахло их страхом — кислым, неприятным.

«Ну что, дипломат, — я негромко обратился к Кларку, не сводя глаз с ближайшего гвардейца и уже просчитывая дистанцию до него. — Кажется, переговоры зашли в тупик».

«Зато как эффектно, — прошипел в ответ Сет, его рука уже легла на рукоять спрятанного под камзолом клинка. В глазах друга плясали опасные огоньки. — Я всегда любил хорошие финалы».

«Это еще не финал», — отрезал Кларк. Его лицо было бледным, но решительным. Он сделал свой ход, и теперь была наша очередь.

«Ты прав, мальчик, — прошипел Валериус, указывая на нас дрожащим пальцем. — Это ваше начало. Начало долгой и мучительной смерти! Взять их!»

Гвардейцы шагнули вперед, единым слаженным движением.

И в этот самый момент тишину разорвал оглушительный треск.

Двери, только что казавшиеся несокрушимой преградой, разлетелись в щепки, словно их ударили невидимым тараном. Огромные дубовые створки сорвало с кованых петель, и они с грохотом рухнули внутрь, едва не пришибив пару лордов, которые с визгом отскочили в стороны.

В проломе, в клубящемся облаке пыли и щепок, стояли три фигуры.

Слева — Таллос. Его лицо было мрачной каменной маской, а в огромных руках он сжимал шахтерский молот, на котором виднелись свежие зазубрины от дверных петель. Справа — Рита. Спокойная, собранная, с двумя клинками в руках, она была похожа на пантеру, готовую к прыжку. А за их спинами — десятки угрюмых, обозленных лиц. Шахтеры. Братва. Вооруженные кто чем — кайлом, топорами, тяжелыми цепями.

«Простите за шум, — голос Риты был обманчиво тихим, но в мертвой тишине зала он прозвучал как приговор. — Дверь, кажется, заклинило».

Моя женщина. Черт побери, я обожаю эту кошку. Уголки моих губ сами собой поползли вверх.

«Началось, — глухо прорычал Таллос, делая шаг внутрь. Его тяжелые ботинки хрустнули по обломкам. — По всему городу».

И зал взорвался. Это была уже не драка. Это была бойня. Гвардейцы Валериуса, опешив на секунду, с яростью бросились на ворвавшихся. Шахтеры встретили их с не меньшей злобой. Зал заседаний, еще недавно бывший оплотом власти и лицемерия, превратился в адскую мясорубку. Звон стали смешался с хрустом костей, яростными криками и предсмертными хрипами.

Мы с Сетом тоже не стояли в стороне. Пока лорды расползались по углам, как тараканы, мы рванулись вперед, пробиваясь через свалку тел к главной цели.

Валериус.