Ашер 8

Глава 14

Честь выковать первое оружие из нового металла выпала Рите. Это было не мое решение и не Сета. Так решили сами кузнецы во главе с Таллосом, и их мнение имело в этом деле решающий вес. «У нее рука твердая и сердце яростное, — пробасил он, глядя на Риту с суровым, почти отеческим уважением. — Металл такое любит. Он покоряется сильным, а не просто умелым. А эта женщина сильная — я это вижу».

И Рита согласилась. Без слов, без ложной скромности, просто кивнув, словно принимая должное. В её глазах не было ни страха, ни сомнений — только холодная решимость.

Для церемонии в центре кузницы установили особую наковальню — массивную, древнюю, которую Таллос лично принес из своих запасов. Её поверхность была отполирована до зеркального блеска поколениями мастеров, а основание уходило корнями глубоко в землю, обеспечивая абсолютную устойчивость. Грохот вокруг стих, десятки глаз следили за каждым движением Риты. Воздух буквально звенел от напряжения.

Рита стояла у наковальни в простой кожаной безрукавке, которая оставляла открытыми её сильные, тренированные руки. Штаны из плотной ткани были заправлены в высокие сапоги, а волосы собраны в тугой узел на затылке. Она не выглядела как леди из знатного рода или жена лидера Альянса. Она выглядела как воительница. Как валькирия, спустившаяся с небес, чтобы выковать орудие отмщения.

Таллос, стоявший рядом как наставник, что-то тихо говорил ей, показывая мозолистыми пальцами, как правильно держать молот, как чувствовать готовность металла, как распределять силу удара. Но я видел, что она почти не слушает его технические советы. Она слушала что-то другое — внутренний голос, который подсказывал ей правильные движения. Она взяла молот — тяжелый, кузнечный, с рукоятью из выдержанного дуба — и он не выглядел в её руках чужеродным или слишком тяжелым. Он стал продолжением её руки, её воли, её гнева.

Раскаленный добела слиток золотого металла лег на наковальню, и от него исходили волны жара, которые я чувствовал кожей с расстояния в несколько метров. Рита подняла молот, и на мгновение замерла, словно прислушиваясь к чему-то. Потом нанесла первый удар.

*Тук.*

Звук был не таким, как от обычной стали. Не звонкий и резкий, а глубокий, гулкий, словно от удара далекого колокола. Сноп золотых искр взметнулся в воздух, рассыпаясь вокруг как крошечные падающие звезды.

*Тук. Тук. Тук.*

Она вошла в ритм. Её тело двигалось плавно и мощно, каждая мышца работала в идеальной гармонии. Это был танец. Танец огня, стали и ярости. Танец женщины, которая превращала свою боль в силу. Я видел, как с каждым ударом она вкладывала в будущий клинок частичку себя. Всю свою ненависть к тварям, что отняли у нас покой и безопасность. Всю свою боль за раненых и погибших, чьи лица она помнила поименно. Всю свою отчаянную, яростную любовь к нашей странной, разношерстной семье. Всю свою решимость защитить этот хрупкий мир, который мы пытались построить на руинах старого.

Металл под её ударами вел себя удивительно. Он был податливым, словно понимал её намерения, но одновременно сохранял какую-то внутреннюю упругость. Каждый удар оставлял на нем не просто деформацию, а как будто отпечаток её воли. Искры, что летели от заготовки, не гасли сразу, а некоторое время парили в воздухе, создавая вокруг Риты ореол из живого света.

Она не замечала ничего вокруг. Ни капель пота, стекающих по её вискам и шее, ни десятков глаз, прикованных к ней. Ни собственного учащенного дыхания, ни боли в мышцах от непривычной нагрузки. Существовали только она, молот и кусок живого, сияющего металла, который под её ударами обретал форму и предназначение. Он вытягивался, становился тоньше, изгибался, превращаясь в длинный, изящный и смертоносный клинок.

Я стоял, затаив дыхание, и чувствовал гордость, которая обжигала сильнее, чем жар от горна. Эта женщина, моя женщина, не просто ковала меч. Она ковала нашу волю к победе. Она превращала страх в решимость, отчаяние — в надежду. И каждый, кто наблюдал за этим процессом, становился частью чего-то большего, чем просто военный альянс.

Когда последний, самый точный удар стих, она опустила почти готовый клинок в специально приготовленный чан с водой. Жидкость была не простой — Ада добавила в неё какие-то компоненты, которые должны были усилить магические свойства металла. Раздалось оглушительное шипение, и столб пара окутал Риту, скрыв её фигуру в белесом облаке. Когда он рассеялся, она держала в руках меч.

Он больше не сиял ослепительно. Теперь от него исходил ровный, мягкий, золотой свет, словно он вобрал в себя лучи рассвета и хранил их в своей стальной душе. Клинок был длинным, чуть больше метра, с идеальным балансом и отточенным до бритвенной остроты лезвием. Она провела по нему пальцем, проверяя качество заточки, и я увидел, как по её лицу скользнула тень удивленной улыбки. Она почувствовала не холод стали. Она почувствовала живое, ответное тепло.

Полигон устроили на заднем дворе усадьбы, подальше от лагеря беженцев и жилых построек. Не хватало еще, чтобы они впали в панику раньше времени, увидев, с чем именно нам предстоит сражаться. Площадка была тщательно подготовлена — расчищена от мусора, засыпана песком для поглощения крови и других жидкостей, ограждена защитными барьерами на случай, если эксперимент выйдет из-под контроля.

Ада и её маги встали в идеальный круг, их бормотание становилось все громче и увереннее. Это была не просто магия — это было искусство, отточенное годами практики. Воздух в центре круга начал темнеть, сгущаться, словно пролитые в чистую воду чернила. Температура вокруг упала на несколько градусов, и у меня пошли мурашки по коже — не от холода, а от близости чего-то чуждого и враждебного.

Через мгновение из этой кляксы начала формироваться тварь. У неё не было четких очертаний, как у обычных живых существ — просто комок клубящейся, переливающейся живой тьмы, из которого то тут, то там прорастали и тут же втягивались обратно щупальца различной толщины. Иногда в глубине этой массы мелькали красные искорки — то ли глаза, то ли какие-то органы чувств. Теневой демон низшего ранга, как назвала его Ада. Относительно слабый по меркам того ада, что творился в глубинах, но для наших целей — идеальный противник.

«Гадость редкостная, — пробормотал капитан стражи, стоявший рядом со мной. — А ведь говорят, что настоящие демоны в разы сильнее».

Я кивнул, вспоминая свои встречи с тенями. Даже этот маленький демон излучал ауру такого зла, что хотелось отвернуться и убежать. А мы собирались сражаться с целыми ордами таких тварей.

«Обычное оружие! — скомандовал капитан стражи, делая шаг вперед.»

Двое его гвардейцев, молодые и храбрые ребята, которые уже не раз доказывали свою смелость в стычках с мародерами, шагнули вперед без малейших колебаний. Их мечи — качественная, закаленная сталь, которая могла прорубить доспех или разрубить пополам человека — были подняты в боевой стойке. Они нанесли синхронный удар, вложив в него всю силу и мастерство.

Их клинки без всякого сопротивления прошли сквозь тварь, словно сквозь густой туман, не причинив ей ни малейшего вреда. Более того — металл в местах соприкосновения с демоном стал покрываться ржавчиной прямо на глазах. Демон дернулся, и одно из его щупалец, толстое, как мужская рука, хлестнуло по гвардейцам. Они отлетели на несколько метров, рухнув на песок. Не раненые смертельно, но явно контуженные и дезориентированные.

«Достаточно, — я шагнул вперед, одновременно доставая из ножен свои новые кинжалы. — Наша очередь».

Рита вышла из-за моей спины, держа в руке тот самый клинок, который только что выковала. Теперь он был оснащен простой, но удобной рукоятью из морёного дуба и стальной гардой. Он не горел ярким пламенем, а именно светился изнутри, словно внутри него билось маленькое, спокойное солнце. Когда она подошла ближе к демону, тварь заметно беспокойно зашипела и попыталась отшатнуться, словно от огня или яркого света.

Рита не стала ждать, изучать противника или разрабатывать сложную тактику. Одним плавным, текучим движением, в котором соединились все её навыки фехтовальщика и новая уверенность кузнеца, она шагнула вперед и нанесла прямой, рубящий удар.

Не было ни звона металла о металл, ни скрежета, к которому привыкаешь в бою с вооруженными противниками. Только громкое, злое шипение, как будто на раскаленную докрасна сковороду плеснули ведро холодной воды. Там, где светящийся клинок коснулся тела демона, тьма задымилась и начала испаряться, оставляя в теле твари рваную, неровную рану, которая светилась золотым светом и категорически не хотела затягиваться. Тварь взвыла — тонким, режущим слух ультразвуком, который заставил меня поморщиться и на мгновение потерять концентрацию.

Это был мой сигнал. Я рванулся вперед, сжимая в руках парные кинжалы, которые Таллос выковал для меня сразу после меча Риты. Они были легкими — каждый весил не больше полукилограмма — но при этом идеально сбалансированными. В ладонях они ощущались не как холодный металл, а как живые, теплые продолжения моих рук. Пока демон был отвлечен на Риту, корчась от боли и пытаясь залечить светящуюся рану, я зашел сбоку и нанес два быстрых, точных удара по его основанию — туда, где тьма была наиболее плотной.

Снова это шипение и дым, едкий запах серы и озона. Тварь задергалась, теряя форму и плотность. Края ран расползались, как прожженная ткань. Рита, не давая ей опомниться, нанесла еще один удар — длинный, рубящий, отсекая сразу несколько щупалец. Они упали на песок и тут же начали разлагаться, развеиваясь как дым на ветру.

Мы действовали как единый, хорошо отлаженный механизм. Она — мощь и натиск, я — скорость и точность. Мы кружили вокруг вопящей и корчащейся твари, не давая ей возможности восстановиться или контратаковать. Это было похоже на то, как два опытных хирурга вырезают раковую опухоль — быстро, слаженно, безжалостно и с полным пониманием анатомии противника.

Каждый наш удар оставлял светящуюся рану, каждое движение было выверено до миллиметра. Я чувствовал, как кинжалы в моих руках словно сами ищут уязвимые места, как будто металл обладал собственным разумом и жаждал уничтожить порождение тьмы.

Через десять секунд все было кончено. Последний кусок демонической тьмы зашипел и растаял, оставив после себя лишь легкий запах озона, выжженный песок и странное ощущение чистоты в воздухе, словно после грозы.

Я выпрямился, тяжело дыша от адреналина, а не от усталости. В руках все еще ощущалось ответное тепло кинжалов, и я мог поклясться, что они довольны выполненной работой. Я посмотрел на Риту, она — на меня. В её глазах я увидел то же, что чувствовал сам — облегчение, удовлетворение и что-то еще. Надежду. Хрупкую, выкованную из солнечного металла, но настоящую. У нас появился шанс. Реальный, материальный шанс дать отпор армиям тьмы.

Кузница теперь не затихала ни на минуту. Она превратилась в сердце нашего сопротивления, и стук молотов стал биением этого сердца — ровным, мощным, неустанным. Днем и ночью, в три смены, люди, еще недавно готовые убивать друг друга за корку хлеба или право на лучшее место у костра, теперь стояли плечом к плечу, объединенные одной целью. Я шел по цеху вместе с Кларком и Таллосом, и этот гул работы, это живое дыхание производства было лучшей музыкой для моих ушей.

Звуки изменились, стали более слаженными. Раньше здесь царил хаос — каждый работал сам по себе, в своем ритме. Теперь я слышал симфонию. Легкие молоты отбивали быстрый ритм чистовой обработки, тяжелые кувалды добавляли басовые ноты основной ковки, а между ними вплетались голоса людей — команды, советы, иногда шутки. Люди научились работать вместе.

Мы видели, как гвардеец Кларка, высокий аристократично выглядящий парень с безупречными манерами, терпеливо показывал коренастому шахтеру, как правильно выводить лезвие на точильном круге. Его движения были плавными, профессиональными — видимо, знание оружия не ограничивалось умением им пользоваться. А шахтер в ответ советовал, под каким углом лучше бить молотом, чтобы не расколоть заготовку, делясь опытом многолетней работы с металлом.

Рядом с ними женщина средних лет из Зареченска, чьи руки еще помнили мягкость шелка и нежность детской кожи, теперь сноровисто полировала готовые клинки до зеркального блеска. Её движения были точными, профессиональными — она быстро освоила новое ремесло. А молодая девушка, которая еще неделю назад была просто беженкой, теперь оплетала рукояти тонкими полосками качественной кожи, создавая надежный и удобный хват.

Мы видели, как Ада и её маги больше не отгораживались защитными куполами от «грязной» работы кузнецов, а стояли прямо у горнов, накладывая на раскаленный металл защитные и усиливающие руны непосредственно перед закалкой. Магия смешивалась с ремеслом, создавая нечто невиданное ранее.

«Они нашли себя, — тихо сказал Кларк, наблюдая за своими людьми. На его лице впервые за много дней была не скорбь о погибших, не тревога за будущее, а искренняя гордость. — Потеряв все — дома, положение, привычную жизнь — они обрели цель. Они сражаются не за лорда и не за жалованье, а за самих себя. За право существовать».

«Твои 'благородные" тоже ничего, — пробасил Таллос, и в его голосе не было привычной насмешки над аристократами. — Крепкие ребята. Думал, раскиснут после первой же мозоли, будут ныть про нежные ручки. А они держатся, работают наравне со всеми».

Он кивнул в сторону капитана стражи, который вместе с двумя жилистыми шахтерами пытался установить новый, более мощный пресс для штамповки наконечников стрел. Бывшие враги, представители враждующих сословий, теперь они спорили не о власти и привилегиях, а о рычагах и передаточных числах, о том, как лучше распределить нагрузку.

«И женщины молодцы, — добавил Таллос с неожиданной теплотой. — Думал, будут только мешаться под ногами. А они быстро схватывают, руки у них ловкие, глаз точный. Для тонкой работы — самое то».

Мы дошли до конца цеха, где находился склад готовой продукции. И я замер, как всегда замирал при виде этого чуда. Вдоль всей стены, на специально построенных стеллажах из крепкого дуба, лежало наше новое оружие. Сотни мечей различной длины и веса, кинжалов и боевых ножей, наконечников для копий и стрел. Они не блестели холодной сталью, как обычное оружие. Все они исходили ровным, теплым, золотистым светом, превращая сумрачный склад в подобие храма или сокровищницы.

Это было невероятное, завораживающее зрелище. Каждое из этих орудий было произведением искусства, выкованным не только из магического металла, но и из отчаяния, надежды, ярости и решимости. В каждом клинке жила частица души того, кто его создавал.

«Сколько у нас готово? — спросил я Таллоса.»

«Триста семьдесят единиц различного назначения, — ответил он с гордостью. — Еще столько же в работе. К концу недели будет полтысячи. Этого хватит, чтобы вооружить всех, кто способен держать оружие».

Я смотрел на эти ряды светящихся клинков и думал о том, как быстро меняется мир. Месяц назад мы были разрозненными группами, готовыми резать друг другу глотки за кусок хлеба. Сегодня мы — армия. Небольшая, плохо обученная, разношерстная, но армия. И у нас есть оружие, способное ранить самих демонов.

Это был наш арсенал. Небольшой, жалкий по меркам больших войн прошлого, но он был наш. Выкованный нашими руками, пропитанный нашим потом и кровью. И каждый клинок в нем был не просто куском металла. Это была клятва. Клятва сражаться до последнего дыхания. Клятва не сдаваться, даже когда все кажется безнадежным. Клятва встретить надвигающуюся Тьму не с мольбами о пощаде, а с оружием рассвета в руках.

Война за Ашен еще не была выиграна. Она только начиналась. Но теперь у нас был шанс.