Мрачная гостиная Кларка. Стены из тёмного базальта давят, но тишина после визита в ратушу давит ещё сильнее. Во рту до сих пор привкус пепла и казёнщины. Ясно одно: эти бумажные крысы во главе с Валериусом и пальцем не пошевелят. Будут водить нас по кругам ада, пока весь город не сдохнет.
Отодвигаю от себя нетронутый бокал. Какой в нём толк?
— Значит, глухая стена. — Голос звучит хрипло в застывшем воздухе. — Кто бы сомневался. Валериус играет с нами, и ему это, похоже, чертовски нравится.
— Он не просто играет. — Кларк, до этого неподвижно стоявший у окна, поворачивает голову. Взгляд у него тяжёлый, уставший. — Он тянет время. И знает, что оно на его стороне. Каждая минута, что мы тратим на его дурацкие бумажки, — это ещё одна минута, которую болезнь выигрывает у города.
Всё так. Классическая тактика бюрократа — уморить противника беготнёй по кабинетам. Только здесь на кону не премия к зарплате, а тысячи жизней.
— Он запер все двери. — Рита тихо, почти неслышно. Её пальцы бессознательно легли на рукоять кинжала. Привычный жест. Она всегда готова. Моя кошка-воительница. — К складам нам не подойти.
— Значит, пойдём через чёрный ход.
Голос Кларка становится другим — жёстким, как лязг затвора. Он отходит от окна, и в его глазах больше нет усталости. Только холодная, звенящая решимость. Вот это уже похоже на дело.
— Если власть не хочет нам помогать, мы найдём помощь там, где власть заканчивается. Внизу.
Сет, до этого с демонстративной скукой ковырявший что-то под ногтями остриём кинжала, поднимает голову. В его глазах вспыхивает хищный огонёк. Наш павлин почуял сцену.
— Чёрный ход, говоришь? Нижние Ярусы? Это по моей части. Там слухи ползают быстрее крыс, а за пару монет можно купить чью-нибудь душу. Или, по крайней мере, информацию.
— Сет, это слишком опасно. — Голос Ады дрожит от тревоги. Она не боец, и этот мир для неё — сплошной кошмар. — Тебя там никто не знает. Ты будешь один.
— Милая… — Сет дарит ей свою самую обезоруживающую улыбку, но глаза остаются серьёзными, цепкими. — Я и сам не самый дружелюбный парень, когда надо. И я не буду один. Я буду работягой с шахты, который пришёл пропустить стаканчик после смены.
Он встаёт, и вся его фигура излучает привычную театральную энергию.
— Дайте мне одежду попроще и скажите, где находится самая грязная дыра в этом подземелье. К вечеру я буду знать всё, что говорят о вирмах, руде и о том, почему знать наверху так боится, что кто-то сунет нос в их дела.
— Таверна «Сломанная Кирка», — без раздумий бросает Кларк. — Возле западного подъёмника. Там собираются все, кто что-то слышал, видел или хочет продать. Но Ада права. Если тебя раскроют…
— Он не раскроется, — прерываю я, глядя на Сета. Этот человек-сокол меняет оперение лучше любого хамелеона с Земли. — Но план Б всё равно нужен. Рита права.
— Я пойду следом, на расстоянии, — тут же отзывается моя спутница. — Если что-то пойдёт не так, я вмешаюсь.
— Нет, — отрезает Сет, и на этот раз без всякой рисовки. — Тебя, с твоей внешностью, там заметят за версту. Я справлюсь. Не волнуйтесь. — Он подходит к Аде, мягко берёт её за руки. — Обещаю быть осторожным.
Кларк коротко кивает и выходит. Возвращается через пару минут, бросая на пол ворох грязного тряпья. В нос бьёт резкий запах пота, машинного масла и угольной пыли. Идеальный камуфляж.
Когда Сет переодевается, я с трудом его узнаю. Элегантный дуэлянт исчез. Передо мной стоит измотанный рабочий в потрёпанной кожанке и штанах с грубыми заплатами. Он ссутулил плечи, стёр с лица наглую ухмылку, и даже взгляд стал другим — тяжёлым, потухшим. Полное перевоплощение. Мастер, чёрт возьми.
Мы молча провожаем его к потайному выходу. Кларк называет его «спуском». Я бы назвал это погружением в ад. Он в двух словах описал дорогу: гигантская грузовая клеть из ржавого железа, которая с воем и скрежетом ползёт в самые недра Дальнегорска.
Едва за ним закрываются скрипучие створки, я на секунду представляю, что его ждёт. Первое — вонь. Не просто запах, а густая, концентрированная эссенция безнадёги. Смесь сырой земли, угля, пота, нечистот и чего-то кислого, металлического, от чего першит в горле.
Внизу нет света. Только тусклое, болезненное свечение редких химических ламп, выхватывающее из темноты измождённые лица и мокрые от вечного конденсата стены. Сету придётся раствориться в этой толпе — реке измотанных, озлобленных людей, текущих по узким, как щели, улицам. Каждый сам за себя. Каждый — враг.
Его цель — «Сломанная Кирка». Местный информационный узел, как сказал Кларк. Судя по названию — выгребная яма для сломленных судеб. Но именно в таких местах и всплывает вся грязь.
Я вижу, как он толкает тяжёлую, скрипучую дверь и шагает внутрь. В густой табачный дым, в гул пьяных голосов, в атмосферу застарелой злобы. Он один, в самом сердце вражеской территории.
Представление началось. И нам остаётся только ждать, опустят ли занавес над ним или над всеми нами.
Таверна «Сломанная Кирка» оказалась именно такой дырой, какой Сет её себе и представлял. Выдолбленная прямо в скале пещера, где с низкого потолка капала вода, а воздух был таким густым от пота, дешевого пойла и угольной пыли, что его можно было резать ножом. Тусклые химические лампы отбрасывали на грубые стены и угрюмые лица посетителей болезненные зеленоватые блики. Здесь пахло безнадегой.
Сет, ссутулив плечи и стерев с лица всякое подобие своей обычной наглой ухмылки, протолкался к стойке. За ней стоял массивный Террианец, чье лицо напоминало обломок скалы. Никаких вопросов. Никаких приветствий. Только вопросительный взгляд пустых, как колодцы, глаз.
— Самого дешевого, — прохрипел Сет, бросая на стойку пару медных монет. Голос он намеренно сделал грубым и уставшим.
Бармен молча наполнил щербатую кружку мутной жидкостью, от которой несло сивухой и чем-то кислым. Сет поморщился, но заставил себя сделать глоток. Гадость редкостная.
— Тяжелый денек, — проворчал он, обращаясь скорее к своей кружке, чем к бармену. — Чтоб этих богатеев с Верхнего черти д-драли.
Бармен даже ухом не повел, продолжая протирать и без того грязной тряпкой стойку. Но пара шахтеров за соседним столом навострили уши. Сет это почувствовал кожей. Наживка заброшена.
— Таскаешься за ними, как собачонка, а они тебе даже спасибо не скажут, — продолжал он свой спектакль, жалуясь в пустоту. — Зато платят… если повезет. Ищут, видите ли, проводника. В самые глубокие шахты им, видите ли, приспичило. Хотят на вирмов поглядеть, идиоты. Словно это, блин, зоопарк.
Он сделал еще один глоток, едва сдержав рвотный позыв, и с грохотом поставил кружку на стол.
— За хорошие деньги, правда. Говорят, не поскупятся. Только где ж такого дурака найти, чтоб их туда повел?
Закончив тираду, он взял свою кружку и отошел от стойки, выискивая самый темный и неприметный угол. Он сел за шаткий столик, поставил перед собой пойло и уставился в одну точку, изображая полную апатию. Он был приманкой, лежащей на дне мутной реки. Оставалось только ждать, какая хищная рыба клюнет первой. Он чувствовал на себе взгляды. Косые, оценивающие, полные застарелого недоверия ко всем, особенно к чужакам. Но жадность в таких местах часто побеждала осторожность.
Сет не успел допить и половины кружки, когда на его столик легла тень. Тяжелая, как могильная плита. Он не поднял головы, продолжая пялиться на пузырьки, лениво поднимавшиеся со дна мутной жижи. В «Сломанной Кирке» лишние движения могли стоить зубов. Или жизни.
Массивное тело без приглашения плюхнулось на стул напротив. Заскрипело дерево, протестуя под весом.
— Ищешь проводника, красавчик? — Голос был низкий, скрежещущий, будто камни мололи.
Сет медленно поднял глаза. Перед ним сидел человек-гора с лицом, которое, казалось, пытались собрать из кусков после неудачного взрыва. Через всю левую щеку тянулся рваный шрам, стягивая губу в вечной злобной усмешке. Глаза — два холодных осколка грязного льда. Руки, лежавшие на столе, были покрыты мозолями и старыми шрамами. Пальцы толстые, как сардельки. *«Колоритный персонаж. Прямо из учебника для начинающих бандитов»,* — мелькнуло в голове у Сета.
— А тебе какое дело? — буркнул он, возвращаясь к своему пойлу. Роль уставшего и всем недовольного шахтера давалась ему на удивление легко в этой атмосфере.
— Прямое, — хмыкнул человек со шрамом. — В Нижних Ярусах все, что движется или хочет двинуться, — наше дело. Мое имя Костолом. И если ты хочешь куда-то сунуться глубже этого гадюшника, ты говоришь со мной.
Сет изобразил на лице тяжелую задумчивость, отхлебнул из кружки и поморщился.
— Слыхал я про вас. Братва, так?
— Слышал — уже хорошо. Значит, понимаешь, что разговоры с нами лучше не затягивать. — Костолом наклонился вперед, и смрад немытого тела и дешевого перегара ударил в нос. — Так что тебе нужно? Богатеи с Верхнего совсем сбрендили? Решили сафари на вирмов устроить?
— Почти угадал. — Сет поставил кружку. — Хотят вниз. В самые старые забои. Платят хорошо. Но мне не просто тропинки нужны. Мне нужна информация.
Ледяные глаза Костолома сузились.
— Информация? Это уже другой тариф, красавчик. Лишние вопросы здесь обходятся дорого.
— Платят не мне. Платят тем, кто проведет и расскажет, почему знать так ссытся при одном упоминании этих шахт. — Сет выдержал тяжелый взгляд. — Говорят, там внизу что-то нечисто. Люди с ума сходят.
Костолом откинулся на спинку стула, и тот снова жалобно скрипнул.
— Помешательство — дело житейское. Работка нервная. — Он потер большим пальцем свой шрам. — Два проводника, которые знают все норы, как свои пять пальцев. И ответы на пару твоих вопросов. Пятьдесят золотых. Половина сейчас.
Сет едва не присвистнул. Цена была заоблачной. Ровно такой, какую и должен был заломить местный вымогатель.
— Тридцать. Идет?
— Сорок. И это мое последнее слово. — В голосе Костолома не было места для торга. — Иначе можешь сам пойти погулять по тоннелям. Может, тебе повезет, и тебя сожрет не вирм, а просто крысы.
*«Жадная сволочь. Но выбора нет»,* — подумал Сет. Он полез во внутренний карман и вытащил небольшой, туго набитый мешочек. Отсчитал двадцать монет и с тихим звоном высыпал их на стол. Золото тускло блеснуло в полумраке таверны.
Костолом сгреб монеты в свою огромную ладонь, даже не пересчитав.
— Завтра на рассвете, у южного подъемника. Спросишь Таллоса. Скажешь, что от меня. Он все поймет.
— А информация? — напомнил Сет.
Лейтенант Братвы усмехнулся своей кривой ухмылкой.
— Информация простая. Да, Братва здесь контролирует все. От подъемников до последнего забоя. Ни одна крыса не проскочит без нашего ведома. А помешательство… — он снова наклонился к Сету, понизив голос до зловещего шепота. — Просто держись подальше от блестящих камешков. Не твое это дело.
— И все? — Сет изобразил разочарование. — За двадцать золотых я ожидал большего.
— Ты платишь за то, чтобы остаться в живых, красавчик. — Костолом поднялся. — И не думай нас кинуть. У нас наверху глаза и уши. Очень… влиятельные глаза.
— Кто, например?
Костолом на мгновение замер, а потом расхохотался — коротким, лающим смехом.
— А ты любопытный. Скажем так, не все лорды одинаково брезгливы к деньгам, которые пахнут рудой и кровью. Даже такие чистюли, как его светлость Валериус.
Он подмигнул и, не оборачиваясь, растворился в толпе у стойки.
Сет остался один. Воздух вокруг него, казалось, стал еще холоднее. Он получил то, за чем пришел. И даже больше. Вот только эта информация была похожа на яд. И он только что проглотил смертельную дозу.
Таллос, наш новый проводник с лицом, похожим на карту старых, забытых дорог, повел нас вглубь жилых пещер. «Жилых» — это было сильное преувеличение. Скорее, это напоминало норы, выдолбленные в теле горы, где люди существовали, а не жили. Воздух был спертым, тяжелым, пропитанным запахом сырости, дешевой еды и чего-то еще — застарелого отчаяния.
«Очаровательно», — пробормотал Сет мне на ухо, пока мы шли по узкому, тускло освещенному проходу. «Местный санаторий, не иначе. Прямо чувствую, как оздоравливаюсь».
«Тише ты», — шикнула на него Ада, но я видел, как она сама поежилась.
Люди, которых мы встречали, были похожи на тени. Изможденные, с потухшими глазами, они молча провожали нас взглядами, в которых не было ни любопытства, ни враждебности. Только глухая, всепоглощающая апатия. Они двигались медленно, словно экономя каждый джоуль энергии. Братская могила, в которой людей хоронили заживо.
«Макс, я не могу здесь дышать», — прошептала Шелли, прижимаясь ко мне. «Воздух… он отравлен».
«Я знаю», — я обнял ее за плечи, чувствуя, как она дрожит. «Держись. Мы здесь ненадолго».
Иди шла рядом с Ритой, прижав ладони к вискам. С тех пор как мы спустились, ее головная боль только усилилась. «Шум… он становится громче», — едва слышно сказала она.
Внезапно впереди, в небольшой пещере, служившей, видимо, общей столовой, один из шахтеров замер с кружкой в руке. Он сидел за грубым столом с тремя другими работягами, но вдруг застыл, как статуя. Его глаза остекленели, уставившись в пустоту.
«Что с ним?» — напрягся Кларк, останавливаясь.
Шахтер медленно, как во сне, повернул голову. Его губы растянулись в блаженной, жуткой улыбке.
«Слышите?» — прошептал он голосом, полным благоговейного трепета. «Какая… какая сладкая песня…»
Его сосед по столу, коренастый мужик с густой бородой, толкнул его в плечо. «Ты чего, Гром? Опять нанюхался спор?»
Но тот его не слышал. «Камень… — пробормотал он, закатывая глаза, так что стали видны одни белки. — Камень поет… зовет меня домой…»
А потом он издал дикий, нечеловеческий вопль и вскочил на ноги, опрокинув стол. В следующую секунду он вцепился зубами в горло бородатому соседу. Хрустнула кость, брызнула кровь.
Началась паника.
Женщины завизжали, мужчины с руганью вскакивали на ноги, пытаясь отбежать, но в тесной пещере это было почти невозможно. Люди спотыкались, падали, давили друг друга. Хаос.
Рита и Сет мгновенно выхватили оружие, вставая перед нами живым щитом. Я толкнул Шелли и Иди за свою спину, выискивая глазами нашего проводника. Таллос стоял абсолютно спокойно, скрестив руки на груди, и с мрачным интересом наблюдал за разворачивающейся бойней.
Приступ, как заразная болезнь, перекинулся на других. Еще двое шахтеров с такими же безумными воплями набросились на тех, кто был рядом. Один начал биться головой о каменную стену, превращая свое лицо в кровавое месиво.
«Назад!» — рявкнул я, оттаскивая своих дальше по коридору. «Кларк, что это, черт возьми⁈»
«Помешательство», — коротко бросил он, его лицо было пепельно-серым.
Прежде чем мы успели что-то предпринять, в пещеру ворвался отряд. Пятеро здоровенных амбалов в кожаных доспехах, вооруженных тяжелыми, окованными железом дубинками. Братва. Они двигались слаженно и без эмоций, как команда зачистки.
Они не пытались никого успокоить. Не кричали предупреждений.
Первый же удар тяжелой дубинки с влажным треском размозжил череп шахтеру, который бился о стену. Он рухнул на пол безвольным мешком с костями. Второй боец одним коротким, выверенным движением снес голову обезумевшему, все еще терзавшему тело своей жертвы. Остальных добили так же быстро и буднично. Глухие, мокрые удары, хруст ломаемых костей — и через несколько секунд все было кончено.
В пещере воцарилась мертвая, звенящая тишина, нарушаемая лишь всхлипами какой-то женщины в углу да капающей с потолка водой. Бойцы Братвы безразлично, как мешки с мусором, оттащили тела — и обезумевших, и их жертв — в темный боковой проход, оставляя на каменном полу широкие кровавые полосы. Никто из них даже не обернулся. Работа сделана.
Наш проводник Таллос стоял, скрестив руки на груди, и с мрачным, почти скучающим видом наблюдал за этой бойней.
«Таллос», — мой голос прозвучал хрипло и опасно. «Что это, черт возьми, было?»
Он медленно повернул голову, его лицо было непроницаемым, как камень.
«Теперь вы видели», — мрачно сказал он, обводя взглядом застывшую от ужаса сцену. «Это и есть помешательство».
Он кивнул в сторону темного прохода, куда только что уволокли последнее тело.
«А это — единственное лекарство».