Беспринципная

Глава 12

Арман

— Арман Вахтангович, подожди! — раздается за спиной голос Марины. Замираю на крыльце. Сую в рот сигарету, чтобы чем-то занять руки.

— Чего тебе? — бросаю, не оборачиваясь.

— Нам надо поговорить, — уже ближе. Слышно, как цокают её каблуки по плитке. Удобно ей, что ли, в этих колодках весь день ходить? Поворачиваюсь, чтобы выдохнуть дым в сторонку, но ветер словно нарочно возвращает его прямо в лицо окликнувшей меня женщине.

— Я вроде уже все сказал, Марин. С тех пор ничего не поменялось.

— Это ты всё сказал, — плаксиво замечает она. — А я, выходит, даже права голоса не имею? Как будто меня вообще не было в этих отношениях!

— Ну, каких отношениях, блядь? — рычу я. Связался на свою голову! Думал, взрослая баба, умная. Все понимает правильно. Не ждет уже ни принца на белом коне, ни сказки. И вот же! — Иди на рабочее место, Марин, не позорься. И меня не позорь.

— Вот как?

— Да. Так. Хочешь, чтобы тебе вся деревня кости мыла?!

— Не хочу!

— Вот и не начинай. Уже люди смотрят.

— Я же тебя люблю!

— А я люблю жену. Все. Заканчивай. Не доводи до греха… И это… Возвращайся-ка ты лучше на старое место. Неудобно мне каждый раз крюк делать, чтобы сигарет купить.

А ведь приходится, чтобы ее не видеть! Марина натурально оскорбляется. А мне по х*ру. К Ануш она не пойдет — я уже на пальцах ей объяснил, что ей несдобровать в таком случае, а в остальном… Пусть обижается, что уж, если ума не хватило понять, что к чему, и трезво оценить ситуацию.

Марина отворачивается с нервным всхлипом, будто героиня гребаного сериала, которые так любит Ануш. Я молча тушу сигарету и возвращаюсь в машину. Захожу в мессенджер — ответа нет. Ну, а эта чего выеживается?! Сегодня весь день на нервах. И курево, как назло, закончилось — пришлось, вон, к Маринке в магазин заезжать. Сто лет я бы ее не видел!

«Молчишь чего? Прочитала ведь!» — строчу, зубами вынимая еще одну сигарету из пачки.

«К врачу день в день не попасть. Запись везде, даже в платных. Так что я сделала тест — он отрицательный».

Прохожусь пятерней по волосам, глядя на фото теста. Облегчение затапливает. А еще такая дурацкая мысль в башке… Ведь девчонка совсем. И несмотря на то, как я с ней поступил, ведет себя она не в пример Марине по-взрослому. Никаких тебе истерик, обвинений или упреков. Я попросил — она сделала. Не для себя. А чтобы я не дергался, не тревожился хотя бы по этому поводу. И, казалось бы — пользуйся, да? Забудь и живи спокойно. Но ведь не получается. Меня изнутри корежит, стоит вспомнить о том, что было.

Делаю глубокую затяжку, опускаю голову на руль и медленно выдыхаю, давая себе пару секунд, чтобы осознать реальность за пределами этой драмы абсурда. На сердце тяжело. Как я докатился до такой жизни?

«Так, а к врачу когда?»

«Теста тебе недостаточно?!»

«Ты, кажется, еще кое-что хотела сделать».

Смотрю на отправленное сообщение и сам не понимаю, зачем его написал. То ли тяну время. То ли просто проверяю, осталась ли она на связи. Отмахнуться от всего не получается — сколько ни уговариваю себя.

Ответа нет. Молчит. Хотя и прочитала.

Достаю третью за десять минут сигарету, чиркаю зажигалкой. Руки чешутся написать ей что-то еще. Останавливаю себя усилием воли — потому что это уже совсем клиника. Она меня и так поняла — уж в этом можно не сомневаться. Мозги у девочки работают как надо. Намеки Зоя схватывает на лету… А то, что я и сам толком не понимаю, что конкретно ей предлагаю — дело третье. Я почти на сто процентов уверен, что в следующий раз смогу перед ней устоять. Но если все же она меня доведет, если опять спровоцирует… намеками, да, глазами своими бесстыжими… То я хоть буду знать, что ничем не рискую. Ведь если Зойка пошла в мамашу, залететь ей — раз плюнуть.

Выбрасываю бычок и отъезжаю от магазина. Еще пять минут — и я дома. Тело гудит после долгого рабочего дня. Клонит в сон. Но по дому полно работы — пораньше не ляжешь. И Ануш соскучилась…

Прохожу по притихшему дому прямиком к ней. Вот уже третий год мы спим в разных спальнях. Ануш сама на этом настояла, чтобы не будить меня лишний раз. Я же до последнего тому противился.

— Привет. Как ты?

Молчание. Прикрываю глаза. Опускаюсь в кресло рядом с кроватью. Запрокидываю гудящую голову к потолку. Вновь и вновь про себя повторяя слова врача о том, что депрессии в таком состоянии — явление скорее даже нормальное, но, блин, как же это тяжело! Порой просто невыносимо!

— Седка еще не вернулась, что ли?

— Нет.

— Пусти — вырвусь, называется, — замечаю ворчливо, рассеянно проводя пальцами по плечу Ануш. Она все-таки оборачивается. Силится улыбнуться. У меня в душе щемит. Все же моя жена — невероятно сильная женщина.

— Она с Зоей уехала. Пять раз мне уже звонила — беспокоится, как я тут без нее.

— Ага, — выдыхаю. — Неудивительно.

— Надо бы ей почаще в город ездить. Может, я хоть тогда перестану себя винить…

— За что, боже? — подбираюсь.

— За то, что своей болезнью омрачаю ее лучшие годы.

— Ничего подобного!

Ануш невесело смеется.

— Что? — завожусь я.

— Упрямый ты, Арман. Как баран, вот правда. Ну, что ты хмуришься? От того, что ты отрицаешь очевидное, ничего же не меняется. Факт есть факт. Я сейчас в тягость…

— Факт — что ты говоришь ерунду! И вообще это глупый спор — с сентября Седка уедет учиться, а ты начнешь курс лучевой. Пока же… Не знаю… Может, нам в отпуск сгонять? К морю хоть на пару дней вырваться, а, что скажешь?

Ануш округляет глаза, смотрит на меня с тихой усмешкой:

— И кто нас туда повезёт? Ты? Не смеши. Уборочная в разгаре. У тебя дел полно. Да и я тот еще курортник. Одних таблеток — чемодан.

— Ну и пусть чемодан, — бурчу. — Зато не в больнице валяться. Море, солнце, свежий воздух.

— Ага, лучше на пляже. В шортах и панамке? — поддевает она, прекрасно зная, как сложно мне бывает отключиться от работы даже на отдыхе.

— Может, и лучше. Я, между прочим, тоже не железный.

— Бедный мой. Совсем ты со мной измучился…

— Да нормально все! Не выдумывай.

— Что нормально? Жить не с женщиной, а с ходячим списком симптомов и противопоказаний?

Ануш отворачивается к окну, как будто разговор исчерпан. Я же сижу, в бессилии сжимая руки. Вот никогда мы раньше с ней не ругались, а теперь хочется! Отругать ее, наорать… Не знаю! Потому что нельзя же так… Надо ей объяснить. Дать понять, что она не в тягость, повторить это, если нужно, в сто пятый раз, но мой план временно откладывается шумом подъехавшей к дому машины.

— Седка вернулась.

Хлопают двери. Слышится девичий заливистый щебет. Эти двое не умеют существовать тихо. Всё у них — вслух, напоказ… Вихрь звуков, жестов, эмоций, необузданная энергия… Я же чувствую себя дряхлым столетним стариком.

— Да ну глупость это, — спорит о чем-то с подругой Зоя. — Тете Ануш сейчас совсем не до моих нарядов.

— Еще как до них! Все хочу увидеть, — неожиданно звонко кричит Ануш, видно, чтобы развеять девичьи сомнения.

— Ну, я вас оставлю, — ворчу я.

Ануш смеется:

— Иди-иди. Поешь, там долма вчерашняя.

Она знает, что эта вся девчачья мутотень вгоняет меня в уныние. Помню, когда мы узнали, что Ануш беременна девочкой, я порядком расстроился, в чем сейчас стыдно признаться. Заскребла дурацкая, мимолетная мысль: «Не сын». Вот с сыном я точно знал, что буду делать, как воспитывать, чему учить, а с девчонкой… Это же какая-то другая планета! И ведь не ошибся. Со временем лишь укрепившись в той мысли. Другое дело, что когда Седка родилась — волосатенькая вся, как волчонок, крикливая, это все в момент перестало иметь значение. Я влюбился в нее просто намертво!

Сталкиваюсь с девчонками в коридоре. Зоя отводит глаза, поэтому все свое внимание я отдаю цветущей Седе. Выглядит дочь отлично. Глаза светятся, щечки разрумянились. Выходит, права была ее подружка, совсем она тут закисла.

— Как съездили? Повеселились?

— Супер, пап! Спасибо, что дал нам дядю Васю! Смотри, сколько у нас пакетов… Куда с ними в автобус?!

Опускаю взгляд. Пакетов, и правда, много. Кажется, я догадываюсь, кто стал спонсором этого аттракциона. Сощуриваюсь, сверля глазами Зою.

— Жаль, к врачу не удалось попасть, — откашливается она. — Запись аж через две недели. Самой тарахтеть придется.

Говорю же — чудо, а не девочка. Вмиг просекла, о чем я подумал, и поспешила заверить, что на врача она деньги все же оставила.

— Может, с Седой опять скооперируетесь. Ты же не все купила? — обращаюсь к дочери.

— Не все! Нам еще списки не выдали, так что еще смотаемся… Ну, мы пойдем, пап.

Седка утягивает за собой несопротивляющуюся подругу. Гляжу им вслед. Взгляд невольно цепляется за красивые тонкие ноги Зойки. Она вся такая изящная, что непонятно, как выдержала все, что я с ней творил.

Открываю холодильник и сую в него голову. Остынь, придурок! Аппетит пропадает. Достаю бутылку минералки и прямо из горла опустошаю наполовину. Зубы сводит от холода. Трогаю языком клык. Иду к себе, чтобы переодеться. Но меня окликает Седка:

— Пап! Пап… Погоди.

— Что такое?

— Скажи свое мужское мнение!

Нахмурившись, распахиваю дверь, не представляя, по какому поводу им вдруг оно понадобилось.

— Ну?! — подпрыгивает от нетерпения дочь. — Скажи же, что ей идет?!

Перевожу взгляд на Зою. Та стоит в новеньком костюме, смущенно переминаясь с одной ноги на другую.

— Угу. Идет. Да.

— Ну, вот! — торжествующе хлопает в ладоши Седка. — А ты сомневаешься!

— Красавица, — кивает Ануш. — Все женихи твоими будут!

Зоя вспыхивает. Она вообще легко краснеет. Как эта особенность вяжется с ее развязным поведением, я не знаю. С виду ведь Зойка сама невинность. А внутри… Есть в ней червоточина, которую сама она будто в себе не чувствует. Она ведь реально не видит ничего плохого в том, что делает, понимаете? И пофиг ей, что лезет в штаны к взрослому мужику! И пофиг, что этот самый мужик — отец ее лучшей подруги. Мужик, женатый на женщине, которая ей как вторая мать! Она словно реально не видит никакого противоречия… Мне же от этого и тошно, и… страшно. Страшно, потому что всё это не отталкивает меня, как должно бы. Не вызывает отвращения. Скорее, даже наоборот, притягивает. Ловлю себя на том, что при её появлении внутри поднимается нехорошее волнение. Словно рядом не девчонка сопливая, а нечисть, которой я, взрослый мужик, не в силах противостоять.

Под шумок спешно ретируюсь. Допиваю большими жадными глотками воду из бутылки, надеясь погасить разгорающийся в душе пожар. Господи, когда все вышло из-под контроля? За что мне столько испытаний?! Столько искушения — за что? Нормально ведь жил. По совести. Никогда и никого не обижал. Не грешил особо. Да, для семьи старался, но ведь и другим давал… И заработать, и в целом. Жену любил. Никогда ей не изменял. Хотя возможностей для блядства было — мама не горюй. Кто только ни крутил передо мной жопой! И молоденькие работницы, и постарше. Да только отношения на стороне никогда меня не привлекали. Всё… Ну, или почти всё я мог получить дома. А тут я словно вирус подцепил, который, встроившись в мои клетки, изменил всё подчистую.

Бросаю пустую бутылку в мусорное ведро, крепко, до красноты растираю лицо, захожу в кабинет, на кой-то черт заперев за собой дверь. Опускаюсь в кресло, откидываюсь на спинку, зажав переносицу большим и указательным пальцами. Как тут тишину комнаты нарушает бульканье телефона. Гляжу на экран — сообщение от Зои. Сердце ухает в пятки, когда его открываю. Бьется, как у сопливого малолетки…

Эта бесстыжая присылает мне фотографию! Сделанную, блядь, в моем доме! В спальне моей жены. Фотографию, где она полуголая! Точнее, в новом, почти прозрачном белье. Ужасно пошлом и вызывающем.

Пока я пытаюсь понять, что чувствую — злость, стыд, вожделение, всё вместе — приходит второе сообщение.

«Решила, что будет правильно, если ты оценишь все мои покупки, раз уж их оплатил».

Я разом выпрямляюсь в кресле, прикусываю губу изнутри. Зубы сводит… От злости? От похоти? От бессилия? Что эта мелкая сучка себе позволяет?! Зачем выставляет все так, будто я в самом деле на это непотребство дал денег? Откуда у неё такая уверенность в себе? Такая непрошибаемая наглость… откуда?

Пишу в ответ: «Ты совсем с ума сошла?». Потом стираю. Пишу снова:

«Это уже перебор». Удаляю и это блеяние. Наверное, сейчас лучший способ — вообще никак не реагировать. И тогда ей надоест меня провоцировать. Да, так и сделаю…

Но какая же беспринципная сука, а?! Какая… же… красивая сука.