Беспринципная

Эпилог

5 лет спустя

Зоя

Поздний вечер на ферме дышит жаром уходящего дня. Воздух еще тёплый, но он уже не обжигает, как в полдень. Над залитыми закатным светом полями стелется тонкая дымка, и откуда-то издалека доносится прерывистый стрекот кузнечиков. Очередной летний день — насыщенный, жаркий, хлопотный — уходит в прошлое, а я еще на работе!

Устало стягиваю перчатки. Бросаю прощальный взгляд на копошащихся в коробке котят и их бедную маму. Надеюсь, выживут. Я сделала для этого всё возможное. Одного даже реанимировала — тёплое полотенце, капелька глюкозы, аккуратное дыхание в крошечный ротик, и вот — слабый писк. А потом ещё один. И ещё. Он жив, хотя Арман, заглянув ко мне поинтересоваться, чего я так долго, заявил, что тем самым я иду против природы, которая не зря придумала естественный отбор. Может, и так, не знаю. Я уже давно живу по своим законам. Особенно когда речь идёт о чьей-то жизни.

В кабинете темно. Лишь настольная лампа отбрасывает золотистый круг света на стол. С головы соскальзывает медицинская шапочка, я машинально снимаю ее с волос и выбрасываю в мусорное ведро. Выпрямляюсь. Тело ломит так, будто я сама только что родила целый выводок.

— Как там? — Гена появляется в дверях. Потёртая рабочая форма, руки до локтей в машинном масле. Так и не скажешь, что он тут с недавних пор главный механик. И это в его двадцать пять!

— Пока все живы. Последнего вытаскивала руками. Задохлик такой — кошмар. Но дышит, — устало улыбаюсь.

— Ты как всегда. — Он кивает на коробку. — Забирать домой будешь?

— Не-а, не в том они состоянии. Пусть переночуют здесь. Попрошу кого-нибудь приглянуть.

Гена молча кивает:

— Арман с Георгием ждут тебя в конторе. Малой такой деловой. От отца не отлипает.

— Угу, у них полная идиллия, — смеюсь, вяло потирая поясницу. — Ладно, пойду я.

— Давно пора.

— Кто бы говорил, Ген. Ты тут хоть ночевать не планируешь? — кошусь на брата, который так старается оправдать оказанное ему Арманом доверие, что буквально из шкуры вон лезет.

— Как пойдет.

— Отдыхай больше. Так недолго и надорваться.

Выхожу из своего «офиса». Солнце уже ушло, но небо всё ещё истекает розово-оранжевыми отблесками, будто персик — соком. Летний воздух плотный, сладкий. Запах скошенного сена, нагретой пыли и чего-то ещё, фермерского, родного, вязнет в горле. Я люблю это место. Люблю свою работу. Потому что она дает мне ощущение реализованности и собственной важности. Да, мне пришлось доказывать, что я здесь не по блату, что я кое-что могу. Но в нашей с Арманом ситуации я бы удивилась, если бы было иначе. Ко мне изначально было предвзятое отношение. Да и в целом к нам. Когда выяснилось, что Гаспаряны развелись, когда Арман стал в открытую появляться с Гошкой, а потом и со мной — тут началось настоящее светопреставление. Неудивительно, что тогда, пять лет назад, всё казалось таким недолговечным и зыбким… Я тогда лишь об одном молилась — чтобы это все поскорее закончилось. Мне-то к сплетням было не привыкать, я знала, что шепот за спиной стихает, как только ты перестаёшь его слушать, а вот Арману с Ануш наверняка было сложно. Впрочем, людская память коротка, а суждения меняются по ситуации. Прошло время, и те, кто говорил про меня гадости, теперь приветливо кивают, как ни в чем не бывало. Кому-то я вылечила собаку, кому-то — индюшку с вывернутой лапой. Сама жизнь заставила их признать, что не так уж я и плоха. Не зря же не беру денег за прием и никому не отказываю.

Я обхожу крайний корпус и слышу голос сына, звонкий и чёткий, как колокольчик:

— Папа, а если у трактора реактивные турбины, он сможет взлететь?

— Это вряд ли. У него неподходящая для этого форма, — невозмутимо отвечает Арман.

Улыбаюсь. Если внешне Георгий скорее похож на меня, то характером — он копия своего отца. Он всюду с Арманом: в поле, в мастерской, даже на планёрках. Серьёзный, наблюдательный. Всё подмечает. Иногда мне кажется, что я родила его уже взрослым.

Захожу тихо, чтобы не спугнуть момент.

— А вот и мама, — говорит Арман, не оборачиваясь. Он всегда чувствует, когда я рядом.

Гошка срывается с места, влетает мне в ноги, обнимает:

— Мам, ну ты чего так долго? Мы замучились тебя ждать!

Смеюсь, ероша темно-русые вихры сына:

— Я принимала кошачьи роды. Одного котика даже пришлось реанимировать. Так что не жалуйся.

— А можно посмотреть?!

— Конечно, только не сегодня. Он пока очень слабенький.

Арман встаёт. Тянет ко мне руку. Крепко сжимает пальцы.

— Теперь-то мы можем пойти домой?

— Идём, — шепчу, не став уточнять, что им необязательно было меня дожидаться, тем более что до нашего нового дома рукой подать. Терпения жить в квартире Гаспаряну хватило ровно на полгода… А потом он взвыл.

— Не могу я в квартире, Зой. Тут как в клетке, — объяснял свое поведение.

Стройка — дело дорогое. Пришлось продать ту самую квартиру, что он с таким пафосом мне дарил. Зато уже через полгода на участке неподалеку от фермы красовался современный барнхаус. Он отличался от прежнего дома Армана, как день от ночи. То было каменное огромное сооружение, все в каких-то финтифлюшках и декоре. Это — лаконичное строение с четкими линиями без каких-либо дополнительных украшательств. Не знаю, как для него, а для меня важно, чтобы ничего здесь не напоминало Арману о прошлой жизни. Я даже сад не захотела разбивать, оставив территорию практически нетронутой.

Короче, до нашего дома вполне можно дойти пешком, но мы все равно грузимся в старый "Прадик". Арман по работе много мотается, так что ему без машины никак.

— Тебе не кажется, что его пора заменить? — потягиваясь так, что трещат кости, интересуюсь я, поглаживая коробку передач.

— Да, надо. Все руки не доходят.

Так и хочется сказать — до себя. И от этого я даже вину чувствую! Столько денег уходит на нас, что ужас… Плюс еще ведь Ануш и Седка — они тоже, считай, на обеспечении Гаспаряна. Тут я не в обиде, это святое. Хотя Седа уже в том возрасте, когда пора оторваться от папкиной сиськи. Тем более что она уже давно замужем. Ну да ладно… Кто я такая, чтобы ее упрекать, когда сама на него, считай, всю свою семью повесила?

Паркуемся у дома. В кухне горит свет.

— Пап, ну вы чего так долго?! — возмущается Алиска. Закатываю глаза, разглядывая уже совсем взрослую сестру. Ей четырнадцать! И да, после того, как наша мать умерла четыре с половиной года назад, и я оформила над Алиской опеку, Арман для нее постепенно стал папой…

— Все вопросы к Зое, — хмыкает Арман, хмуро разглядывая Алискин боевой раскрас.

— Мойте руки скорее и садитесь за стол! Я такую вкусноту приготовила! — заметив недовольство отца, лепечет Алиска. Вот же лиса, а? Далеко пойдет. Сразу просчитала, как умаслить Гаспаряна — и вьет из него веревки. Это легко, надо заметить. В нем тьма нерастраченной отцовской любви. Была даже мысль родить еще, но я ее отбросила. Арман не молодеет, а детей у нас и так хоть отбавляй. О Лёньке со Святом тоже ведь забывать не стоит. Те хоть и остались под опекой старшего брата, неизбежно влились и в нашу семью с Арманом. Он чувствует за них ответственность. Он их наставляет, учит уму-разуму на пару с Генкой, ну и всячески опекает. Как и Генке в свое время, он дал им работу на ферме — Лёнька со Святом напрочь отказались идти учиться, потому что гордость им не позволяла сидеть на шее. Но со временем нам все же удалось их убедить пойти по пути Генки и поступить в техникум с заделом на получение высшего образования.

Иногда я думаю, как бы сложилась… нет, не моя жизнь, наша, если бы не Арман, и меня бросает в холодный пот.

Я захожу в дом. От ароматов, витающих в нем, у меня громко урчит в желудке. Курочка с корочкой, кажется. Или запеканка? Арман, принюхавшись, кивает с одобрением. Гошка сбрасывает кеды, несется в ванную, сопровождая каждое свое действие невозможно громкими звуками. Алиска подбегает к плите, ловко надевает прихватки.

— Осторожно, не обожгись, — ворчу, проходя мимо и целуя ее в висок.

— Зой, ну я ж не маленькая, — фыркает она. Но щечки всё равно розовеют от удовольствия. Внутри у меня тепло и спокойно.

За ужином шумно. Арман пересказывает смешную историю с фермы, как новый водитель пытался завести трактор, не выключив ручник, и чуть не уехал в овраг. Гошка хохочет, расплескивая сок из стакана. Алиска грозно шипит на него, подсовывая салфетку. Арман с довольством наблюдает за этой парочкой, а я за ним…

После ужина Арман уходит с Гошкой наверх — время перед сном — их время. Алиска тоже поднимается к себе — в нашем доме для нее обустроена красивая девчоночья спальня, в которой чего только нет… А я задерживаюсь на кухне. Мою посуду, вытираю стол. В голове лениво кружат всякие мысли. Этим летом восемь лет, как мы с Арманом вместе. Много это или мало? Не знаю, но это чуть меньше половины длительности его брака с Ануш… Я понятия не имею, дает ли мне это право претендовать на роль главной женщины в его жизни. Да это и неважно. Вместе мы прошли через многое. Боль. Сомнения. Презрение к себе — было все. А теперь оглядываюсь назад и понимаю, что оно того стоило.

В кармане пиликает телефон:

«С котятами все ок. Задохлик твой даже немного оживился».

Улыбаюсь. Это маленькое чудо, но ведь из них и складывается наша жизнь.

Слышу шаги на лестнице. Замираю, думая, что вот сейчас Арман подойдет и привычно обнимет сзади. Но вместо этого хлопает входная дверь.

Выключаю кран и подхожу к окну. В приоткрытую форточку долетают обрывки фраз, по которым я понимаю, что он говорит с Ануш. Не мое дело вроде бы… Но я давно не видела его таким злым. Через пару минут Арман заканчивает разговор. Прячет телефон в карман, нервно растирает лицо. А я просто не могу смотреть на него такого! Поэтому выхожу из дома и, мягко его обняв, потираюсь носом между лопаток:

— Ну, рассказывай. Что случилось?

— Седку бросил муж.

Вот это да! Хачик мне, конечно, не особенно нравился, но чтобы так…

— А что произошло? У него другая?

— Нет. Оказывается, у Седы проблемы с зачатием. У Ануш ведь тоже с этим были нелады, ты в курсе, — Арман с намеком на меня смотрит, я киваю. — Ну, этот и свалил. — Сплевывает. — Ноги ему, что ли, переломать?

— И сесть из-за этого мудака? — возмущаюсь я. — Ну уж нет. Ушел — и слава богу.

Хмурю брови, соображая, как лучше поступить. Бедная Седа. Даже думать не хочу о том, что она чувствует.

— Может, ты сейчас нужен там? — киваю в противоположном от нашего дома направлении. Так сложилось, что с первой семьей Гаспаряна мы живем на разных концах деревни. Очень удобно. Только одно бесит — Генка строится на нашем старом подворье, а я даже приехать посмотреть не решаюсь…

— Я предложил Ануш прийти. Она сказала, что сейчас Седку лучше не беспокоить. Да и чем я ей помогу? Слушай, а может, ты…

— Что я?

— Ну-у-у… Не знаю, поговоришь с ней по-дружески.

— Я бы с радостью, Арман. Но мы давно уже не подруги. Ты же знаешь, как она ко мне относится.

Арман тяжело вздыхает и, притянув к себе, кладет подбородок мне на макушку.

— И то так.

— Жалеешь?

— С ума сошла? — сжимает меня чуть крепче. — Она взрослая женщина, справится. Даст бог, найдет нормального мужика.

— Дай-то бог. Этот был просто буэ-э-э.

— Да? А я думал, этот козел бабам нравится… Смазливый такой.

— На смазливую морду, Арман, ведутся только идиотки. Умным женщинам нравятся мужчины вроде тебя.

— Да? — Арман хитро сощуривается. Тревога постепенно уходит из его карих, будто обведенных сурьмой глаз. Мне нравится думать, что я делаю его жизнь легче. Со мной он словно молодеет, стряхивает груз проблем, в нем проскальзывает что-то хулиганское, почти мальчишеское. — Это какие же?

— Умные, надежные, сексуальные…

— Старые… — оскаливается муженек.

— Да прям. От возраста это не зависит. Генке нашему двадцать пять, но кто поспорит, что он настоящий мужик?

— Значит, я все-таки старый?

— О господи. Кто о чем, а вшивый о бане… Дался тебе этот возраст! Я его совершенно не замечаю.

— Правда? И ни о чем не жалеешь?

— Да о чем мне жалеть, Арман?! Я небо благодарю за то, что мы встретились.

Мы обнимаемся в тишине уснувшего дома. Ночь стелется по двору шелковыми тенями. Стрекочут сверчки. Ветер чуть качает занавеску у распахнутого настежь окна. Луна поднимается, огромная, заливая округу медовым светом… И в этот момент мне так невыносимо хорошо, что словами не описать. Рука мужа со спины соскальзывает на задницу…

— Пойдем в спальню, Зой?

Я закусываю губу, чтобы не засмеяться, и киваю — пойдем, мол. И как только мне пришло в голову, что он меня не хочет? Да он же повернут на мне! Мой муж на мне абсолютно повернут…

Только за нами закрывается дверь, как он распластывает меня по ней и прижимается отяжелевшим пахом к нахально выпяченной попке. Так остро вспоминается наш первый раз… И вся жизнь потом.

— Я люблю тебя, — ловлю его губы, повернув голову в профиль.

— Сто процентов. Но я люблю тебя больше.