Глава 3


Зоя


Дождавшись от меня кивка и посчитав на том свою работу выполненной, Мария Степановна уходит. Я же замираю как вкопанная. Ужасно, так долго ждала этого «зайди», а услышав, вдруг растерялась. И сердце сбилось с ритма, а ноги… Они не подкосились, нет. Они напряглись до боли в и так ноющих после вчерашнего икрах, до мерзких судорог в пятках…

Вытираю мокрые ладони о рабочий комбинезон, жаль, так просто не стереть дрожь, что меня изнутри пробирает. К горлу подступает разбухший влажный ком, и неважно почему-то становится, что вышло по-моему. И что моя мечта вот-вот сбудется, да…

Хочется отхлестать себя по щекам, чтобы привести в чувство. Какого черта? Давай, соберись! Осталось чуть-чуть потерпеть — и все. Злость разгоняет кровь, заставляет сорваться с места. Несусь в раздевалку. До скрипа намываюсь в душе, смывая с себя ароматы коровника. Брызгаю "Рексоной" под мышками, натягиваю чистое и решительно выхожу.

К вечеру остывший за ночь асфальт раскаляется. А закатное солнце палит даже жарче, чем в полдень. От этого жара, идущего одновременно извне и изнутри, у меня голова кружится, а между ног становится до того липко, что хочется проверить, не закровило ли вновь… Вчера-то я все белье уделала, дура! Теперь попробуй его отстирай.

Волнение топит. Мысли хаотично скачут, перепрыгивая с одной на другую. Интересно, зачем он дождался окончания рабочего дня? Опасался сплетен? Так в офисе каждый знает, что мы с его Седкой — лучшие подруги. Ничего плохого о нас им и в голову не придет, хотя… Учитывая репутацию матери… И вот эти все «яблочко от яблоньки»…

Мимо пробегает Катька из доильного, машет рукой. Я машинально киваю в ответ и иду дальше. Всё вокруг словно в тумане, из которого проступают очертания конторы и березовая рощица у входа…

Может, испугался сплетен, да… Но что я буду делать, если он решит повторить? Там же еще толком не зажило…

Мышцы внизу живота болезненно дергаются. На меня накатывают картинки вчерашнего вечера. Я так остро чувствую жар его мозолистой руки на спине. Волосы на загривке, который он кусал, словно племенной жеребец, приподнимаются. Я со всхлипом втягиваю в себя прохладный кондиционированный воздух. Дохожу до кабинета Гаспаряна в торце коридора и замираю у двери, гадая, что меня ждет за ней?

Предательски выдавая мое присутствие, в кармане платья пиликает телефон. Генка, поразит, прислал список продуктов, которые, видите ли, надо купить… Как будто за целый день сам не мог сходить в магазин!

Понимая, что таиться и дальше будет исключительной дуростью, стучу в дверь и тут же захожу, не дождавшись ответа.

Арман Вахтангович стоит у стола, просматривая какие-то не первой свежести бумажки. Наверное, сейчас его уже вряд ли можно назвать простым фермером. Скорее он… Ну не знаю. Предприниматель или… аграрий? Впрочем, как его ни назови, это никак не отражается на его внешности. Он почти не носит классических костюмов. Вот и сейчас на нем легкий льняной комплект из брюк и рубашки с короткими рукавами. Почему-то взгляд останавливается на его голых предплечьях. Они обильно покрыты темными волосами, а я ведь помню, как это ощущается, когда его рука ложится на мой голый подрагивающий живот…

Меня охватывает волнение — тошнотворное и сладкое. «Неужели он захочет… повторить?» — так и бьется в мозгу. Я думала, сначала нас ждет долгая прелюдия в виде посыпания головы пеплом. Что бы там я ему не рассказывала, он не дурак — и прекрасно понимает, что неспроста я его заманивала…

В горле пересыхает. Я облизываю губы от жажды, но Гаспарян считывает это как очередную попытку его соблазнить и презрительно поджимает губы. Черт! С моей стороны это серьезный просчет. Рявкаю про себя: «Ну-ка соберись, наконец, дура!».

— Можно воды? Очень жарко.

Господи, ну что ты блеешь, а?! Еще заплачь! Ты же крутая, Зойка! Что за дурацкий настрой для такого серьезного разговора?!

Глядя на меня, как на кучу навоза, Арман Вахтангович указывает подбородком в сторону столика, на котором стоит графин. Я вымученно улыбаюсь, подхожу к столу, но вместо того, чтобы налить воды из графина, наклоняюсь к мини-бару, дергаю дверцу и без спроса беру бутылку охлажденной минералки.

И опять я его расшатываю… Собранный и деловой, всё взвесивший на трезвую голову, он меня сожрет и костей не выплюнет. К тому же я уже слишком далеко зашла, чтобы прикидываться паинькой. Одно дело, что я оказалась девочкой — этому у него есть подтверждение. И совсем другое — разыгрывать из себя недотрогу. Уж на это он никогда не купится!

— Говори!

— Что говорить? — скручиваю с шипением крышку.

— Чего ты хочешь, Зоя? Извиняться не буду… Сама знаешь, что моей вины в случившемся минимум… Знал бы, что ты… — матерится сквозь зубы. — Так вот знал бы — никогда бы того не случилось.

— Ну, что уж о том гадать? Случилось и случилось. А по поводу моих желаний, я не скажу тебе ничего нового.

— Эй… ты… ш-ш-ш-ш, — он, наверное, хотел сказать «шлюха», но понимая, насколько нелепо это прозвучит в свете открывшейся ему истины, просто шипит змеей в ответ на мой ироничный взгляд. — Кончай мне тыкать! И на вопрос ответь. Пока я тебя взашей не вытолкал.

Так. Значит, все-таки без посыпания голов пеплом нам не обойтись…

— Хорошо. Если ты ставишь вопрос так… То я хочу стать твоей женщиной.

— Это исключено, — оскаливается Гаспарян. — Давай что-то более реалистичное. Я… наверное, отчасти все-таки виноват… Ты, кажется, мечтала об универе?

Я сглатываю и, контролируя, наверное, каждую мышцу в теле, киваю. Киваю так медленно, чтобы он никогда не узнал, не прочел по моему лицу, как же это для меня важно. Чтобы не высмеял…

— Да. Как раз начинается вступительная кампания.

— Твоих баллов хотя бы на платный хватит?

Вот мудак! Седка наверняка все уши прожужжала родителям о моих успехах. То, что ее отцу оказалось настолько на них плевать, неожиданно больно ранит. На боль я всегда реагирую вспышкой злости. Так происходит и в этот раз. С большим трудом себя обуздываю, чтобы не наделать глупостей.

— Седе хватит?

— При чем здесь моя дочь?

— У меня всего на два балла меньше. Задания по русскому в этом году легче.

— Ты что, собралась в медицинский? — опешив, интересуется Гаспарян и тут же заходится смехом.

Вообще-то мне такое и в голову не приходило. В медицинском безумный конкурс, я не настолько амбициозна… Но тут дело принципа уже, если честно!

— А что не так? Будем с Седой соседками по квартире. — Закусываю вожжи.

— Только через мой труп моя дочь будет жить с такой… — и опять осекается, надо же. От скольких нелестных эпитетов, оказывается, избавляет отданная мужику невинность. — Седа будет ездить домой.

— Каждый день?! Да на дорогу ей придется тратить не меньше двух часов! — от изумления из меня прет простодушная импровизация. Благо я вовремя себя на этом ловлю и замолкаю. Теперь уже он смотрит на меня как на полную дуру. Ну, ладно. Согласна. Когда у тебя своя машина под боком, это действительно не проблема.

— Это тебя не должно заботить. И, кстати, ты в курсе, сколько стоит год обучения в медицинском?

— Сколько? — вздергиваю я подбородок.

— Столько, сколько ты не стоишь.

Слова хлещут, как шнур от кипятильника по голой заднице. Боль примерно сопоставимая… Уж в этом я спец.

— Ну вот, не прошло и пяти минут, а ты мне уже и ценник присобачил, надо же, — каркаю, на остатках мощностей поддерживая внутри себя нужный уровень злости. И не дышу буквально, не позволяю себе дрогнуть. Потому что если в моем основании добавится хоть одна трещина — все к чертям посыплется.

— Найди что-то подешевле. — Поджимает губы и, демонстративно отвернувшись, отходит к окну, дергает на себя створку, бубня под нос. — Людей она, блядь, собралась лечить…

Арман Вахтангович говорит очень тихо. Очень. Но у меня с детства натренированный слух — такие себе издержки выживания в экстремальных условиях.

— Людей лечить я, по-твоему, недостойна? А что скажешь насчет коров? Вот… — подхватываю бумажку, лежащую на столе у Гаспаряна — объявление об освободившейся вакансии ветеринара. — Смотрю, востребованная профессия. Можем даже заключить целевой контракт. Ну, чтобы по-честному, — продолжаю я издеваться. — Ты мне оплатишь учебу, я тебе целку взамен и гарантию отработать пять лет. Кажется, столько обычно прописывают в таких документах?!

Я почти ору, все сильнее распаляясь. И плевать мне с высокой колокольни, что Армана Вахтанговича тоже, на хрен, срывает. Он подлетает ко мне с такой скоростью, что воздух вокруг него взвивается. В его движении что-то от волка, учуявшего запах крови. Не сомневаюсь: если бы не здравый смысл и остатки самообладания — он уже схватил бы меня за шкирку и вытряс бы из меня душу. Гаспарян даже руку заносит, я напрягаюсь, но он всего лишь немного потерянно проводит по густым волосам пятерней. А уж после этой короткой паузы срывающимся голосом замечает:

— Послушай, девочка… Я не знаю, что с тобой делали, что ты стала такой… Это неправильно. Дети не должны расти в такой обстановке. Твоей вины в этом нет абсолютно. Но ты усвой, да? Что так нельзя… С взрослыми мужиками так нельзя. Ну, ладно я, да? Но на другого ведь ты нарвешься… И получишь за свой длинный язык так, что мама не горюй.

Хочется закричать: «Засунь свою жалость в жопу! Мне она не нужна. Мне нужен ты, чувство защищенности и плеча, а если нет, так и черт с тобой! Просто катись на хрен со своими нравоучениями. Седку жизни учи. Дочку свою, а не бабу которую еще вчера с таким удовольствием трахал…».

Меня немного начинает потряхивать. Очень некстати. Очень…

— По универу че? — вздергиваю подбородок. Арман Вахтангович растерянно моргает, будто не может вот так просто переключиться с одной темы на другую.

— Ну ты же несерьезно это… Про ветеринара.

— Очень даже. Отличная специальность, я считаю. Вы правы, людей я лечить не хочу. В животных благодарности больше.

Что удивительно — я не вру. В коровнике — благодать. Когда ты из многодетной семьи, уединение и тишина — просто недостижимая роскошь. Чем дольше я об этом думаю, тем больше мне нравится эта идея. Надо, конечно, погуглить, но кажется, что без работы ветеринар не останется, даже если Гаспарян пошлет меня лесом.

— Хорошо. Узнавай что да как… Я напрягу отдел кадров, они все подготовят. Целевой — так целевой.

— Мне еще общага нужна. На автобусе я не наезжусь.

— Разберемся.

Арман Вахтангович обходит стол и тяжело оседает в кресло, будто нарочно устанавливая между нами препятствие.

— Все? — переминаюсь с ноги на ногу я.

— Да. Можешь идти.

Я киваю. Потому что… Черт, это реально классно! Даже если мне дадут комнату без ремонта, это будет моя, мать его, комната! Фиг с ним, что я буду делить ее с незнакомой девочкой. Главное, там будет и кухня, и прачечная, и горячий душ… А там, может, я получше найду какой вариант.

«Мамочки, а как же Алиска без меня?!» — дергает изнутри.

Вот так шла-шла к своей цели, считай, ее добилась, а теперь не знаю, как быть. Как во сне поворачиваюсь к двери, делаю шаг, и тут он опять меня окликает.

— Постой, Зоя…

— Да?

— Не могу так! Не по-человечески это. Я неправильно с тобой поступил. Так нельзя. Ты вроде взрослая по документам, ну и сама за мной бегала, не я же тебя соблазнял! Но… Кажется, ты еще не вполне понимаешь, что делаешь… В общем, я с себя вины не снимаю. Что бы ни говорил на эмоциях. Извини, что так вышло. Это неправильно. Так не должно быть между мужчиной и женщиной. Тем более в первый раз.

Я знаю, как нелегко ему дается эта проникновенная речь. Он хороший во всех отношениях мужик, и тем, что наш разговор заканчивается на такой ноте, только лишний раз это доказывает. На его фоне чувствую себя еще более грязной. Куда это годится? Так дело не пойдет. Заталкиваю поглубже в глотку всхлип и с широкой улыбочкой заявляю:

— Ты ошибся. Я вполне отдаю отчет своим действиям. Я хочу тебя. Давно. И пусть так, но я тебя получила. Не хотел бы — так не залез бы на меня без презерватива…

— Я успел, — цедит не то чтобы, сука, уверенно. Я закатываюсь в ответ:

— Да разве же в этом дело, Арман Вахтангович? Мы в двадцать первом веке живем. Мне ЗППП, знаете ли, не нужны. А вы… С этой теткой потасканной… хм… Может, она не только вас обслуживает, откуда мне знать?

— Все, иди. Хватит. Чистый я… — он реально выглядит так, будто вот-вот инфаркт схлопочет. Надо, и правда, сваливать, вон как его проняло! И все же не могу не спросить напоследок:

— Что вы в ней только нашли? Она же старуха… Со мной тебе лучше будет… Я и моложе. И там…

— Выйди, мать твою!

Загрузка...