Беспринципная

Глава 22

Зоя

Кто придумал, что сессию непременно нужно сдавать чуть ли не в Новый год?! Ну, ладно я — в моем положении не до студенческих гулянок до утра. К тому же, получив возможность сосредоточиться на учебе, по многим предметам я умудрилась получить автомат. Но вот остальные… Как им зубрить билеты, когда на носу самый главный праздник в году? И погода шикарная! Легкий морозец, снег… В наших южных краях, и снег! Пушистый, воздушный, искристый. Он ложится мягким покрывалом на крыши, укутывает деревья в скверах, рисует узоры на стеклах и скрипит под ногами, как в детстве.

Поджимаю пальцы, представляя, что иду по заснеженной дорожке. Впрочем, что толку представлять? Не лучше ли выйти и прогуляться хоть до соседней пекарни? Прогулки в одиночестве меня ничуть не смущают. Наоборот, я получаю от них настоящий кайф. Общения мне хватает и в универе.

Решительно кивнув, открываю шкаф. Достаю теплые гамаши с туникой. Быстренько переодеваюсь, не упуская возможности покрутиться возле зеркала. Живота у меня еще не видно. И слава богу. Никто не знает, что я в положении. Ни подружки, ни родные, ни-кто.

И вдруг в замке поворачивается ключ. Я пугливо вздрагиваю. Да, у Армана Вахтанговича есть свои ключи от моей квартиры. Но он никогда не приходит вот так — не предупредив. Что изменилось на этот раз? Ответ приходит, как только открывается дверь.

— Привет, — улыбается как мальчишка. — Сюрприз!

Трясет зажатой в ручище огромной сосной.

— Ты с ума сошел! — улыбаюсь во весь рот.

— Что? Не надо было?

— Надо! — противоречу сама себе. — Только зачем такая большая? Она полквартиры займет. И куда ее ставить?

— Я все предусмотрел. Отойди, чтобы я тебя не зашиб.

Страшно довольный собой, Гаспарян проходит внутрь, распространяя по квартире непередаваемый аромат праздника. — Поставим у окна? Или у балкона лучше?

А мне все равно. Хоть где! Я так по-дурацки счастлива! От этого неожиданного визита… От радости, которой его глаза светятся. От того, что он так легок и беззаботен.

— Зой? — Гаспарян оборачивается. Я качаю головой, подхожу к нему ближе, снимая с черных волос уже изрядно подтаявшие снежинки.

— Как хочешь. Ты же у нас хозяин, — сиплю и сама к его губам тянусь, а он и рад! Целует голодно. Жадно. Одной рукой сжимая меня, а второй продолжая удерживать наверняка нелегкое дерево. Вырываюсь со смехом.

— Сначала елку поставь! А то знаю я тебя…

Арман Вахтангович кивает.

— Ты куда-то собиралась? — указывает жестом на мой явно не домашний наряд.

— Хотела прогуляться. Видишь, выполняю твои рекомендации.

— Прогулки рекомендуют врачи. Как ты себя чувствуешь?

— Отлично, — пожимаю плечами. Арман Вахтангович настолько ко мне внимателен, что мне нет никакой нужды манипулировать своей немощью. Мне, напротив, не хочется лишний раз его напрягать. В те редкие дни, когда он приходит, я стараюсь окружить его ответной заботой и лаской.

— Смотри там, осторожно. На улице гололед.

— Ты ненадолго? — уточняю, помогая ему придержать елку, с которой он как раз взялся обрубать ненужные ветки снизу. Гаспарян вскидывает голову. Он сидит на корточках, я стою…

— На пару часов думал задержаться. На Новый год ведь приехать не выйдет. Ты, я смотрю, опять корпишь над учебниками?

— Ага. Не хочу подвести своего будущего работодателя, знаешь ли, — не могу удержаться от шпильки.

— Вот и правильно. Вам сейчас сам бог велел сосредоточиться на учебе.

— Нам?

— Ну, это я вас с Седкой обобщаю…

Арман Вахтангович вновь берется за топорик, рубя резко, будто срывая на елке злость. Кажется, я догадываюсь, что беспокоит этого невозможного мужчину. Осторожно зарываюсь пальцами в его густые, немного отсыревшие волосы, делая легкий массаж.

— А что Седка?

— А то ты не знаешь, — бурчит Гаспарян. — Не о том она думает!

— Ты про мальчика ее, что ли? — закусываю губу, чтобы не улыбнуться.

— Мальчика, — передразнивает меня он. — Там такой лось, Зой!

— А ты откуда знаешь? Она вас уже познакомила?

Арман отбрасывает топорик и берется за подставку, суетясь в абсолютно несвойственной ему манере. Приглядываюсь к нему повнимательнее. Это что? Красные уши? Да неужели?

— Арман, — с губ слетает коварный смешок. — Ты что, за ней проследил?! Как в тот раз, да, когда мы в ресторане встречались?

— В тот раз я следил за тобой, — поняв, что я его раскрыла, Гаспарян расслабляется. И уже сам ловит мой взгляд, глядя настойчиво, не мигая, из-под томно отяжелевших век. Ох, мне знаком этот взгляд! Плотнее сжимаю бедра.

— За мной? — лепечу. — А за мной тебе зачем следить было?

— Затем! Красивая ты девка, Зой. Боюсь, уведут.

— Хорошего же ты обо мне мнения, — дую губы. Арман усмехается, вставляет-таки ствол в подставку и нарочно покачивает, дабы убедиться, что дерево надежно зафиксировано. И только потом выпрямляется, обвив рукой мою талию.

— Дело не в тебе, свиристелка.

— А в ком? — допытываюсь я, закинув руки ему на шею.

— В одном старом дураке, который не может поверить, что молодая красивая девочка всерьез на него позарилась.

Черт. Это приятно.

— Ты не старый, — шепчу, пробираясь ладошками под его джемпер.

— Точно, — кивает Арман Вахтангович, помогая стянуть его сразу вместе с футболкой. — Как там наш малыш?

— Или малышка, — душню я, и себе торопливо избавляясь от одежды.

— Бля! — восхищенно тянет Гаспарян, пожирая взглядом открывшийся вид. — Тут еще темнее стало. Поспели ягодки… — касается налитых вершинок большими пальцами, настойчиво теребит, пощипывает. Я завожусь с пол-оборота. — А тут как была доской стиральной, так и осталась. Когда уже будет животик?! Не видел бы мелкого на УЗИ, так решил бы, что тест соврал, — говоря это все, он меня хаотично целует и подталкивает к кровати, благо моя спальня от кухни-гостиной отделяется лишь декоративной перегородкой.

— Радоваться надо, что живот в глаза не бросается!

— Угу… Привет, сынок. — Арман Вахтангович прикладывает ухо к пупку, трется носом, с шумом втягивает аромат моей кожи и от удовольствия натурально закатывает глаза. Маньяк.

— Или дочка! — стою на своем, ведь у меня еще недостаточный срок, чтобы выяснить пол ребенка. Когда придет время, я хочу сделать гендер-пати. Ну и что, что мы не сможем на нее пригласить гостей! Это не повод лишать себя праздника.

— Угум, — вроде как соглашается Гаспарян. Но как-то неубедительно. Все же сына он хочет… Гляжу в потолок, пока он всячески нежит мой животик. От мысли, что я могла этого нас лишить, бросает в холодный пот. Глажу его затылок. Колючие скулы, нервно бьющуюся на виске вену… И все сильнее испытываю потребность… потребность… Толкаю его вниз. Да, вот так! Чего он только медлит?

— Арман, милый, пожалуйста…

— Что заставляешь меня делать, а? — бормочет он, впрочем, с таким энтузиазмом принимаясь за дело, что очевидным становится — возмущается он чисто для галочки. Ведь в его представлениях нормальный мужик не станет заниматься таким вот непотребством. — Вот так, да? Нравится? Этого ты хотела? — ласкает меня языком, теребит, посасывает. Я все же добилась своего, да… Теперь редко какая наша близость превращается в игру в одни ворота. В те же случаи, когда Гаспаряну не хватает терпения меня дождаться, я бесстыже довожу себя до черты сама, пока он с жадностью за тем наблюдает, или заставляю его прикончить меня ртом и пальцами.

— Да-а-а! Я почти… Почти… Арман, милый… Не-е-ет! — возмущенно ахаю, когда он взмывает вверх.

— Да, малыш. Хочу с тобой вместе, — сипит он, пристраиваясь сверху. — Ты так сладенько меня жмешь…

А мне всего и надо-то — пару резких глубоких толчков. Взрываюсь с криком, утаскивая его за собой. Дрожу я… Дрожит он! В глазах фейерверки.

— Не больно? Я, кажется, перестарался, — беспокоится, накрывая ладонью низ живота.

— Нет, мне зашло.

Арман Вахтангович вытягивается рядом. Я устраиваюсь головой у него на груди. Волосатый он, как медведь! Даже странно, что мне это нравится.

— Знаешь, я же тебя почти ненавидел, — вдруг говорит он.

— Знаю, — улыбаюсь.

— Ты так себя вела… — хмурится Гаспарян. — Я думал, что ты такая… прожженная блядь…

— Это был единственный способ обратить на себя внимание, — выпаливаю на одном дыхании.

— И то так… Правда, даже теперь я не понимаю, как тебе это удалось.

Арман Вахтангович целует меня в макушку и с нажимом проходится пятерней по спине. Трусь носом о его шерсть.

— Так что там Седкин жених? Ты не договорил, — меняю тему, не желая копаться в прошлом. Ну, было и было. Теперь-то что?

— Она собирается встречать с ним Новый год!

— О-о-о, — протягиваю я, не очень понимая, как такое взбрело Седке в голову. — А ты что?

— А я сказал, что это семейный праздник, и всяким сомнительным личностям там не место!

— А она? — улыбаюсь я.

— А она заявила, что и не собиралась привозить его домой! Представляешь?! То есть моя дочь собралась встречать Новый год хрен пойми где и хрен пойми с кем… Более того — не ночевать дома! А ей и девятнадцати нет.

— Ну-у-у. Мне девятнадцать.

— Это две большие разницы!

— Почему же? — подлавливаю его. Гаспарян запальчиво открывает рот. Но подумав, неожиданно тот захлопывает. Ах какой. Знает ведь, что неправ. Но и признать этого не может.

— Ты более взрослая, Зой. А Седа… Сама понимаешь — дите дитем. Да и не в традиции у нас вот это все до брака.

Говорить о том, что их традиции давно устарели, я не берусь. Он ведь и сам все понимает. Вряд ли же в их традиции жить на две семьи, да? А он живет. И на первый взгляд такой поступок достоин всяческого порицания и осуждения. В черно-белом мире так точно.

Я дотрагиваюсь до его щеки, провожу пальцем вдоль роста щетины. Гаспарян чуть наклоняет голову — довольный, как пёс, которого приласкали.

— Ты ведь знаешь, что она всё равно сделает по-своему? — шепчу.

— Говоришь, как Ануш!

— Тогда, может, лучше предложить им встретить Новый год у вас? Хоть поймешь, что этот Хачик собой представляет.

Он не отвечает. Только смотрит в одну точку. Упрямый. Очень эмоциональный. Тёплый. Родной. Мой. Если Седка испытывает к своему парню хоть толику тех чувств, что я испытываю к ее отцу, запрещать ей что-то — глупо.

— А ты что о нем думаешь? — бурчит Арман Вахтангович, скосив на меня взгляд.

— Да я его и не знаю толком.

— Ага, расскажи…

— Нет, серьезно! Они же друг от друга не отлипают. Мы и не пересекаемся почти. То я занята, то у Седки нет времени.

— Ну, ты от нее все же не отдаляйся. Когда она с тобой, мне спокойнее.

— Давно ли? — возмущаюсь я, садясь по-турецки и подпирая бока. Гаспарян нагло ржет. — Ты ужасный сноб, ясно?! Так от меня свой нос воротил… А теперь только посмотри!

Арман Вахтангович ловит меня за щиколотку и притягивает за ногу к себе.

— Не злись. Я уже поплатился за свое к тебе отношение.

— Да неужели?

— Ага. Видишь, ножки тебе целую… Кто бы мог подумать, а, Зойка? Что меня на соплюхе из неблагополучной семьи заклинит?

— Ну, спасибо! — рявкаю я, вырываясь. Но Гаспарян не дает уйти. Прикусывает косточку на большом пальце, облизывает…

— Сама же знаешь, что именно так это и выглядит. Мне надо было соврать?

Знаю! Но все равно обидно. Упрямо молчу, тогда он просто меняет тему:

— А ты как думаешь праздник встретить?

— Тут.

— Одна?

— Почему нет?

— А Генка? Дети?

— Генка наверняка с друзьями договорился. А мелкие встретят с матерью.

— Не дело это, Зой. Вам бы всем вместе держаться.

— Не хочу я в ту развалюху возвращаться!

— Ладно-ладно, не волнуйся. Чего разошлась?

А того, что он наступил на больную мозоль. Решив сохранить ребенка, я стала все чаще задумываться о том, какая семья у него будет. Приходящий отец. Бабка-пьяница, но зато отличные дядьки и умница-тетя. И да, тут очень важно не потерять эту связь. Но как ее поддерживать с учетом того, что мать и не думает меняться — я не имею ни малейшего представления.

— Черт, как время быстро бежит! — вдруг вскидывается Гаспарян, сверившись с часами. — Я в душ…

— Давай. Ничего, если я заеду твоих поздравить?

Арман Вахтангович морщится. Мы вместе уже несколько месяцев, а он так и не решил, как относиться к тому, что я вхожа в их с Ануш дом… Все ему кажется предательством. Хотя я не позволяю себе ровным счетом ничего лишнего.

— Да заходи, — пожимает плечами он. А сам опять на мой живот косится… М-да, а что будет, когда тот невозможно уже будет скрыть?