Злата
Как я могла?
Как я пропустила?
Не заметила!
Так увлеклась этим… Этим…
Черт!
И тетушка за нами смотрела, ничего не заметила!
Вот уж… Колонный зал Дома советов, а не столовая!
Тут можно целую делегацию спрятать за портьерами.
– Марина!
Я со всех ног несусь в комнату, которую нам выделили.
Пусто.
Совсем пусто.
Кактуса тоже нет!
– Пса нет, – выпаливаю обеспокоенному Глебу.
Обеспокоенному?
Да.
Он, похоже, всерьез волнуется.
– С ней такое часто? – хмурится, еще пытается строить из себя мистера “Я все решу сам”.
Не отвечаю. Лишь смотрю очень красноречиво и бегу по коридору туда, где должна быть кухня.
– Вы девочку не видели? – спрашиваю у первой попавшейся мне женщины.
Она смотрит на меня очень удивленно, тут же переводит взгляд мне за спину. Ну конечно! Там стоит Вербицкий!
Он хмурится, достает мобильный:
– Исаев. Ко мне в кабинет. Срочно, – отбивает звонок. – Пойдем, – это уже мне.
– Куда?
– В кабинет. Я вызвал начальника охраны. Сейчас загрузим данные с камер.
– Думаешь, она успела выскользнуть из дома?
– В доме тоже есть камеры.
– Черт! Как ты тут живешь?
– С комфортом и удовольствием! – язвит он, придерживая для меня дверь.
Указывает рукой на уже знакомые кресла, но садиться в них желания нет, как и продолжать разговоры о нижнем белье.
– Вызывали? – в дверях появляется низкий коренастый мужичок.
Судя по многократно сломанному носу, борец… Или просто много раз бывал в переделках.
– Девочка где?
– Девочка? – Исаев недоуменно смотрит на Глеба.
Тот лишь вскидывает бровь.
– А! Девочка? Из столовой вышла в свою комнату, взяла собаку и через кухню вышла в сад.
– Черт! Почему не остановил? – рычит Вербицкий.
– Так… – начальник охраны смущается. – Вроде ж гостья. Команды не было.
– Ребенок ночью в сад ушел! – кажется, вся смена охраны только что лишилась премии.
– Ну… С собакой же! И все под камерами!
– Найти! Аккуратно! – с нажимом произносит Вербицкий.
– Я тоже пойду, – выбегаю из кабинета. Не могу стоять и ждать.
– Подожди! – Глеб трогает мое предплечье, от чего я вздрагиваю, но он всего лишь указывает мне на какую-то из комнат, где хранятся хозяйственные вещи. Достает фонарь.
Черт!
Уже стемнело!
Боже, как же Мышь одна в этом дворе?
Мой взгляд цепляется за чью-то резиновую обувь. Я понимаю, что я до сих пор в своем платье и туфлях. Тех самых, что берегу. А бегать мне предстоит по саду.
– Можно? – указываю взглядом на калоши.
Понимает меня сразу.
– Конечно!
Скидываю туфли, вступаю в чьи-то веселые кроксы с брелочками и бегом на крыльцо.
– Марина! – кричу, наверное, на весь сад.
Около нас появляется запыхавшийся Исаев.
– Нашли? – требовательно спрашивает Глеб.
– За пределы территории не выходила! – бодро рапортует охранник, но вид у него виноватый.
– Чер-рт! – рычит Вербицкий и ускоряется
.
Глеб
Как? Как она могла пропасть в полностью просматриваемом пространстве?
Иголка в стоге сена, блин!
За пределы усадьбы не выходила! Уволю скота! Усадьба – четыре гектара! Два дня прочесывать можно!
– Первым делом проверить бассейн! – кричу на ходу и даже в темноте вижу, как бледнеет Злата.
– Уже! Чисто! – бодро рапортует Исаев.
– Гаражи, садовые постройки, теплицы?
Перечисляю первое, что приходит на ум. Она ж чего-то там делала в теткиных розах, когда я приехал.
Исаев подносит рацию к губам:
– Макаренко! В теплицы, быстро!
Блин!
Они сами не додумались. Забираю у него рацию, включаю прослушку.
– Все прочесать! – ору, реально зверея. – Что могло прийти ей в голову? – это я одергиваю Злату.
– После твоих рассуждений о пансионате что угодно!
Ревет.
Но не истерит.
Выхватывает у меня фонарь.
– Марина! – бежит по дорожкам, просвечивает кусты, деревья.
– Могла забраться наверх? – слежу за пучком света.
– Могла! Она ловкая. И любит лазить, – вытирает слезы тыльной стороной ладони.
“В теплицах чисто, – слышу переговоры, – Гараж осматриваем”.
– Куда у тебя тут еще можно? – Златка почти стонет.
– Да куда угодно, – фыркаю. – Если пойдем прямо, метров через тридцать забор. Туда, – машу рукой налево, – теплицы. Но их вроде уже проверили.
– А дальше?
– Дальше конюшни, но это ж совсем далеко. Не могла же она…
Злата не слушает. Пускается бегом по тропе. Понимаю ее. Маринка пропала уже минут двадцать назад. За двадцать минут с маленьким ребенком могло произойти что угодно!
– Марина! – кричит на весь сад. – Мышка!
Догоняю ее…
До конюшен реально далеко.
– Мы же… – всхлипывает. – Она же… Мы никогда не расставались! Она с самого рождения у меня на руках! Каждый день!
Молчу.
Что тут сказать?
Стискиваю зубы почти до боли, кляну себя на чем свет стоит, но молчу.
Вот попались же мне такие своенравные сестрички.
Это что, еще и их мнение учитывать?
Даже вот той? Которая мне по пояс?
– Марина! – Злата забегает в денник. – Мышка! – бежит по стойлам.
Лошади уже спят, свет приглушен. Они недовольно фыркают.
Я держу двух кобыл и одного мерина.
На кобылах сам езжу, а мерин – исключительно финансовое вложение. Выставляю его на скачках. Планирую продать. Очень уж он хлопотный. Агрессивный, характерный. Из всего персонала подпускает к себе только…
– Стой!
Злата летит именно к его стойлу.
– Стой! Он ударит!
Она замирает, светит фонарем и…
У нее такое лицо.
– Что? – слежу за лучом. – Да твою ж… – упираюсь руками в колени, выдыхаю. – Ну после этого она просто обязана заниматься верховой ездой!
Разбуженный мерин недовольно фыркает, переминается с ноги на ногу, а в углу его стойла на куче сена лежит Кактус. Довольный такой. Хвостом виляет. Охраняет хозяйку, которая мирно сопит, уткнувшись в его бок.
.
Злата
Глеб аккуратно берет этого монстра под уздцы.
Никогда не видела таких здоровых лошадей.
Он недовольно переминается, и я понимаю, что Глеб очень боится, что этот конь наступит на мою Мышку.
Мамочки. Я тоже боюсь.
– Марина, – зову, стараясь не нервировать животных. Но не просыпается. Божечки.
– Сейчас, – он аккуратно выводит жеребца, привязывает его в проходе.
– Мышка! – кидаюсь я к ней.
– Злата? – она открывает глаза, сонно хлопает ресницами. – Злата, я не поеду в пансионат! Я завтра отсюда сбегу!
– Обязательно сбежишь, – Вербицкий падает перед ней на колени, укрывает ее своим пиджаком и подхватывает на руки.
Только сейчас вижу, какое у него выражение лица.
Встревоженное, расстроенное, растерянное.
– Я не пойду с тобой!
– Мышь, – он смотрит на нее почти умоляюще, – я клянусь, я никогда не разлучу тебя с сестрой!
– Обещаешь?
– Даю слово!
– Ну тогда неси, – она прислоняется к его плечу. – Я спать хочу.
Всхлипываю, стараясь скрыть нервный смешок, а Вербицкий с явным облегчением язвит:
– Слушаюсь, моя королева!
И эта козявка еще и хихикает!
В конюшню с опозданием влетает кто-то из охраны.
– Шеф, мы…
Видят Глеба с Мышью на руках и замолкают.
У Вербицкого моментально меняется выражение лица.
– Артаса в стойло заведите, – приказывает он, не глядя на охранника.
– Так покусает же! – ахает мужик.
– Мне ребенка попросить? – вскидывает бровь Глеб, и даже мне хочется в этот момент завести Артаса в стойло.
Охранник вжимается в стену, изображая стойку “смирно”. Глеб проходит мимо него. Я плетусь следом. Меня вдруг накрыла какая-то вселенская усталость. Я за сегодня трижды чуть не потеряла сестру.
Мне в руку тычется что-то влажное и теплое.
Кактус.
Довольный. Хвостом виляет.
Хорошая вышла прогулочка!
– Кактус, что нам сказала бы мама? – шепчу я ему, перебирая уши.
Вот черт!
Мы подходим к крыльцу, на котором стоит домашняя прислуга и Раиса Ильинична.
– Глеб Вербицкий, – она выпрямляется, вскидывая подбородок. – Я требую немедленно прекратить этот фарс!