Будешь моей женой. Снова (СИ)

Глава 18

Глава 18

Ярина

Я куталась в полотенце, пытаясь спрятаться от жадного взгляда. Свят всегда на меня так смотрел, прежде чем заняться любовью. Да, я думала, это про любовь. Но это был животный секс, дикое соитие, обнаженная похоть без примеси чувств, нежности, ласки. Раньше мне казалось, что так и должно быть, сейчас понимала: мой муж иначе просто не умел, это для него недоступные эмоции.

— Я поняла, а теперь уходи, — все-таки это моя ванная, и уйти мне некуда, кроме как в спальню к дочери, но мне ни к чему, чтобы Святослав приставал ко мне еще и там. — Уходи, Свят, — внутренне дрожала от страха, что он не справится со своей натурой. Меня пугал голод в его глазах. Да и все остальное свидетельствовало о бурном желании. — Женщин мало? — кивнула на возбужденную плоть. Нет, у него их достаточно, только пальцами щелкнет. Нагорный сейчас в самом рассвете мужской силы, харизмы, красоты. Мужской красоты: неидеальной, но притягательной настолько, что редкая женщина могла противиться его магнетизму. Причем ему даже делать ничего не нужно, только посмотреть в сторону девушки, и трусики уже готовы слетать. Богатый, породистый, награжденный внешностью сверх меры. Даже членом бог его не обделил. Жаль, про сердце забыл, про доброту и веру в людей.

— Женщин может быть много, а ты одна, Ярина. Ты же знаешь, что хочу одну тебя. Всегда.

Да, я помнила: мы шутили даже на этот счет. Вот только это не мешало ему изменять мне. В этот дом, в нашу спальню девицу привел!

— А твои измены? Я ведь глупая-глупая Джульетта.

— А я глупый-глупый Ромео.

Я отвела глаза. Сколько же грехов на меня повесили: родители — родные люди, а любимый муж поверил всему, не дал оправдаться и наказал так, что перечеркнул все светлое, что между нами было. Только пустота осталась. И боль. Да, думала, прошло, затянулось, но некоторые раны всегда кровоточат — те, которые от большой любви образовались. С родителями вышло так же…

— Ну вот какая из нас семья с такими вводными? — не сдержала грусти. Я о новом мужчине не думала совсем, но, возможно, когда-нибудь…

— Как все, Ярина, как все в нашем мире.

Да, только я никогда не хотела, как во всех богатых семьях. Как в его. Как в моей.

— Отлично, Свят. Так и будет для всех, но о наследниках побеспокойся уже сейчас. Я в этом тебе не помощник, — и прошла мимо. Нет, этот упертый не смирится. Сколько я смогу его еще держать на расстоянии? Не знаю, не знаю.

В гардеробной я надела сорочку и халат, затем легла, обнимая дочь. Святослав вышел одетым минут через пять. Я закрыла глаза и погасила свет. Он стоял над нами какое-то время, потом ушел. Только тогда я выдохнула.

У меня была неделя подготовиться к приему у губернатора и личной встрече с родителями. С папой я уже общалась по телефону, и разговор был малоприятным. Он не звонил мне два года, вообще не интересовался жизнью, но как только я объявилась в городе — обвинил во всех смертных грехах. Прямо Иуда, а не дочь. Ни одного вопроса о том, как я. Родила ли? Кого: девочку или мальчика? Это же их внучка! Они не поддержали меня, и я могла потерять Ульяну. Они виноваты ровно так же, как и Нагорный! Каждый из них убивал меня по-своему: веру, надежду и любовь. Все они сделали меня другой: я больше не верила в чувства и не надеялась стать счастливой по-женски. Но я дала себе слово, что я буду такой мамой, какой не было у меня: свою девочку я не оставлю, не подведу и не предам. Я буду и за маму, и за папу, а бабушка и дедушка у нее есть, в Сибири. И я к ним вернусь, рано или поздно, но не оставлю стариков. Они много для меня сделали, ну а я не зря бабушку Машу научила пользоваться видеозвонками. Хотя бы так общались.

Утром Алла Георгиевна принесла мне целую стопку приглашений: нас с мужем зазывали на ужины, благотворительные приемы, званые вечера и творческие вылазки. Все они значились на имя супругов Святослава и Ярины Нагорных.

Я посмотрела на свою правую руку — кольцо точно такое, как у меня было: золотой ободок, полностью обсыпанный мелкими бриллиантами. Очень красивое. У Свята самое обычное, классическое, строгое, мужское. Только человек, разбиравшийся в украшениях, мог понять, насколько оно дорогое. Дешевку и суррогат Нагорный не признавал.

— Спасибо, Алла Георгиевна, я посмотрю, — убрала приглашения. Да, теперь моя жизнь снова состояла исключительно из банкетов, вечеринок, концертов.

— Ярина Дмитриевна, может, вам помощь нужна? Ну что же вы сами готовите? — она вышколена и не привыкла, чтобы господа делали что-то не по статусу.

— Мне нравится, — пожала плечами и посадила на руки дочь, игравшую рядом. — Я привыкла заботиться о себе и о ней сама.

Алла Георгиевна улыбнулась, очень робко.

— У вас красивая девочка. Славная, — рука дрогнула в попытке дотронуться до темных волос. — Улечка на вас похожа очень.

— А вас не смущает отношение хозяина к ней? Ко мне? — захотелось спросить. Я ведь никогда для нее лично не была авторитетом, только той, кого выбрал господин Нагорный. Хозяин.

— Дети ни в чем не виноваты, — тяжело вздохнула, — а взрослые… Упрямый он, Ярина Дмитриевна, жестокий порой. Я давно у них служу, знаю… — Алла Георгиевна пыталась что-то сказать, но преданно хранила тайны хозяев. — Но вас… К вам…

— Не нужно, — остановила ее, — это все уже неважно.

Мне неинтересно. Я не хочу знать, больше не хочу. Когда-то хотела, теперь нет. Время упущено. Возможно, если бы Святослав был откровенен со мной, мы не стали бы заложниками чужих интриг и его вспыльчивого жесткого нрава.

Маргарита Петровна сегодня работала с обеда, ей нужно было к врачу. После вечеринки в доме в гостиную переместился рояль, но мне не хотелось играть для этих стен, а вот съездить в музыкальную школу можно. Осталась ли она? Или была создана исключительно ширмой для махинаций и отмывания денег?

Я приехала к зданию на Фонтанке, долго смотрела на тяжелые двери, вроде бы открыто, и табличка висела. Я потянула за ручку. На ступеньках скопилась пыль, а в углах паутина, но я слышала протяжный плач скрипки и пошла на него.

— Катя? — позвала тихо своего бывшего зама. Она занималась с девочкой, больше учеников не было. Старая подруга, моя однокурсница, вскинула голову и изумленно произнесла:

— Ярина… Ярина?! — она шепнула что-то ученице и бросилась ко мне. Мы обнялись. Я не сдержала слез, Катя тоже плакала. Я даже не думала, что остались в этом городе люди, которые скучали, переживали и рады меня видеть искренне. Я ведь пропала резко и оборвала все контакты с Петербургом. Сначала Яна, теперь и Катя.

— Господи, ты как? Мы вообще не знали… Что с тобой и где… Я уже самое плохое думала…

— Пойдем, кофе выпьем, расскажешь мне все.

За час я узнала, что после моего исчезновения в школе устроили обыски, забрали все документы, компьютеры, закрыли их на несколько месяцев. Финансирования лишили, а мы работали как некоммерческая организация: многие талантливые дети просто не могли платить за обучение.

— Мы, конечно, открылись, — продолжала Катя, — но, как видишь, еле концы с концами сводим. Педагоги ушли в более хлебные места, остались самые идейные, — грустно улыбнулась. — Учеников берем совсем мало. До нового года доработаем, и придется закрываться. Аренда… Ты как?

— С мужем проблемы были, — задумчиво ответила. Эта школа была моим детищем. Да, отец подарил ее для определенных целей, но больше этого нет и не будет! У меня есть деньги, и я воскрешу это место! Одной мне вряд ли справиться, но я вернулась как жена Нагорного, а ей вряд ли откажут в спонсорской помощи. Только я девочка пуганная, и никаких мутных схем через меня больше не пройдет. Больше я не такая доверчивая дурочка, которая подмахивала отцу не глядя.

Когда вышла из школы, то рядом с бентли, возившим меня, стоял Нагорный. Ясно, Артем был не только водителем, но и следил за мной. Не удивлюсь, если мой телефон и социальные сети прослушивались и просматривались.

— Ностальгия? — Свят сделал глоток кофе и подал мне большой стакан. — Раф на кокосовом, как ты любишь.

— Больше не люблю, — не приняла кофе, — это суррогат, а я полюбила все натуральное.

— Зачем ты здесь? — напускная расслабленность слетела. — Тебя послали сюда?

— Я хочу помочь школе, — проигнорировала намеки. А что мне сказать? Что я не знала, какие документы подписывала? Что отец воспользовался моим доверием? Но у меня нет никаких доказательств и желания оправдываться. Обелять себя — значит, иметь причины для этого, а мне глубоко плевать, что Нагорный обо мне думал. Предательница, изменница, шлюха — пускай. Но так и Святослав Игоревич не чистый агнец — он заслуживает именно такую женщину. — Это ты ее лишил субсидий и городской поддержки?

— Я.

— Это же дети, Свят. Просто дети!

— Просто дети?! — его перекосило. — А что же ты не думала о них, когда с папочкой обкрадывала меня? Или это другое? — схватил меня за руку и притянул к себе.

— Деньги. Деньги. Деньги! Ты. Отец. Артур. Вам всем всегда от меня нужна была какая-то выгода! — вырвала локоть. — Никто никогда не любил меня по-настоящему, — это уже шепотом. Я резко развернулась и перебежала дорогу. Он не должен видеть моих слез. Никто не должен! Но как же тяжело быть не человеком, женщиной, женой, дочерью, а мясом, инвестицией, выгодным приобретением, собственностью!

— Стой! — Нагорный догнал меня. — Ну объясни мне! Оправдывайся! — орал на всю набережную. Люди оборачивались и смотрели на нас, кто-то даже останавливался в предвкушении драмы. — Я поверю тебе!

Я молчала. Пусть сам подумает и решит. Он же вынес приговор без моих оправданий, так к чему они сейчас? Узнает, что я чиста перед ним, и заново любить начнет? А куда денутся измены, злые слова, мучения, ночь, когда унизил и растоптал меня как женщину?

— Я мог многое тебе простить, Ярина, — принял мое молчание за согласие с обвинениями. — Все, кроме… кроме этой девочки… Твоей дочери… Этого никогда не прощу, — покачал головой с первобытной яростью в глазах.

Я не уступала в этом.

— Я тоже никогда тебя не прощу, Святослав. Никогда! — он резко обхватил мою голову и притянул к себе. Это был самый злой, болезненный, отчаянный поцелуй. Поцелуй двух людей, которые отравлены друг другом…

Водитель отвез меня домой. Со Святославом мы не виделись вплоть до вечера у губернатора. Я избегала его, а он… Его просто не было. Не возвращался домой. Единственный намек, что он все-таки здесь появился, когда в моей комнате оказался комод для драгоценностей: тот самый, который стоял в спальне. Я открыла его и обнаружила украшения, много. Здесь было целое состояние в драгметаллах и баснословно дорогих камнях. Когда-то я даже не задумывалась о том, сколько это стоит, принимала, как должное. Сейчас все иначе. На эти деньги можно сделать много хорошего, но… Я не уверена, что имела моральное право продать их. Все это подарки, ни одной даже самой обычной цепочки я не купила сама. Сначала отец дарил, потом муж, мне просто это было не нужно. Сама тоже любила делать презенты: запонки, заколки для галстука, перстни. Для мужчин не такой уж большой выбор.

Я надела платье в пол молочного цвета, идеально подчеркивающее фигуру, винтажные локоны и нитка жемчуга в тон платью. Поцеловала Ульяну, оставляя снова с няней. Я чувствовала себя матерью-кукушкой. Я ведь практически никогда не бросала дочь, а сейчас из-за пафосных приемов, которые мне лично вообще не интересны, вынуждена уходить на ночь. Нет, родители должны иметь передышку и личное пространство, но это точно не мой случай. Моей отдушиной, пока я здесь, будет музыкальная школа, а не эти ярмарки тщеславия. Думаю, я могла бы взять несколько часов в неделю.

Святослав, красивый и статный, ждал меня внизу. Он держал в руках пузатый бокал и не отводил от меня блестящего, подернутого коньячной дымкой взгляда.

— Готова к очной ставке, Ярина…