Глава 25

Глава 25

Ярина

— Что это? — удобно приподнялась в постели, а медсестра поправила мне подушку. Койкой такую кровать язык не поворачивался назвать. В больницах я не лежала, только после родов, но в перинатальном центре Новосибирска немного иные условия.

Медсестра толкала вперед тележку из ресторана с несколькими блюдами, прятавшимися за крышками-сферами. Маленькая ваза с красной розой и несколько свечей — прямо ужин в ресторане… Правда, поздновато. Или нет?

— Приятного аппетита, Ярина Дмитриевна, — пожелала и вышла, ничего не объяснив. Не прошло и минуты, как дверь открылась — Нагорный.

— Привет, — мягко поздоровался.

— Виделись уже сегодня, — нервно заправила здоровой рукой прядь за ухо. Все шло совсем непривычно для установленных условий нашего совместного проживания. Семьей или браком это назвать трудно. Меня шантажом вынудили вернуться, а до этого два года не давали развод, и сейчас возвращение в прошлое с заботой, нежностью и вниманием кажется карикатурной зарисовкой: я уже совсем другая, а Свят… Он изначально не тот, каким я его считала. Прожила с ним пять лет и совсем не знала. И тем более не понимала, что в нашем браке и отношениях было настоящим, а что — искусственным и напускным.

— Мне сказали, ты плохо ешь, — присел на край кровати. В рубашке с распущенным воротом и закатанными до локтей рукавами, темных джинсах и массивным ремнем. Из дома приехал, не после работы.

Утром Свят приезжал с Ульяной, а вечером один. Без няни, сам. Дочка сидела у него на руках и совсем не протестовала, привыкла уже. Дети очень адаптивные существа, но я не думала, что это произойдет так быстро. Еще несколько недель назад во мне поднимала голову обида: помнила каждое злое слово и обещание сделать аборт, если беременна от него. Но тогда, на полу в коридоре, я выплакала и отпустила горечь и боль, сбросила тяжесть. Почему-то людям кажется, что, неся свои обиды, выплескивая их на всех вокруг, фонтанируя ненавистью и злобой, человек будет сильнее, но это не так. Это тяжесть, которая тянула на дно, а я всегда хотела летать.

— Домой хочу. Соскучилась по Уле.

— Верю, — чуть улыбнулся и снял одну из крышек. Тар-тар из лосося с томатной сальсой. — Уля скучает по тебе, — следующим блюдом было филе миньон на подушке из баклажанного пюре. — Особенно вечерами. — На десерт — шоколадный фондан в ягодной подливке. — Мы все по тебе скучаем.

— Ты хочешь, чтобы я все это съела?! — перевела разговор на мой ужин.

— Твои любимые блюда, — апеллировал к моим вкусовым рецепторам.

— Ты помнишь…

— Я никогда не забывал… — столько всего в откровенном взгляде.

— Я не голодна, уже поздно, — но розу из вазы взяла. Красивая, одинокая, с потрясающим ароматом.

— Так не пойдет, Ярина, — Свят взял вилку и предложил мне кусочек лосося в лаймовой заправке и глянце оливкового масла. — Если ты не будешь есть, то тебя не выпишут. Ты и так похудела.

Я закатила глаза, тяжело вздохнула и открыла рот. Одну ложечку, и исключительно чтобы она не шмякнулась на мое одеяло.

— Кормить меня не нужно, — тар-тар съесть согласилась. — И мясо на ночь не буду.

— А шоколад?

— Шоколад буду, — решила подсластить себе вечер. Я молча ела под поощрительным взглядом Нагорного. Он пил кофе и был крайне доволен собой.

— Завтра домой поедем, — произнес, когда тарелка с фонданом и подливкой опустела. Святослав встал, поцеловал меня в макушку, чуть задержавшись, втягивая аромат моих волос, и взялся за тележку с посудой. — Спокойной ночи, Яри.

Я вздохнула, когда дверь за мужем закрылась, и обняла подушку, снова оказываясь в полной растерянности. Возвращение в Петербург и к мужу было принудительным, потом мы шли друг на друга со всем доступным оружием, потом двигались осторожно, на цыпочках, буквально на ощупь. Сейчас… Вообще непонятно, к чему идем и зачем мы это делаем. Наше прошлое, абсолютно все, должно остаться именно в прошлом, а будущее для нас вряд ли возможно. Через некоторые вещи сложно переступить, а после лжи — трудно верить.

Утром мне сделали перевязку руки, в ребра затейпировали. Меня хвалили за здоровый молодой организм. Осталось только дождаться свежих анализов крови и выписки. Ну и моего сопровождения.

Неожиданным звонком с утра стал приезд Захара. Я совсем забыла, что он скоро будет проездом в Петербурге. Поскольку не могла приехать к нему, пригласила к себе в больницу.

— Как тебя угораздило? — Захар, большой, сильный, с густой щетиной, сидел на стуле и с саркастичным прищуром рассматривал обстановку в палате. На ферме привыкли к более простым вещам, и дело не в богатстве или бедности, просто меньше напускного.

— Случайность. Одна женщина въехала в другую женщину.

— Я не знал, что ты водишь, — произнес с легкой грустной улыбкой. Да, как-то так вышло, что, прожив два года в одном социуме, мы общались мало, на личные темы — практически никогда.

— Как там наши? — сменила тему.

— Хорошо. Развиваемся по плану. Дед Володя доволен, но все кряхтит, что ты страдаешь из-за него, — остро глянул на меня, очевидно, пытаясь определить, так ли это на самом деле. Мне лично сложно было ответить на вопрос однозначно. — Ты выглядишь совсем иначе.

— Лучше или хуже? — это было не кокетство или флирт. Мне правда интересно.

— Ты очень красивая, Ярина. И там, и здесь… — неожиданно произнес мягким басом.

— Действительно, очень, — резко вскинула голову, услышав острую иронию в знакомом голосе. Святослав. Он стоял в дверях и крепко держал на руках мою дочь. Хотя нет… Уже нашу. Слишком четко проглядывались собственнические повадки. — У тебя гости?

Это не было похоже на допрос, но и доволен Нагорный не был. Ревнивый. Понятно, жена ведь. Жена, которой он не доверял. Считал способной на предательство.

— Святослав, познакомься с Захаром. Он работает с дедушкой.

Никто не спешил подавать руки, только оценивающе мерились взглядами. Мне это не понравилось: ладно Нагорный, у него хотя бы официально были на меня права, а Захар с чего включил самца? У нас никогда и ничего не было. Неужели дед накрутил, что меня тут чуть ли не в рабстве держат?!

— Привет, малышка, — улыбнулась дочери. Ну их обоих! Мужики!

— Па, — Ульяна обратилась к Нагорному и показала на Захара. — Дя?

Я пораженно вздохнула. Она уже звала его папой. Когда это успело произойти?!

— Я твой папа, — тихо шепнул Свят и поцеловал Улю в щеку, затем еще крепче прижал к себе, недобро зыркая на чужака. — Иди к мамочке, принцесса, — передал дочь мне. Я чувствовала, что в нем кипела борьба и бурлили противоречия, но Нагорный протянул руку первым. — Святослав.

— Захар, — тот ответил. Даже я видела, насколько рукопожатие крепкое. Проверяли друг друга, мерились силой. Вероятно, у мужчин это врожденное и шло в комплекте с членом.

— Уля, поздоровайся с Захаром. Ты помнишь дядю?

Она, может, и не помнила: возраст слишком нежный, а за несколько месяцев и мать родную забыть можно, и тем не менее воздушный поцелуй послала. Кокетка.

Захар хмыкнул в кулак; Нагорный стоял с непроницаемым лицом. Опять ревнует. Ульяна тоже почувствовала это и… потянулась к нему руками. Мне пришлось передать ее обратно. Она обняла его за шею и подарила свой фирменный поцелуй с обильной слюной, а Свят и рад. Он улыбался, но эта улыбка была другой, абсолютно непривычной: ранимая и очень добрая.

— Ты где остановился? — обратилась к Захару. — Может, пообедаем вместе?

— Я же проездом. Мне на Москву двигать нужно, — направился к двери. — Дед Володя просил передать приглашение на Новый год, — мы обнялись, прощаясь. Ульяне он просто помахал рукой.

Когда остались втроем, обменялись с Нагорным молчаливыми недовольными взглядами. Затем поднялась суета: вещи забрал водитель, а мой лечащий врач давал рекомендации. Я очень надеялась, что мне скоро снимут гипс.

— Ярина, нужно будет на недели заехать в отделение полиции, — произнес Свят шепотом уже в машине, бросив назад быстрый взгляд. Он был за рулем, я сзади с дочкой: она благополучно прикорнула в кресле. Водитель с вещами и, кажется, охрана ехали позади нас.

— Хорошо, — смотрела в окно.

— Мы пробили по всем каналам — это реально случайное ДТП.

Я медленно повернула голову, находя его глаза в зеркале заднего вида. А что, были иные предположения?!

— Хорошо, — ответила заторможенно. Я лично кому мешала?!

— Завтра домой приедет физиотерапевт. Что-то там с дыхательной гимнастикой после перелома ребер.

— Хорошо, — произнесла в третий раз.

— Третье хорошо за две минуты… Ты обиделась, что ли? На что?

— Хорошо лучше, чем плохо, — посмотрела прямо в глаза и достала телефон. У меня столько дел накопилось в музыкальной школе и вопросов с департаментом образования, нужно решать. Я пока не готова обсуждать личные дела. В машине точно. А ведь их тоже накопилось … Бросила взгляд на спящую дочь, свесившую розовые щеки, — о ней в том числе.

Дома нас встречал штат прислуги, и на этот раз мой приезд выглядел совершенно иным: прием теплый, буквально со слезами на глазах. Алла Григорьевна кудахтала вокруг, вздыхала, глядя на руку, да и двигалась я еще без привычной грации: весь корпус за тейпирован.

— Нужно покушать, Ярина Дмитриевна, — в десятый раз предложила экономка. — Все готово уже. Стол накрыт. В малой столовой, как вы любите.

— Улечке спать пора, — это уже няня.

— Она выспалась в машине, — Свят не торопился отдавать дочь, а она обожала быть королевой на ручках. Так и до избалованности недалеко.

— Маргарита Петровна, переоденьте Улю и приведите в столовую. Мы вместе пообедаем. Спать она сегодня уже не будет, — велела я.

Поднявшись к себе, хотела переодеться и умыться. Как же хочется в ванной полежать! Ну или хотя бы под душ. Да и раздеваться одной рукой неудобно, хорошо, что правая в деле, иначе…

— Помочь? — услышала вкрадчивое сзади.

— Нет, — я даже не обернулась, продолжая сражаться с молнией на платье. В больнице помогла медсестра, а самой не так уж просто. С жакетом было полегче.

Теплые пальцы пробежались по пылающей коже, легкий писк бегунка — и платье упало к моим ногам, оставляя в одном белье.

— Свят… — в голосе предупреждение. Мы не муж и жена в классическом понимании, между нами ничего не изменилось. Сложно лгать себе и мысленно уверять, что я абсолютно ничего не чувствовала, что мне плевать на его близость. Что забота, которую проявлял обо мне и дочери, совсем не трогала. Что дрожь в коленках исключительно от прохлады в комнате. Я долго была только его и женщиной другого мужчины так и не стала. Мое тело помнило. Мужа помнило. Но… Оно помнило слишком много и слишком хорошо: эти руки, эти губы, эта сила могли быть разрушительно жестоки. Святослав просил прощения, искренне, по-настоящему. И я простила. Но возврата в прошлое не будет. Я теперь смотрела исключительно в будущее. Какое? Посмотрим.

Нагорный провел пальцами по тейпам, с огромнейшей нежностью и величайшей осторожностью. Я продолжала расслабленно стоять, но это только внешне. Неосознанно проверяла его: сможет ли остановиться? Не обидеть ли? Не причинит ли боли? Ведь обещал, что никогда.

— Моя малышка, — погладил спину. — Очень болит? — тут же набросил на плечи халат, приготовленный и лежавший на кровати. — Прохладно здесь, — приобнял сзади.

— Еще болит… — и сама толком не знала, о чем именно говорила. На какой вопрос ответила: тот, что на поверхности, или глубинный?

— Этот Захар для тебя что-то значит? — не зря ощущала в нем скрытое напряжение.

— Очередной мой любовник, — ответила иронично.

— Перестань, Яри, — сжал мои плечи.

— Разве ты не так решил?

— Нет, не так. Я просто ревную свою восхитительную красавицу заразу жену к каждому столбу. Я чертов одержимый!

Я ничего не ответила. Да, Святослав Нагорный — чертов одержимый. Ни убавить, ни прибавить.

— Ярина, — повернул меня к себе, — ты ничего не хочешь мне сказать? — гипнотизировал взглядом, вытягивая ответ.

— А ты мне?

Пусть начинает. Да, я немного трусиха.

— Хочу, — дртронулся до волос. — Но не сейчас. Выздоравливай, Джульетта, — легко коснулся губами ладони в непривычном куртуазном поцелуе.

Следующие три недели я активно проходила реабилитацию, возвращая подвижность руке и разрабатывая корпус. Пока лежала в больнице, не ощущала упадка сил, проблем с дыханием, распирания в груди, но оказалось, после аварии простые вроде бы действия вызывали отдышку. Физиотерапия очень помогла.

В музыкальной школе была Катя, и она отлично справлялась. Думаю, в скором времени передать ей полномочия решать все административные вопросы. Но по инструментам я скучала, да. Наверное, поэтому села за фортепиано одним из вечеров: и для души, и для пальцев.

Свят бесшумно прошел в гостиную и опустился на диван так, чтобы видеть меня. Я играла, не смущенная его присутствием, а он слушал, будто бы ничего не изменилось: после ужина я всегда музицировала для нас, а потом мы занимались любовью, иногда на самом инструменте.

— Почему ты не сказала тогда правду? — услышала негромкое даже через Лунную сонату Бетховена. Я сразу поняла, к кому относился вопрос.

— Не хотела, чтобы ты мне сделал аборт, — ответила, продолжая играть, выходя на концовку.

— Я не сделал бы этого. Это тупая агрессия. Бессильная ярость…

Я резко зафальшивила и громко захлопнула клап, горько усмехаясь.

— Я понимаю, Яри, что это звучит как жалкое оправдание, но утром я понял, насколько был… — отвел глаза, со скрипом сжимая челюсти. — Непозволительно жесток. Сначала обман в твоей школе, потом эти фотографии с Артуром. Мне снесло крышу. Я думал, что ты никогда не любила меня. Хрен бы с деньгами, это было бы почти неважно, если бы ты любила, но все указывало на обратное. Сначала намеками, а потом увидел снимки из отеля…

— Я не буду оправдываться, Свят. Ты осудил меня без права на последнее слово. Я отбыла свой срок и никому ничего не должна.

— Я знаю, Яри. Знаю. Я очень жалею, но не могу повернуть время вспять. Нас намеренно хотели разлучить. Знали, на что давить. Про махинации все вскрылось намного раньше, но я готов был простить это. Видимо, тогда эта свора решила ударить в мое самое уязвимое место… В любовь к тебе, — закончил тихо.

— У них получилось, — грустно перевела взгляд на декабрьскую ночь. Снег пошел, а дома тепло, только это относилось исключительно к физическому состоянию. Разговор возвращал нас в застарелую боль. Да, именно боль. Столько предательства и человеческой подлости невозможно забыть окончательно. Они ведь были самыми родными и близкими.

— Что мне сделать, Яри? — Свят поднялся и подошел ко мне, но напирать не стал, устраиваясь в моих ногах. Мужчина, который всегда был на вершине, слишком часто в последнее время гнул спину у подножия.

— Я не знаю. Ты хотел признать Ульяну. Я не могу запретить тебе.

— Я не об этом сейчас, — коснулся моих рук. — Наша девочка прекрасна. Такая же светлая, как и ты. Ее невозможно не любить. Исключительно моя вина, что потерял время и лишил себя сокровенных моментов близости с тобой. И еще большая вина, что оставил одну… Цветочек, тепличная роза, принцесса, маленькая Джульетта оказалась сильнее нас всех. Ты все тот же свет, Ярина. Ты победила в этой войне всех нас. Ты лучше нас всех.

— Чего ты хочешь от меня? — я практически задыхалась. От каждого слова. От пронзительности в его голосе. От бури, что поднималась внутри. — Я с Улей одна была: без тебя, без родителей. Если ли бы не дедушка… Вы все меня обманули и предали! Ты — мой муж, родители, сестра. Все! Я никому ничего не сделала, я просто любила тебя. Боже, как же я любила тебя…

— Яри… Джульетта моя… Любимая…

— Все пустое, Свят, — высвободила ладони. — Что было между нами не стереть и не забыть. Ты — это ты, я — это я. Это всегда будет между нами. Нагорные и Савицкие…

— Между нами любовь и кровь, Ярина. Разве наша дочь не доказательство, что даже в сухой пустыне иногда растут цветы?

— Мы чужие, Свят! И всегда ими были. Я наивная дурочка, а ты манипулировал мной. Ты никогда не пускал меня в свою жизнь! Я была просто красивой куклой, приложением, постельной грелкой!

— Я пытался защитить тебя от этого мира! Моего чертова мира! Чтобы эта грязь не затронула тебя! Чтобы ты осталась девочкой с чистыми глазами.

— Я хотела быть женой! Близкой тебе!

— Ты и была мне женой! — крикнул Свят. — Любимой женщиной! Я не хотел иметь рядом партнера и напарницу: черствую, равнодушную, бесчувственную, потому что иначе никак, с ума сойдешь. Я любил тебя, а когдп возвращался домой, знал, что могу быть рядом просто мужчиной и мужем. Ждал твоих исцеляющих поцелуев, нежных пальцев на моих плечах, чистого взгляда…

— Партнера бы проверил, прежде чем выкинуть из бизнеса, а в мою подлость поверил сразу, — горько выплюнула, поднимаясь.

— Да, верно, — он остался сидеть на полу. — Рядом с тобой я не мог думать рационально. Я потерял голову. Я виноват, Яри. Очень виноват… Но я люблю тебя и, надеюсь, это все еще для тебя что-то значит.

— Свят, а любовь ли это? Ты сам сказал, что одержим мной, а это разные вещи. Одержимость, именно она толкнула тебя на жестокость. Любовь… — я слабо улыбнулась, — любовь не способна на зло. Ты ведь чувствуешь это? — не сдержалась, коснулась темных волос. — К нашей дочери чувствуешь?

Он болезненно и отчаянно медленно кивнул.

— Я очень рада, что ты способен на любовь, — Свят удержал мою руку, приложив к теплым губам. Я мягко высвободилась и ушла, оставляя его наедине с мыслями. Святославу Нагорному нужно честно и откровенно разобраться в самом себе, а потом, возможно, мы поговорим еще раз. Ведь теперь мы никогда не будем чужими.

Следующие несколько дней мы со Святом общались исключительно на тему дочери, затем он улетел в командировку.

Я приехала из музыкальной школы, настроение было творческое и меланхоличное, дочка спала, а на улице большими хлопьями падал снег. Мне в первый раз за эти годы захотелось написать что-то: стихи и музыку. Я устроилась в оранжерее с чашкой горячего какао, пледом и тетрадью. Погода творила волшебство зимы, и мне хотелось создать нечто особенное, новогоднее.

— Ярина Дмитриевна, — через час меня отвлекли, — к вам гости: Игорь Владиславович.

Я только приподняла бровь в немом удивлении — свекр?! Мы и в лучшие времена не общались, а после ужина у них дома с завуалированной враждебностью ко мне и сценой со Святом…

— Хорошо, веди, — я не могла его выставить, хотя очень хотелось.

— Здравствуй, невестка, — свекр в идеальном костюме, в амбре дорогого парфюма и сальной пакостью в глазах пытался расцеловать меня. Я взглядом показала, что не стоит. — Принеси виски, — велел экономке, — и не беспокойте нас, — распоряжался как в своем доме. Алла Георгиевна вопрошающе смотрела на меня, ждала подтверждения.

— Кофе и минеральной воды, — кивнула ей, затем посмотрела на отца мужа, — для крепкого алкоголя еще рано, особенно в вашем возрасте, Игорь Владиславович.

Тот стрельнул в меня рассерженным взглядом, но губы продолжали мило улыбаться.

— Как скажешь, Ярина.

— Чего вы хотели? — поинтересовалась, когда напитки принесли, и мы остались одни.

— Сказать тебе, что пора бы поторопиться. Скоро сроки выходят. Ты беременна уже?

Я фыркнула, поражаясь человеческой наглости и беспардонности.

— Или ты не в курсе, что хозяйничаешь здесь исключительно в качестве инкубатора?

Ах, вот оно что?! Свекр считал, что я не в курсе про завещание и требование старшего Нагорного. Решил вбить между мной и мужем еще один кол. Так, чтобы наверняка.

Я поднялась, осмотрела его холодным брезгливым взглядом и кивнула на дверь:

— Убирайтесь отсюда.

Сегодня мне было плевать на манеры, этикет и родство этого мужчины с моим мужем. Гнилой и низкий человек. Не хочу даже одним воздухом с ним дышать!

— Не так быстро, невестушка, — взгляд стал плотоядным. — Ты очень красивая, Ярина. На девочку похожа… Это возбуждает…

Загрузка...