Глава 21
Ярина
Я уснула в кресле, держа за руку Улечку. Ну что за напасть такая! Она у меня никогда не была особо болезненной, несмотря на недоношенность. Может, город и влажность так на нее влияли? Мне, конечно, объяснили, что такое бывает: многие дети проходят через ангину, никакой опасности нет. Здесь хорошие врачи и прекрасный уход, но я мать, и мне жалко свою ослабевшую крошку.
— Как наша маленькая пациентка? — я вздрогнула. Неужели уже утро? — Мама, смотрю, себя не бережет, — доктор покачал головой осуждающе.
— Я просто уснула… — ответила смущенно. Вчера даже костюм не сняла и драгоценности на месте, молчу уже про размазанный макияж. Ерунда это все, а вот поясницу прострелило и плечи свело.
— Я осмотрю малышку, а медсестра возьмет биоматериал на анализы. Понадобится ваша помощь, — повернулся к Уле, заворочавшейся в маленькой кроватке. — Так ей спокойней будет.
Температуру сбить удалось, а после анализов педиатр назначил курс антибактериальной терапии в сочетании с оздоровительными пробиотиками и витаминами.
Я заварила кашу в бутылочке, чтобы не мучить дочь ложкой, и собиралась покормить, когда после короткого стука дверь открылась: сначала вошла Маргарита Петровна с небольшим пакетом и сразу бросилась к своей юной подопечной. Видно было, что она немного расстроена и смущена. За ней в палату вошел Нагорный с большим букетом ярких полевых цветов. Я замерла с дочкой на руках и бутылочкой, пока она голосом не потребовала еду.
— Ма-ма, — тут же заплакала. Больно глотать солнышку моему.
— Давайте я покормлю, Ярина Дмитриевна, — няня взяла Ульяну на руки и присела в одно из мягких кресел. Обстановка в палате действительно как в хорошем отеле, но максимально эргономично и без материалов, которые потенциально могли стать пылесборниками.
— Маргарита Петровна, сделайте лучше смесь и пожиже, минимально теплую. Так Улечке будет полегче.
— Чтобы не было так мрачно, — слишком буднично ответил на немой вопрос Святослав и вложил ароматный букет мне в руки. — Аппетит хороший, — заметил, когда Уля буквально за минуту опустошила бутылочку с жидкой смесью. — Что говорят врачи?
— Давай выйдем, — положила букет на подоконник. Вазу нужно найти. — Почему Маргарита Петровна такая напуганная?
— Она останется. Для нее подготовят палату рядом с вами, — проигнорировал мой вопрос.
— Я спросила про другое.
Свят нарочито громко вздохнул и скинул легкое кашемировое пальто на одну из скамеек.
— Обсудил с ней спектр ее обязанностей и ответственности. Объяснил порядок действий в экстренных ситуациях. Прямо и доходчиво.
— Я нанимала ее, и я должна говорить с ней об этом. Не нужно запугивать мой персонал, — сложила руки на груди. Страх м такой же мощный мотиватор, как и деньги. Нагорный умел вызывать первое и в достатке имел второе. Я выстраивала отношения с работниками всегда иначе. Правда, не исключаю, что когда-то была излишне мягкой и деликатной. Подписывала документы, а если начинала задавать вопросы, многие причастные смотрели на меня со снисхождением и советовали не забивать голову.
— Ярина, вчера случилась критическая ситуация, а няня не знала, как действовать. А если бы мы не приехали так быстро? Или ты не ответила на звонок? — выразительно приподнял бровь, намекая на события вчерашнего вечера. — Скорую так и не пропустили бы. Сейчас Маргарита Петровна в курсе. Алла Георгиевна тоже. Иногда нужно действовать жестко.
— Иногда, но не всегда.
— Согласен, Яри.
— Впредь, пожалуйста, не вмешивайся. Я сама буду говорить с прислугой. Пока я живу в твоем доме, я считаюсь там хозяйкой, — твердо заявила.
— В нашем доме, — поправил меня. — И слово «пока» к нашему браку неприменимо. Ты можешь делать с домом, что угодно. Он твой, Джульетта…
Я не стала спорить и что-то доказывать. У меня есть дела поважнее, а в будущее никто еще не научился заглядывать.
— Врач сказал, что на неделю оставит нас. Пока будут колоть антибиотики.
— Ясно… — говорить об Ульяне друг с другом как-то совершенно непривычно нам обоим. — Если что-то будет нужно, не стесняйся, — грубовато улыбнулся. — Я привез твой ноутбук, чтобы совсем скучно не было. И еще: ты говорила о музыкальной школе…
Я кивнула, но нахмурилась. Я созванивалась с Катей, но пока все было исключительно на словах. Не было времени действовать, сейчас еще и Уля заболела. Изначально я займусь финансированием: оплачу аренду на следующие полгода и по старым связям попробую уговорить педагогов найти в своем расписании несколько часов для нашей школы. Но в дальнейшем нужны либо благотворители, либо субсидирование от города.
— Если ты реально хочешь заняться ею, то вот документы.
— Что это? — я быстро пролистала договоры и была шокирована. — Ты купил здание?
— Скажешь тоже! — фыркнул саркастично. — Только помещение школы. Оно теперь принадлежит тебе.
Я видела договор купли-продажи, и собственником значилась я.
— Теперь школа будет получать финансирование из городского бюджета.
— Но… Почему? — подняла на него глаза. Свят ведь был уверен, что я действовала с отцом заодно. Зачем снова дает мне, «мошеннице», свободу?
— Я хочу закрыть вопрос с фондом твоего отца, — посмотрел на меня прямо, плотно сжимая челюсти. Видно, что это все не давалось ему легко. — Мы просто об этом забудем, — развернулся и ушел, оставляя меня в полном недоумении…
Все-таки приезд Маргариты Петровны дал немного выдохнуть: теперь я могла сходить в душ и не в спешке чистить зубы. Больной ребенок — капризный ребенок. Няня здорово выручала.
Недавно я говорила с бабушкой Машей и дедом. Убеждала их, что у нас все нормально. Они звали на Новый год к себе. Я не уверена, что получится приехать, но отчаянно хотела увидеться. Может, к себе пригласить? Но мне, по сути, некуда. Мой муж ненавидел Савицких, и я не хотела сталкивать их с дедушкой лбами. Нагорному все равно, что они с отцом давно не в ладах и не общались много лет.
Зато я узнала, что через месяц Захар будет проездом в Петербурге, мы договорились встретиться. Нам было, что обсудить, да и в принципе соскучилась по людям с фермы.
Каждый день с утра в палату доставляли свежие цветы, а сам Святослав приезжал обычно часов в шесть. Спрашивал о здоровье Ульяны и смотрел, как я играла с ней, кормила или укладывала спать. Раньше он игнорировал ее или уходил, заслышав детский плач, сейчас постоянно наблюдал, очень внимательно и пронзительно. Я начала бояться, что он догадывался…
К нам в больницу приходила Катя: она принесла скрипку. Я перебирала струны и даже играла, когда Ульяна бодрствовала. Вроде бы никому не мешала, но здесь в принципе к нам очень лояльное отношение, и, как мне показалось, крыло отвели полностью под нас для полного комфорта.
Яна тоже забегала. Но ее я сама выпроваживала и велела не брать с собой сына. Вдруг Ульяна еще заразна? Они с Миром решили разъехаться, пока так. В воздухе звенел развод. Яна улыбалась, но я чувствовала, что она любила мужа и их семью. Уверена, обида тоже терзала, ведь пока мать Николь пропадала на съемках, именно вторая жена разделила с отцом девочки все заботы по уходу и воспитанию. А что она получила через восемь лет? Ты всего лишь мачеха, и отец с тобой разведется! Неважно, сколько даешь и как привязываешься к чужим детям, факт остается фактом: на фоне даже самой плохой, но родной матери ты всегда проигрываешь.
Но гостьей, которая меня поразила, стала Стася. Я спрашивала про нее у Святослава: сказал, что она уехала учиться живописи у какого-то уникального нового художника аж в Австралию. Сейчас она загорелая, красивая, с запахом свободы на коже стояла на пороге и улыбалась.
— Привет! — мы обнялись. — Я прилетела, как только узнала, что ты дома. Брат молчком, мама с отцом вернулись в Россию несколько дней назад и сдали его с потрохами.
— А как ты узнала, что я здесь?
— Пытала Святика, — улыбнулась так светло, словно не было этих лет. Станислава — чуть ли не единственная из многих, кто относился ко мне как к человеку. — Ах, вот она! — осмотрелась и увидела мою Ульяну. — Моя племянница, — взяла на руки и бережно обняла. — Красивая как куколка.
Я стояла как громом пораженная: откуда Стася знает?!
— На тебя похожа, но и Святика я вижу.
— Как ты узнала? — спросила шепотом. Хорошо, что мы были одни: я буквально заставила няню пойти пообедать и прилечь отдохнуть. Уля ночью капризничала, и мы обе вымотались.
— Это мой брат — слепой упрямец, а я привыкла смотреть глубже, — поцеловала Ульяну в макушку, а та, удивительно, совсем не протестовала. — Когда я узнала, что он вернул тебя с ребенком… Ну какие тут сомнения…
— Ты расскажешь ему? — смысла отпираться просто не было.
— Нет, — покачала головой. — Ты должна это сделать сама. Когда будешь готова, — и посмотрела взглядом, пронизанным сестринской нежностью. — Расскажи ему. Святославу это очень нужно.
Я верила, что Стася меня не выдаст, но понимала, что скрыть правду от Нагорного не выйдет. Ружье слишком долго висело на стене, ему придется выстрелить…
Нас с дочерью выписали через неделю, убедившись, что анализы нормальные. Приехал за нами Святослав. Он вообще был образцово-показательным мужем, и мне даже померещилось, что задумывался и примерял на себя роль отца. Причем о наследнике мы больше не говорили. Давно не обсуждали этот пункт завещания.
Дома нас ждали — Эльвира Намазовна, пресс-секретарь моего мужа. Эффектная женщина неопределенного возраста, с блондинистым каре. Ей может быть и сорок пять, и пятьдесят, и даже шестьдесят. Приятная улыбка и жесткий взгляд. Единственное, что я знала о ее работе: она создавала положительный образ Нагорного для стороннего наблюдателя. Если нужно для этого разорвать кому-то горло, то она это сделает, работа такая.
— Эльвира? — удивился Свят. — Что-то случилось?
У нее в руках было несколько журналов, и очень выразительный взгляд, который она неспешно перевела на меня.
— Здравствуйте, Ярина Дмитриевна. Прекрасно выглядите, — дежурно улыбнулась.
— В мой кабинет, — кивком головы велел Нагорный и повернулся ко мне, но…
— Святослав Игоревич, дело во многом касается вашей супруги…
Он нахмурился, а я передала Ульяну няне и тоже направилась к кабинету. Ну что еще?!
— Что? — Свят отодвинул кресло для меня, затем для своего пресс-агента, только потом присел сам.
— Оборзевшая атака через СМИ, — положила журналы на массивную гладкую крышку стола. Я тут же увидела кричащий заголовок:
Жена Нагорного подкинула ему ребенка?
— Не знаю, что им пообещали, — продолжала деловито Эльвира Намазовна. — Мягкие облачка в раю? — скептически приподняла бровь. Я же, наоборот, бросила резкий взгляд на мужа. Все эти полутона и намеки больше не казались шуткой. Он жил в мире, где физическая расправа — не что-то из ряда вон выходящие. Раньше я этого не знала. Возможно, Святослав хотел, чтобы мои розовые очки оставались при мне? Вероятно, я бы тоже этого хотела: хотела не знать…
Святослав взял в руки кипу и молча просматривал заголовки. Его лицо ничего не выражало, но я слишком хорошо знала мужа: у него на виске, когда нервное напряжение достигало пика, ярко пульсировала голубая вена. Если она переставала выделяться — Нагорный пришел к решению своей проблемы.
— Кто осмелился? — тихо и нарочито спокойно.
— Редакторы и хозяева изданий клянутся, что не понимают, и судорожно отзывают напечатанный материал. Мы пока не в курсе, кто заказчик, но атака максимально на, — повернулась ко мне, — на репутацию Ярины Дмитриевны и законность рождения ее дочери.
— Нашей, — неожиданно и очень твердо произнес Святослав. Я сглотнула и едва удержалась, чтобы не сползти с кресла без чувств. Кто ему рассказал?! — Эльвира, поезжай в офис, поднимай всех наших газетчиков, я дам ответ на все вопросы. С теми, кто посмел оскорбить меня и мою жену, разберусь лич… — повернулся ко мне. — В общем, это не твоя забота. Поезжай.
Я молча дождалась, когда Эльвира Намазовна выйдет, прежде чем осторожно поинтересоваться относительно его утверждения.
— Что ты имел в виду? — максимально ровно. Последняя неделя была какой-то переломной в нашем общении, оттого странной, непривычной, абсолютно непредсказуемой.
— Прочитала? — веером разложил передо мной самые вульгарные и мерзкие заголовки. Его пресс-секретарь права: меня и дочь не жалели, а по Святославу проходились по касательной, как по жертве обмана неверной жены.
Ярина Нагорная: невинная овечка или волчица с чужим волчонком?
Дальше текст, как я устраиваю вечеринки в особняке, словно там нет никаких детей. Подкреплялось снимками из детской и дома.
Жена главного мецената города замечена в связи с троюродным братом.
Ниже снимок, как я танцевала с Артуром.
Нагорный не признает ребенка своей жены. Нагуляла? От кого?
И я на приеме рядом с губернатором пью шампанское.
Какая пакость. Такие вещи не пишут про жен самых влиятельных людей не только города, но и страны.
— Твоя жена — шлюха, — сделала вывод. — Ты и сам так считаешь.
— Ты реально думаешь, что это я? — шепотом спросил. Я не ответила. — Ярина, муж и жена — одна сатана! И с детьми я не воюю! Ульяна… — свел брови и взлохматил волосы. — Девочка ни в чем не виновата.
Я молчала. Он массировал виски. Кто-то явно хотел нас снова столкнуть и вызвать ярость в Нагорном. Это мог быть кто-то из моей родни, но кто именно? Подходили примерно все!
— Моя репутация меня не сильно волнует, — устало пожала плечами. — Эта грязь намеренно льется на меня. Оправдываться не собираюсь. Мне это неинтересно.
— Зато меня волнует твоя репутация! — воскликнул Свят. — Я должен ответить на этот выпад. Но как — зависеть будет и от тебя в том числе.
— В каком смысле? — пришла моя очередь возмущаться.
— Думаю, от меня ждут скандала: я могу сжечь к херам редакции этих помоек, — брезгливо собрал желтую прессу и подошел к камину, бросил их в емкость для розжига. — Убить заказчика. Или…
Пока оба варианта были возмутительными. Да, статьи мерзкие, но я не хотела быть причиной чьих-то страданий. Я не судья, чтобы выносить приговор и наказывать.
— Что «или»?
— Я официально становлюсь отцом Ульяны, признаю девочку своей, закрываю вопрос ее отцовства раз и навсегда, — твердо и уверенно.
Я ахнула, просто не сдержала реакцию. Почему? Какая от этого выгода? Разве может такой мужчина, как Святослав Нагорный, сделать такой широкий жест по велению души? Очень сомневаюсь. Она для него чужая, плоть Савицких, тоже враг. Или нет? Может ли моя Уля быть для него просто ребенком? Моей дочерью. Девочкой, которая способна растопить даже человека с ледяным сердцем?
Да не спал я с той шлюхой! Не спал! Для тебя спектакль устроил!
Некстати вспомнила эмоциональный выпад Свята. Мог ли он специально разыграть для меня подобное представление? Два года назад я бы сказала: нет! Сейчас… Не знаю. Я видела то, чего раньше не могло быть: он пытался договориться с собой и спустить на тормозах все обвинения в мой адрес. Перешагнуть и жить дальше. Как? Это другой вопрос, но сам факт, что Нагорный пытался усмирить свое эго и гордыню — удивительно.
— Это как-то связано с наследством? — задала прямой вопрос.
— Нет.
— Точно? — подозрения были. С ними сложно бороться. Доверять этому мужчине еще сложнее. Но и у него веры ко мне нет. Мы оба играли в испорченный телефон.
— Я расскажу тебе о всех нюансах завещания деда, — кивнул Святослав. — О них знаем только я и адвокат, — затем достал из бара бутылку охлажденной минеральной воды: мне налил, а себе еще плеснул виски и чуть разбавил пузырьками. — Дед дал мне год родить наследника, но есть поблажки: пол неважен, если нас свяжет общий ребенок. Ты должна была забеременеть в течение года, а сын может родиться хоть через пять лет. Чисто теоретически я могу отправиться к адвокату и представить Ульяну своей дочерью. У меня достаточно денег, чтобы уладить все нюансы отцовства и записать в генетических тестах хоть Папу Римского. Получить наследство и вообще не париться. Но я не буду так делать.
— Почему же? — со смущенным изумлением спросила.
— Потому что я хочу, чтобы нас связала кровь, а не деньги!
— Но Ульяна… Я не могу позволить манипулировать ею или втянуть в какие-то грязные игры. Мой отец, — подняла глаза на мужа, — признал Диану, но не от сердца. Всю жизнь ее это грызло. Она винила всех, но больше всего меня.
Да, это разные ситуации, ведь Нагорный — реально отец Ульяны, но он об этом не знал. Меньше всего я хотела, чтобы моему ребенку причинили вред. Сейчас она только моя, но если Свят станет ее отцом на бумаге — это колоссальный рычаг давления в его арсенале.
— Ты мне не веришь? — криво улыбнулся, мрачно сверкая ореховыми глазами.
— Как и ты мне.
Мы смотрели в глаза, не мигая, не отворачиваясь. Примерялись со своими внутренними сомнениями, противоречиями, гордостью и принципами. Когда-то нерушимыми, но ничто не вечно в этом мире, а под напором обстоятельств менялось все, и даже люди: нет статистов, но можно стать лучше или хуже. Какие мы? Пока ответить сложно.
— Дай мне время подумать, — решилась я. Святослав в любом случае узнает, теперь это вопрос времени. Если я затяну, то Стася, любящая старшего брата также преданно, как и я когда-то, расскажет. Просто не сможет промолчать, и я понимала ее. Сама когда-то была верна ему, в глаза заглядывала, любую тревогу развеять хотела, морщинистую складку между темных бровей разглаживала поцелуями. Да, я понимала ее желание сделать Свята добрее и счастливее. Возможно, так и будет. Если нас всех не накроет лавой и не присыплет вулканическим пеплом, когда этот Везувий с горящими глазами начнет извергать свою злость и негодование, что его обманули и лишили дочери.
— Хорошо. Но на словах завтра все будут знать, что у четы Нагорных есть дочь Ульяна. Больше никто не посмеет назвать мою жену шлюхой, а дочь — нагулянной.
— Кроме тебя? — напомнила его же слова.
— Это касается всех, — ответил серьезно. — Меня в том числе.
На следующий день Святослав пригласил нас с Ульяной на прогулку по осеннему парку. Я не знала, чего от всего этого ожидать. Слишком внимательно он смотрел на нее. Слишком. Что искал? Чьи черты выискивал…