Бывшая моего брата. Я ненавижу ее... (СИ)

Глава 33

Черт, черт, черт!

Я миную коридор за коридором, по пути изредка различая разговоры сотрудников, звук жужжащей кофемашины, писк ксерокса, клацанье клавиатур и шуршание листков. И в какой-то мере я всем им завидую. Люди полностью погружены в рабочий процесс, общаются друг с другом или с компьютерами, ведут дискуссии или просто смеются, в отличие от меня, бегущей как от огня. Но с каждым моим быстрым шагом все постепенно затихает, особенно когда я подхожу к лестнице и спускаюсь в архив. Все. Кроме преследующих меня тяжелых шагов, от которых сердце бьется все чаще и чаще. А может быть, от страха перед тем, кому они принадлежат. Однако ничто не заставит меня остановиться, даже если это мой разъяренный начальник пустился за мной вслед, абсолютно точно намереваясь перекрыть мне доступ к кислороду. О чем я вообще? Нужно быть ненормальной, чтобы остановиться перед свирепым быком. Представляю, насколько тяжело ему изображать хладнокровие, шагая по многолюдному офису в рубашке и брюках со следами кофе. Господи, да он, вероятно, в диком бешенстве. И я убеждаюсь в этом, когда оборачиваюсь, случайно спотыкаясь о порог дрожащими ногами и буквально вваливаясь в архив.

Мне показалось, или белки его глаз налиты кровью ярости?

Не давая себе времени на раздумья, тут же порываюсь к двери, чтобы закрыть ее, но сила с той стороны не позволяет мне этого сделать.

Тяжело дыша, наваливаюсь на дверь и пытаюсь запереть этот чертов замок, но в следующую секунду полотно с силой толкают в мою сторону, отбрасывая меня назад.

Изо рта вырывается аханье, и я едва не теряю равновесие, возможно, так и случилось бы, если бы меня не схватили с животной свирепостью.

Испуганно поднимаю взгляд и сталкиваюсь с ожесточенным лицом Айдарова. И, боже, удивительно, что я вообще еще дышу. Судя по тому, как раздуваются его ноздри… да чтоб его. Я впервые вижу этого мужчину таким злым. Если такое вообще возможно. Сильные пальцы впиваются в предплечья, когда Айдаров встряхивает мое тельце и вырывает из горла еще один ошарашенный вздох.

— Какого черта ты устроила в моем кабинете? — рычит он, угрожающе нависая над моим лицом и сжимая меня так, что я чувствую себя орешком в зубах щелкунчика. Кажется, я даже слышу, как хрустят мои кости.

Однако боль, которую он мне причиняет, очень быстро помогает распрощаться со страхом и вернуться к ненависти.

— Вы можете просто уволить меня, Хаким Тазиевич, — указываю ему напыщенным тоном, стараясь не обращать внимания на внутренний страх, захватывающий меня липкими щупальцами. — И прекратите тратить свое драгоценное время, а то я могу подумать, что вы не так уж и безразличны ко мне… — Раздраженно веду плечами, пытаясь скинуть с себя грубые руки, только этим лишь провоцирую его сжать меня еще крепче.

— Уволить, да? — Он облизывает сердитые губы, демонстрируя ряд белоснежных зубов, и я ненавижу свое тело, которое вместо угрозы видит в этом жесте то, что заставляет низ живота налиться тяжестью.

С трудом сглатываю и отвешиваю себе метафорическую пощечину.

— Уже начались проблемы со слухом? Рановато. Это печально. — Вздергиваю подбородок так, что порывистое дыхание начальника опаляет мои губы. — Но я готова повторить для слабоумных. Читай по губам: «Просто увольте меня, босс», — на последнем слове я едва ли не давлюсь сочащейся из меня желчью. — И я была бы благодарна вам, — ерничаю, — если бы это произошло как можно… Ай… — всхлипываю от жжения в предплечьях, замечая, как челюсти Айдарова ходят ходуном.

— Может быть, если ты, блядь, закроешь рот, я сделаю именно это.

Шиплю, дергая плечом в надежде избавиться от злой хватки и тепла, которое пробирается даже сквозь тонкую ткань блузы. Ш-ш-ш. Чертов мудак оставит мне синяки. Точно так же, как и его темный пристальный взгляд на моем и без того избитом сердце.

— Ты делаешь, — пыхчу, все еще пытаясь выбраться, — мне больно…

Не успеваю я договорить, как у меня екает в груди, потому что ноги внезапно отрываются от пола, а задница неосторожно приземляется на деревянную столешницу. Но я прикрываю глаза совершенно не от этого, а от короткого облегчения, когда жжение на предплечьях вспыхивает и расходится мягкими волнами вокруг места, где секунду назад его пальцы причиняли боль.

— Это меньшее, что я хочу сделать с тобой, — врезается в мое ухо горячим рычащим шепотом.

У меня перехватывает дыхание от мрачного обещания в его голосе. Или, может быть, от того, что теперь наши лица на одном уровне, а его грудь недопустимо близко к моей, потому что Айдаров подался вперед, заключив в капкан рук, расставив их по бокам от меня?

— Но для начала ты вернешься в мой кабинет и уберешь за собой. — Его глубокие серо-голубые глаза буквально леденеют, врезаясь в меня с искренней ненавистью. Я подаюсь вперед, толкая придурка в плечи, но он напирает на меня, вынуждая отшатнуться назад, чтобы не проглотить ртом его следующие слова: — После этого ты отвезешь мои вещи в химчистку. И только потом я решу, что делать с тобой дальше.

Ха. Какой же он идиот!

Забыв про инстинкт самосохранения, я приближаюсь к напряженному безупречному лицу и горячо заявляю:

— Ноги моей больше не будет ни в кабинете, ни в этом офисе.

Отчаянные времена требуют отчаянных мер?

Так я думаю, а затем резко спрыгиваю со стола, вынуждая Айдарова немного отступить, точно мой бюст, заметно скользнувший по его крепкой груди, ударил этого мудака током. Надо же, какой нежный! Лицемерный осел! Будто разозлившись еще сильнее, я бью каблуком по носку мужской туфли, чем вызываю на безупречном лице гримасу боли. Господи, отмотайте назад, я повторю, только в разы сильнее!

Мне требуется секунда, чтобы воспользоваться моментом и выскользнуть из клетки крепких рук, а затем, не раздумывая, я отвешиваю ему хлесткую пощечину. Такую, что от встречи с грубой щетиной моя ладонь буквально вспыхивает яркой болью. А лицо Хакима, черт бы его побрал, еще больше омрачается грубой красотой!

Не дожидаясь своей смерти, я разворачиваюсь на каблуках и сваливаю к чертовой матери от греха подальше. По крайней мере, я планирую так сделать, пока меня резко не дергают за воротник. Секунда, и мои лопатки врезаются в полку с коробками, кажется, парочка даже валится на пол, но я не слышу ничего, кроме эха своего писка и обезумевшего сердцебиения, когда грудь Айдарова придавливает меня без шанса на спасение.

— Думаешь, после всего, что ты устроила, бить своего босса хорошая идея?

Я отворачиваюсь, но, сжав меня за щеки, Айдаров разворачивает мое лицо к себе:

— Отвечай.

Тяжело дыша, я уничтожаю его одним только взглядом. Меня злит, что, вопреки всей моей ненависти к этому человеку, я чувствую что-то еще. То, что заставляет все мое тело пульсировать в предвкушении, которое я тоже ненавижу. Когда я превратилась в мазохистку?

— Я думаю, мой босс конченый мудак, — мне трудно говорить, ощущая безжалостные пальцы, давящие с обеих сторон на мои щеки, но пошел он. — И, если бы мне представилась такая возможность, я бы с удовольствием повторила все еще раз.

Айдаров прищуривается, кривя губы в злорадной ухмылке, а потом в садистской манере касается большим пальцем моих губ, однако тут же отдергивает руку и склоняет голову, упираясь ладонями по обе стороны от меня.

— Блядь, — он усмехается, а после, поднимая голову, заставляет все внутри меня перевернуться, сойти с ума и затрепетать от такой близости. Его глаза такие холодные, точно в них вечная мерзлота, и в то же время проницательные, как галактика ночью, полная сияющих звезд. О боги! Разве это я должна чувствовать? — Твой чертов рот явно не знает, когда ему лучше заткнуться, так ведь? Может, мне сделать его полезным аксессуаром для своего члена?

Вау… В какой момент наша перепалка свернула не в ту сторону?

Сдув непослушную прядь с лица, я сжимаю дрожащие бедра, словно пытаюсь уничтожить все, что там скопилось. Но жар лишь усиливается. Черт возьми, ему достаточно просунуть руку под юбку и опозорить меня моей неадекватной реакцией на его грубость.

— Думаете, — мое горло дергается, — архив подходящее место, чтобы домогаться своих сотрудников?

— Домогаться? — хмыкает уголком губ, нависая надо мной еще сильнее. Опирается локтем на полку над моей головой, а второй рукой сдавливает ребра, вынуждая меня выгнуться ему навстречу. — Может, нам стоит вернуться в мой кабинет и посмотреть видео, как ты карабкалась на мои колени, вымаливая поцелуй у своего босса-мудака?

Ублюдок. Сжимаю челюсти, глотая все, что сделает меня еще уязвимей в его глазах, и натягиваю улыбку, которая забирает у меня все силы. Пожалуй, мне все это надоело. Я хочу совершить преступление? Мне скостят срок, если я расскажу в суде, каким козлом был мой босс?

— Осторожно, Хаким Тазиевич. — Задыхаясь, кладу руки на его вздымающиеся плечи, но почему-то не отталкиваю. — Возможно, я не стану оказывать сопротивление…

— Раньше ты не была такой болтливой. — Его пальцы добираются до края моей юбки и решительно тянут ее вверх. В движениях Айдарова нет нежности. Но она мне и не нужна. Вообще-то я надеюсь, что именно его грубость отрезвит меня, вот только напротив — я пью ее как сладчайший мед, дурманящий своим диким вкусом.

Черт возьми, мы уже на пути к катастрофе. Или только я…

— Ты тоже не казался мне таким ублюдком. Но увы. — Нервно облизываю пересохшие губы, позволяя наглому придурку поднять мою ногу и обвить ее вокруг своего бедра. — Только посмотри на себя. Ты в секунде от того, чтобы вставить в меня свой член. Уверен, что потом не будешь снова себя убеждать в том, что я все романтизирую?

Он ухмыляется и наклоняет голову в сторону, нарочно задевая твердой выпуклостью мою чувствительную точку. Невольно прикрываю глаза и глотаю томный звук удовольствия.

— Почему ты не желаешь признавать, что это не просто секс? — мурлычу, сама вторя движениям его бедер в попытке настигнуть короткую вспышку удовольствия. Не знаю, чем я руководствуюсь, потираясь о его внушительную эрекцию, но мне уже без разницы. — Возможно, тебе станет легче, если ты признаешься себе, что на самом деле я единственная девушка, которую ты хочешь.

Я сама расстегиваю его ремень. Этот ублюдок получит желаемое. Я заставлю его признаться хотя бы самому себе, что он по своей воле пришел ко мне, уже второй раз, потому что он хочет меня. Потому что среди всех девушек он видит только меня.

— Тебе лучше заткнуться, Алевтина. — Низкий напряженный голос с шипением врезается в мой висок, когда я просовываю руку к нему в штаны и обхватываю длинный твердый член. Я слабо осознаю, что делаю, словно в его аромате, который неумолимо проникает в мои легкие, присутствует какой-то токсин, отравляющий в мозгу все адекватные клетки.

— А то что? — выдыхаю в колючий подбородок босса, одновременно двигая рукой вверх-вниз, а затем с искренним любопытством заглядываю в его яркие глаза. Они клубятся мрачной похотью, переливаясь каким-то мифическим цветом. Жаль, что моя провокация работает в обе стороны и не позволяет мне казаться равнодушной по отношению к мужчине напротив, который являет собой гранитную скалу. Разве что в этой скале все же имеется маленькая трещина. Желая пробить ее, я сжимаю крепкий ствол так, что чувствую, как он дергается в моей ладони, отчего Айдаров вновь испускает гортанный звук поражения.

— Прекрати умолять меня трахнуть тебя, Чудакова. Ты выглядишь жалкой.

Я замираю от его слов. Сердце дергается на одном крыле, но второе с крахом подбито, и оно вновь падает в лужу крови. В груди словно образуется дыра, точно так же как металл разъедает коррозия. Наша игра «Кто больнее?» зашла слишком далеко… Все прекрасное, что я чувствовала пару мгновений назад, предвкушая запретное, исчезает, словно с моих глаз сорвали туманные шоры. Тяжело сглатываю больной ком в горле и моргаю, ненавидя предательское жжение в глазах. Что со мной не так? Господи, противно от самой себя. Делаю вдох и отдергиваю руку от члена Айдарова, буквально задыхаясь горьким чувством стыда. Но, когда порываюсь поставить ногу на пол, мне не позволяют этого сделать.

Я открываю глаза и, будучи не в силах контролировать эмоции, упускаю одну соленую каплю боли.

— Ненавижу тебя, — шепчу едва слышно, однако Айдаров по-прежнему не позволяет мне отстраниться. Я собираюсь сказать что-то еще, но он забирает эту возможность, обхватив мое горло пятерней.

— Знаю. — Задирает мою голову и приближается к щеке, чтобы слизать одинокую слезу, а затем, не отрываясь, проводит языком по моим губам, заставляя попробовать его соленые на вкус слова: — Но твоя ненависть ничто по сравнению с моей.

А в следующее мгновение Айдаров уже целует меня, сжимая горло до асфиксии, потому что я не планирую открываться ему. И я борюсь с ним, заранее обреченная на проигрыш. До тех пор, пока воздух в легких не заканчивается и мои губы не распахиваются в спасительном глотке кислорода. Секунда, и я пробую вкус Хакима на своем языке, когда он со всей присущей ему агрессивностью доказывает мне правдивость своих слов, покусывая мои губы и жестоким языком забирая все, до последнего клочка кислорода. Он целует меня так, словно ненавидит все, что есть во мне. Словно презирает сам факт того, что целует меня. Но по какой-то причине Айдаров продолжает пировать на моих губах, слишком быстро теряя контроль над своими действиями, а я не в силах остановить ни его, ни возбуждение, которое беспощадно разгорается во мне. Голова идет кругом, и я даже не понимаю, в какой момент горячая ладонь покидает дрожащее горло, лопатки сильнее врезаются в металлические полки, а моя вторая нога оказывается отведена в сторону, открывая Айдарову ещё больший доступ.

Следующее, что я чувствую, задыхаясь у его губ, — это как мозолистые пальцы царапают мои бёдра, после чего добираются до полоски трусиков. Отодвинув их в сторону, Айдаров входит в меня одним неумолимо медленным толчком, рассыпая вокруг нас мои поломанные стоны.