Порой самые ужасные люди оказываются самыми необходимыми… и вовсе не ужасными. Просто они кажутся такими из-за множества шрамов, пройдя по тропам которых ты и понимаешь всю суть человека и причины, почему ему пришлось стать таким. Только вот иногда нам свойственно блуждать по тупикам на пути к той самой истине.
Что мы и делали, причиняя друг другу боль.
Но этой ночью произошло два события, из-за которых как минимум Земля должна была сойти с орбиты.
Первое: Айдаров появился на пороге моего дома с признаниями, а второе… он действительно остался со мной, чтобы поддержать. А у меня не нашлось ни сил, ни аргументов прогнать его.
Позднее я кое-что поняла…
На самом деле мне и не нужно было пытаться прогонять его. Потому что одно присутствие Хакима показало, как я нуждалась в нем, нуждалась в том, чтобы именно он обнимал меня, гладил и молча успокаивал.
Немного странно, но я еще никогда не ощущала себя такой обнаженной и уязвимой, как сегодня ночью. Даже во время секса… ничего подобного. Нет. Совсем нет. А ведь мы и раздеты-то не были.
Этой ночью Айдаров дарил мне все, о чем я когда-то могла лишь мечтать в своих розовых девичьих мечтах. Правда, уже давным-давно я запретила себе верить, что моим желаниям суждено сбыться. Как оказалось, зря.
Ведь именно этот человек, который по совместительству причастен ко всему хаосу в моей жизни, смог успокоить глупое сердце и хотя бы на одну ночь освободить от разрушающих мыслей, забрав все мои страхи с помощью своих объятий.
И я даже не знаю, радоваться мне такому повороту или нет…
Айдаров сказал, что я дефект, который стал частью его самого.
Мне кажется, это работает в обе стороны.
Сложно объяснить.
Наверное, просто так бывает: сначала он становится моим поражением, а после моим спасением.
Я просто не знаю, что мне со всем этим делать. Пока не знаю, поэтому и попросила дать время, в чем мне, собственно, и отказали. А может, и не отказали.
Ведь когда я проснулась, Айдарова уже не было рядом, а сторона кровати, на которой он лежал, была абсолютно холодной, без тени намека на то, что еще несколько часов назад Хаким был здесь и обнимал меня. Будто мне все это приснилось. И я бы поверила в последнее, если бы не его мужественный парфюм, навязчиво запутавшийся в моих волосах.
Но, даже вдыхая призрачный шлейф любимого аромата, я ощущаю укол разочарования. Он ушел. А я совсем не понимаю, как мне расценивать его поступок. Значит ли это, что он передумал и пожалел о сказанных мне словах?
Я не знаю.
Неприятное чувство сворачивается тяжестью в груди и теперь давит на меня. Я снова начинаю битву с сомнениями. Вот зачем он остался? Зачем пел так сладко? Чтобы вселить в меня ложную надежду, а наутро снова все испортить?
Прикладываю пальцы к вискам и, прикрыв глаза, принимаюсь медленно массировать пульсирующие места, уговаривая себя не пороть горячку. Должно быть, ему нужно было уйти, и он просто не хотел тревожить мой сон. Нет никаких подводных камней. В конце концов, я сама просила Хакима дать мне время. Стоит использовать его с толком.
Невольно вспоминаю, как, уступив всем надуманным принципам, прижималась к нему, как лежала головой на крепкой мужской груди, как его пальцы гуляли по моей коже, как тяжело билось его гордое сердце под моей щекой и как его неповторимый аромат успокаивал меня. Иногда сквозь сон, пока мое сознание еще не провалилось в более глубокую стадию, я чувствовала, что Айдаров не спал. Он думал. Погруженный в какие-то мысли. А я слишком хорошо понимала его, чтобы лезть к нему в голову.
И пусть наутро он ушел, а во мне вновь гудят сомнения, я чувствую, какую-то перемену внутри себя. Что-то изменилось. Не могу понять, что именно, но прямо сейчас я поднимаюсь с кровати и спускаюсь на кухню. Потому что чертовски хочу есть.
— Милая! — ахает мама, которую я застаю врасплох за мытьем посуды. — Ты меня напугала!
— Привет, мам, — сонным голосом лепечу я и сажусь за стол, — есть что перекусить?
Ее глаза тут же увеличиваются в размере, и, бросив вытирать чашку, она начинает быстро накрывать на стол. Будто боится, что я передумаю.
— Господи, я думала, не дождусь, когда у тебя появится аппетит! — причитает она, подавая хлебную корзину. — Еще немного, и превратилась бы в мумию.
Устало улыбаюсь и немного колеблюсь, прежде чем задать вопрос. Не могу понять, готова ли я поднимать эту тему с мамой. И все же, пока она наливает плошку супа и греет ее в микроволновке, мне не остается ничего, кроме как сдаться своему пробуждающемуся любопытству, которое, к слову, уже изувечило мое сердце, как иголка любимую игольницу.
— Ты видела, во сколько он ушел?
Замирает на полпути, а потом все же опускает плошку с супом на стол и, подняв на меня уже серьезный взгляд, кивает. А мне становится еще более неловко. Кусаю изнутри нижнюю губу и не замечаю, как от волнения вдавливаю ногти в ладони.
— Сказал что-нибудь?
Вздохнув, мама садится напротив.
— Нет. Мы не пересекались. Я услышала, когда он уже завел машину.
Молчим. Я прячу взгляд в тарелке, которую мама придвигает ближе ко мне. Но аппетит как-то незаметно ушел в туман. Точно так же, как и Айдаров.
— Аля…
— Ты рассказала ему о беременности? — перебиваю маму и поднимаю взгляд, чтобы увидеть ее реакцию.
Прочистив горло, выпрямляет спину и заявляет, глядя прямо мне в глаза:
— Да. Это я ему рассказала. — Собираюсь открыть рот с возмущениями, как жестом руки мама велит мне закрыть его. — Я уже говорила тебе, что не одобряю твоих помыслов матери-одиночки. Какой-никакой, но он отец будущего ребенка и имеет право знать о нем.
Прикусываю язык, убеждая себя не рычать на маму, но почему-то не выходит.
— Думаю, это только мне решать.
Мама хмыкает, сжимая губы в тонкую линию, а затем подается вперед и прищуривается, когда говорит:
— Может, я и неправа, что влезла. Но знаешь что? Я не жалею. Не сказала бы ты ему сейчас, и что? Дальше бы изводила себя? Для чего, Аля? Зачем ты усложняешь то, что и без того сложно? Решите вопрос как взрослые люди.
— Я не хочу ничего решать.
Откидываюсь на спинку стула и, сложив на груди руки, отвожу взгляд в сторону. Пятка сама по себе начинает отбивать нервный ритм. Знаю, что завожусь по глупости, но не могу ничего с собой поделать.
— Значит, позволь ему это сделать, — мама смягчает тон. — В конце концов, он мужчина.
Закатываю глаза.
— Который снова исчез.
— Дай ему время.
Выдохнув, на мгновение прикрываю глаза, а потом перевожу взгляд на маму, поражаясь тому, какой она странный человек.
— Ну что?
— Ничего, — качаю головой. — Просто ты удивительная женщина.
На что мама лишь отмахивается.
— Ох, скажешь мне тоже. — Кивает на тарелку: — Ешь давай.
— Ты действительно такая. Другая бы прибила, а ты вон… — пожимаю плечами, — понимаешь даже его.
Мама поджимает нижнюю губу, проводя ладонями по цветастой скатерти.
— Ну то, что я отношусь с пониманием, не значит, что не испытываю желания отвесить ему хорошую оплеуху. Только что это изменит? По крайней мере, ты уже сама спустилась на кухню и попросила поесть. А если бы я его прогнала и не пустила на порог, ты бы дальше чахла в своей комнате, как Кощей над златом. — А затем мама протягивает руки и ждет, пока я вложу в ее ладони свои. Крепко сжимает и понижает голос до шепота: — Послушай, милая, я люблю тебя. И, если для твоего блага мне придется принять Хакима, я это сделаю. Пускай ты мне не говоришь, но я знаю, что у вас все далеко не гладко. Я вижу это, и уже давно. Но, если он может все исправить и вернуть на лицо моей дочери улыбку, да ни в жизнь я не буду показывать свою материнскую гордыню! Ты и твое благополучие — вот что важно. А с Хакимом, думаю, мы со временем поладим. Раз такая пляска, то, наверное, стоит обсудить свадьбу?
И тут на меня словно выливают ушат ледяной воды. С запозданием выдергиваю свои руки и вскакиваю с места.
— Что?! Нет! Нет, мам! Какая свадьба?!
Она разводит руки, пожимая плечами.
— Можно просто расписаться. Ребенок должен расти в полноценной семье.
Я открываю и закрываю рот. И так несколько раз, пока пытаюсь подобрать цензурный ответ.
— Так. — Провожу ладонями по волосам. — Знаешь что… Наверное, я рано вылезла из постели.
— Я тебе дам рано! — мама грозит пальцем. — Нормально ты вылезла. В самый раз до своего истощения. Ты теперь не одна и надо думать своей балбесиной, к чему может привести такая голодовка, если вы, конечно, решили стать родителями здорового ребенка, а не…
— Мы еще ничего не решили!
— Решите. Время у вас есть. А сейчас ты должна нормально питаться и думать о своем здоровье! Ты теперь отвечаешь за двоих. Так что хватит депрессий. Соберись, морковка. Даже если папаша даст деру, у тебя есть мы! И, пока я жива, даже не думай об аборте. Бог дал тебе этого ребенка не просто так! Значит, так нужно. Значит, он тоже играет какую-то важную роль в твоей судьбе. И к тому же я уже давно готова к статусу бабушки. Думала, конечно, Паша будет первопроходцем. Но женщины, как всегда, берут самое сложное на свои хрупкие плечи.
Закрываю лицо ладонями и мотаю головой, не понимая, хочу я рассмеяться или заплакать, пока мама продолжает сводить меня с ума своей разговорчивостью. А потом опускаю руки, плюхаюсь обратно на стул и произношу с улыбкой на лице:
— Мам, — перебиваю ее, — ты такая болтушка.
И тут мы не сдерживаемся и обе смеемся. Если честно, за последнее время я так редко делала это, оттого сейчас смех получается таким чистым и искренним, что я даже забываю о своих проблемах и принимаюсь за плошку с супом.
Но все возвращается на круги своя, стоит мне снова подняться в комнату, где от входящего звонка разрывается мобильник.
Номер незнакомый, и я не задумываясь беру трубку.