Бывшая моего брата. Я ненавижу ее... (СИ)

Глава 8

Делаю неуверенный шаг и закрываю за собой дверь, все еще разглядывая не того, кого ожидала увидеть в этом кабинете. А стоит ему обернуться, как моя челюсть отвисает чуть ли не до самого пола. Потому что передо мной стоит Айдаров.

Нет, я не то что согрешила — я задушила самого Сатану, и прямо сейчас он воскрес, влез в деловой костюм от «Хьюго Босс» и стоит передо мной во всем своем великолепии, подпирая крепкими бедрами стол моего директора.

И у меня на языке вертится вполне резонный вопрос: «Какого хрена?»

— Что ты… — мысленно встряхиваю себя. — Что ты здесь делаешь?

Дыхание предает меня, учащаясь и буквально со звуком вырываясь из моей вздымающейся от возмущения груди. Это сон. Тот самый кошмарный и отвратительный! Это просто не может быть правдой. Что он вообще здесь забыл?

— Алевтина, присядь, пожалуйста, — сбоку от меня раздается знакомый голос с возрастной хрипотцой, и, метнув взгляд в сторону, я тут же концентрирую внимание на новом собеседнике.

Петр Семенович.

Громко втянув носом воздух, я мгновение не дышу, позволяя горящим легким остыть. Кажется, еще немного — и я разревусь. Нехорошее предчувствие забивает комом горло. И облегчения от присутствия генерального директора я совершенно не испытываю. Напротив, колени начинают дрожать еще сильнее, потому что увиденное мной выражение его уставшего лица, заставляет мое сердце свернуться в клубочек и забиться в угол, как испуганного котенка.

— Петр Семенович, что происходит? — Я протягиваю руки и, сжав спинку стула подрагивающими пальцами, нервно сглатываю. — Зачем вы вызвали меня в выходной? И что этот человек делает здесь?

Я слишком взволнована и напугана происходящим, чтобы следить за своим голосом, который сейчас подобен жалостливому писку.

— Этот человек… — Петр ослабляет галстук, прочищает горло и складывает руки на столе. — Этот человек — твой новый начальник, Алевтина Александровна.

Мои брови взлетают вверх, а рот распахивается от удивления. Нет, нет, нет…

Я качаю головой, мечтая, чтобы на сегодня похмелье было моей единственной проблемой, однако потрясение, которое я сейчас переживаю, перекрывает все мои чувства. Абсолютно все.

— Петр Семенович, — выходит сипло, — что вы такое говорите?

— Прости, что не сообщил заранее, я думал, что все образуется…

— Заранее? — взрываюсь от возмущения. — То есть это планировалось давно?

— Все началось еще месяц назад.

Месяц. Почему он столько молчал?

— Я не понимаю… — Мотая головой, осторожно присаживаюсь на стул, потому что ноги меня подводят. — Я прошу вас, Петр Семенович, объясните мне, пожалуйста.

Едва ли не молю генерального, всматриваясь в его лицо в поисках хоть малейшего знака успокоения. Но ни черта подобного. Ни черта, кроме печальной улыбки.

— Мы обанкротились, девочка. — Мое сердце болезненно замирает в груди, когда Петр Семенович прячет взгляд в сторону и проводит по лысине ладонью, прежде чем снова посмотреть на меня: — Я обанкротился и больше не могу выполнять обязательства. Ни перед заказчиками, ни перед сотрудниками. — Следует тяжелый вздох. — Прости, милая, но я вынужден так поступить, — Петр Семеныч оставляет официальный тон. — Эта фирма дорога мне не меньше, чем тебе, Аля, но это бизнес. И здесь выживает сильнейший. Так я смогу хотя бы сохранить рабочие места сотрудникам.

— Нет! — Хлопаю ладонями по столу и вскакиваю на ноги, дрожа каждой клеточкой тела. — Не говорите этого! — Мой голос вздрагивает. — Мы что-нибудь придумаем…

— Аля, послушай меня внимательно, — Петр обрывает мои взволнованные возгласы, качая головой. — В пятницу ночью на складе произошло возгорание… сгорели все стройматериалы. — Боже! — Это и стало последней каплей. Уйдет слишком много времени на повторные заказы, мы просто не успеем уложиться в срок. Затянем сдачу объектов, и дольщик сразу подаст иск в суд. — Грустная ухмылка падает тенью на лицо директора. — А он подаст в любом случае, потому что у меня нет средств закончить его заказ к нужному сроку. Так же, как и найти новые инвестиции. — Он делает спокойный вздох и облокачивается на стол, продолжая вкрадчивым тоном: — Этот молодой человек не враг нам, девочка. Поверь, я отдаю вас в хорошие руки.

Хорошие руки? Он отдает нас в руки исчадия ада!

Глаза застилает мутная пелена слез, мне приходится сесть обратно и зажмуриться, чтобы уничтожить их. Если такое возможно.

— На мой счет не переживай, я свое отработал…

— Не надо успокаивать меня, Петр Семеныч, — шепчу, потупив глаза на сложенные в замок руки. — Неужели нельзя ничего сделать? — поднимаю голову и впиваюсь умоляющим взглядом в своего начальника — настоящего, а не самозванца.

— Можно. Я и делаю. Хаким Тазиевич недавно на рынке, но имеет хорошие возможности и перспективы. Лишь объединив все ресурсы, мы сможем достигнуть общей цели. У него есть деньги, у меня — хорошие сотрудники. Совместными усилиями вы повысите конкурентоспособность, а также увеличите прибыль, закончив все незавершенные объекты.

— Но… — Прикусываю язык, едва сдерживая эмоции. — Но ведь вам необязательно покидать пост. Если вы объединяете, значит…

— Аля, — Петр снова перебивает вспыхнувшую в груди надежду. — Не нам ставить условия.

Втягиваю воздух, едва ли не царапая ногтями стеклянную поверхность стола. Не нам… Ну разумеется!

— Алевтина Александровна, Петр сообщил вам не все новости, — официальным тоном вмешивается Айдаров, заставляя трепет беспокойства в моем животе усилиться. А затем я замечаю сбоку от себя тень — мерзавец вольготно присаживается на край стола. Сердце проваливается куда-то в живот. Становится душно и сложно дышать. Он слишком близко, чтобы я смогла безболезненно выдержать его присутствие. И я убеждаюсь в этом, когда с трудом сглатываю и поднимаю взгляд, встречаясь с бездушной серостью проклятых глаз. — Существует такая вещь, как консорциум, который подразумевает под собой объединение нескольких компаний в одну, а следовательно, и объединение их структур управления.

Я не понимаю, к чему он ведет, поэтому молчу и жду, когда циничный ублюдок продолжит выносить приговор мне, пока, сама того не желая, втягиваю носом аромат его парфюма, по-особенному играющего на бронзовой коже этого сноба. Сейчас я мечтаю, чтобы мое обоняние атрофировалось. Мне не может нравиться запах столь подлого человека.

— Я никого не увольняю только по просьбе Петра Семеновича, поэтому ты всего лишь получаешь должность ниже рангом и более опытное начальство.

Удар приходится прямо мне в грудь, проламывая ее насквозь и долетая острой пикой в уязвимое от боли сердце. Зачем он это делает?

— Если тебя что-то не устраивает, бумага и ручка помогут найти тебе выход из положения.

Глаза уже горят от плотины слез, которая их застелила, но я держусь из последних сил.

— Петр, вы свободны. — Айдаров разрывает со мной зрительный контакт, но я продолжаю смотреть на его горло, мечтая воткнуть в него карандаш. — Завтра мой юрист приедет для оформления документации. — Я слышу, как ножки стула скользят по паркету, а затем вижу, как Хаким прощается, едва кивая моему директору. Жаль, что в этот момент у меня не хватает мужества обернуться. А когда шаги за закрывшейся дверью стихают, слеза все-таки ускользает, и я быстро вытираю ладонью щеку. Конечно, кое-кто не упускает это из вида, и следом надо мной раздается холодное:

— Можешь поплакать, заявление знаешь, как заполнять. — Айдаров отталкивается от стола и заходит мне за спину, и тут я чувствую, как жар его тела начинает пульсировать в районе моих лопаток. — На всякий случай предупрежу: лучше не будет, самое время подумать о правильности своего решения.

Раздраженно подскакиваю на ноги и стремительно разворачиваюсь к подонку, вот только из-за того, что не ожидаю столь близкого столкновения, мой голос звучит не так твердо, как хотелось бы:

— Я поплачу, хоть каждый день буду слезами умываться, но заявления, Хаким Тазиевич, вы не дождётесь.

Его губы кривит циничная ухмылка.

Лучше не будет, это уж точно.

— Тогда завтра жду вас в офисе к семи, Алевтина Александровна. И будьте любезны явиться без шлейфа вчерашней ночи.

Открываю рот и тут же закрываю его, я совершенно позабыла о том, что сегодня нахожусь не в лучшем виде.

Убедившись, что его замечание оказало должный эффект, Хаким обходит меня и по-хозяйски направляется к двери, но не для того, чтобы уйти — чтобы открыть ее для меня.

О, в одном желания у нас сходятся. Не дожидаясь любезностей, я срываюсь с места, но останавливаюсь, когда слышу:

— На будущее — лучше съешь шоколадную конфету. Мята лишь усиливает запах перегара.

Жар стыда впивается зубами в мою шею и, раздирая ее в клочья, добирается до щек. Тяжело дыша, я вскидываю взгляд и пронзаю им самодовольное лицо с идеальной щетиной. Я хочу убить его.

— Я могу идти, Хаким Тазиевич?

В глазах Айдарова загорается предупреждающий опасный блеск, а уголки жестких губ чуть дергаются вверх.

— Поблажек не будет, Чудакова. Так что подумай, готова ли ты сохранять профессионализм, работая подо мной.

Смутившись из-за формулировки последнего высказывания, я быстро сглатываю и отвожу взгляд в сторону. Чувствую себя собачкой, запертой в клетке со львом.

— Надеюсь, вашего профессионализма хватит, чтобы подать мне пример.

Тут же закусываю нижнюю губу и крепко сжимаю кулаки, жалея о сказанном.

— Тебе не о чем переживать, Алевтина. Хороших сотрудников я уважаю и отношусь к ним подобающе. К тому же теперь ты моя подчиненная. — Айдаров нарочно сокращает расстояние и наклоняется: — Можешь не переживать, Олененок, ты для меня всего лишь рядовой сотрудник.

С этими словами я ретируюсь из кабинета, как никогда нуждаясь в глотке свежего воздуха, опасаясь, что иначе аромат его парфюма въестся в мои легкие, как ржавчина от коррозии.

Олененок… Лишь однажды я слышала от него это прозвище… Он издевается надо мной.

Боже… во что я вляпалась?