Глава 48

— Что случилось?

Строгие серо-голубые глаза опускаются ниже, чтобы критически осмотреть меня с ног до головы. Уверена, от его внимания не ускользает и дрожь, которая сотрясает мое тело. Особенно когда Айдаров задерживается на трясущихся ногах. Грохот на одном из лестничных пролетов вынуждает замереть каждую мышцу в моем теле. Испуганно озираюсь и снова смотрю на Айдарова, который прищуривается и поднимает голову вверх. Прямо туда, где слышится приближающийся топот. А потом снова на меня. Только на этот раз его глаза поглощает тень, крадя последние капельки света.

— Далеко не уйдет… — звучит эхом от бетонных стен, отчего мое сердце на мгновение сжимается, а после снова начинает стучать в бешеном ритме.

Импульс к побегу по инерции проносится по моему позвоночнику, точно маленькая искорка электричества. Тут же перехватываю руку Айдарова и дергаюсь в сторону выхода, но он с легкостью останавливает меня, потянув назад.

Я могла бы потерять равновесие от силы, с которой он дернул к себе, но хватка на моих плечах не позволяет мне упасть. Сейчас в ней чувствуется злость. И я слишком быстро убеждаюсь в своей правоте.

— Алевтина, в чем дело? — грубый голос Айдарова пробивается сквозь налет паники, вот только резкие вдохи мешают мне говорить. Я как беспомощный лист, прибитый ветром к столбу, и единственное, что у меня выходит, — это отчаянно цепляться за лацканы его дорогого пиджака. А потом становится слишком поздно для разговоров…

— Парни, да у нас джекпот.

Каждый атом моего тела жаждет сжаться в невидимую молекулу и исчезнуть от этого презрительного голоса. Пальцы сводит от боли из-за того, с какой силой я сжимаю в них плотную ткань пиджака, уткнувшись взглядом в грудь Хакима.

— Тебе не стоило приходить, — шепчу дрожащим голосом, после чего несмело заглядываю в глаза Айдарову, по крайней мере, пытаюсь это сделать, ведь он смотрит поверх моей головы. Но я вижу достаточно, чтобы внутри все сжалось от жестокости, которая теперь написана на его лице. Мне он, разумеется, не отвечает.

— Я смотрю, тебе мало проблем, парень, — как ни в чем не бывало начинает Хаким, а потом силой отцепляет от себя мои онемевшие руки и делает шаг вперед, заслоняя меня широкой спиной.

— Ты и есть моя проблема.

Я больше не вижу лицо Айдарова, зато бывший со своими ухмыляющимися дружками прямо на виду, ведь они стоят на ступенях, словно нарочно демонстрируют свое численное превосходство. Но, похоже, появление Хакима все-таки сбивает их планы. Он последнее, что отделяет их от цели, которую они преследовали. И, судя по всему, отступать не собираются. Потому что в следующее мгновение Завгородний бросается на Хакима.

Взвизгиваю и тут же прикрываю дрожащими пальцами распахнувшийся в изумлении рот, когда Айдаров уворачивается и, схватив Завгороднего за грудки, впечатывает того в стену.

— Тебе пиздец будет, — шипит Костик то ли от боли, то ли от раздражения из-за превосходства противника. Но следующие угрозы глушат три четких удара в его нос. Хруст, за которым следует сдавленный вопль, а затем в воздух просачивается холодный металлический запах крови…

В животе скручивается тяжелое напряжение, грозящее подступить к самому горлу, но я ничего не могу с ним поделать, и в полнейшем оцепенении продолжаю наблюдать, как Айдаров отпускает Завгороднего и позволяет ему с глухим стоном завалиться к своим дизайнерским ботинкам, на фоне которых Костик смотрится пятном грязи.

— Ты… гребаный псих, — пыхтит он, сжимая рукой явно сломанный нос — кровь струится сквозь его пальцы.

В глубине души часть меня испытывает жалость при виде истекающего кровью Костика, но эта часть находится слишком глубоко, чтобы я позволила ей затуманить мне мозг. Завгородний мудак, и сломанный нос — меньшее, чего он заслуживает. Особенно после того, как этот ублюдок предложил отдать меня в уплату долга. И я даже не хочу гадать, позволил бы он этому случиться или все же лишь блефовал. Потому что ответ очевиден…

— Ладно тебе, чувак, остынь… — бубнит как сквозь слой ваты.

— Они трогали тебя? — рокочущий низкий голос Айдарова вытягивает меня из ямы оцепенения, и, проморгавшись от скопившихся слез, я наконец отрываю взгляд от бывшего и нахожу бесстрастное лицо Хакима.

По инерции мотаю головой. Мое дыхание резкое и в то же время глубокое. Отчасти я сказала правду. Прикасался ко мне только Завгородний. Но у парня в красной толстовке остался мой телефон. А еще у него есть нож, наверное, поэтому я не решаюсь сказать обо всем Айдарову. Не хочу, чтобы его жизни что-то угрожало.

И все же мне не удается предотвратить то, что происходит в следующее мгновение.

Дружок Завгороднего — тот самый, в красной толстовке — оказывается рядом с Айдаровым так быстро, что тот не успевает отреагировать на движение и получает удар в лицо. А затем парень достает нож и, ловким движением руки раскрыв его, делает выпад в сторону Хакима…

Воздух застревает в горле подобно раскаленному лезвию, и я позволяю стене поддержать меня, чтобы не упасть от шока.

Айдаров хватает ублюдка с ножом за шею, а затем впечатывает лицом в стену, позволяя глухому шлепку прокатиться ознобом по моим конечностям. Второй парень уже сомневается, стоит ли присоединяться к драке, с его конституцией даже не стоит и пробовать, разве что исподтишка, однако Айдаров хватает его за капюшон и рывком дергает на себя, второй рукой обхватывая за обе щеки.

— Я даю тебе шанс убраться отсюда. — Тот судорожно кивает, часто дыша через нос. — Но твои дружки останутся со мной.

После этого Хаким швыряет его вниз по ступеням и парень, спотыкаясь, убегает прочь.

На мгновение повисает тишина, которую нарушает лишь клацанье пальцев Айдарова по экрану телефона и приглушенные стоны Завгороднего и его дружка. От тяжело вздымающихся плеч Хакима я перевожу взгляд на два лежащих тела, и стоит только тому, в красной толстовке, попытаться подняться, как ударом ноги Айдаров тут же лишает его этой возможности.

От звука столкновения головы и стены я зажмуриваюсь, но сдавленный всхлип все же ускользает из моих дрожащих губ. А когда я чувствую прикосновение жестких пальцев к своему лицу, вздрагиваю и распахиваю глаза, сталкиваясь с взглядом Айдарова, лицо которого сейчас напоминает небо после шторма. Несколько секунд он изучает меня, мрачно нахмурив брови, а потом убирает руку и отступает, говоря немного хрипло:

— Иди домой, Алевтина.

— А ты? Я не…

Я замолкаю, когда встречаю его строгий взгляд, в котором все еще вижу гнев. И, судя по всему, Айдарову требуются усилия, чтобы сдержать его. С этой его стороной мне еще не доводилось встречаться. И надеюсь, я вижу ее в первый и последний раз.

— Мне не нужна твоя помощь, — бесстрастно. — А теперь давай. Поднимайся к себе и свари два кофе. Я приду, когда закончу с ними.

Сердце вмиг застывает во льду страха, и я в ужасе распахиваю глаза.

— Ты ведь не собираешься…

— Убивать? — Айдаров выпускает насмешку, покачивая головой. — Нет, я не собираюсь этого делать. А теперь иди домой. Губы уже синие.

На мгновение меня обескураживают последние слова, я даже раскрываю рот в беззвучном аханье, но, не зная, как на них реагировать, собираю в кулак остатки сил и заставляю себя сдвинуться с места. Сейчас, когда шок постепенно отступает, меня снедают иные ощущения. Усталость. Я даже удивлена, что мои окоченевшие от холода ноги слушаются меня. Однако я начинаю чувствовать что-то еще. Что-то, что плавится, как горячий свинец, разлитый по венам. Ведь как бы я ни отталкивала мысль о том, что впервые была нескончаемо рада столкнуться с Айдаровым, не получается. За жалкое мгновение он подарил мне то чувство защищенности, в котором я так нуждалась. А теперь я ощущаю себя отравленной этим. С каждым шагом жалость к себе все сильнее бьет по горлу тугим приливом горечи, но я борюсь с желанием заплакать. Точно так же, как и борюсь с мыслями о том, зачем он вернулся. Что бы там ни было в его голове, я не хочу об этом знать.

Услышав стон Завгороднего, останавливаюсь в полушаге от следующей ступени, а потом и вовсе разворачиваюсь и опускаю взгляд вниз, рассматривая на противоположной лестничной площадке склонившегося Айдарова. Он сжимает окровавленные щеки Костика и говорит обыденным тоном:

— Если ты еще раз приблизишься к Алевтине… — Он, видимо, что-то делает, потому что я слышу жалобное хныканье Завгороднего… Не в силах выносить это, отшатываюсь от перил и заставляю себя как можно быстрее подняться на свой этаж.

Я не хочу и не собираюсь жалеть недоноска, в конце концов, не Айдаров, так кто-нибудь другой вправил бы ему мозги, если там, конечно, есть что вправлять. В любом случае с образом жизни Завгороднего это лишь вопрос времени.

Однако быть обязанной Айдарову мне тоже хочется меньше всего. Разумеется, я благодарна ему, но какие бы ни были у него намерения, мне не нравится такое положение вещей. Это ставит под угрозу все мои установки, которые я с таким трудом вбила в свой мозг.

И у меня есть весомые основания для переживаний. Ведь я не хочу, чтобы Айдаров приближался ко мне по одной простой причине. Я не доверяю ему. Не после того, как он использовал мое тело, а потом отослал из офиса за ненадобностью, словно я вещь. Не после того, как он яро отговаривал меня не устраиваться в фирму к Гапонову. Что, если его сегодняшнее странное поведение лишь следствие личных побуждений? Я не могу этого исключать.

Но я также не могу ничего поделать с тем, что его присутствие оставляет непоправимые трещины в моей хрупкой броне, в которые теперь вовсю пробиваются лучи сомнения. Что, если он решил подобраться ко мне в корыстных целях? Перемена в его настроении как-то связана с моим новым боссом? И вообще… Зачем он сел со мной в такси? А потом я с ужасом вспоминаю, как Хаким усадил меня к себе на колени… Я даже останавливаюсь на полпути, пытаясь не выплюнуть вновь взбунтовавшееся сердце. После встречи с Завгородним я почти забыла о том, как Хаким касался меня, как я жаждала его рук на своем теле втайне от самой себя и какое напряжение искрило между нашими телами… Я почти забыла, что внезапная нежность Айдарова едва не подкупила меня. Едва… Потому что я вовремя напомнила себе, что не верю ему. А может, все гораздо проще, и он всего-навсего хочет вновь испортить мне жизнь?

Что, если Айдаров снова попытается разрушить и меня, и мою карьеру? И это удастся ему из-за моих глупых чувств к нему — тому, кто больше не имел права рассчитывать на них.

Но когда сердце слушало разум? Тем более если дело касается любви. Коварной и разрушительной, такой же опасной, как и стихийное бедствие, не жалеющее ничего на своем пути.

А я больше не хочу чувствовать себя разрушенной. Просто потому, что это окончательно и бесповоротно сломает меня. По крайней мере, если я и позволю еще хоть раз в жизни случиться чему-то подобному, то не с этим мужчиной. Так что нет. Это даже не сомнения. Это иррациональный страх.

На этой мысли я прихожу к пониманию, что отблагодарю его за свое спасение — и на этом все. О большем я думать не готова. Подняв с площадки свои разбросанные вещи, медленно плетусь к двери квартиры и открываю ее под звук тяжелого вздоха.

Где-то далеко еще звенит эхо настороженности и горький привкус ярости. Где-то в глубине души я действительно тронута его жестом защиты. Где-то очень глубоко я все еще люблю такого до ужаса эгоцентричного и в то же время способного на поступки Айдарова. Но я ненавижу собственное восхищение каждым его ударом, потому что от этого хочу его лишь сильнее.

***

Следующий час я провожу в своей квартире в гордом одиночестве, за исключением недовольного кота, который не смотрит в мою сторону, а лишь сердито дергает хвостом, будто я раздражаю его своим хождением из угла в угол. И я ругаю себя за то, что наши отношения испортились. Эта квартира слишком маленькая для обид, даже если это всего лишь кот. Для меня он член семьи. И, наполнив миски Живоглотика молоком и любимым лакомством, я все же надеюсь на снисходительность с его стороны.

Затем я оплакиваю юбку и туфли, которые пострадали еще больше, когда я упала. Обещаю себе больше не тратить такие деньги на одежду. Я не из того слоя людей, которые могут не задумываться о цене вещей, как, например, тот же Айдаров, так что вполне могу обойтись юбкой и за пару тысяч. А потом ловлю себя на мысли, что зачем-то думаю о юбках и туфлях, а не о том, что могла пострадать, если бы не появление Хакима. Наверное, мне так проще убегать от нежелательных размышлений, к встрече с которыми я не готова. Особенно сегодня. Однако по личным соображениям я отказываюсь записывать его в рыцари.

Он скорее злодей, поступившийся своим принципами.

Рассеянно потирая все еще ноющий затылок, я бездельно слоняюсь по квартире в блузке и порванных чулках. Я растеряна и взволнована, настолько, что совершенно забыла про кофе. Но сначала я хочу воспользоваться душем и переодеться. Возможно, мне даже потребуется аптечка. Одна коленка сильно пострадала, кажется, я немного хромаю от боли, вот только ощущений так много, что я не знаю, на какое из них обратить внимание в первую очередь. Однако боль в коленке все же выбивается в лидеры, и вдобавок, помимо ссадины, я замечаю на ней хорошую такую гематому. Прелестно.

Но, проходя мимо зеркала в прихожей, я заставляю себя остановиться и встретиться взглядом со своим отражением. Моя и без того бледная кожа кажется серой, тушь небрежно растеклась под нижними веками, зрачки расширены, а волосы в полнейшем беспорядке. Если честно, я ощущала себя именно так, но не думала, что снаружи меня ждет даже худшая версия. Неудивительно, что Айдаров отправил меня домой. А потом я напоминаю себе, что он обещал прийти и мне стоит привести себя в порядок до этого момента. И раздражаюсь от мысли, что в мою голову закралась идея прихорошиться перед ним. Вот только совершенно не поэтому я не иду приводить себя в порядок. Прямо сейчас через зеркало на меня смотрит Айдаров, который, точно бесшумная тень, проник в мою квартиру и теперь тоже разглядывает мое отражение. А я так и стою перед ним — вся растрепанная, в прозрачной блузке, да еще и порванных чулках. И то, как нагло он шарит по мне взглядом, лишь усиливает внутренний дискомфорт. Чувства унижения и смятения собираются горечью на языке, и я не нахожу никакой другой реакции, кроме как огрызнуться на бестактного гостя:

— Почему ты не постучался?!

Он скучающе пожимает плечами, будто секунду назад не пожирал меня глазами.

— Я постучал, но дверь оказалась открытой, и к тому же я предупредил тебя о своем визите.

Ох, как же. Я надеялась на извинения?!

Неловкость буквально дерет кожу огнем, и, не сдержавшись, я шиплю на него:

— Отвернись!

Не так я планировала выразить свою благодарность, но у нас иначе не бывает…

Загрузка...