Бывшая моего брата. Я ненавижу ее... (СИ)

Эпилог

2 года спустя

Я стою и любуюсь, как мои родители в компании отца Хакима наслаждаются обществом своих шебутных внуков. К сожалению, его мать так и не смогла переступить через свою гордыню, чтобы почтить нас своим присутствием. Ни тогда, когда Хаким стал отцом, ни сегодня. В день нашей свадьбы.

Ну, по крайней мере, сегодня это официальная часть. Кольцо на мой палец Айдаров надел без каких-либо сантиментов еще в день нашего первого совместного похода на УЗИ. Если быть точнее, после него, когда я уже рыдала на коленях будущего отца своих детей от неожиданных результатов скрининга.

Мы сидели в парке, неподалеку от клиники, где я наблюдалась. Хаким не предпринимал никаких попыток наступления против моего бессвязного потока истеричных обвинений, он просто обнял меня и прижал к своей груди, позволив выплакать все ненужные эмоции на одну из его дизайнерских рубашек. И я с чудовищной беспощадностью размазывала по ней свои слезы, а вместе с ними и тушь.

Хаким не торопил меня, будто дожидался того момента, пока я не обмякну и не сдамся в его крепкие объятья. И все так и случилось, ведь в конце концов я устала и совершенно вымоталась в своей истерике. До сих пор помню, как мы сели на ту скамейку, и еще некоторое время Хаким позволял мне просто лежать на его груди и чувствовать биение его сердца и то, с какой нежностью грубые длинные пальцы перебирали мои спутанные от ветра волосы. В какой-то момент я почувствовала прохладу на своем пальце. Я даже помню, с какой болью мое сердце замерло в тот момент, а после забилось точно сумасшедшее. Помню так хорошо, словно это было сегодня утром. Это было тихо, сильно и уверенно с его стороны, в принципе, как и любой жест Айдарова. Он просто взял, а я позволила. И за два года я еще ни разу не пожалела о своем решении оставить то холодное и тяжелое кольцо на своем пальце.

Холодность и тяжесть одно из отождествлений этого мужчины. Но теперь я научилась любить это в нем.

После того дня Айдаров ходил со мной на каждый скрининг, не упуская ни единой возможности повидаться со своим творением раньше положенного времени. Еще тогда он дал мне понять, что я сделала правильный выбор, доверившись ему и найдя в себе мужество, чтобы сохранить беременность, которая пугала меня до чертиков. Честно! Порой мое паникерство достигало апогея маразма. Но Айдаров с достоинством принимал каждую мою истерику. Одна из них была после нашего первого совместного УЗИ. Того самого, когда он сделал мне предложение. О, я помню каждое ругательство и проклятье из тех, что я сыпала в сторону его чрезмерно активных сперматозоидов. Потому что в тот день мы узнали, что у нас будет двойня. ДВОЙНЯ! ОТ САМОГО САТАНЫ!

Качаю головой и обнимаю себя за плечи, растворяясь в теплом обожании и блаженстве от вида, как отец Хакима берет нашу дочь на руки, позволяя той дергать свои усы в разные стороны. Он будет хорошим дедушкой. А Хаким лучшим отцом своих детей. Я просто знаю это, и все.

Наверное, поэтому сейчас я вспоминаю свои слезы и страхи с улыбкой на лице. Все оказалось гораздо… гораздо лучше, чем я представляла себе даже в самых успокаивающих фантазиях. Я так боялась, что моей любви не хватит и для одного маленького человечка, не то что для двоих, но теперь я могу сказать с твердой уверенностью: мое сердце просто стало в два раза больше, а я дважды счастливой матерью. Ну и с сегодняшнего дня женой.

Айдарова Алевтина. Когда-то я шарахалась от этой фамилии как от дьявольского проклятия, а теперь обнимаю ее со всем своим обожанием к мужу.

— На них можно смотреть вечно, — над головой раздается хриплый голос, но я не успеваю испугаться, как сильные руки обнимают меня под грудью и к моей спине прижимается горячая грудь мужа. Горячая даже сквозь слои одежды.

— Они прекрасны, — шепчу я, скользя взглядом по маме, которая воркует с нашим сыном, а потом по папе, влюбляясь в то, как он смотрит в этот момент на своего внука и жену.

— Хочу еще, — гремит на ухо рокочущим голосом.

От неожиданности я поворачиваюсь лицом к Хакиму, все еще зажатая в его объятиях как в тисках.

— Чего ты хочешь? — хмурюсь.

На что Хаким ухмыляется и, оторвав от моей талии одну руку, разглаживает большим пальцем морщинку между моих бровей.

— Хочу еще детей. — Соскальзывает большим пальцем мне на щеку, — Хочу еще раз видеть тебя беременную и помеченную мной. Мне понравилось. Наверное, я уже скучаю по тому ощущению.

Мой рот невольно раскрывается от таких откровений дьявола в костюме от Армани, но он любезно прикрывает мне его, подцепив пальцами за подбородок и оставив на моих губах жар подчиняющего поцелуя.

— Ну так как насчет второго раунда?

Еще мгновение слежу за тем, как он облизывает нижнюю губу, точно насытившийся хищник. Но его пылающие огнем глаза кричат мне об обратном.

Прочищаю горло и наконец отвечаю:

— Попахивает нездоровым проявлением собственничества, тебе не кажется?

Хаким хмыкает, нажимая пальцем на мою нижнюю губу. Горячее дыхание срывается за этим движением, будто хочет зацепиться за него. Но Хаким слишком быстро меняет настроение, и его пошлый жест становится нежным поглаживанием по щеке.

— Что плохого в том, что я хочу заявить права на свою жену?

— Ты уже заявил. Причем с первого раза и сразу двойной удар.

Мужественные губы моего мужа растягиваются в обворожительной улыбке.

— Еще пару раз, и думаю, мне хватит.

— О… — растерянно вылетает из меня, — эм-м… если бы я знала, что имею дело с быком-осеменителем, я бы не торопилась со свадьбой, — хихикаю.

— Ты и не торопилась.

Закатываю глаза и изворачиваюсь в объятиях мужа так, чтобы встать на носочки и обхватить его лицо ладонями.

— Я не хотела выходить замуж по залету. Сейчас, когда я свободна и ничем не обременена, я могу сполна насладиться нашим днем. И даже выпить бокал шампанского!

Хаким прищуривается и, увернувшись, обхватывает мой большой палец зубами. Секунда. Мягкий укус. Боль. Вспышка. И… каскад завораживающих мурашек на коже. У меня даже перехватывает дыхание, и я отдергиваю свою руку, буквально задыхаясь подкатывающим к горлу жаром.

Довольный собой, Айдаров подмигивает мне:

— Весьма сомнительное заявление с учетом того, что тебе нужно через час укладывать наших детей спать.

— Сегодня у них есть бабушка и целых два дедушки.

— А ты подготовилась.

— Я ждала этой ночи целый год, Айдаров. Поверь мне, я еще никогда так не готовилась.

— Поверь мне, сегодня я возьму все сполна, — мурлычет у моих губ, дразня их теплом своего дыхания. — Я буду трахать тебя до самого утра, девочка моя. Я буду трахать так, что ты еще несколько дней будешь рычать на меня за мою несдержанность. Но я заставлю кончить тебя столько раз, что сегодня мы восполним отсутствие всех твоих оргазмов за последний год.

— Звучит очень захватывающе, — шепчу с придыханием, с трудом выдерживая боль, скрутившую низ живота от его горячих обещаний, а я знаю, что он исполнит их даже лучше, чем я представила это себе.

После родов мне действительно пришлось надолго воздержаться от секса из-за сильной травматизации родовых путей. Айдаров принял эту новость с достоинством благородного короля. Словно он готовился к этому всю жизнь, в отличие от моей матки, которая явно не ждала испытания двойней.

Но я все равно настояла на традиционных родах, потому что других показаний к кесареву у меня не было. А я, начитавшись беременной литературы, хотела в истинной манере мазохистки прочувствовать весь путь, который мои дети должны были проделать естественным образом. И я прочувствовала, о чем абсолютно не жалею. Боль была адской, но в момент, когда моих малышей положили мне на живот, все забылось. Так быстро, что я была готова вновь пройти все круги ада, чтобы повторить это непередаваемое ощущение. Первый контакт матери с ребенком. Момент, когда для тебя не существует ничего, кроме двух кряхтящих комочков. Волшебство в чистом виде. Жизнь, которую ты выносила и позволила ей родиться, чтобы зажечь в небесах на две яркие звездочки больше.

Мои дети. Лучшее, что со мной случалось.

Это то, через что должна пройти каждая женщина.

И я каждой желаю, чтобы весь этот непростой путь рядом с ними были такие же мужчины, как Айдаров. Он действительно вел себя так, будто отцовство и семья были миссией всей его жизни.

Нет, конечно, петтинг у нас был регулярный, и я не была обделена клиторальными оргазмами, как и Хаким не был обделен моим ртом, но это ведь лишь часть удовольствия, которое мы могли подарить друг другу.

Врач снял запрет на секс только пару недель назад, но нам было совершенно не до интима, к тому же после такого долгого воздержания я хотела нечто более особенное, чем быстрый перепихон в спальне. А он был бы именно таким, так как последний месяц, помимо детей и работы, мы были поглощены гостями и подготовкой свадьбы, которая, кстати, проходит в нашем новом доме. На участке, где пару лет назад был пустырь с полем и речкой. Сейчас же на нем стоит приличный дом в скандинавском стиле. Спроектированный по нашим предпочтениям, но, скажу честно, Хаким давал мне больше свободы выбора, чем себе. Поэтому наш дом простой, одноэтажный, уютный и свободный. Хаким даже не был против нежной цветовой гаммы. Он позволял мне руководить проектом так, как того хотела моя душа.

Это, между прочим, был мой первый проект в нашей фирме с Сусанной, где она занимается частью, непосредственно соприкасающейся с застройкой и поставками, я же осталась верна дизайну и маркетингу. Правда, до сих пор я вела свои дела дистанционно. Но уже на следующей неделе закончится ремонт в моем кабинете, и я смогу выезжать в офис хотя бы на пару часов в день. Жуть как соскучилась по работе в коллективе. Нина, кстати, тоже осталась в нашей команде. К слову, она теперь замужняя девушка, за тем самым мужчиной, с которым я совершенно случайно познакомила ее в пабе.

Айдаров это вообще отдельный экземпляр.

Прямо он, разумеется, не лезет со своими советами и прочими моментами, но я нутром чувствую его присутствие и поддержку. Я просто знаю, что без него у нас не получилось бы ничего. Уверена, не крышуй он нас, Гапонов давно бы раздавил нашу фирму только из-за одного присутствия в ней Сусанны. Это, на самом деле, стало открытием для меня. Но отношения этой странной парочки совсем другая история.

Мне кажется, то, как они ненавидят друг друга… это и есть проявления любви, от которой ни одному из них не спастись. В чем-то я их даже понимаю. Но могу сказать лишь одно. Где есть место ненависти, там обязательно найдется простор для любви.

Следующий час мы общаемся в узком кругу друзей. Спасибо маме, которая даже слушать не стала, когда я хотела забрать у нее детей, чтобы уложить их спать. Конечно же, я сразу получила от ворот поворот, подкрепленный словами: «Сегодня ваш день, оставь моих внуков мне», и с потрясающим чувством свободы была отправлена к мужу и гостям.

В какой-то момент я тянусь за бокалом шампанского, и тут мои глаза стремительно расширяются. Под дых прилетает невидимый удар. Потому что прямо сейчас… я вижу своего брата. Приехал все-таки. Паша стремительно пересекает двор в нашем направлении, а я едва ли не задыхаюсь от радости. Вот только эта радость гаснет так же быстро, как и вспыхнула, когда мой брат бесцеремонно вбивает кулак в челюсть моего мужа и укладывает его на лопатки.

— Ты что творишь! — Я толкаю Пашу в грудь и тут же опускаюсь на колени, обхватывая ладонями потерянное лицо Хакима. — Боже… у тебя кровь… Хаким…

— Все нормально, — раздраженно бурчит он и приподнимается на локте. Встряхивает головой, жмурится и шевелит нижней челюстью, будто не верит, что она осталась на месте. Я же пытаюсь вытереть окровавленный край его губы, но он отдергивает голову. — Аль, я же сказал все нормально.

Гости шокированно прикрывают рты ладонями, кто-то качает головой, кто-то перешептывается в стороне, а папа уже тут как тут — вырастает непробиваемой стеной между сидящим на газоне Хакимом и нависающим над нами Пашей.

— Сынок… ну что ты… как ты вообще… — папа не может справиться с шоком от неожиданного появления сына, но потом берет себя в руки и говорит более строго: — Паш, это свадьба твоей сестры. Прояви уважение…

— Этот… — Паша сжимает челюсти, потом резко выдыхает и отходит, принимаясь расхаживать взад-вперед, пока не останавливается и не тычет в нас пальцем: — Он заслужил.

Брат вновь порывается в нашу сторону, но папа опять встает у него на пути.

— Я не трону его, — цедит он сквозь зубы, дожидаясь, пока отец поверит ему, этому вспыльчивому барану. Но в конце концов папа отступает в сторону, а мое сердце болезненно сжимается в груди, пока я слежу с тяжелым дыханием за своим братом, готовая броситься на него в ответ, если он еще раз причинит моему мужу боль. Но вместо этого Паша протягивает руку, которую я целое мгновение прожигаю недоверчивым взглядом. Я уже хочу ударить по ней, но Хаким принимает ее и поднимается с помощью друга. — Ты ублюдок. И я не буду извиняться. — Они стоят нос к носу. — Перед тобой.

Хаким кивает, хмыкая и вытирая каплю крови.

— Справедливо.

Теперь Айдаров протягивает руку Паше.

— Но я не вижу смысла враждовать с тобой. Я люблю твою сестру и, если тебе станет легче, готов стерпеть с десяток твоих ударов.

— Боюсь, тогда моя сестра станет слишком молодой вдовой,

— выплевывает Паша, но, вопреки презрительному тону, он отвечает Хакиму крепким рукопожатием. После чего его лицо смягчается, и брат сосредотачивает свое внимание на мне.

— Прости за опоздание, сестренка. Надеюсь, я не испортил вечер своим появлением?

Я поднимаюсь, поправляя на бедрах атласное свадебное платье А — силуэта, прежде чем бросить на брата раздраженный взгляд. Я злюсь на него, просто невероятно злюсь, потому что адски соскучилась по нему, но, вместо того чтобы обнять, испытываю невероятное желание побить его, или того хуже — придушить.

— Моя свадьба могла бы быть лучше, если бы ты не ударил моего мужа. Еще и на глазах у гостей! Что, вообще, за средневековье?! — шиплю я вполголоса.

— Прости, но я не смог безболезненно пережить новость, что ты выходишь за старпера.

Я уже почти открываю рот, чтобы опровергнуть оскорбление, брошенное в сторону Айдарова, но он сам вступает в наш диалог:

— Если бы ты почаще выходил на связь, возможно, я бы смог предупредить тебя заранее о своих намерениях.

Паша бросает на Хакима уничтожающий взгляд. Он прям держится, чтобы не втащить ему еще раз. Я вижу это.

Затем снова переводит свое вспыльчивое внимание на меня.

Прищуривается.

— И как давно у вас это началось?

Закатываю глаза. Он неисправим.

— Может, хватит допросов? — злюсь.

— Ладно, — Паша раздраженно кивает и тычет пальцем в грудь Хакима, едва ли не рыча: — Мы отложим этот разговор. А ты! — Я? — Иди сюда, — Паша подается вперед, чтобы обнять меня. Нет, задушить в своих объятиях. Боже, он стал еще больше, удивительно, как челюсть моего мужа осталась там, где ей место.

И все же, несмотря на его большие размеры, я чувствую, как в нем дрожит каждый мускул. То ли от волнения, то ли от чего-то другого…

— Паша… задушишь же… — Стучу ладонями по его спине.

— Зато ты не достанешься этому мудаку, — выдыхает мне на ухо, но в конце концов отпускает и отстраняет меня от себя за плечи, позволяя моим сжавшимся легким наполниться кислородом.

Прочистив горло, я собираю после братских объятий свое расплавленное сердечко в кучу и пытаюсь вернуть своему голосу красноречие и злость:

— Ты действительно считаешь, что после твоих выкидонов я сделаю вид, что все нормально и ничего не произошло?

— Перед тобой я готов извиниться, мелкая. — Резкий рывок, и вот я уже снова утыкаюсь в грудь брата. Мелкая. Как давно я не слышала этого, но в то же время я не позволяю этому подхалиму растопить мои намерения высказать ему все, что я думаю. Поэтому изо всех сил пытаюсь отстраниться, но этот засранец не позволяет, сдавливая точно в тисках, а потом шепчет так, что слышу только я: — Ты счастлива с ним?

Я запрокидываю голову, запыхавшаяся и захваченная в медвежьи объятия брата.

— Очень счастлива! — пыхчу сквозь зубы. — А теперь отпусти!

— Ладно, — Паша лыбится так, что в моей груди образуется дыра размером в несколько лет. Я так соскучилась по нему, что больше не могу злиться. И мой брат тоже видит это. — Хорошо.

— Хорошо, — подражаю его довольному и нахальному тону.

А потом он поднимает руку и поправляет мою растрепавшуюся прическу. В его жесте столько заботы, что мое горло сковывает ком подступивших эмоций.

— Я скучал, мелкая. — Взглядывается в мои глаза и произносит мягким голосом: — Потанцуем?

Шмыгаю носом и снова позволяю злости выскользнуть изо рта.

— Так скучал, что два года не отвечал на мои звонки?!

Нет. Это не злость. Это обида. В какой-то момент Паша просто взял и отстранился от всех нас. Он сделал это так просто, будто нас никогда и не было в его жизни. Одна эта мысль причиняет мне боль. Но я сдаюсь и, положив голову на плечо брату, позволяю ему увлечь себя в медленный танец.

— Прости меня, — хрипло выдыхает мне в макушку и прижимается к ней губами. Из моего горла вырывается предательский жалкий скрип. — Сам не знаю, что на меня нашло. Просто… — Чувствую, как он мотает головой, а потом следует сдавленный вдох: — Просто вел себя как дурак.

— Почему? — шепчу едва слышно и сильнее прижимаюсь к брату, будто хочу обнулить всю ту тоску, которая тайком пожирала меня эти годы.

— Не спрашивай, Аль. Все равно не отвечу. Если честно, сам еще не понял…

И снова замолкает, будто боится выпустить лишнее слово, которое потянет за собой череду последствий. Какое-то время мы просто топчемся на месте как два дурака, не умеющих танцевать. После чего я не выдерживаю и первой нарушаю наше молчание:

— Лиза здесь… Видел ее?

Мне даже не требуется ответ, потому что в этот момент тело Паши каменеет, а рука, в которую вложена моя ладонь, сжимается, причиняя мне легкий укол боли. Но он быстро возвращает себе самообладание и расслабляет хватку.

— Видел, — сухо.

Кусаю губу, думая, стоит ли продолжать. Но кого я обманываю?

— О чем говорили?

Паша фыркает над моей головой. А я жутко хочу посмотреть ему в глаза. Они никогда не врут.

— Ни о чем. Я не подходил к ней.

Даже так…

— Паш? — Молчит. — А что между вами произошло?

— Не важно, — бурчит вполголоса.

— Важно! Очень важно, Паш! Знаешь, как Лиза…

— Аль, давай не будем. Просто нам не по пути. И хорошо, что мы поняли это вовремя.

В этот момент я отстраняюсь от брата и бросаю с обвинением:

— Ты с ней даже не поговорил!

Его лицо искажает гримаса боли, но слишком быстро он прячет искренние эмоции за злобой.

— Потому что не посчитал нужным.

— Поч…

Паша хватает меня за плечи.

— Аль, не лезь ко мне в душу. Правда не нужно. Я реально тяжело пришел к этому. Но так лучше.

Такой упертый, что хочется снять туфлю и треснуть ему по лбу. Но я лишь скидываю с себя руки брата.

— Ты смотри только не пожалей потом, — в моем голосе сквозят печаль и желание докричаться до него.

— Не о чем жалеть. У нее своя жизнь. У меня своя.

Кусаю себя за язык, умоляя заткнуться, но не могу. За Лизку обидно пипец как.

— Она согласилась прийти на свадьбу только после того, как я соврала ей, что здесь не будет тебя.

Его глаза вспыхивают опасным блеском, и он не успевает скрыть эмоции, когда едва ли не рычит на меня:

— Зачем ты это сделала?

Вскидываю подбородок. В моей крови не меньше упрямства.

— Потому что знала, что ты приедешь. Думаю, вы задолжали друг другу этот разговор.

Паша сжимает челюсти и отводит взгляд в сторону.

— Это не тебе решать, Алевтина.

Я уже порываюсь смягчиться и коснуться напряженного лица брата, как вдруг сбоку от меня появляется Хаким и останавливает нас.

— Могу я забрать свою жену?

Паша поворачивается, и его лицо вновь ожесточается. Помимо того, что я взбесила его, присутствие Хакима бесит его не меньше. И все же он не устраивает сцен, позволяя Хакиму забрать меня. Но, прежде чем уйти, Паша встает к нему нос к носу, так, как привык делать это на ринге. Атмосфера слишком быстро накаляется, и я задерживаю дыхание, боясь, что оно может влезть между ними и все испортить. Но все равно перехожу на сторону мужа и беру его за руку. Паша замечает мое движение боковым зрением, а потом произносит предупреждающим тоном:

— Ты отвечаешь за нее головой.

Хаким кивает, даже не думая отступать.

— Я отвечаю за нее целой жизнью.

В этот момент я испытываю невероятное чувство гордости за своего мужчину и сильнее сжимаю его руку, чувствуя, как он отвечает мне взаимностью.

— Паш, ты лучше к маме сходи, — с нежностью в голосе произношу я и забираю гневный взгляд Паши на себя, правда, он сразу смягчается. — Только корвалола с собой прихвати, — улыбаюсь.

В этот момент с моего брата сходит красная пелена гнева, и он отступает.

— Ты права, пойду найду свою любимую старушку.

Качаю головой, с трудом сдерживая желание закатить глаза. Он всегда ее так называет. Тайком, правда, чтобы не отхватить от мамы родительскую оплеуху.

— Она в детской, — осведомляю его с улыбкой.

Сначала он просто кивает и собирается уйти, а потом резко останавливается и впивается острым, как лезвие, взглядом… сначала в меня, затем в Хакима.

— Детской, — повторяет он странным тоном. Снова смотрит на меня. — У вас… — быстро облизывает губы и упирает руки в бока, небрежно откидывая полы пиджака в стороны. — Вы… — сжимает губы. — У вас ребенок?

— Если быть точным — два, — издевается Айдаров и получает весь огонь моего брата.

— Паш…

Замолкаю, когда он резко взъерошивает копну своих волос, а потом тычет в нас пальцем:

— Я с вами поговорю позже.

И с этими словами он разворачивается, как порыв северного ветра, и срывается в сторону дома. А я не сдерживаюсь и хохочу, утыкаясь лбом в плечо Хакима.

Он прижимается теплыми губами к моему виску, и я тоже чувствую, как он улыбается.

— Просто дадим ему время привыкнуть.

Я несколько раз киваю и, упершись подбородком в плечо мужа, говорю:

— Ага. Оно ему определенно понадобится. — Хаким заправляет локон волос мне за ухо, а я замечаю воспаленное от удара место. — Ты как?

Он ухмыляется здоровым уголком губ.

— Лучше. Удар у твоего брата не промах.

— Прости, он ведет себя как идиот!

— Все нормально. Я понимаю его злость, и она оправданна. Я заслужил этот удар.

— Ну, скажем так, Паша запоздал с этим ударом, — я смеюсь и хочу отстраниться, как вдруг Хаким ловит меня и притягивает обратно к себе, чтобы заключить мое лицо в тепло своих ладоней и подарить мне медленный, глубокий и чувственный поцелуй.

— Спасибо, что ты осмелилась подарить мне семью.

Тепло его слов проникает под кожу и причиняет мне слишком много приятных ощущений.

— Мы сделали это вместе, — шепчу я. — Без тебя у меня бы ничего не получилось.

***

Спустя пару дней

Детский плач вырывает меня из глубокого сна. С запозданием я протираю глаза, пока до меня наконец не доходит осознание, что это плач моего ребенка.

Подрываюсь с кровати и, спотыкаясь, бегу в детскую. А когда я распахиваю дверь, тут же замираю на пороге, испытывая легкий шок от увиденного. Потому что прямо сейчас Хаким качает на руках нашего озорного сына, который, судя по всему, не намерен поддерживать режим сна.

Такой же своенравный, как и его отец.

Отец, кстати, сейчас выглядит слишком сексуально, прямо незаконно сексуально и маскулинно, качая нашего сына на руках, с растрепанной копной волос и в одних боксерах. Поэтому мне прекрасно видны движения его рельефной мускулатуры под гладкой кожей. При малейшем движении. Господи. Он выглядит как эротическая версия Адониса со своими кудряшками и божественным телосложением. И даже малолетний сын не в силах исправить ход моих мыслей.

Невероятно теплое чувство затапливает меня с головой. Я даже не в силах сопротивляться расползающейся на лице улыбке. Наверное, каждая женщина мечтает увидеть, как отец ее детей с обожанием укачивает их чадо на руках, при этом выглядя как модель с обложки глянцевого журнала.

Адреналин постепенно остывает в венах, и, подавив ленивый зевок, я опираюсь плечом о дверной косяк, наблюдая за своими мальчишками. Айдаров так увлечен сыном, что даже не замечает появившуюся меня.

Мишаня кряхтит, показывая свое недовольство, но Хаким вставляет соску в его рот и уговаривает его сонным голосом:

— Эй, приятель, давай мы не будем будить твою сестренку и мамочку, договорились?

Я прикрываю рот ладонью, чтобы не выдать свое присутствие. Кажется, это согревающее чувство, которое с каждой секундой разрастается во мне все больше и больше, достигает пределов, когда Хаким добивается желаемого и осторожно укладывает сына обратно в кроватку. Клянусь, он даже боится вздохнуть. Особенно когда отходит назад, но вдруг он наступает на что-то — наверное, это игрушка, неважно. Важно то, как он сжимает челюсти и растягивает губы в болезненной улыбке, обнажая ряд белых зубов. Я знаю, что прямо сейчас на его языке кипит с десяток ругательств, но он проглатывает их в благородных целях. В отличие от меня. Потому что я не выдерживаю и прыскаю со смеху. В этот момент Айдаров вскидывает голову и впивается в меня раздраженным взглядом. Я бы даже сказала — угрожающим. Поэтому я не испытываю судьбу и, развернувшись на пятках, пускаюсь прочь из детской спальни.

Я уже почти открываю дверь в нашу, как вдруг она распахивается передо мной и меня заталкивают внутрь силой.

Взвизгиваю и, быстро развернувшись, начинаю пятиться, уговаривая себя не засмеяться в голос.

— Если ты разбудишь этих маленьких чертят, я выпорю тебя до красной задницы.

Мое сердце замирает от сладкого обещания.

— Ах, слова, слова… — воркую я.

— Не провоцируй меня изменить свои планы.

Я прикусываю губу, ощущая, как дыхание начинает предавать меня. Точно так же как вздымающаяся от волнения грудь, потому что то, как Айдаров приближается ко мне, вызывает тяжелый прилив жара вниз живота.

— И какие же у тебя планы?

В этот момент он делает выпад вперед и, схватив меня за бедра, бросает на кровать, вынуждая подпрыгнуть и подавиться собственным визгом. Я не успеваю оправиться от резкой смены положения, как Айдаров прижимает меня сверху своим горячим телом.

— Вместо того чтобы выспаться перед рабочим днем, трахать тебя до утра так, чтобы ты завтра вспоминала обо мне на каждом шагу.

— По-моему, у тебя прекрасный план, — шепчу с придыханием и просовываю между нашими телами руку, чтобы сжать твердый член в кулак и заставить Хакима прошипеть сквозь зубы. — Мне как раз завтра никуда не нужно. — Приближаюсь к его уху и высвобождаю пружинящую эрекцию мужа: — Так что можешь трахать меня так, будто ты ненавидишь меня. Как в архиве, помнишь?

Айдаров дергает мои трусики в сторону и входит в меня одним грубым толчком, а моя сердцевина принимает его так, будто всегда готова быть влажной от малейшего соприкосновения наших тел.

— Просто чтобы ты знала, — он прижимается губами к моему уху и делает еще один грубый толчок, вынуждая меня всхлипнуть от болезненного удовольствия. — Я любил тебя в каждой молекуле своей ненависти.

КОНЕЦ