Бывшие

37

Хватаю ртом воздух и изо всех сил стараюсь не заплакать. Ну вот какие, к черту, слезы сейчас?

Что со мной вообще происходит? Какой-то гормональный сбой?

Я его ненавидеть должна. Нет! Он мне должен быть безразличен, именно так. Никаких реакций, никаких чувств, никакого сожаления. Пустота и отрешенность.

Та, что нас может связывать, та, о ком мы можем говорить, — это дочь. Точка. Только она, и никаких нас. Ни тогда, ни сейчас.

До боли впиваюсь ногтями в кожу на ладонях и говорю то, что не должна. Ни при каких обстоятельствах.

— Мне тоже. Тоже жаль, — киваю в такт своих слов несколько раз и чувствую, как по моей щеке катится слеза.

Откуда эти эмоции? Все чувства словно обострились. Я будто на несколько лет назад вернулась, в самый пик душевных терзаний. Туда, где еще не отболело. Туда, где я была готова все-все простить, лишь бы вернуть эту чертову любовь!

Смахиваю слезу и обхватываю руками свои плечи.

— Только… не предлагай начать все сначала, — снова нервно хихикаю.

Градов ухмыляется, а потом растягивает губы в понимающей улыбке. Кивает и разворачивается ко мне уже всем корпусом.

Между нами шага четыре, и я совсем не хочу, чтобы он их сокращал.

— Пойдем на пляж, — протягивает мне руку.

Кусаю губы и пялюсь на его ладонь во все глаза. «Нет! Ни за что! Никогда в жизни!» — вопит внутренний голос.

— Ладно, уговорил, — закатываю глаза и делаю шаг в сторону двери.

На удивление, нога больше не дает о себе знать. Кажется, у нее дофаминовая кома сейчас. Я поддаюсь на все эти глупые уловки. Знаю, что разделяю с Русом сейчас все эти чувства, что нас когда-то связывали. Мы словно нырнули в бассейн и вынырнули уже там, много лет назад, когда все было по-другому. Когда мы жить друг без друга не могли, умирали, любили! Так сильно любили…

Мы выходим из шале, предусмотрительно запирая центральную дверь, и через две минуты оказываемся на берегу океана. Волны омывают ступни, и я покрываюсь мурашками от контраста температур и неожиданности.

Ходить вдоль пляжа сил у меня после дневных прогулок нет, а вот посидеть на песке я не против.

Так и делаем, усаживаемся на песок так, чтобы до нас не добегали волны.

— Было сложно?

Рус нарушает молчание первым, и я непонимающе на него гляжу.

— С Ярославой, — уточняет. — Во время беременности и после?

Он так смотрит, что я верю — ему и правда интересно. Наверное, поэтому и решаю рассказать. О таком говорить особо не принято. Почему-то мы все привыкли слышать, видеть и показывать только положительные стороны материнства, только те моменты, в которых чувствуем счастье. А вот о бессонных ночах, выгорании, бессилии, усталости, моральном давлении — привыкли молчать.

Дети — это сложно.

Нет, дети — это безграничная любовь. Это счастье, я точно это знаю! Моя дочь — лучшее, что со мной случалось!

Но это самая тяжелая и монотонная работа. Изо дня в день. Ты словно себе больше не принадлежишь, и на первых порах это мучает. Загоняет в ловушку, из которой словно нет выхода.

— Мама помогала, — отвечаю и только потом понимаю, что это, вероятно, не тот ответ, который хотел услышать Рус. Он вроде про меня спросил, а я снова про маму. — Сложно. Я была уверена, что не справлюсь. Что буду плохим родителем. Я до сих пор боюсь им быть —плохим родителем. Боюсь недодать любви, внимания. Боюсь, что моя дочь будет несчастна из-за меня.

— По-моему, она очень даже счастлива. И внимания у нее — во. — Рус взмахивает рукой где-то над своей макушкой. — Ты все делала и делаешь правильно, даже не думай сомневаться в этом.

Улыбаюсь. Честно, это приятно слышать. Мне, наверное, никто ничего подобного в жизни и не говорил. Да я и не просила. Правда, теперь почему-то сомневаюсь, а надо ли о таком просить?!

— Если бы я узнал раньше, — Рус хмурится, — все равно бы приехал.

— Все равно?

Теперь хмурюсь я, потому что не понимаю смысла его слов. Ему кто-то запрещал разве? Смешно!

— Ярослава очень на тебя похожа, — меняет тему, игнорируя мой вопрос.

— Глаза твои, — улыбаюсь.

Не хочу акцентировать внимание на его словах, за которые можно уцепиться и раскрутить очередной скандал с дикими претензиями. Я устала. Слишком устала за последние недели от этих качелей, от своей ревности к ребенку. Очень устала.

— Да, — Рус смеется, — она мне так и сказала, когда на парковке фотки показывала. Что у нас глаза одинаковые.

Всхлипываю. Моя маленькая девочка…

Она так его ждала. Так хотела обрести отца. И вот он у нее есть. Я ее его лишила, а она сама его нашла. Невероятно просто!

Опускаю голову и, чувствуя соленый вкус слез на губах, шепчу:

— Руслан, пообещай, пожалуйста, что если вдруг ты передумаешь, или когда у тебя другой ребенок появится, то ты сделаешь все, чтобы минимизировать для Яры боль потери. Ладно?

Градов прищуривается. Злится. Чувствую. Но я должна была сказать.

Ему чуть за тридцать, у него точно еще будет семья, ребенок, поэтому…

— Все меняется, ты должен это понимать, —продолжаю говорить, но уже под его тяжелым взглядом. —Целая жизнь впереди. Я просто хочу, чтобы моя дочь была счастлива. Хочу оградить ее от боли, когда могу это сделать. А сейчас именно такой случай. Я могу, могу тебя об этом попросить. А ты, ты можешь это выполнить. Все же очень просто.

Руслан ничего мне не отвечает. Он молчит, и эта тишина, образовавшаяся между нами, кажется настоящей мукой.

— Руслан…

— Помолчи, — отрезает холодно.

Нет, не просто холодно, с ненавистью какой-то. Он со мной разговаривал так в день, когда сообщил о том, что сделал ДНК-тест. С той же интонацией и взглядом. Животным. Диким. Устрашающим.

К сожалению, я приболела. Поэтому на этой неделе будет тд 3 проды вместо 4х!

вт, чт, сб