Бывшие не влюбляются

Глава 18

— Именем Светлого духа, Агрона и Неба и всех святых…

Его голос звучал хрипловато, громко и резко.

— Светлый дух правит царством живых и мертвых…

Призраки замерли, вытягиваясь в струнку. Казалось, будто кто-то нажал на переключатель, заставляя их встать неподвижно. Только Марта и Луи пытались прорваться к нам, но вскоре и они застыли, беспокойно подрагивая.

Голубые глаза Флимм смотрели прямо на меня. И впервые за долгое время они не казались пустыми, безжизненными или пугающими.

— Царство живых и царство мертвых едины. Царство живых и царство мертвых неразделимы. Царство живых и царство мертвых не должны смешиваться….

Безумная улыбка Флимм смягчилась. Ее лицо, так долго внушавшее ужас нечеловеческим выражением и безумным взглядом, менялось буквально на глазах, превращаясь в лицо обычной старушки, которых тысячи на улицах любого города.

— Светлый дух правит миром живых на Агроне, Светлый дух правит миром мертвых на Небе. Светлый дух ждет всех, кто покинул обитель Агрона. Небесная Обитель – ваш вечный дом…

Странно было слышать, как Ретт произносит эти слова. Он сказал, что неверующий, но я и раньше это знала. А еще он всегда был здравомыслящим и стоял обеими ногами на земле. Никогда не верил в потустороннее, в заговоры и в приметы. Но теперь он читал молитву, и она действовала.

— Соберитесь в обители света, радости и чистоты. Да озарит вас путеводный свет, да не заблудитесь вы на пути в вечный дом. Флимм, создание светлого духа, я обращаюсь к тебе.

Из толпы неподвижных призраков старушка зачарованно сделала шаг вперед. Она снова улыбалась. Но на этот раз я видела, что ее разум не блуждает вдалеке, а находится здесь, с нами, и она прекрасно понимает, что происходит. Понимает и радуется этому.

— Этими словами я освобождаю тебя. Да будет твоя душа вечно свободна в Круге жизни.

Старушка в последний раз улыбнулась и растаяла в воздухе.

Прощайте, Флимм. Я была бы рада познакомиться с вами в других обстоятельствах, при вашей жизни. Может быть, мы еще встретимся через много лет, когда я состарюсь и умру во сне в окружении внуков и правнуков. Жаль, что вам довелось умереть другой смертью. Не той, о которой мечтают старики.

— Во имя Светлого духа и его творения, — закончил Ретт молитву.

Луч солнца упал на надгробие Флим, и золотая рамка на фотографии блеснула.

Остальные призраки снова пришли в движение. Кто-то тянул к нам руки, но наталкивался на святую защиту и отдергивал их, шипя от боли. Кто-то плакал навзрыд, стоя возле собственной могилы. Кто-то смотрел на нас с нетерпением, но больше не пытался дотронуться.

Взгляды были прикованы к книге в руках Ретта.

— Нужно называть каждого по имени? — тихо спросила я. — А если мы их не знаем?

— Разберемся, — так же негромко пообещал Ретт. — Постарайся запомнить слова молитвы. Может быть, получится ускориться.

Я запомнила с третьего раза. Никогда не могла похвастаться идеальной памятью, но сейчас обстоятельства вынуждали.

Могила Марты и Луи была следующей на нашем пути по центральной аллее кладбища. Им сделали двойное надгробие в виде арки, которая сходилась над вазоном с цветами. Цветы уже облетели. Дети на фотографиях смотрели друг на друга, и неживые их взгляды казались теплыми и счастливыми.

Крепко сжимая икону, как свою единственную защиту, и, положившись на удачу, я поманила к себе двойняшек, и они послушно подошли. Луи поглядывал на меня с жадностью, как голодающий на тарелку с жирной бараньей голенью. Марта же больше смотрела на надгробие, ясно понимая, кто изображен на нем.

Двойняшки хотели что-то сказать, но не могли произнести ни слова.

Я начала читать молитву по памяти:

— Именем Светлого духа, Агрона и Неба и всех святых…

Дети замерли и следили за мной широко распахнутыми глазами. Когда призраки растаяли в воздухе, я помахала им на прощание и почувствовала жжение в глазах от подступающих слез.

Постепенно духов становилось все меньше. На оставшихся молитва тоже действовала, даже когда была адресована не им. Они успокаивались, затихали, в их взглядах исчезал голод, и мертвецы неторопливо разбредались.

Чуть позже я поняла, что неведомая сила тянет их к собственным могилам. Последних призраков, имен которых я не знала, мы застали, когда они уже тихо стояли напротив надгробий и неверяще разглядывали собственные фотографии.

На надгробиях были указаны имена.

Мертвецы исчезли, и остался только один – доктор Льюис. Он уже давно лишился агрессии, да и вообще, кажется, понял, что происходит. Льюис сел на невысокую каменную ограду своей могилы, обхватил голову руками и лишь ненадолго поднял взгляд, печально кивнув нам, когда мы подошли, чтобы прочитать последнюю молитву.

Доктор был последним, и у нас с Реттом больше не было необходимости разделяться.

Когда Льюис растворялся в воздухе, я одними губами сказала ему: “Спасибо”. Нога, которую он вылечил, уже не болела. Кажется, он успел заметить как шевелятся мои губы, и даже кивнул в ответ.

— Как же я чертовски устал, — пробормотал Ретт, потянулся и опустился на место, где только что сидел Льюис.

Я растерянно посмотрела на него, обвела взглядом абсолютно пустое кладбище, залитое ярким полуденным светом, и неожиданно разрыдалась.

Сквозь слезы чувствовала, как Ретт привлек меня к себе, посадил рядом и принялся поглаживать по голове, успокаивая.

— Пойдем домой, — сказал он. — Тебе нужен горячий чай и какая-нибудь еда. Мы не ели почти сутки.

— А Гилборны? — всхлипнула я, поднимая голову.

— Ничего, пусть еще недолго полежат в церкви — ответил Ретт невозмутимо. — Нам нужно найти местную тюрьму. Если посадить Гилборнов до приезда поезда в подвал или запереть в доме, они найдут способ улизнуть.

Когда я успокоилась, мы неспешно побрели к выходу с кладбища.

А город и в самом деле опустел. Вчера вечером все призраки собрались, чтобы напиться живой энергии, и всех нам удалось упокоить. Даже Жаккарда: несмотря на то, что он погиб во время налета на склад и у него не было могилы. Ретт знал его имя, и этого хватило.

— Может, выпьешь? — спросил Ретт, когда мы проходили мимо бара.

Сейчас здесь уже не было бармена, но пустые улицы, дома и магазины странным образом действовали успокаивающе. Это было лучше, чем смотреть на снующих туда-сюда людей и понимать, что все они давно мертвы.

— Хватит напиваться, — хмыкнула я. — Все нормально. Это просто пустой заброшенный город. Так ведь бывает? И Саруэл такой не единственный. Сколько еще мертвых городов по всему миру? Да полно!

Дом встретил нас распахнутой дверью.

Все наши вещи остались на своих местах. Продукты тоже по большей части были нетронуты, не считая нескольких брошенных на пол картофелин в мундире. Видимо, призрак до последнего пытался приготовить себе поесть, но есть не мог и не понимал, в чем дело.

Ретт молча убрал картофелины и выбросил их в мусорное ведро. Я набрала воды в чайник, поставила его на плиту и встала у окна. Что высматривала за ним – не знаю. Непривычная тишина давила, но в то же время я впервые за долгие дни почувствовала облегчение и даже плохо знакомое мне ощущение незыблемого счастья.

Когда чайник зашумел, я отвлеклась от размышлений и подскочила к шкафу, чтобы сделать бутерброды себе и Ретту.

— Сиди, — повелительно сказал Ретт, вынимая из холодильника хлеб, масло, нарезанный ломтиками окорок и банку с консервированными помидорами. — Я за тобой поухаживаю. Тебе сегодня досталось.

— Да что мне досталось-то, — буркнула я. — Мы вместе носились по городу.

Представляю, что сказал бы Дерел, если бы оказался на месте Ретта. Наверняка расселся бы в кресле с самоуверенностью короля, требуя чтобы я его обслуживала. Хотя нет. Не расселся бы. Потому что с Дерелом мы уже были бы мертвы. Призраки выпили бы нас досуха, если бы контрабандисты не опередили их…

…Ретт достал из посудного ящика большую плоскую тарелку и выложил на нее ломтики хлеба, мяса и помидоров в виде улыбающегося личика. Меня невольно начал разбирать смех. Точно такие же мордочки моя знакомая и коллега по редакции Морин выкладывала на тарелке для своей дочки. Ее дочь отказывалась есть, если еда не была сложена в какое-нибудь забавное изображение или фигурку.

Как же давно я не видела Морин… А может, больше и не увижу. Скорее всего, меня давно уволили.

Но вот Ретт... Впервые я задумалась о том, что, кажется, он будет хорошим отцом. И мне вдруг ужасно захотелось узнать, как он станет обращаться с детьми. Конечно же, с нашими.

Интересные мысли лезут в голову после бессонной ночи и полного приключений утра.

— У тебя загадочный взгляд, — с улыбкой сказал Ретт.

В своих раздумьях я не заметила, как он успел сесть напротив меня, а теперь обнаружила, что уже некоторое время вглядывается в мое лицо. Я скорчила ему в ответ рожицу.

— Не поделишься, о чем думала? — спросил он.

— Нет, — улыбнулась я, принимаясь за еду. — Знаешь что, в следующий раз приготовим что-нибудь горячее. Хочешь, я испеку еще один пирог? Жакард до него уже точно не доберется.

— Заманчиво.

Мы обедали в тишине, но молчание не казалось неловким. Нам когда-то было очень хорошо друг с другом, и сейчас мы вспоминали каково это. Медленно, неуверенно, но неотвратимо. И ничто больше не способно сбить нас с пути навстречу друг другу.

После чая Ретт со вздохом поднялся.

— Я пойду, — сказал он. — Посмотрю, в каком состоянии тюрьма, есть ли на дверях нормальные замки и сохранились ли где-то ключи.

— Хорошо, — протянула я. — Найду пальто потеплее. Я ужасно замерзла.

— Нет, ты оставайся здесь. Тебе нужно отдохнуть.

— Но как же... — растерялась я. — Тебе не нужна помощь?

— Со связанными контрабандистами, к тому же безоружными? Не думаю, — хмыкнул Ретт. — Отдохни, Ада. Ты многое пережила. До тюрьмы я дотащу их сам.

Не знаю почему, но мне больше не хотелось с ним спорить. Действительно, Ретт вооружен, а контрабандисты крепко связаны и обессилены. После сегодняшнего приключения с призраками вряд ли что-то могло оказаться сложнее и опаснее.

Он ушел, и на этот раз я даже не стала запирать дверь на ключ. Лишь поплотнее прикрыла ее, после того как вернулась из котельной – ходила забросить в топку немного угля.

Ванная комната еще не успела полностью остыть с тех пор, как Ретт отапливал дом, а совсем скоро трубы стали еще горячее.

Мне нужна была очень горячая ванна. Возможно, даже из крутого кипятка, такого же, которым Ретт заваривал чай. За эту ночь я промерзла до костей. И даже после завтрака в теплом доме и в теплой одежде все еще непроизвольно стучала зубами.

Ванна набралась быстро. Я с наслаждением залезла в нее, и тело мгновенно покрылось мурашками. Терпеливо дождалась, когда кожу перестанет жечь, и расслабилась.

На краю сознания промелькнула мысль, что в статье о Саруэле нужно будет упомянуть мастерство местных строителей и водопроводчиков. Создать систему, которая спокойно простояла без ремонта двадцать восемь лет, пережила обстрелы, бомбардировки, запустение и все равно работает без сбоев – настоящий талант.

Сама не знаю, сколько я пролежала в воде, отмокая. Кожа так сильно покраснела, что до нее было больно дотрагиваться.

Лишь когда внизу хлопнула дверь, и послышались быстрые шаги Ретта, я опомнилась и обнаружила, что вода уже не горячая, а всего лишь приятно теплая. Выскочила из ванны, быстро обтерлась полотенцем и влезла в широкий фланелевый халат, найденный в гардеробной моей спальни.

Ретт застал меня уже одетую.

— Я думал, мы примем ванну вместе, — улыбнулся он. Лицо его было усталым, но довольным.

Я невольно прыснула.

— Какая совместная ванна? Нужно смыть с себя пыль и грязь.

— Да кого волнует эта пыль и грязь? — пробормотал Ретт, привлекая меня к себе.

Я судорожно выдохнула, сдаваясь сильным рукам. Видимо, переселение Джо и Лэнда Гилборнов в тюрьму прошло успешно, и теперь Ретт считает, что мы можем расслабиться. Ну а раз мой мужчина так считает, почему бы с ним не согласиться? Действительно, кого волнуют усталость и пережитая смертельная опасность? Особенно когда тебя так целуют.