Бывшие не влюбляются

Глава 6

Ладонь Ретта скользнула по моей талии чуть ниже, к бедрам.

— Руку убери, — процедила я.

— Притворяюсь мужем… любящим.

— Не сейчас. Девчонке плевать на нас и наши якобы отношения. Посмотри на нее.

Незнакомка тянулась правой рукой к воротам. Обгрызанными ногтями царапнула шелушащуюся краску, подошла к решеткам ближе.

— Мы можем вам чем-нибудь помочь? — спросила я громко.

Девушка медленно повернула голову в нашу сторону.

Всё тот же пустой взгляд. Как у Герберта, Флимм, Льюиса…

Что с ними всеми? Я понимаю, что пасмурная осень не вызывает радости в жизни, но не до такой же степени.

— Если вы позволите мне погреться у огня… — звенящий голос разрезал тишину.

Ретт отчего-то очень уж больно стиснул мою талию. Я зашипела на него недовольно, но в этот раз отталкивать не стала – знала, что не удержусь на одной ноге.

Ванда, так звали девушку, вошла в дом беспрепятственно. На нее защита не подействовала, но оно и понятно – хозяева ведь пригласили. А вот Ретт стал хмурым, как грозовая туча.

Я не желала видеть его и попросила избавить нас от своего общества.

— Было бы здорово, если бы ты, дорогой мой супруг, оставил девочек одних, — я не улыбнулась, а скорее оскалилась.

Ретт послушно покинул гостиную, но прежде, чем уйти, где-то раздобыл для меня трость.

Я притащила теплый плед, закутала в него девушку и усадила ее в кресло у камина. Пока она справлялась с рыданиями, я забросила в зев сухие поленья, бересту и чиркнула спичкой. Так-то лучше. Янтарные языки мгновенно облизали дровишки и запищали, будто радуясь.

— Расскажешь, что произошло? — попросила я Ванду, устраиваясь в кресле напротив нее. — Чай будет готов через пару минут.

— Страшно мне… страшно… — голос девушки сделался глухим. Она смотрела на разгорающееся пламя так пристально, словно стремилась увидеть в нем ответы на все свои вопросы. — Холод… ужасный. Мокро. А еще лед… Он острый. Он царапает кожу.

Ванда замолчала, а я мысленно выругалась: каждый, кто встречался мне в этом городке, имеет явные проблемы с головой. Я была почти уверена, что организация “Волк и Заяц” не могли найти более убогого города для своих клиентов и решили, что идеальным местом для сокрытия трусливых свидетелей станет Ковентор – пристанище для душевнобольных.

— Проклятый лед… — выдохнула Ванда с шипением.

— Осень, — пробормотала я, не зная уже, как продолжать разговор. — Дома все хорошо? Никто не обижает?

На вид девушке было лет шестнадцать или того меньше. Она наверняка еще живет с родителями, а, судя по тому, что я успела понять, и ее родители могли оказаться ничуть не адекватнее того же Герберта.

— Некому обижать. Одна живу.

— Совсем? А сколько… тебе лет?

— Семнадцать. Было…

— Было?

— Я не помню когда, — взгляд Ванды задержался на моем лице. Я невольно вжалась спиной в спинку кресла и улыбнулась, превозмогая желание выпроводить девушку из дома. — Мой любимый меня предал…

Я тяжело сглотнула. Мгновенно в Ванде увидела свое отражение. Когда-то и я была такой же: испуганной и жалкой. Я тогда, кажется, даже умывалась не каждый день. Серый цвет лица от недосыпа был моим постоянным спутником.

А губы… Губы Ванды имели синеватый оттенок. Но она замерзла, выскочив на улицу в одном только платье, так что странно, что вся не посинела.

А вот когда я страдала от предательства, то целенаправленно гуляла по морозу в тонкой сорочке. Надеялась смертельно заболеть, и чтобы Ретт, мой милый Ретт, пожалел, что потерял меня.

Какая же я была идиотка.

— Он бросил тебя? — осторожно уточнила я, прислушиваясь к свисту чайника – пора снимать с плиты.

— Бросил. В озеро. Смеялся. Говорил, что… — Ванда зажмурилась и прижала пальцы к вискам, будто справляясь с приступом головной боли. — Не помню, что он еще говорил.

— Я принесу чаю, — проходя мимо Ванды, я коснулась ее плеча. Хотела приободрить легким касанием.

И тут же отдернула руку. Твердое тело Ванды, словно каменное, обдало холодом.

Промерзла совсем. Так и заболеть недолго.

Когда чай был разлит по фарфоровым чашкам, – я достала из шкафа красивый сервиз, не уподобляясь Флимм, – Ванда с благодарностью улыбнулась. Она держала чашку в руках, но пить не спешила. Хмурила светлые тонкие брови, недоуменно смотрела на исходящий паром напиток.

Потом вскинула голову:

— Ромашка?

— Она поможет успокоиться, — кивнула я.

— Никогда не пробовала…

— Где сейчас твой.. кхм, парень?

— Жених. Мы были помолвлены. Не знаю, где он. Наверное, ушел и никогда уже не вернется. Я видела Брона в последний раз когда по его милости барахталась в проруби, пытаясь выбраться на лед. Лед крошился, не позволяя мне зацепиться за него…

Я поперхнулась. Закашлялась до слез, отставила чашку и согнулась пополам. Кашель душил. Воздуха не хватало.

Бегущие шаги остановились возле кресла, и мою голову запрокинули сначала вверх, потом повернули вбок.

Снова Ретт!

— Эй, смотри на меня, — приказным тоном сказал мужчина. — Ада!

— Да чтоб тебя! — мой голос хрипел. — Поперхнулась, только и всего.

Вытерла мокрые глаза, щеки. Снова кашлянула, набрала в грудь воздуха. Способность дышать вернулась.

— Вам пора, — Ретт протянул Ванде еще один плед. — Вот, возьмите и уходите.

— Ретт! — я возмущенно глянула на мужчину. — Девушка продрогла до костей!

— Угу, — буркнул он, помогая Ванде подняться. — Я провожу ее, сиди.

Он увел девчонку из гостиной. Я отпила еще глоток чаю, на этот раз осторожнее – вдруг опять поперхнусь.

Барахталась в проруби… В ноябре. В относительно теплом ноябре.

Больная. Все они здесь больные. Но чем? Действительно что ли, психи? А может, вирус тут какой бродит?

Ерунда какая-то.

Ретт вернулся, хоть я его и не ждала. Принес с собой тряпку, вытер пол. Собрал посуду и унес на кухню, а оттуда крикнул:

— Ты оставила окно открытым, когда уходила. Я его запер и собрал мусор, можешь не беспокоиться об этом.

Да не я о мусоре я беспокоюсь, хотелось заорать мне, но промолчала.

Шесть лет прошло. Столько воды утекло. И та блондинка с оленьими глазами, виснущая на моем мужчине, осталась далеко в прошлом.

Не о мусоре я беспокоюсь. Да и не о тебе, Ретт.

Убедить себя не вышло. До спальни меня преследовал запах его одеколона, и только когда я спряталась под одеяло и накрыла голову подушкой, сумела забыться.

В голове вихрем роились ненужные мысли, и только боль в лодыжке позволяла от них отвлечься. Но когда физическая боль отступала, о себе напоминала душевная.

Даже при том, что я за последние годы отрастила броню и уже не позволяла глупым эмоциям брать верх над разумом, здесь и сейчас эта самая броня не справлялась.

Мне нужен Тирел!

Я выпуталась из одеяла и заглянула в почтовик. Пусто. Захлопнула крышку и открыла снова – ничего.

Хреновое агентство. Здесь клиенты с ума сходят, а ему хоть бы что!

До ночи проворочалась в постели, ожидая, когда Ретт заснет, и я смогу спокойно гулять по дому. В двенадцать, когда Ретт совершенно точно спал, я сползла с кровати. Натянула пальто, так как печи не топились который день, и воздух был ощутимо холодным, подхватила трость и поплелась вниз.

Страдания страданиями, а дом отапливать нужно. Котельную я видела в пристройке к кухне, а вот вход в нее был с улицы. Из холла я выглянула в окно – дождя нет. Только ветер выл, да в лунном свете сверкали снежинки. Скоро зима, а первый снег еще не выпадал. Можно ли считать десяток снежных крупинок за первый снег? Наверное, можно.

Я сошла с крыльца, помогая себе тростью. Не споткнуться бы и не упасть. Зря не озаботилась включением уличных фонарей, но возвращаться уже не стану. До котельной рукой подать.

Шаг, еще шаг. Камни на тропинке местами были выщербленными, и зацепиться за одну из выбоин несложно. Передвигалась я медленно, так и до утра не дойду.

Уже у котельной вспомнила, что дверь должна быть заперта ключом от главного входа, а ключ в моей спальне, и чертыхнулась во весь голос.

— А мама говорила, что это плохое слово, — прозвенел веселый голосок из зарослей малины.

Моя рука, удерживающая трость, невольно вцепилась в набалдашник до побелевших костяшек. По спине пробежал морозец. Уже в который раз.

Может, не жители Ковентора с катушек съехали, а я?

— Кто здесь? — я взглядом поискала ребенка, но в темноте сложно что-либо разглядеть, и тусклый свет луны, прячущейся за снеговыми тучами, не спасал.

— Марта, — отозвался голосок. — Мы с вами уже виделись сегодня.

— Заблудилась?

— Наверное.

Я пожевала губы. Придется отвести девочку домой, ничего не поделать.

— Я провожу тебя, ладно? Выходи, не бойся.

— А я и не боюсь. Но провожать меня не нужно, я здесь побуду.

— Здесь оставаться нельзя. Родители будут волноваться, искать тебя…

— Не будут. Это они меня к вам отправили.

— За… зачем?.. — я устыдилась своего страха перед маленьким ребенком, но два шага к крыльцу сделала.

Марта молчала. Я слышала ее тихое сопение, но почти не улавливала откуда оно доносится. Все-таки из малины… Или из розового куста? Да нет, точно из малины.

— Если ты уверена, что тебя не потеряли, — голос дрогнул, и я откашлялась, — то я пойду. Точно не нужно провожать?

— Точно.

Спорить я не собиралась. В конце концов, Марта живет через один дом от моего, доберется уж как-нибудь.

От волнения я захотела есть. Чем завтракала-то? Только кофе да кусок ветчины. Даже яичницу не доела.

Просторные комнаты при моей больной ноге мне резко разонравились. По холлу ковыляла долго, еще дольше – через гостиную. И только когда показалась арочная дверь на кухню, я расслабленно выдохнула.

До выключателя не дотянулась. Света с улицы было достаточно, чтобы не споткнуться о край ковра, пока буду брести до холодильника.

Вытащила с полок все, что попалось под руку: маринованную рыбу, сыр и ветчину, яйца. Яйца вернула в холодильник, не желая заниматься готовкой.

Я удерживала снедь в свободной руке, а дверцу захлопнула тростью… Чтобы в следующую секунду завопить от ужаса.

Черная огромная тень шагнула от стены и застыла напротив. Я почти потеряла сознание, выронила продукты на пол и приготовилась защищаться.

— Я не стал включать свет, — и голос низкий, с хрипотцой. — Не думал, что встречу здесь тебя.

— Ретт… Придурок, твою мать! — я всхлипнула, с силой сжимая грудь в области сердца. Оно грозилось остановиться. — Зачем подкрадываешься?!

— Хотел помочь, всего-то. Я был за столом, когда ты вошла. Наблюдал, как неуклюже перебираешься по стенке к холодильнику, и подумал…

— Да поняла я, поняла. Черт!

Глубокий вдох, и сердце забилось ровнее. Перепугалась до истерики, так и инфаркт может хватить.

Ретт быстро поднял продукты с пола, отряхнул от пыли и бросил на стол. В темноте я не видела, что он тянется ко мне, и оказалась схвачена под локоть.

— Просто помогу дойти до места, — проговорил Ретт. — Вот так, садись. Свет включим?

— Нет. — Видеть мне его все еще не хотелось.

Я уставилась в окно на мелькающие за стеклом ветки. Ветер усиливался и безжалостно срывал хрупкие листья, чтобы бросить на землю под ноги людям.

С тихим шорохом Ретт открывал упаковки. Подвинул ко мне чашку и налил из заварника кофе.

— Все еще пьешь кофе по ночам? — вырвалось у меня.

Щеки вспыхнули. Зачем я сказала это вслух? Не стоило вспоминать!

— А ты все так же нет? — спустя мгновение спросил мужчина.

Я промолчала, а он добавил:

— Я заварю чай. Ромашковый, верно?

И он помнит.

Темнота спасла меня. Люблю темноту. В ней Ретт не мог видеть, как исказилось мое лицо от боли в сердце. Не мог заметить, как от слез блеснули глаза.

Я правда его любила. Сильнее всего на свете.

А он?

И он любил. Я знаю это. Я верю.

Но почему ушел?

Ноздрей коснулся запах сухой травы – ромашка. Ретт бросил в мою чашку щепотку соцветий и залил их кипятком.

— Чуть правее от тебя столовые приборы, — сказал он негромко, чтобы не нарушить вязкую, я бы даже сказала – интимную тишину.

Моя ладонь скользнула по шершавой древесине и пальцы наткнулись на холодный металл. Нож и вилка. Зачем? Мы едим бутерброды.

Тихонько звякнула тарелка, неосторожно коснувшись кружки с ромашковым чаем.

— Прости… Едва не разбил.

“Разбил”, – почти шепнула я, но вовремя прикусила язык. Прощения за разбитое сердце не попросил, а вот за тарелку – пожалуйста.

Ретт ел неторопливо, как всегда раньше. Я не видела его, но слышала и… чувствовала. Мятный одеколон… Проклятая мята, преследующая меня столько лет.

— Как твоя нога? — простой вопрос, который можно услышать и от незнакомца.

— Уже лучше, спасибо.

— Зачем забралась на крышу?

— Из любопытства, — я пожала плечами, будто он мог увидеть.

— Радио… Ты видела там радио?

— Было какое-то. Стояло на тумбе. Оно нерабочее.

— Было рабочим, — неопределенно ответил Ретт.

И я кивнула. Было когда-то рабочим, и впрямь.

Есть не расхотелось, вопреки всему. Я сунула в рот кусок бутерброда, который для меня приготовил Ретт, и медленно прожевала. Безвкусный. Но не продукты в этом виноваты, просто я перестала чувствовать вкус.

— Я пойду к себе, — сказала я спустя долгие минуты молчания.

Лучше бы не предупреждала. Ретт тут же встал и подхватил меня на руки, оторвав от пола.

Я обвила руками его шею, чтобы не свалиться. Вновь вдохнула мяту, древесный шампунь и чистоту. Прикрыла глаза.

— Отнесу, — сказал он. — Незачем лишний раз напрягать лодыжку.

Уже в спальне я вспомнила, что хотела попросить Ретта затопить котлы. Чтобы убедиться, что он этого не сделал сам, коснулась труб, но они оказались теплыми. К утру нагреются, и в комнате станет даже жарковато.

Отбросила угол одеяла, и моя трость с грохотом упала на пол. Я поморщилась, но не стала ее поднимать – пусть валяется.

По телу пробежали мурашки. Волосы на руках вдруг стали дыбом. С улицы доносился тихий вой, и он становился все громче и громче.

Не волчий, нет… Человеческий.