Глава 8

Наверное, если бы Ретт попытался объясниться или попросить прощения, я бы снова на него наорала. А может, простила. Я не знала, что думать и как поступить.

Но он ушел. Только поднял кружку, небрежно носком вытер лужу и ушел.

Я зарылась лицом в подушку. Слезы душили, и ничего я с ними поделать не могла.

Воспоминания роились в голове, заставляя меня гореть в ярости.

Наше первое свидание. Я тогда торопилась домой из университета, поскользнулась на застывшей луже и влетела в симпатичного парня. Смущаясь, спросила его имя. Ретт – такое красивое…

Домой я в тот день не попала. Мы гуляли, забыв обо всем.

Месяц спустя была первая совместная ночь в его кебе. Спать на сиденьях не удобно, да мы и не спали…

Почти год, а если точнее – триста двадцать четыре дня подряд мы тонули в любви друг друга. Я не могла и дня прожить без него, а он без меня…

А потом, прямо на Рождество, когда я носилась по торговой улочке в поисках подарка для любимого, забежала в ресторанчик всего на минутку, чтобы быстро выпить чаю и согреться.

За столиком в темном углу сидел Ретт. А напротив него умопомрачительной красоты блондинка. Она смеялась. Поправляла локоны, держала моего мужчину за руку.

Я уже видела ее раньше. Спрашивала о ней Ретта, а он говорил, что Лилиана только подруга. Они знакомы с самого детства, и их родители дружат многие годы.

Не помню, как я тогда добралась до дома. Всё слилось в одну большую снеговую тучу.

С того дня мы с Реттом не виделись. Не говорили. Он ничего не объяснил. Просто ушел. Как будто его и не было.

Несколько долгих месяцев тоски я пережила, едва не свихнувшись. Ежедневные рыдания до тошноты. Частенько меня выворачивало, где придется. И боль душевная переросла в физическую… Доктора, больницы, лекарства.

Не помню, как я справилась. И даже получила диплом. С отвратительными оценками, но все же.

Несколько лет спустя в моей жизни появился Дерел. Мы учились вместе с первого курса, но я его тогда не замечала. А он, как оказалось, испытывал ко мне чувства.

Я вышла замуж через месяц. Не по любви. Я Дерела не то что не любила, просто… уважала, наверное. Как друга. И даже когда он после свадьбы превратился в тирана, мне было настолько всё равно, что и разводиться не спешила.

Просто ждала чего-то… А чего? Сама не знаю.

Я почти привыкла, что Ретта в моей жизни больше никогда не будет. А будет Дерел или другие. Неважно кто, мне все равно ни один не подходил.

Жила по инерции. Двигалась на автомате. Я, кажется, даже есть частенько забывала.

И вот…

Ретт вернулся. Не ко мне, конечно, но мы заперты в одном доме наедине друг с другом. Я не могу с ним говорить, не могу его слышать. И боль, давно потухшая, вспыхнула с новой силой.

Мне хочется узнать, почему он тогда ушел, но даже этого сделать не могу. Не хватает сил. Страшно услышать ответ.

А сам он объясняться не спешит, словно ничего не произошло.

Мягкие шаги остановились у дивана. Теплая пушистая ткань опустилась на меня – плед.

Ретт поправил мои волосы… Зачем? Я даже не дернулась. Так и лежала лицом в подушку.

— Ада…

Тихий бархатистый голос всегда звучал так сладко, когда Ретт называл мое имя. Вот и сейчас.

— Ты имела право узнать правду еще тогда.

Я распахнула глаза и подняла голову так, чтобы смотреть в окно. Ретт стоял сбоку и не мог видеть моего лица.

— Я не должен был говорить тебе. Понимаешь? Сейчас мы можем обсудить прошлое, но… Хочешь ли ты? Все эти годы я читал твои статьи в журнале. Через каждое твое слово пытался понять, как ты живешь, что чувствуешь. Встретиться с тобой было нельзя, объясниться – тоже, но я стремился быть как можно ближе, и…

— Не хочу ничего слышать, — гнусаво пробормотала я. Нос заложило. Проклятье! — Оставь меня в покое, Ретт Уилсон. Ты никогда не чувствовал и капли той боли, что мне пришлось пережить.

— Зря ты так думаешь…

— Уйди. По-хорошему прошу, уйди и больше никогда не попадайся мне на глаза!

Мне не нужны были ответы. Только не сейчас. Уже не нужны. Если бы Ретт объявился год или два назад, я бы выслушала его. Возможно, закатила истерику. Может быть, даже ударила. И обязательно выслушала.

Но теперь не было никакого смысла в разговоре.

Я дождалась, когда он покинет гостиную, и ушла на кухню.

Заварила ромашковый чай. Подумав, бросила в кипяток щепотку мяты.

Подумав еще, вылила чай и плеснула в бокал виски из запылившейся бутылки, припрятанный организацией в одном из шкафов. Это они молодцы. За такое не жалко и переплатить.

Алкоголь я не любила. И даже в те годы мучений не выпила ни капли, но сейчас глотнула обжигающий напиток в надежде заглушить тупую боль. Закашлялась, хватанула ртом воздух и отставила бокал. Я допью, но нужно перекусить.

Ретта больше не увижу. Сегодня уж точно. Вряд ли он настолько идиот, чтобы лезть под горячую руку. Сковороды висели над плитой ровненько, и схватить с петли одну из них дело двух секунд, и еще секунда, чтобы размахнуться. А они тяжелые…

Наспех пожарила два яйца, неаккуратно отрезала несколько кусков ветчины и отломила хлеб. Хлеба, кстати, надо будет купить. Этот не останется свежим надолго.

Тарелка со звоном опустилась на стол. Слишком грубо я ее бросила. Жевала быстро, не чувствуя вкуса, и когда тарелка опустела, я допила содержимое бокала.

Огонь распространился по телу в мгновение ока, и сил прибавилось. Спать, вопреки ожиданиям, не потянуло. Захотелось выйти на свежий воздух. Прогуляюсь, поищу магазин.

Да что угодно, лишь бы не оставаться в доме с Реттом.

Небо заволокло сизыми тучами, и на Ковентор опустился сумрак. От очаровательной золотой осени почти ничего не осталось. Всего за одну ночь листья облетели и ковром устлали землю, а сквозь обнаженные ветви деревьев можно было разглядеть сад каждого дома.

Чем я и занималась. Медленно брела по улице к центру города, озираясь по сторонам, в надежде наткнуться на горожанина, который был бы хоть чуточку обычным, в отличие от моих соседей.

Дворы у многих заросшие, кроме одного: симпатичный маленький домик, что ютился в переулке между квартирными зданиями, был окружен ухоженной территорией.

Женщина, лет пятидесяти на вид, в старом, но чистом пальто, и сапогах по колено, рылась в земле. Цветов в клумбе, конечно же, уже не было – только сухие стебли, уснувшие на зиму. Может, удобряет корни или что-то вроде… Не знаю, да и никогда я не разбиралась в садоводстве.

Я искала взглядом вывески. Аптека, ателье, обувной салон и магазин кухонных гарнитуров. В последний я заглянула, убедилась, что товаром он не располагает, и вышла. Из любопытства вернулась к аптеке.

Полупустые полки. Упаковки с лекарствами, какие остались, покрыты пылью. Девица в сером халате сидит за прилавком и бездумно смотрит в окно. Она и головы не повернула, когда я вошла.

Тишина, царящая на улицах города, наталкивала на нехорошие мысли. Какие именно – сама не знаю, не могла уловить ни одной. Но чем дальше вглубь я забиралась, тем беспокойнее становилось на сердце.

Пожилая пара медленно пересекла дорогу. Они появились из проулка незаметно, держались за руки и о чем-то тихонько переговаривались. Стоило мне отвернуться, как оба исчезли. Вошли вон в тот подъезд, наверное, где дверь настежь.

Продуктовый магазин обнаружился на площади. Круглой и пустой.

Звякнул ветряной колокольчик под скрип двери, и я очутилась в сыростью пахнущем помещении, где освещение давала только небольшая керосиновая лампа в углу.

Забитые упаковками полки порадовали, но рано.

Продавец – мужчина лет сорока, взглянул на меня настороженно, а потом в его взгляде пропали эмоции. Будто куски льда в глазницах. Я уже почти привыкла. У всех местных такие пустые глаза. Растрепанные, нечесаные волосы свисают прядями. Сухие, бескровные губы. И кожа… Сероватая, чуть синюшная, несвежая.

Я вздрогнула, зацепившись за эту мысль, и тряхнула головой, прогоняя ее. Придумаю тоже!

— Мне нужен хлеб, — я не стала рассматривать ассортимент.

— Белый или черный? — голос продавца хрипел, как у курильщика со стажем. Впрочем, удушливый запах табака встретил меня еще на входе.

— Черный.

На прилавок легла буханка, упакованная в коричневую бумагу. Я расплатилась мелочью и вышла на улицу.

Кристально чистый воздух, каким не напиться, охладил кожу. Я подставила лицо ветерку и глубоко вдохнула. Хорошо здесь. Спокойно.

Но как-то слишком уж тихо. Как на кладбище.

Усмехнувшись своим мыслям, перешла дорогу. Я видела в той стороне уютную аллею со скамейками, а домой все равно не хотелось.

Отсюда и до захоронений было недалеко, а сразу за ними – станция. Тирел мне так и не ответил, но может, у поезда есть расписание? Не ходит ведь он сюда раз в месяц, верно?

Устроилась на скамейке, и, как в детстве, сунула руку в пакет, чтобы отломить краюшку…

Пальцы стукнулись обо что-то твердое и мшистое. Нахмурившись, я разорвала бумагу.

Сине-зеленая плесень покрывала буханку полностью. Топорщилась, словно шерсть.

Поморщившись, я выбросила ее в мусорку, и запоздало подумала, что надо было вернуться в магазин. Три пенса не лишние, а продавать порченую продукцию вообще незаконно.

— Недавно приехали? — хриплый голос раздался за спиной, и я вздрогнула.

Немолодой мужчина в сером пальто. Черными, с проседью волосами… и обычным цветом лица!

Я обрадованно кивнула и улыбнулась.

— Два дня здесь живу. А вы? — Почему я это спросила? Только потому что он не похож на местных?

Но, черт возьми, его глаза такие… живые! И говорит он, не заикаясь.

— Третий месяц.

— Садитесь, — я подвинулась и убрала трость на другой край скамейки.

Незнакомец благодарно кивнул и сел.

— Хлеб, — заметил он, — испорченный. Я тоже такой купил.

— Пожаловаться бы, — проворчала я, кутаясь в пальто. Сегодня намного теплее, но ветер пробирал до костей.

— Так некому. А вы одна здесь?

— С мужем, — я скривилась, вспомнив о Ретте. — У нас медовый месяц.

— Но гуляете одна…

— Вышла в магазин, и только. А вы? — Я, помня о том, что в Ковентор новые жители приезжают разве что от организации по защите свидетелей, посмотрела на мужчину другими глазами. От кого он прячется? Или не прячется? Мог же он просто приехать сюда, чтобы жить в спокойном месте? Наверное, мог. Ковентор красивый, несмотря на свою неухоженность.

— Можно сказать, сбежал от прошлого, — усмехнулся он. — Я Лэнд, кстати.

— Аделаида. Можно просто – Ада. Нравится вам городок?

— Спокойный. Даже слишком. Разве что жители… Слегка странные.

— Да не слегка, — вздохнула я и рассмеялась. Как же приятно наконец поговорить с кем-то, кто понимает! — Мой сосед, Герберт, жалуется на боль в груди. Якобы его проткнули вилами. Представляете?

— Фантомная боль, — Лэнд сдвинул брови к переносице. — У психически нездоровых людей такое бывает. Иногда им кажется, что у них под кожей живут насекомые. Знавал я одного… Так он расцарапал себя в кровь, занес ногтями инфекцию и умер.

— Кошмар! Герберт вроде просто жалуется, да к доктору бегает. Каждый день, похоже.

— И мне не посчастливилось познакомиться с местным докторишкой. Контуженый, что ли…

— Тоже заметили?

— А то!

Я усмехнулась. Мы помолчали каждый о своем, любуясь спящей природой. Порыв ветра с шуршанием прогнал сухой кленовый лист по вымощенной тропинке. По стволу осины скользнула белка и скрылась в ветвях.

— А вы… — я осеклась. Не стоит спрашивать человека, по какой такой причине его угораздило поехать в Ковентор. Так что я быстро исправилась: — Надолго сюда?

— Думал, что насовсем. А теперь не уверен. Поезд приходит дважды в месяц, и этого мало. Продовольствием Ковентор не богат. В магазине старье протухшее, в аптеке шаром покати. Электричество работает с перебоями, водоснабжение… Город заброшенный, в таком не выжить.

— Вы правы. Так значит, возвращаетесь домой?

— Вроде того. Со следующим поездом уеду.

“И я бы хотела”, — подумала я, но вслух говорить не стала. Встретимся на станции через полторы недели.

То, что я тоже уеду следующим поездом, было решено. Тирел молчит, но это же не значит, что я не могу вернуться сама? Главное, без Ретта. От кого бы мой бывший здесь ни прятался, пусть прячется и дальше.

На минутку подумала, что Ретт сбежал от своей блондинки. Достала семейная жизнь?

Лэнд попрощался и двинулся вглубь аллеи.

Я смотрела ему вслед и размышляла о том, что надо бы разузнать о местных хоть у кого-то. Сделать это проще всего, устроившись на работу. Тирел говорил, что требуются лишние руки для уборки улиц? Вот и отлично. Этому городку не помешает уборка.

Слишком всё странным было вокруг. И тишина, давящая. И люди… Как они живут? Почему выглядят так, словно всю жизнь не видели солнца? И почему так много сумасшедших на одном клочке земли?

Герберт и Ванда определенно больны, об этом и думать нечего. Льюис контужен – а если нет, то что с ним? Флимм… У нее старческий маразм, этому есть объяснение. А дети? Что не так с детьми? Вот с ними как раз всё так… Кроме такого же сероватого цвета лица, как у остальных соседей.

Пугающая догадка, что город заражен, нависла надо мной грозовой тучей. Если здесь и впрямь какой вирус, а “Волк и Заяц” продолжают отправлять сюда клиентов, одним только материальным ущербом они не отделаются.

Загрузка...